О критике

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О критике

— Какие претензии предъявляют вам противники «концепции Суворова»?

— Мои критики, когда хотят мне возразить, выбирают обычно два варианта.

Первый вариант — сразу переходят на личности, на что я не отвечаю.

Второй вариант — вопрос: «А где же документ?»

На это я недавно нашел очень мощный ответ. Недра государства российского принадлежат народу в соответствии с конституцией. Добываемые ископаемые тоже как бы народу принадлежат и добываются государственной фирмой «Газпром» и всякими нефтяными компаниями, которые тоже достаточно плотно контролируются государством и которые обкладываются достаточно мощным налогом. Но все вырученные деньги исчезают в какой-то швейцарской компании «Ганвор» — там даже вор присутствует в названии этой фирмы. Кто является начальником? Многие догадываются. Я тоже догадываюсь. Документа о том, кто там реальный начальник, у меня нет. И никто точно не знает, кому эта фирма в действительности принадлежит, кто эти миллиарды под себя подгребает.

Так вот, если нет об этом документа, разве из это следует, что у этой фирмы нет владельца? И если нам никогда не откроют документ, значит ли это, что деньги просто куда-то кладутся и бесследно исчезают?

Если нет документа, то стоит мозгами своими поработать и сообразить, кто же все-таки за всем этим стоит.

— Главный аргумент в пользу того, что Сталин готовил нападение на Европу, это, конечно, не приказ о нападении, который, может быть, и не найдут никогда, а доказанный факт подготовки к нападению.

— Мне-то это ясно, мне не нужны особенные документы. Во-первых, они могли быть уничтожены, во-вторых, не все документы кладутся в архив.

— Что осталось неясного в вопросе о предпосылках Второй мировой войны?

— Да, в общем, ничего. Мне все ясно.

— В каком направлении должны двигаться дальнейшие исследования истории Второй мировой войны? Чего не хватает?

— Колоссально не хватает последовательного изложения событий. У нас вместо истории войны обычно описывались разрозненные подвиги. Немцы напали, а на их пути Брестская крепость. Они идут вперед, и тут на них сверху падает капитан Гастелло. Они идут дальше — а тут 28 панфиловцев. Они остановились на ночь, а тут Зоя Космодемьянская поджигает конюшню. И завершается это тем, что Егоров и Кантария забираются с Красным Знаменем на купол Рейхстага.

Война совершенно не описана с точки зрения фактуры. Сколько имелось танков 22 июня, и где они находились?

Какие где стояли дивизии, сколько их было, какого состава?

Это огромная работа, которая пока никем не выполнена. Есть отдельные исследования. Например, совершенно потрясающая книга — Калашников, Феськов, Чмыхало и Голиков, «Красная армия в июне 1941 г.», выпущена в Новосибирске в 2003-м. Я снимаю со своей лысой головы шляпу перед этими исследователями, которые в одном томе смогли расписать командный состав Красной Армии, всю статистику… Наши военные ученые, как правило, на это неспособны. Или не хотят этого делать. Истории в цифрах и фактах нет даже близко. Нет официальных справочников.

Вот, допустим, Северный фронт — кто командующий, кто его зам, кто начальник штаба, какие армии входили в его состав, какой у них был состав, где они находились, сколько у фронта было самолетов, где находились склады боеприпасов?..

Далее, Северо-Западный фронт… И так далее — с севера на юг.

— Это описание состояния армии на определенный момент. Но, как мне представляется, абсолютно непонятная вещь — военное планирование как таковое.

— Тут архивы закрыты полностью. Приходится искать обрывки, окурки, осколки…

— Но ведь конечным результатом всех исследований должна быть реконструкция военного планирования?

— Да, конечно. Первое — как выглядела группировка войск?

Второе — как планировались действия, что замышлялось?

И третье — что из этого получилось? Но официальная история не объясняет нам ничего.

Есть отдельные подвижники — и их уже немало, — которые роют в этом направлении. А лично я хотел бы заниматься другой темой, под условным названием «Сослагательная история».

Нам говорят, что история не имеет сослагательного наклонения. С одной стороны, я согласен. С другой — возражаю. Вот мы садимся с вами играть в шахматы. Я хожу — е2-е4.

