О предателях и предательстве

О предателях и предательстве

— Критики Виктора Суворова довольно явственно делятся на две группы. Одна группа называет его Суворовым, а другая Резуном. Это как бы естественное деление на добросовестных и недобросовестных критиков. На тех, кто обсуждает содержание книг, и на тех, кто пытается уесть нежелательного автора лично.

В критике, как научной, так и литературной, есть правило — при обсуждении сочинений следует называть автора так, как он подписывается сам. Если — псевдониму то псевдонимом. Это признак соблюдения профессиональной этики независимо от отношения к обсуждаемым сочинениям. И наоборот, использование настоящего имени вместо псевдонима — нарушение этики, указывающее, как правило, на человека, к серьезной критике неспособного и пытающегося лично уязвить оппонента.

«Владимир Резун» для многих звучит менее благозвучно, чем «Виктор Суворов», и удивительно, как много людей пользуются этим компрометирующим их самих приемом, поливают Резуна и «резунистов». В каком-то смысле это облегчает жизнь тем, кто интересуется проблемой всерьез. В абсолютном большинстве случаев статьи «антирезунистов» не стоят того, чтобы тратить на них время. Уровень не тот.

— А иногда называют сразу и псевдоним, и настоящее имя. Например, когда в «Красной Звезде» выступает какой-нибудь мой враг, то «Суворов» ему сказать неудобно, а «Резуна» не все читатели знают. Потому что люди читают книги Суворова, а они отрицают какого-то Резуна! И чтобы не возникло никакой путаницы, в ход идет «Резун-Суворов», вот как!

— Так вот, борцы с «Резуном» обычно в первую очередь напирают на предательство, на то, что нелюбимый автор сбежал на Запад и изменил Советскому Союзу. Только самые глупые и самые недобросовестные заявляют, что, мол, раз предатель, то верить ничему нельзя, ни единому слову.

Но очень многие искренне считают, что сбежавший на Запад советский шпион поступил плохо. А те его коллеги, кто продолжал выполнять свой долг, морально чище.

Это любопытный психологический момент. Если бы речь шла о советских временах, то все понятно. Но речь идет о нынешних временах, когда Россия, в общем, заявила, что «завязала». Что вот раньше был тоталитарный режим, было все нехорошо, но теперь мы встали на путь исправления, вошли в дружную семью демократических стран.

Самое страшное, что можно было предъявить тоталитарному Советскому Союзу, — это упорная подготовка Третьей мировой войны, подготовка войны за мировое господство. А разведчики — и КГБ, и ГРУ — были на острие этой подготовки. Воровали военно-промышленные секреты, чтобы войну приблизить. Казалось бы, те люди, которые еще в советские времена прекратили заниматься этим грязным делом, заслуживают как минимум благодарности, причем от всех. В том числе и от соотечественников, которых, слава богу, не успели бросить в наступление на Европу через территории, зараженные собственными тактическими ядерными зарядами. Все, кто учился на военных кафедрах в разных вузах, знают, что только к этому нас всех и готовили.

Но вот сам президент Путин как-то на вопрос, что он думает насчет книг Суворова, заявляет: «Я предателей не читаю».

— Ну, тогда начнем с товарища Путина. Разница между Путиным и мной заключается в первую очередь в том, что он был рангом повыше, так как служил подольше. Может, и более успешным был, хотя за рубеж его далеко не выпускали, потому как ГДР — это все-таки не заграница. Так вот, похожи мы тем, что он принимал присягу, как и я, и он изменил присяге так же, как и я. Он такой же предатель, как и я. Полностью. Никаких тут различий нет. Он принимал присягу и клялся до последнего дыхания хранить верность советскому народу, советскому правительству.

Весь советский народ оказался предателем, весь советский народ изменил советскому правительству и советскому народу. И такой народ более не существует. Все. Издох, нет больше советского народа! Так вот, когда говорим о предателях, мы должны точно разделять их на категории. Все мы предатели. Но должно отделять тех, кто принимал решения самостоятельно, осмысленно, от тех, кто своего предательства не осознавал, кто принимал решение изменить в стаде. Все стадо пошло предавать, и он с ним. Этот подполковник изменил советскому народу и советскому правительству в стаде и этого не осознал. Этим он от меня отличается.

Второй момент. Если мы обсуждаем мое предательство, то сначала должны всем, кто меня нехорошими словами называет, четко поставить следующие вопросы.

