14. Угроза терроризма и ответ Кремля

14. Угроза терроризма и ответ Кремля

ПОСЛЕ «НОРД-ОСТА» И БЕСЛАНА родственники погибших, журналисты, политики и общественные организации призывали провести парламентское расследование терактов и ответных действий спецслужб.

Во время захвата заложников на Дубровке вице-спикер Государственной Думы и один из лидеров СПС Ирина Хакамада была в числе тех, с кем террористы захотели общаться в здании театра. Она понимала, что с ними будет очень трудно договориться: «Знаете, мне показалось, что они смертники не по словам, а по глазам. Я посмотрела в их глаза и почувствовала, что они действительно внутренне готовы, если придется, идти на смерть». Хакамада настаивала, чтобы они отпустили детей: «Я хотела детишек оттуда вытащить… И стала уговаривать их, объяснять, что дети-то тут совсем уж ни при чем… И мне показалось, что одного из них мне уже удалось сломать: я увидела, что его глаза заблестели, он мне стал рассказывать, что у него тоже маленькие дети… Но тут пришел их главный и оборвал: “Все, не раздражайте меня вашими просьбами!”»¹

После штурма театра и гибели 130 заложников, большая часть из которых отравилась газом, Хакамада и другие депутаты из СПС настаивали на парламентском расследовании. Борис Немцов, еще один лидер СПС, надеялся, что такое расследование даст четкие ответы на три главных вопроса: Каким образом вооруженные бандиты оказались в центре Москвы? Насколько своевременной и полной была медицинская помощь освобожденным заложникам? Почему власти скрывают эту информацию?

29 октября, через несколько дней после штурма «Норд-Оста», Хакамада потребовала полноценного парламентского расследования трагедии. «Мы никого не обвиняем, но необходимо расследование — как государственное, в рамках уголовного дела, так и парламентское», — сказала она². Но только 44 депутата из 441 поддержали ее требование. Лидер прокремлевской парламентской фракции Вячеслав Володин назвал предложение Хакамады «несвоевременным», заявив: «Любые параллельные шаги, предпринимаемые до официального завершения расследования причин и обстоятельств теракта, можно расценить лишь как повод для саморекламы и попытку заработать политические дивиденды на горе людей»³.

Инициатива провалилась еще и потому, что ее не поддержало «Яблоко», еще одна демократическая фракция ГосДумы. 29 октября Путин пригласил лидера «Яблока» Григория Явлинского в Кремль и поблагодарил его за поддержку, оказанную властям во время событий на Дубровке: «Вы один из тех, кто принимал участие, сыграл весьма положительную роль и, в отличие от многих других, не делал себе из этого пиара»⁴.

Тогда СПС решил сформировать собственную комиссию по расследованию. В течение нескольких дней комиссия опрашивала участников событий и экспертов. Результаты расследования были опубликованы 20 ноября — в основном они касались медицинских аспектов применения фентанила. Один из спасателей рассказывал: «Никто не предупредил нас о том, что мы внутри увидим. Мы просто знали, что там много пострадавших. О том, что там применялся газ и надо брать с собой какие-то средства индивидуальной защиты, нам, естественно, никто не сказал. Мы вынуждены были оценивать состояние пострадавших самостоятельно». В Заключении комиссии говорилось: «Основной причиной увеличения числа жертв среди спасенных в ходе штурма заложников стала халатность должностных лиц, которые отвечали за организацию первой помощи пострадавшим, их транспортировку в стационары, а также за общую координацию действий по спасению людей после штурма». В числе прочих причин гибели людей специалисты назвали неправильное положение тела пострадавших, а именно их размещение «в положении на спине (вместо положения на боку или на животе), что приводит к смерти от механической асфиксии в результате западания языка и аспирации»⁵.

Власти открыли уголовное дело по факту теракта, где расследовалась подготовка террористами захвата заложников, но никаких попыток установить, правильно ли действовали спецслужбы и органы власти, предпринято не было. Родственники жертв теракта делали все возможное, чтобы выяснить, что же все-таки на самом деле произошло, но тщетно.