Все, история свершилась. Я отдернул руку и уже ничего не могу изменить. Однако кто же мне мешает потом взять и подумать, а были ли какие-то другие варианты? Может, можно было бы ходить иначе и получить иной результат?

Предположим, мы провели полеты авиационного истребительного полка. Кто-то гробанулся, кто-то не туда улетел, кто-то совершил вынужденную посадку… Теперь уже ничего не вернешь. Но кто же нам мешает провести разбор полетов? Собрать господ летчиков и сказать: «Товарищи, вот так и так в следующий раз делать нельзя!»

Прошла мировая война, и кто же нам мешает сделать «разбор полетов»? Мол следующая тема — если времени хватит — звучит так: «Что можно было сделать иначе?»

Допустим, СССР заключил пакт Молотова — Риббентропа. А были ли еще какие-то варианты? Если бы поступили иначе, что тогда произошло бы?

Или: готовимся мы к обороне. А что было бы, если бы мы на Румынию не напали? Ну, отдали эти территории где-то в 20-м году румынам, в 1940-м забрали обратно. Что, еще пять лет не могли подождать? Какого черта нужно было забирать именно тогда, когда Гитлер воюет во Франции? Что нам-то от этого? Еще 20 лет они не могли побыть в румынском плену?

Или Финляндия. Можно ли было не нападать на Финляндию? Хорошо, напали, а дальше? Напали, якобы чтобы защитить свою землю…. Это помогло?

Если мы готовились к обороне собственной земли, то следовало ли разгонять Днепровскую флотилию и оставить Днепр, великую водную преграду без всякой обороны?

Что бы было, если бы мы 22 июня находились в укрепленных районах, если бы у нас были партизанские базы и заранее созданные партизанские отряды?

Что было бы, если бы на нашей территории находилась дружественная нам польская армия?

Гитлер нападает на Польшу, мы захватываем ее восточную часть, говорим: «Не обессудьте, ребята, это наше. Но Гитлер — ваш враг. Если вы хотите против него воевать, то создаем польские партизанские отряды и — вперед. Кто хочет вступать в польские стрелковые дивизии, авиационные полки, танковые бригады — пожалуйста». Вот что бы было тогда?

Что было бы, если бы все мосты и водокачки были подготовлены к взрывам?

Что было бы, если бы мы разобрали железнодорожные пути на 100 километров от германской границы? Нам-то зачем 10 железнодорожных направлений от Балтийского до Черного моря через границу? С Германией торговать? А зачем? Нам своего хватает…

Интереснейшая тема — «Что можно было сделать?». Тогда на фоне этого совсем по-другому смотрелись бы действия советского руководства.

А нам любые действия Сталина, Жукова, Тимошенко, Молотова представляют как единственно возможные, безальтернативные.

— Строго говоря, история как наука существует только в сослагательном наклонении. Она изучает исторические процессы и, чтобы понять их механизм, обязана анализировать причины случившего и причины того, почему тот или другой возможный вариант развития не случился. История всегда выясняет, «что было бы, если бы…».

Поэтому сентенция — «история не имеет сослагательного наклонения» — чистое жульничество. Способ увернуться от необходимости анализировать прошлое. Призыв не думать.

— Да, именно так. Жульничество и призыв не думать.

— Что представляет собой сейчас критика Суворова? Одним из первых был Городецкий…

— Городецкий никуда не делся, но утих. Городецкий и некоторые его последователи бьют мимо меня. Если уж ты назвал книгу «Миф «Ледокола», то тебе и карты в руки. Ты должен этот миф разоблачить. Но его книга о чем угодно, только не о разоблачении мифа. Где-то уже на 28-й странице Городецкий заявляет, что, дескать, не буду же я спорить с Суворовым. И дальше гнет что-то такое, что со мной никак не пересекается. Ни «за», ни «против». Он о чем-то там своем, не имеющем ко мне отношения рассказывает. Вот Гесс куда-то там прилетел, как-то там его встречали, о чем-то говорили… Я тут совершенно ни при чем.

На этом сделали себе имя и некоторые другие авторы всяких «антиледоколов». Вот некий товарищ разоблачает «мифы Второй мировой войны». Совершенно правильно делает. Вот, допустим, есть миф, что у немцев было много автоматов, а у нас их не было. Он это разоблачает. Молодец. Вот говорили, что кавалерия отжила, а на самом деле, если ее правильно использовать, очень даже была полезной. Воевала до самого конца войны, и даже в 1945 году в Маньчжурии действовала конно-механизированная группа. Все это так, но ко мне все это отношения не имеет. Я никогда не выступал по этому поводу ни «за», ни «против».