Если это была преступная власть, почему вы против нее не боролись? А если это было нормальное общество, но с отдельными недостатками, то почему вы его не защищали? Однажды в октябре 1996 года в Болгарии мне пришлось встретиться с одним очень большим начальником из российского Генерального штаба. Он приехал к «младшим братьям» в Болгарию. Так случилось, что пресса нас столкнула. И он меня, конечно, упрекнул предательством. Я его спрашиваю: «Товарищ начальник, то есть, простите, гражданин начальник, а что вы сделали лично для разрушения Советского Союза?» Он как вспыхнул, как взбеленился: «Да я, да мы, да присяга…» Все понял, говорю, все понял. Значит, вы для разрушения Советского Союза ничего не делали. Хорошо, второй вопрос: «А для спасения Советского Союза, что лично вы сделали, товарищ начальник?»

Так вот тот же вопрос и президенту Путину: что лично он сделал для разрушения Советского Союза? Вот я бы хотел это послушать. А также — что он сделал для спасения Советского Союза? Если ничего, то тогда получается цветок в проруби. Он ждал, куда прибьет его, к какому берегу.

И еще о предательстве. Очень часто выступают мои орденоносные оппоненты и подписываются высокими титулами, например «Герой Советского Союза». Или, допустим, «Маршал Советского Союза» Виктор Георгиевич Куликов… Или «Маршал Советского Союза» Язов. Они не только подписываются, но и ходят по Москве в торжественные дни в мундирах с золотыми эполетами, с гербами Советского Союза.

Вот я и говорю: товарищи предатели, обождите… Герой Советского Союза — это тот, кто не побоялся выступить на защиту Советского Союза, когда Советский Союз крушился и падал, почему вы не выступили на баррикады? Ведь это именно вы должны были лечь костьми на баррикадах!

Или же если вы на эти баррикады не вышли, если вы изменили присяге, то тогда вы должны говорить «бывший Герой бывшего Советского Союза», «бывший маршал бывшего Советского Союза». А то мне заявляют: «Я — Маршал Советского Союза». Я говорю, обождите, товарищ, сначала покажите мне этот Советский Союз, куда он девался, куда он провалился. А потом называйте себя «Героем Советского Союза» или «Маршалом Советского Союза».

Но вы продали, пропукали, протрынькали Советский Союз. Товарищ Сталин выражался иногда довольно круче — просрали. Вы, товарищи герои, товарищи маршалы, вы получили свои ваучеры. И не надо после этого называть себя Героями и Маршалами Советского Союза.

Так вот, получается, что современной Россией правят люди, которые все являются предателями. Все, кто там, — они все клялись Советскому Союзу. Они все России присягу не давали. И получается совершенно дикая ситуация. Министр обороны, некий генерал-лейтенант ГБ, он присягал Советскому Союзу. России он никогда не присягал. И вот молодые парни присягают России, но над ними стоит предатель. Куда же он их может привести?

В Советском Союзе вообще было всего две группы людей, которых нельзя считать предателями. Это небольшая кучка диссидентов, которые с советской властью боролись и садились за это в тюрьмы и психушки. И еще урки, профессиональные уголовники. Они власть презирали, на нее не работали, ей не присягали…

Я хочу сказать, что одно из двух: или нам надо всем признать, что власть была преступная изначально и мы должны были ее изменить. А для того, чтобы ее изменить, мы должны были ей изменить. А для этого мы должны были измениться сами.

Или давайте признаемся, что все мы свиньи. Я — свинья, а потому взял и ей изменил. Или давайте признавать советский режим преступным, или давайте признаваться, что мы все предатели.

Мне тут говорят, что хорошо молодому поколению, оно родилось после всего, и присягу они Советскому Союзу не приносили. Или не принимали. На это я отвечаю: «Ничего страшного, все равно и они, и все последующие поколения должны четко определиться в отношении к преступному режиму». Или должны сказать: это — преступный режим, или должны признать, что мы — сучьи дети, сучьи внуки и правнуки.

— М-да, отношение к советской власти — это главная проблема России, между прочим.

— Проблема России заключается в том, что пуповина, связывающая нынешнюю Россию с бывшим режимом — коммунистическая пуповина, — не отрезана, не оборвана. Кровная связь сохраняется. И пока эта кровная и духовная связь сохраняется, гниение будет продолжаться.

— Поскольку для нынешней власти Советский Союз скорее светлое прошлое, то с ее точки зрения люди, изменившие Советскому Союзу, естественно, предатели.

С другой стороны, немало людей прекрасно понимают, что организация, в которой вы служили, и ей родственные были преступными.

— Конечно.

— Эти организации работали на Третью мировую войну. И чем лучше они работали, тем хуже было всем. И внутри Советского Союза, и снаружи. Я очень часто в дискуссиях на эту тему спрашиваю у своих оппонентов: «Как вы считаете, бандит, бежавший из банды и перешедший на сторону полиции, он улучшает свою репутацию или ухудшает?»