В попытке получить от государства хоть что-то они обратились в суды с исками о выплате компенсаций, но их обвинили в стремлении нажиться на трагедии. В конце концов, кроме компенсации стоимости личных вещей погибших родственников, им так и не удалось ничего добиться.

Павел Финогенов, брат которого умер от отравления газом, сказал Ирине Бороган в интервью: «Власть не делает ничего, чтобы дать нам хоть крупицу информации о том, почему погибли наши родные и кто в этом виноват».

Финогенов и еще несколько родственников жертв теракта обратились в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. «Идет огромное давление со стороны высшей власти, администрации президента на прокуратуру и всех людей, вовлеченных в процесс расследования теракта, — рассказывал Финогенов. — Установка — не давать никакой информации»⁶.

Родственники жертв «Норд-Оста» создали свою собственную комиссию. Вот к какому выводу они пришли: «Отсутствие беспристрастной правовой оценки действий спецслужб, организации и проведения спасательных работ, сокрытие важных для расследования фактов случившегося в “Норд-Осте”, возможно, и привело к еще более страшной трагедии в Беслане»⁷.

Давления общественности и СМИ оказалось недостаточно, чтобы добиться полноценного расследования теракта на Дубровке и выяснить, кто принял решение об использовании газа и несет ответственность за гибель заложников. Спецслужбы и Кремль не хотели такого расследования — оно и не состоялось.

ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА после событий в Беслане ситуация первое время развивалась по тому же сценарию. Несмотря на призывы к проведению парламентского расследования, 7 сентября 2004 года на специальной пресс-конференции Путин сказал, что достаточно провести внутреннее расследование трагедии. На вопрос о парламентском расследовании он ответил: «Такое расследование может стать очередным политическим шоу»⁸.

Но массовые протесты в Северной Осетии все же вынудили Путина согласиться на создание комиссии Совета Федерации по расследованию обстоятельств теракта в Беслане. Поначалу речь шла о небольшой группе сенаторов, но спикер Государственной Думы Борис Грызлов объявил о создании отдельной думской комиссии. В конце концов 20 сентября парламентская комиссия в составе 11 сенаторов и 10 депутатов Думы была сформирована. Возглавил ее Александр Торшин, вице-спикер Совета Федерации, в прошлом — партийный функционер. Отчет комиссии был обнародован только через два года, в декабре 2006-го. В значительной степени он повторял официальную версию, одобряя все проведенные властями реформы системы борьбы с терроризмом.

Комиссия пришла к выводу, что спецслужбы действовали правильно и приняли «необходимые меры, направленные на сохранение здоровья и жизни людей и минимизацию последствий террористического акта». Единственными просчетами, которые обнаружила комиссия, были лишь некоторые организационные моменты работы оперативного штаба, в который не вошли президент Северной Осетии, спикер парламента и министр внутренних дел республики, а также плохо организованная работа по информированию населения.

Но родственники жертв Беслана продолжали требовать независимого расследования и наказания виновных в спецслужбах. В сентябре 2005 года, через год после бесланской трагедии, Путин пригласил на встречу в Москву пятерых родственников заложников. Беседа с президентом длилась 2 часа 45 минут.

Как рассказали позднее участники встречи, они спросили Путина, должен ли ответить за случившееся директор ФСБ Патрушев, министр внутренних дел Нургалиев и силовые структуры вообще. Один из приглашенных, Азамат Сабанов, задал Путину прямой вопрос, не следует ли руководителям спецслужб подать в отставку. Путин признал, что по-человечески это нужно было бы сделать. «Если бы я был на их месте, так бы и сделал», — сказал он. Однако ни Патрушева, ни Нургалиева в отставку не отправили.