То есть выносится в заголовок, что это критика Суворова, хотя критикой Суворова она не является ни в коем случае.

Второе направление — рассказы о том, какой плохой я человек. Читаю и плачу. Некий персонаж пишет, что все мои успехи, все мое военное образование — это от того, что у меня где-то наверху была рука. И рассказывает: «Его родственники занимали в Вооруженных силах СССР не самое последнее место». И точка поставлена.

Дорогой товарищ, если ты знаешь неких моих родственников, занимавших сорок лет назад не самое последнее место, назови этих родственников. И это место. Ради разоблачения подлеца Суворова, почему не назвать его подлых родственников, которые обеспечили ему карьеру? Один тип, из чекистов, полковник ГБ, все время использует термин «папочка» — «Папочка его устроил». Но кто был этот «папочка», не говорит.

Другой дядя пишет: «Уже в 11 лет он поступил в Суворовское военное училище». Кто-нибудь прочтет и подумает: «Ужас какой! Всего 11 лет и уже поступил…»

Почему рядом не написать, а в каком возрасте поступали все остальные? И потом, если все поступают в 15 лет, а мне 11, то как же я с ними учился? Они выпустились, в военное училище поступили, а мне что — программу по второму разу проходить?

Так вот, все тогда поступали в 11 лет.

Это интересная история. При Сталине было развернуто около 20 Cуворовских училищ. В 11 лет туда поступали и семь лет учились, до 18. Потом было решено перевести училища на трехлетнее обучение. А это означало, что производительность Суворовских училищ увеличивалась в два раза с гаком.

Последний семилетний набор был в 1959 году, мой был предпоследним. А в 1963 году уже начали набирать на три года. Мы были «суворовцами», а их называли «кутузовцами». В связи с увеличением производительности Суворовских училищ их начали сокращать. Сокращали так. В нашем Воронежском суворовском училище последний набор — в 1959 году. В 1960-м никого не набирают. Казармы пустеют, и нам присылают две роты тамбовских суворовцев. Они заканчивают в 1962 и 1963 годах, одна их рота и одна наша. В 1963 году нас расформировали, и три роты воронежских суворовцев отправили в Калинин.

Так вот, полковник КГБ пишет, что расформировали Воронежское суворовское училище и меня «папочка» перевел в Калинин. Майор запаса с Украины взял и перевел меня в Калинин. А чтобы мне не скучно было, так он еще со мной три роты воронежских «кадетов» перевел. Со всем командным составом.

— А попытки научной критики есть?

— Нет. Сейчас идет любопытная волна. Публично выступает множество людей, которые не владеют материалом. Или владеют частично. Для того чтобы говорить о химии или о компьютерах, нужна какая-то базовая подготовка. А вот о стратегии, о тактике говорят все кому не лень. Все эксперты.

Например, наша пропаганда говорила, что у немцев в начале войны было больше тяжелых танков. На это я ответил, что у немцев не было тогда вообще тяжелых танков. И ни в одной стране мира не было тогда тяжелых танков. Единственной страной в мире, которая имела тогда тяжелые танки, был СССР. Танки КВ-1, КВ-2 и Т-35.

Т-35 было 59 штук, а КВ — 711. Я этому посвятил много глав в своих книгах. Да, фактически у нас был всего один тяжелый танк — КВ. Но самое главное, что он был уже разработан, испытан и было налажено производство. Сегодня их 711 штук, а завтра больше, послезавтра — еще больше… А немцы только в мае 1941-го сели свой тяжелый танк рисовать.

И вот один дядя заявляет, что КВ не подходил для быстротечной войны. У него скорость всего 30 км/час, ха-ха-ха, он не мог быть танком-агрессором. для неграмотных людей это кажется убедительным. У меня просто нет времени на все это отвечать.