— При такой постановке вопроса сразу же напрашивается совершенно резонный ответ: «С какой точки зрения на него смотреть!» С точки зрения мафии он, конечно, предатель и преступник. Его нужно мочить в сортире. А с точки зрения нормального общества он совершил правильный поступок.

— Парадокс российского общества состоит в том, что массы населения, общественное мнение и правящая элита совершенно не осознают преступность того, чем они занижались до того, и не понижают разницы между демократической Россией и недемократическим Советским Союзом. Ведь духовные ценности тоталитарного прошлого — самые гнусные ценности. Но одновременно они как бы чистые. Скажем, гигантскими тиражами выходят книги гэбэшников и гэрэушников, прославляющих эти организации. Отсюда следующий вопрос: ГРУ, в котором вы когда-то служили, сохранилось в неприкосновенности?

— Не сменило даже вывеску.

— А методы и цели?

— Конечно, сохранились.

— По сути дела, это прежняя тоталитарная структура, с тоталитарными целями и тоталитарными отношениями. А каковы цели у ГРУ сейчас, как вы считаете?

— Дело в том, что в России гниет все. Гниение происходит с вершины, конечно. Самые важные государственные органы, включая ГРУ, подвержены гниению в совершенно невероятной степени. Гниение это предрешено тем, что полностью сгнил — разложился, разломался — военно-промышленный комплекс. Раньше были заводы, которые выпускали танки, танки, танки… Сейчас эти заводы остались, им не дают заказов на танки, а если они что-то и делают, то это остатки былой роскоши. Это все — советские наработки, то, что было сделано когда-то. И вот на старых заделах эта промышленность живет и гонит свою продукцию на экспорт в основном. Новых разработок нет. Была гигантская машина по производству оружия — ее не существует больше. Ведь, в принципе, каждый город — сибирский, уральский, поволжский какой-нибудь, Куйбышев, где я служил, — это гигантский комплекс заводов, ракетных, авиационных, танковых, подводных лодок, а город пристегнут к этому индустриальному комплексу. Это как на боевом корабле — наверху оружие, а там где-то, в трюмах, ютится экипаж…

Все такие города теперь прежнее количество оружия больше не производят, но перестроиться на новый лад наша промышленность военная тоже не может.

А ГРУ выполняло задачи в основном военно-промышленного комплекса. Вся наша разведывательная (добываемая) информация делилась на четыре основных раздела: чисто военная информация, военно-политическая, военно-экономическая и военно-техническая. Чисто военная — это планы. Ну достал один план… Не может же все ГРУ постоянно доставать планы, планы и планы, если они годами не меняются! Один достал, другой это дело продублировал, а остальным что делать? Военно-экономическая — это можно делать без всякого шпионажа. Этот сбор информации производится по множеству легальных каналов, и никакого шпионажа не требуется. Мы и без него знаем, где проводятся трубопроводы, где строятся электростанции… Мы знаем, где нужно перерезать провода, чтобы остановилось то или это предприятие, где производится водоснабжение.

То есть военно-экономическая информация не является столь секретной. Даже если и что-то секретно, оно легко вычисляется математически. Военно-политическая… Ну, кто-то что-то сказал, что-то кто-то передал… Если, предположим, добудешь такую информацию (министр обороны Соединенных Штатов что-то кому-то сказал…). Все это несерьезно. Это не материально. Эфемерно. Нельзя пощупать. Трудно проверить. На сплетни похоже.

Остается военно-техническая информация. Вот есть пушка, нарезная, есть пушка гладкоствольная. А вот появилась пушка наполовину нарезная… Господи, что творится! Немедленно отдается приказ эту пушку любой ценой добыть. Или, допустим, летят американцы в космос, делают свой «Шаттл». Мы тоже делаем такой же. И у нас возникает какой-то очень маленький, но предельно важный вопрос, как сделать этот самый клей, которым приклеить брикеты, чтобы они не отваливались. Этот клей должен выдерживать температуру в десять тысяч градусов, или перепад давлений, или вибрацию… Именно вот такие задачки в основном ГРУ и решало в интересах военно-промышленного комплекса. Сейчас такие задачи не ставятся.

— Количество людей, штаты остались примерно те же самые?

— Да, конечно.

— И чем же эти люди занимаются?

— Люди занимаются самообеспечением. Допустим, мы с тобой офицеры. Я говорю, что мне осталось до пенсии, допустим, пять лет. А тебе — семь. Скоро выгонят нас, как собак. И появляется очень неприятный вопрос: что мы с тобой будем делать?