Аннета Гадиева, еще одна участница встречи, поинтересовалась у Путина, уволен ли Валерий Андреев, возглавлявший во время бесланских событий оперативный штаб. «Вы отстранили Андреева?» — спросила она. «Да. Мы сняли его с оперативной работы». Женщина не унималась: «Почему тогда его повысили в звании и дали новую должность? Он теперь заместитель ректора в академии ФСБ. Чему он может научить?» Когда еще один собеседник вновь поднял вопрос о судьбе Андреева, Путин ответил кратко: «Я разберусь».

Несмотря на значительное давление со стороны общественности, ни один из сотрудников спецслужб не понес наказания за очевидные промахи в координации действий силовиков во время штурма бесланской школы.

26 декабря 2005 года заместитель генерального прокурора Николай Шепель заявил, что расследование, проведенное прокуратурой, не выявило никаких ошибок в действиях спецслужб по освобождению заложников⁹. Но люди, особенно в Северной Осетии, не успокаивались, и властям все же пришлось найти козлов отпущения — ими стали три младших офицера местной милиции Мирослав Айдаров, Таймураз Муртазов и Гурам Дряев. Всем троим было предъявлено обвинение в преступной халатности, все трое вышли на свободу по амнистии в мае 2007 года¹⁰.

В ИЮНЕ 2007 ГОДА в Национальном антитеррористическом комитете (НАК) была создана специальная рабочая группа по противодействию «идеологии терроризма». 24 апреля 2008 года тогдашний директор ФСБ и глава НАК Николай Патрушев утвердил план работы нового подразделения. Мы нашли копию этого документа, в общих чертах намечающего основные принципы работы спецслужб с 2008 по 2012 год. Помимо прочего, в плане упоминаются специальные учебные курсы «Бастион», предназначенные для журналистов, освещающих теракты и контртеррористические мероприятия.

По нашему мнению, этот учебный курс, составленный спецслужбами, — не что иное, как промывание мозгов и попытка ограничить работу журналистов на месте террористических актов и в зоне проведения спецопераций. В МВД официально заявляли, что журналистов, не прошедших обучение на этих курсах, могут не допустить в зоны спецопераций, поскольку количество журналистских аккредитаций ограничено и приоритет будет отдаваться слушателям курсов «Бастион».

План, утвержденный Патрушевым, эти подозрения подтвердил.

Согласно этому документу, спецслужбы должны «разработать порядок итоговой аттестации представителей средств массовой информации, завершивших обучение на данных курсах, с вручением соответствующего удостоверения (свидетельства), которое будет являться основанием для аккредитации журналиста при оперативном штабе в случае проведения контртеррористической операции». Это противоречит российскому закону о СМИ, в котором нет упоминания о каких бы то ни было курсах как условии получения журналистской аккредитации.

Этот документ содержит также предписание ФСБ, СВР, Минобороны и другим ведомствам представить адекватный ответ «акциям антироссийского характера», проводимым за рубежом пропагандистскими центрами террористических организаций, «в том числе по упреждению проведения “международного общественного трибунала по военным преступлениям в Чечне” в г. Берлине». Идея трибунала выдвигалась депутатами немецкого парламента в середине 2000-х годов¹¹.

НА ПРОТЯЖЕНИИ ДВУХ десятилетий руководство спецслужб снова и снова возлагало ответственность за действия боевиков и террористов на Северном Кавказе на какие-то внешние силы, будь то «Аль-Каида», арабские экстремисты, или зарубежные службы разведки, оказывающие содействие повстанцам.

После терактов 11 сентября в США директор ФСБ заявил, что Чечня — второй фронт борьбы с «Аль-Каидой» и что самые кровавые террористические акты финансировались арабами¹². Двух известных арабских боевиков, воевавших в Чечне, Эмира Хаттаба и Абу Аль-Валида, обвинили в организации взрывов домов в Москве в сентябре 1999 года¹³. ФСБ сообщила, что Абу Аль-Валид получил 4,5 миллиона долларов за теракт в московском метро в 2004 году¹⁴. В октябре 2004-го представитель пресс-службы ФСБ на Северном Кавказе заявил, что «Аль-Каида» и «Братья-мусульмане» являются основной причиной напряженности в Чечне¹⁵.