Наступление строится из двух элементов. Номер 1 — прорыв. Нужно выломать дверь. Номер 2 — стремительный бросок вперед, развитие успеха. Так вот КВ — это танк прорыва. 30 км/час — это колоссальная скорость. Если бы нам всегда удавалось в день прогрызать пять километров обороны противника, это было бы чудесно. пять километров, еще пять и еще пять — за три дня можно проломать оборону. А потом мы пускаем вперед быстроходные танки, с тонкой броней, но большой скоростью — БТ, потом появились Т-34.

Их работа — вырвавшись на оперативный простор побеждать, не броней, не огнем, а маневром. А этот человек говорит — КВ не мог быть танком агрессором. Мог. для того и создавался.

Если перед нами Кенигсберг или любая другая линия укреплений — туда пускаются тяжелые танки. Или линия Маннергейма — как раз там наши КВ и испытывались.

То есть появляется много неграмотных людей, которые публично порят чепуху. Недавно слышал такой вопрос: а зачем танку ВТ большая скорость? Все равно в бою больше 25 км/час не надо. Это неграмотный человек, который не понимает, что в стратегических операциях мы решаем не боем, а маневром прежде всего. Так поступал еще Чингисхан — вырвались вперед конные массы и понеслись по тем направлениям, где нет сопротивления.

Как шестая гвардейская танковая армия в 1945 году вырвалась на оперативный простор, прошла пустыней в горы и пошла вперед, не ввязываясь в сражения. Так побеждают не боями, а движением.

Так германские танки в 1940-м обошли линию Мажино и — бросок вперед. Никаких боев!

И вот люди, которые таких элементарных вещей не понимают, бросаются в публичные споры.

— Сейчас, после двадцати лет дискуссий, вам что-нибудь принципиально понадобилось исправлять в своих книгах?

— Да, конечно. Я даже написал книгу «Беру свои слова обратно».

— Это изменилось мнение о Жукове. А что-нибудь принципиально пришлось менять во всей концепции?

— Ничего.

— То есть зацепить вас по-серьезному никому нигде не удалось?

— Нет.

— Сейчас обсуждается довольно активно такая тема — какова главная причина катастрофы 1941 г.? Вашему мнению противопоставляется мнение Марка Солонина о том, что главной причиной было нежелание армии воевать. Красная Армия не была полностью разбита у границы, она могла готовить контратаки, контрнаступления. Но все эти контрнаступления, для которых предназначались гигантские массы танков — гораздо больше, чем их было у немцев, — растворялись необъяснимым образом. Никуда не доходили. Происходил непонятный, небоевой «танковый падеж». И Солонин считает, что главной причиной катастрофы было нежелание армии воевать.

— Нежелание армии воевать было одним из главным моментов. Армия действительно распадалась, бросала танки, бежала, однако… Перед этим ей был нанесен сокрушительный удар. Только после этого начались разброд и шатания. А до этого Красная Армия — те же самые солдаты, те же самые генералы — воевать собиралась. Марк Солонин, очень уважаемый мной историк, внес колоссальный вклад в науку. Он часто заходит туда, куда «Ледокол» не заплывал, даже и не пытался. У него очень хороший доступ к материалам. Он может ездить в архивы, туда, куда мне сейчас и последние тридцать лет путь заказан. Однако у нас с ним есть расхождения, и было бы странно, если бы этих расхождений не было.

На мой взгляд, разгром случился от того, что Красная Армия готовилась не к той войне. Те же офицеры и генералы на Халхин-Голе воевали хорошо. Потери были, но они разгромили японскую армию.

В Финляндии они воевали хорошо. То есть можно что угодно об этом сказать, но там были ужасные условия. Совершенно жуткий мороз. Был я там, и зимой, и летом, видел озера, непроходимые чащи, противотанковые валуны, места, которые артиллерией прострелять невозможно. Лес сплошной, ты не видишь, куда снаряд падает. Корректировать огонь невозможно. Но Красная Армия проломила линию Маннергейма.

Все было хорошо, пока мы не нарвались на ситуацию, к которой совершенно не готовились. А подготовка к наступлению прямо противоположна подготовке к обороне.

Если некто забирается ночью в чью-то спальню и снимает для чего-то штаны, то это снятие штанов может быть выражением полной готовности к каким-то действиям. Но те же снятые штаны являются полной неготовностью к другой ситуации, если в спальне появляется некий нежданный дядя.

То есть чем выше готовность к нападению, тем ниже готовность к обороне.