И мы начинаем искать каких-то заказчиков, которым вот эта военно-техническая информация может быть интересна. Причем это какие-то частные бизнесмены, и они сами нас тоже ищут. И тогда ГРУ, используя свой опыт, свои средства, свои связи, вербует людей и работает уже в интересах частного бизнеса. А этот частный бизнес у нас весь перевязан с мафией. То есть ГРУ тоже полностью связано с этой мафией. Там уже и не различишь, кто на кого работает и кто с кем связан, кто кому чем обязан.

— То есть на самом деле внешней опасности стало гораздо меньше?

— Внешней опасности стало гораздо больше. Вот китайцы на Дальнем Востоке тысячами, тысячами переходят границу. А границу защищать некому.

— Вы считаете, что китайцы, работающие на Дальнем Востоке, представляют военную опасность?

— Да. Конечно!

— А именно?

— А именно? Люди, которые там бывают, говорят, что Дальний Восток в ближайшее время считать китайским будет нельзя. Но его уже нельзя считать и русским. Он уже не русский. Мафиозные группировки там уже полностью заселяют целые районы, где действует китайская грамота, китайская мафия, китайские законы. Туда и соваться нечего. Так вот, скоро русские — в ближайшие десять лет — будут в меньшинстве. И никто с этими китайцами справиться сейчас не может.

— Но ведь они работяги?

— Да, но они на себя работяги.

— Ну, видите ли, любой работяга работает на себя и на общество, которое его окружает.

— Так вот в ближайшее время его будут окружать китайцы. В качестве общества.

— Понятно. Но я имел в виду, что сейчас ГРУ работает уже не на войну. Работает на промышленный шпионаж. И представляет опасность для стран, где оно работает, именно с этой точки зрения.

— Да, конечно, да. То есть странам, в которых они работают, это угрожает в той же мере, как и раньше. Ибо какая тебе разница, если твой секрет украдут и передадут государственному предприятию в Куйбышеве или частному предприятию в городе Самаре, который раньше был Куйбышевым? Опасность стала даже больше, потому что частный бизнес обойдется с этим лучше, чем государство. И украденный секрет будет иметь больший коммерческий смысл, потому что советская промышленность коммерческого смысла не имела. Ничего не продавала и ни с кем не конкурировала.

— Хорошо. А как вы себе представляете демократизацию в России и эволюцию этих организаций? Чем, по идее, должна занижаться в нормальной демократической стране военная разведка в мирное время? И в окружении, в общем, дружественных стран?

— Так вот, военная разведка должна прежде всего вычислить будущие опасности для страны. Существующие и будущие. Этих будущих опасностей у нас дай боже сколько. Это — пробуждающийся исламский Восток, терроризм… Вот тут, пожалуйста, — это океан работы. Этим никто не занимается… Я просто удивляюсь. Вот министр обороны и Верховный главнокомандующий заявляют: «Мы должны держать военные базы в Грузии!» Зачем вам базы в Грузии? У вас Дальний Восток, а дальневосточную границу некому охранять.

— Но ведь это старые рефлексы. Они продолжают бороться с НАТО.

— Я понимаю. Но это же идиотизм в чистом виде! То есть люди хотят видеть ту опасность, которую они сами придумали. И не хотят видеть опасности, которые на самом деле существуют, которые реальны.

— Как, на ваш взгляд, должна была бы выглядеть деятельность офицеров российской разведки в Западной Европе? Количественно и качественно.

— Элементарно просто. Кто для нас главный противник? Кто покушается на наши границы? Это — мусульманский экстремизм, это — китайское проникновение на Дальнем Востоке. Вот против них и работать.

— Вот посольство России в Берлине, а там резидент ГРУ и еще куча офицеров. Им работать против Китая?

— Ты можешь работать против китайских или любых других экстремистских организаций, находясь в Берлине, находясь в Женеве, находясь в Вашингтоне, находясь в Катманду или где угодно. Так мы и работали. Я находился в Женеве, это Швейцария, от Швейцарии для нас угрозы нет, поэтому мы работали против главных врагов. Другие люди работали в Лондоне, но не обязательно против Великобритании, а работали против Франции, против Швейцарии, против Соединенных Штатов Америки, против Германии… и всего остального мира. То есть не имеет никакого значения, против кого разведчик работает, где бы он ни находился. Вот вам пример: Рихард Зорге находился в Японии, а работал против Германии. Не надо находиться в Германии, а работать обязательно против Германии. Не надо гадить там, где живешь.

— Понятно. Теперь о численности… Как можно сравнить численность офицеров ГРУ и численность представителей военной разведки в посольствах западных демократических стран? Я имею в виду дипломатов-разведчиков.