Между тем сосредоточенность спецслужб на внешнем враге как на главной причине террористической активности не выдерживает серьезной критики. Арабы действительно присутствовали в Чечне, но они всегда действовали под началом чеченских полевых командиров. Разработчиком и идейным вдохновителем тактики, применяемой террористами в России, был Шамиль Басаев. Партизанская война была, безусловно, его стихией, однако больше всего он проявил себя в проведении операций по захвату заложников.

Когда в ноябре 1991 года чеченский президент Джохар Дудаев в одностороннем порядке провозгласил независимость Чечни, Борис Ельцин ввел в республике чрезвычайное положение и подтянул войска к границе с Чечней. В ответ Басаев (тогда ему было 26 лет) с двумя друзьями захватил самолет, взлетевший из Минвод, приказал пилотам взять курс на Анкару и обещал взорвать самолет, если чрезвычайное положение не будет отменено. В Турции ситуация разрешилась без жертв, Басаеву позволили вернуться в Чечню.

В течение следующих 15 лет он имел отношение ко многим крупным терактам. И самыми кровавыми и ужасными террористическими актами на российской территории были не подрывы смертников, а захваты заложников: вспомним больницу в Буденновске (1995), Кизляр и Первомайское (1996), театральный центр в Москве (2002), школу в Беслане (2004) — все эти акции были организованы Басаевым.

В начале 2000-х годов чеченские террористы стали использовать смертников, однако их тактика отличалась от методов «Аль-Каиды». В России действовали в основном женщины-шахидки. Судя по всему, смертницы — это ноу-хау Басаева, и он начал это делать еще до того, как первая такая женщина взорвалась в Палестине.

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 2000-х Кремль пришел к новой концепции борьбы с терроризмом, при которой критичным в теракте является не количество жертв, а угроза политической стабильности.

Подписанный Борисом Ельциным в 1998 году закон «О борьбе с терроризмом» следующим образом определял терроризм:

— Насилие или угроза его применения в отношении физических лиц или организаций, а также уничтожение (повреждение) или угроза уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающие опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий, осуществляемые в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения, или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов; посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность¹⁶.

Но в 2006 году закон 1998 года был пересмотрен. Его новая версия называлась «О противодействии терроризму» и предлагала принципиально иную трактовку этого термина:

— Терроризм — идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий¹⁷.

Новая концепция рассматривает терроризм как действие, направленное против государства, в то время как раньше речь шла о действиях против граждан. Стоит вспомнить, что полное название контртеррористического подразделения ФСБ выглядит следующим образом: «Служба по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом», при этом под термином «конституционный строй» понимается существующий в стране политический режим.

Во время правления Путина при слабой политической оппозиции и прессе российские спецслужбы не боялись обвинений в некомпетентности. Единственным клиентом, которому надо было угодить, был Путин. Хроника провалов ФСБ и реакция Кремля на эти провалы показывает, где проходит красная линия: если теракт привел к человеческим жертвам, но не представлял угрозы власти, то генералов прощали. Однако если теракт ставил под угрозу политическую стабильность в стране или отдельном регионе, виновные должны быть установлены и наказаны, даже если они занимали самые высокие посты в ФСБ.

Захват заложников на спектакле «Норд-Ост» в 2002 году никак не повлиял на позиции Кремля, поэтому генералы ФСБ не только избежали наказания, но еще и получили награды. Виктор Захаров, глава Управления ФСБ по Москве, ответственный за предотвращение терактов в столице, получил звание генерал-полковника, а директору ФСБ Патрушеву вручили высшую награду страны¹⁸.