В своей следующей книге я приведу фотографии французских танков в 1944 году — один танковый батальон. 50 танков стоят гусеница к гусенице. Между ними машины с боеприпасами и топливом. Это колоссальная масса, и если она пойдет вперед, остановить ее трудно.

Если бы они готовились к обороне и рассредоточили танки, никакой пикирующий бомбардировщик им не был бы страшен. Попасть в танк бомбой очень трудно, а бомба, упавшая в пяти метрах, танку не страшна. Но танки стоят тесно, изготовившись к нападению, и одна бомба попадает в машину с бензином, огонь перекидывается на машину с боеприпасами, те рванули, а вокруг масса танков и людей… Тогда хорошо видно, что готовность к наступлению оборачивается полной неготовностью к обороне.

— Другой вопрос — можно ли сказать, что армия в 1941 году хотела воевать меньше, чем в 1939-м или 1945-м?

— Нет, нельзя.

— Воевать не хотели всегда одинаково…

— А иногда и хотели. У меня есть письма, свидетельства пожилого человека, который мальчишкой видел Красную Армию в Литве весной 1941-го. Он пишет, что глаза солдат и офицеров просто горели огнем нетерпения. Они аж подпрыгивали от предвкушения чего-то предстоящего. Такой был настрой. Пропаганда же работала…

И это же проскакивает по выступлениям фронтовиков. У меня целый ящик вырезок, на нем написано: «Не такая война». Идут дикие какие-то учения, учения, учения… И вот вечером в воскресенье, где-то в далеком тылу, курсанты пришли в кино, вдруг сеанс прерывается, политрук выходит на сцену, объявляет: «Война!» Все выбегают радостные на улицу, обнимаются, кричат «Ура!»…

Для них это означало конец муштры и начало чего-то героического. Вот сейчас куда-то пойдем, увешаем грудь орденами, спасем человечество!

Я знаю ситуацию 1968-го, когда для нас был великой радостью поход в Чехословакию. Не надо больше писать планы занятий, чего-то там утверждать… никаких комиссий больше, которые едут проверять, как у меня кровати заправлены в казарме, ужас полный.

А тут есть возможность на танке прокатиться по Европе. Это же чудо.

— Как выглядит сейчас обсуждение этой, недавно еще замалчиваемой темы на Западе? В России вышло уже шесть сборников серии «Правда Виктора Суворова», там около 70 статей почти сорока авторов из разных стран. Ситуация с исследованием причин войны. Недавно в Америке вышла ваша книга «Главный виновник». Это большой прорыв, насколько я понимаю. Раньше версия «превентивной войны» была табу. Общепринятой в академическом мире являлась сталинская версия о коварном нападении Гитлера на мирный и ничего не подозревающий Советский Союз.

В Германии в 2009 г. вышел наш с вами сборник, составленный из статей русскоязычных историков, поддерживающих концепцию Суворова. Что-нибудь изменилось на Западе в последнее время в понимании причин мировой войны? И как выглядит это понимание?

— Что-то, конечно, изменилось, но идея о том, что Сталин был главным виновником Второй мировой войны, еще не овладела массами. Слишком долго им внушались всякие глупости. Начинаешь беседовать с умным вроде бы человеком, он говорит: «Да что вы! У вас же была одна винтовка на троих, обезглавленная армия…»

Эти мифы очень глубоко вбиты в сознание людей. С этим надо бороться, и я борюсь. Я уже не одинок, пол-вилось много других исследователей, ставших на этот путь. Но оболванивание было тотальным, и первым ласточкам в этой полярной зиме приходится очень-очень трудно.

— У меня сложилось впечатление, что на демократическом Западе та часть истории Второй мировой войны, которая касалась Советского Союза, даже в разгар «холодной войны» все равно базировалась на советских легендах, сталинских учебниках. А в основу исторической концепции Второй мировой войны легла сталинская брошюра 1948 года «Фальсификаторы истории».

— Да, именно так. И не только она. У нас вышла в послесталинское время шеститомная «История Великой Отечественной войны». Оттуда постоянно переписываются целые куски о том, что большинство советских танков было небоеспособно, что Сталин боялся войны…

И сегодня еще всерьез говорится о том, что пакт Молотова — Риббентропа — это ошибка глупенького Сталина, который ужасно хотел оттянуть войну.