— В каждом посольстве, конечно, присутствует контрразведка и разведка. В любом посольстве — американском, британском и т. д. В основном это разведка, но присутствуют один-два контрразведчика, которые следят, чтобы в посольстве не слишком распоясывались. Это первое. Но, конечно, ничего похожего на резидентуру КГБ, которая всегда в два раза больше резидентуры ГРУ, у них, конечно, и близко нет.

— Как бы вы себе представили идеальное, нормальное российское посольство, и сколько там должно быть людей сейчас?

— Дело в том, что я совершенно против всяких посольств. Когда-то, давным-давно, это было необходимо. Сейчас посольства в нынешнем виде сохраняются только потому, что бюрократам хочется друг к другу в гости ходить. Пить водку на халяву. Существует Интернет, существует факс. Есть Министерство иностранных дел России и есть Министерство иностранных дел Германии — взяли и позвонили туда или послали факс: у нас есть такой вопрос, ответьте нам… Зачем посла иметь?

— Без послов — это как бы уж совсем экзотично. Все-таки без личных контактов не только в вербовке агентов, но и в обычной политике не обойтись. Но состав посольства? В советское время это были уже не посольства — это были, по существу, шпионские резидентуры.

— Да. В свое время, когда я работал в Женеве, между нашим братом и чистыми дипломатами всегда существовало очень мощное отчуждение. Это были кланы, которые не то чтобы всегда между собой враждовали, но всегда презрительно относились друг к другу. И вот однажды я был свидетелем такой сцены на какой-то официальной пьянке по случаю, ну скажем, 7 ноября. На таких мероприятиях все должны присутствовать — и мы, и чистые дипломаты, и иностранцы. А чистые дипломаты — они вообще ничего не делали, потому что все проблемы решались в Центральном Комитете, где был международный отдел. ЦК все и решал. Из ЦК КПСС все решения спускались в МИД, там перепечатывались на бланке МИДа, и тот уже, как выразились бы ревнители изящной словесности, «озвучивал» решения, которые принимались в ЦК КПСС. Все чистые дипломаты были сынками и дочерями высоких начальников, ничего не делали и ничего не решали. Думать не надо было, важно не отклоняться от инструкций, которые тебе сверху спускали.

И вот вечеринка, все поддали крепко… И чего-то не поделили две женщины, жена «чистого» дипломата и жена офицера ГРУ. Та, «чистая», нашей говорит:

— Вот вы тут сидите, наши места занимаете!

А наша за словом в карман не полезла:

— Да нет, дорогая, вас здесь держат только для того, чтобы нашу жопу прикрыть!

То есть вас держат здесь для мебели. Не все, мол, здесь шпионы, которые вкалывают день и ночь. Это было действительно сказано с душой, и была высказана вся правда. Все эти дипломаты, «чистые», — это было полное безделье.

Кстати, анекдот очень красивый вспомнил, про Великобританию. У них МИ-5 — это контрразведка, а МИ-6 — это разведка. В свое время на посту руководителя МИ-5 была женщина, чем не все были довольны. Как только она завершила срок, сразу решила написать книгу о том, как она руководила контрразведкой в Великобритании. Никто никогда на это не шел, ведь сразу возникал вопрос: а о чем, простите, вы будете писать? Секреты выдавать — это значит работать против своей страны. А не выдавать секреты — писать о погоде. Кому это нужно?

И вот сразу же после того, как она сдала должность, на следующий день она является туда, идет в секретную библиотеку и задает первый вопрос: «Вот я сейчас буду писать книгу, объясните мне, пожалуйста, одну вещь. Есть МИ-5, МИ-6. А где МИ-1, МИ-2, МИ-3 и МИ-4?» А ей отвечает библиотекарь: «Вы знаете, это совершенно секретная информация, и ее мы вам выдать не можем». Ее, эту тетю, очень не любили. Она и говорит: «Как же так, я вчера была начальницей!» Ей отвечают: «Вот вчера этот вопрос и надо было задавать!» Тогда она идет на хитрость, приносит им листок (написанный задним числом) и говорит: «Год назад, когда я была начальницей, я вам послала запрос, что такое МИ-1, МИ-2, МИ-3 и МИ-4?» Вот, говорит, запрос, давайте ответ. Ей отвечают: «Да-да, год назад мы получили такой запрос. Так вот год назад мы вам ответ и направили. Ищите в своих бумагах!» Короче, послали ее на хрен.

— Еще вопрос: а чем вы сейчас занимаетесь? Я имею в виду не творческие занятия, а профессиональные.

— Профессионально я профессор в одном очень престижном военном учебном заведении.