Помимо генералов, награждены были 35 депутатов Московской городской Думы. В феврале 2003 года на торжественной церемонии в здании Мосгордумы каждому депутату вручили памятный знак «Участнику спецоперации» за помощь во время теракта в театральном центре на Дубровке¹⁹. Первым получил награду тогдашний мэр Москвы Юрий Лужков.

После захвата заложников в Беслане начальник местного управления ФСБ Валерий Андреев был отстранен от должности, но с повышением — переведен в Москву в Академию спецслужбы на должность заместителя ректора. Московские генералы, присутствовавшие на захвате, сохранили свои должности.

Однако совсем иначе Кремль отреагировал на рейд боевиков на Ингушетию в июне 2004-го, когда боевики ненадолго захватили власть в целом регионе. В этот раз Путин быстро принял жесткие решения: 19 июля он уволил Анатолия Ежкова, заместителя директора ФСБ и главу Регионального оперативного штаба на Северном Кавказе, Вячеслава Тихомирова, командующего внутренними войсками МВД России, и Михаила Лабунца, командующего внутренними войсками МВД по Северокавказскому округу²⁰. В течение месяца еще один высокопоставленный генерал ФСБ, Александр Жданьков, был тихо снят с должности начальника Департамента по борьбе с терроризмом, а ближе к концу 2004 года руководитель УФСБ по Ингушетии Сергей Коряков был переведен на работу в Сибирь²¹.

Директор ФСБ Патрушев получил звание генерала армии в июле 2001 года. Это было очень значительным достижением для ведомства. В 1990-е годы это звание присваивалось очень немногим, и далеко не все директора ФСБ удостоились его; сам Путин на посту главы ФСБ так и не стал генералом.

При Андропове КГБ поставил своеобразный рекорд: в рядах ведомства одновременно служили четыре генерала армии. Рекорд был повторен при Путине. В мае 2005-го это звание получил Проничев, замдиректора ФСБ и руководитель Погранслужбы, возглавлявший оперативный штаб во время событий на Дубровке. В декабре 2005-го генералом армии стал Сергей Смирнов, первый замдиректора ФСБ. В марте 2007-го в генералы армии были произведены сразу два замдиректора ФСБ — руководитель Службы экономической безопасности Александр Бортников и Олег Сыромолотов из контрразведки²². К этому моменту ФСБ получила четырех генералов армии, в то время как в военной разведке был один генерал армии, а в МВД — два.

В РОССИИ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ, как правило, очень мало знает о преступлениях, совершаемых офицерами ФСБ. Ведомство не допускает никаких внешних расследований без участия собственных представителей.

В 1990-е годы во всех российских спецслужбах были созданы службы собственной безопасности, когда на волне создания новых структур удалось убедить президента, что лучше всего спецслужбу будет контролировать только она сама. ФСБ (тогда еще известная под именем ФСК) тоже создала такую службу — в 1992 году²³.

В результате сложилась практика, что если преступление сотрудника ФСБ обнаружили оперативники МВД, они обязаны сообщить об этом руководству спецслужбы. ФСБ должна быть поставлена в известность о происходящем с самого начала — ведь арест подозреваемого проводится совместно оперативниками МВД и людьми из управления собственной безопасности ФСБ²⁴.

Единственным органом, наделенным полномочиями внешнего контроля над деятельностью спецслужб, является Генеральная прокуратура, осуществляющая надзор за всеми спецслужбами, включая ФСБ. Однако права прокуратуры были ограничены с самого начала — законом, принятым в феврале 1995 г., в котором есть следующий пункт:

— Сведения о лицах, оказывающих или оказывавших органам федеральной службы безопасности содействие на конфиденциальной основе, а также об организации, о тактике, методах и средствах осуществления деятельности органов федеральной службы безопасности в предмет прокурорского надзора не входят²⁵.