— Как была принята книга в Америке?

— Книга идет. Но тяжело идет.

— А возражения есть?

— В том-то и дело, что нет. Ситуация нелепая. Возражений нет, рецензий нет, есть табу. «Ледокол» вышел в Англии в 1990 г. Сразу после этого я поехал к Джону Эриксону, главному английскому эксперту по этому периоду, по советско-германскому фронту. Это гуру, каждое слово которого являлось истиной в последней инстанции.

Вот передо мной лежит его книга, «Дорога в Сталинград», где подробно расписано, какой глупый был Сталин. Все это списано из шеститомника, одно к одному. Он оттуда просто передирал. Это самый главный эксперт!

А откуда еще им брать информацию? Русским языком они толком не владеют, им переводчик что-то там переводит, они это переписывают и подают как свои открытия. На Западе шеститомник неизвестен, знакомы с ним только несколько экспертов, с помощью переводчика. Вот на такие труды они и опирались. А труды эти были написаны очень правильно — мы дураки, Сталин ничего не понимал, техника устаревшая… Это принималось на «ура». Раз русские сами признаются, что они дураки, значит, мы — умные. Это то, что их устраивало.

Так вот, поехал я к Эриксону, выпили мы с ним. Принимал он меня очень хорошо, показал библиотеку, у него была колоссальная коллекция мемуаров русских генералов.

— А он русский знал?

— Очень плохо. На уровне «твоя моя не понимай». Я показал ему свою книгу на английском языке, которую он уже прочитал, и говорю: «Джон, пожалуйста, напишите, что вот такая книга вышла и что я в ней высказал новую идею». Он отвечает: «Я этого делать не буду».

Я говорю: «Джон, тогда напишите, что я болван, ничего не понимаю, а моя книга — это бред собачий». Он улыбнулся и сказал: «Нет, этого я делать тоже не буду».

То есть он понимал, что я полностью прав. Но он отказался реагировать, и никакой дискуссии не возникло. А раз Эриксон молчит, то и все более мелкие тоже молчали. Поняли, что это нечто такое, на что не надо обращать внимания.

Потом Эриксон выпустил второе переработанное издание своей книги «Дорога в Сталинград», где написал: «20 лет назад я написал книгу «Дорога в Сталинград». Сейчас я ее переиздаю, но мне в принципе в ней ничего менять не надо, поскольку за прошедшие двадцать лет ничего нового не появилось». Как будто он моей книги и не видел.

— А из Германии критика доносилась?

— Да, доносилась, например Бьянка Пиетров-Энкер…

— Да, я тоже читал ее книгу. И что вы можете о такой критике сказать?

— Да ничего. Тихий ужас. Это люди, которые не владеют материалом вообще. Вместо аргументов просто повторяют старые советские вымыслы. Что Советский Союз был загнан в угол, что Советский Союз окружали со всех сторон, что у Советского Союза была только одна возможность — пойти поцеловаться с Гитлером и поверить ему. Русские наивные, у них одна винтовка на троих, танки устарелые и т. д.

— Что можно сказать о нынешней позиции российских историков? Я имею в виду серьезных историков — Михаила Мельтюхова, Владимира Невежина…

— Мне очень жаль людей, которые стараются сидеть одной задницей на двух стульях… Они пишут очень хорошие книги — и Мельтюхов, и Невежин, подтверждают меня всей фактурой материала, а потом следует ритуальный вывод: вот видите, Сталин нападать на Гитлера не хотел. И у Мельтюхова, и у Невежина проскакивает, что существует две тенденции: одни утверждают, что Сталин был совершенно не готов к войне, а другие — что очень даже готов. Первые утверждают, что он не хотел напасть, а вторые — что хотел. А авторы критикуют и тех, и других. Подождите, так Сталин хотел или не хотел? А где же ваша позиция? Что же вы доказываете тогда?

«Синдром наступательной войны» — очень мощная книга Невежина о том, что готовилась война, и о том, как пропаганда работала, как происходило пропагандистское обеспечение операции. Раскопаны потрясающие документы! А в конце — выводы: а вот тот самый Суворов работает на английскую разведку, и все его выводы, конечно, ничем не подтверждаются. Хотя вся книга Невежина — потрясающее подтверждение моей правоты. У меня доступа к таким материалам не было, я опирался только на «Военно-исторический журнал», на мемуары товарища Жукова и сочинения товарища Сталина.

— У Мельтюхова иной подход: да, готовились к войне. К ней тогда все готовились. Ну и жалко, что не напали.

— И третье: а Суворов дурак и чего-то врет.

— Кстати, вы поняли из его последних статей, где именно врет Суворов? Я не понял.

— Честно говоря, я не вникал. Не теряю времени на это.

Особенность ситуации в России — идет вброс огромного количества совершенно невероятных идей. Всяких. Например, вышла одна книга, суть которой в том, что Сталин вместе с Гитлером готовил нападение на Великобританию и что солдатам вместо кальсон уже выдали трусы. Ну, допустим. Тогда ведь Гитлер получается совсем дурным — пусть бы он пропустил Красную Армию через свою территорию. Пусть бы Красная Армия высадилась в Британии, подавила ее, а потом бы он, Гитлер, перерезал бы все пути снабжения через Германию. Почему бы нет?

— В чем же смысл их появления?

— Первая глава этой книги называется «От официоза до Резуна». Тут разбиваются все версии перебежчика Резуна-Суворова, который полностью не прав. В чем он не прав, автор не объясняет. Не прав, и все.

Я бы не обращал на это внимания, но… Предисловие написал вице-президент Коллегии военных экспертов, кандидат политических наук генерал-майор Александр Владимиров. Политические науки — это марксизм-ленинизм.

И очень любопытно, кому автор высказывает благодарность за помощь в написании книги — Владимиру Григорьевичу Водолазову, генерал-майору Владимирову, Теодору Гладкову, Горелову, Кустову, Василию Дмитриевичу Ловчикову — он замрезидента ГРУ в Женеве был в мое время… То есть собралась гоп-компания генералов и разведчиков и пишет вот такую чушь.

— То есть это сознательный вброс дезинформации?

— Да. Это называется «засирание эфира».

Вот в «Ледоколе» было написано, что 19-я армия была сформирована в Северокавказском военном округе, генерал-лейтенант Конев Иван Степанович стал командующим армией, весь штаб туда включили и тайно передвинули ее в район Черкассы — Белая Церковь.

Я это нашел и все расставил по полочкам, вышеупомянутому автору книги ничего не остается сделать, как взять те же самые источники и написать: 19-я армия, генерал-лейтенант Конев, район Черкассы — Белая Церковь…

Только для меня это второй стратегический эшелон против Германии, а автор спрашивает: для чего? И тут же отвечает: ясно, для чего. Чтобы погрузить эту армию на баржи, по Днепру спустить вниз, в порты Черного моря. Перегрузить ее на корабли, а затем нападение на Турцию с выходом на британские колонии и так далее, и так далее.

Но я-то описал семь разных армий, а он берет одну.

Кроме того, зачем с Северного Кавказа тайно двигать армию в район Киева, чтобы потом спускать по реке на баржах? Каждая стрелковая дивизия — это три тысячи лошадей, не говоря про все другое. В 19-й армии — десять стрелковых дивизий. Только в дивизиях — 30 тысяч лошадей. Это сколько же нужно барж! И все спустить в порты Черного моря. Я говорю: обождите, в Северокавказском округе есть порт Новороссийск. Зачем же все это проделывать, чтобы вернуться к Новороссийску и идти на Турцию?

И вот этот вздор пишут генерал-майоры и разведчики…

Гитлеру напасть на Великобританию — святое дело, поскольку Великобритании объявила Германии войну, а Гитлер несколько раз просил мира и выпустил британскую армию из-под Дюнкерка. Отпустил, чтобы не дожимать до конца и заключить мир. Но они все равно не соглашались. Так что для Гитлера это было бы естественно. А Советскому Союзу это зачем? Какого хрена ему нападать на Великобританию вместе с Гитлером?

— Да, это как раз и есть фальсификации. Сознательное мошенничество, а не научные ошибки. А как вы себе представляете будущее российской исторической науки, будет хуже или лучше?

— Дело в том, что ее нет. Дело в том, что Россия вымирает физически, Россия вымирает культурно, технологически, технически… И наука вымирает точно так же. Грядет серия техногенных катастроф, Россия распадется на кусочки, а дальше — посмотрим.