Еще больше полномочия Генеральной прокуратуры в отношении ФСБ ограничили в апреле 2002 года, когда генпрокурор Владимир Устинов и директор ФСБ Патрушев подписали совместное Указание № 20–27, устанавливающее новые границы прокурорского надзора. В документе подчеркивалось, что «надзор должен в равной степени обеспечить не только гарантии соблюдения прав человека… но и… порядок организации и проведения оперативно-розыскных мероприятий».

Кроме того, предписывалось «оперативно-служебные материалы и иные документы изучать в установленном нормативными актами порядке ведения секретного делопроизводства, как правило, в помещениях органов Федеральной службы безопасности, отвечающих требованиям режима секретности. Истребование таких материалов в прокуратуру производить в исключительных случаях»²⁶.

И февраля 2006 года Путин подписал новый указ — о внесении изменений в перечень сведений, отнесенных к государственной тайне. Если в старом перечне было 87 пунктов, то в новом — уже 113. Три новых пункта (№№ 90, 91 и 92) относили к гостайне сведения, раскрывающие принадлежность лиц к кадровому составу разведки, контрразведки и подразделений по борьбе с организованной преступностью. Подразумевалось, что эти ограничения направлены на защиту безопасности офицеров, внедренных в преступные или террористические группировки, однако вскоре им нашлось иное применение.

В 2007 году авторы этой книги готовили к публикации в «Новой газете» статью, посвященную системе учета преступлений, совершенных сотрудниками российских спецслужб. Мы направили официальный запрос в Главную военную прокуратуру, запросив статистику по уголовным делам, в которых в качестве обвиняемых фигурируют сотрудники ФСБ, ФСО и СВР.

Об именах речи не шло — нам нужна была только статистика о характере преступной деятельности. В ответ мы получили письмо из Военной прокуратуры, в котором говорилось, что «запрашиваемая информация в соответствии с п. 3 ч. 2 ст. 4 Закона о гостайне и п.п. 90–92 Перечня сведений, отнесенных к гостайне, составляет государственную тайну, в связи с чем предоставлена быть не может». С тем же запросом мы обратились и в Московский окружной военный суд, председатель которого, Александр Безнасюк, ответил, что интересующие нас статистические данные о судимости военнослужащих ФСБ, ФСО и СВР «являются сведениями, имеющими гриф “Совершенно секретно”». Генерал Безнасюк пояснил, что «в соответствии с ведомственными нормативными правовыми актами, регулирующими порядок ведения секретного делопроизводства, сотрудники суда, допущенные к пользованию указанными материалами, не вправе разглашать их лицам, не имеющим соответствующей формы допуска»²⁷.

В конце концов статья была напечатана, но без информации, которую мы искали.

В ПЕРВОМ СВОЕМ выступлении в качестве президента РФ — в Послании Федеральному Собранию — Путин заявил: «Мы настаиваем на единственной диктатуре — диктатуре Закона»²⁸. Прошло восемь лет, и Дмитрий Медведев, сменивший Путина на президентском посту, в своей инаугурационной речи произнес: «Мы обязаны добиться истинного уважения к закону, преодолеть правовой нигилизм»²⁹. Обе цитаты указывают на одну из самых больших неудач реформ двух последних десятилетий, признавая, что все попытки установить верховенство закона в постсоветской России пока провалились. Советский Союз был государством, жившим по правилам, которые определяла партия. Россия после 1991 года попыталась пойти по другому пути: строить демократию, основанную на верховенстве закона, — государство, в котором все будут подчиняться единым правилам, в котором не будет избирательного применения правосудия и силы выше закона.

За постсоветские годы было принято много новых законов, регулирующих новую экономику, работу органов власти и борьбу с преступностью. Но утвердить верховенство закона оказалось невероятно сложно. Для решения этой задачи необходимо, в том числе, и определить роль спецслужб, которые должны стоять на страже закона и бороться с его нарушениями. Сами спецслужбы не смогли справиться с этой задачей. Они по-прежнему избегают внешнего контроля и служат скорее агентами государства, чем представителями закона.