НАПЕРЕГОНКИ С НОЧЬЮ

НАПЕРЕГОНКИ С НОЧЬЮ

Американские самолеты «Геркулес С-130Е» и «Геркулес С-ООН» фирмы «Боинг» израильские военные за огромные размеры прозвали «гиппо», то есть гиппопотамами. «Гиппо» и сегодня служат главными транспортниками в НАТО и многих других странах. Эти громадины с четырьмя турбореактивными двигателями в простоте управления не уступают истребителям: выполняют фигуры высшего пилотажа, способны летать на двух моторах, а приземляться и вовсе на одном. Еще менее известно о том, что «гиппо» снабжены сверхсовременным навигационным оборудованием и летают при полном отсутствии видимости.

…Офицеры контрразведки ШаБаК оцепили участок военного аэродрома. К «гиппо» подкатили мощные военные грузовики. Рядом приземлились вертолеты с коммандос. Они своими руками должны были загрузить в самолеты все необходимое, чтобы потом твердо знать, где что находится. В одном из самолетов закрепили полугусеничные вездеходы. В другом — тяжелые пулеметы и два джипа с безоткатными пушками. В третий затащили ящики со снарядами для реактивных гранатометов, патронные ящики, ручные гранаты, переговорные устройства.

В штаб Дана Шомрона стекалась информация решительно обо всем: о погоде на протяжении всего маршрута и в Уганде, о перемещениях Амина и самолетов угандийских ВВС. С самой середины субботы 3 июля в Энтеббе по расписанию не ожидался ни один самолет. Дикая Уганда была, мягко говоря, не самым популярным местом планеты. Лишь в 2.30 в ночь на воскресенье должен был приземлиться рейс Лондон–Маврикий компании «Бритиш Эйрвэйз» — да и то лишь для заправки. Но в любом случае к этому времени «Молния» должна была завершиться.

Подполковник Ионатан Нетаньяху, старший брат будущего израильского премьера, инструктировал 20-летних бойцов. Из всего спецподразделения генштаба он отобрал самых метких стрелков: в ходе штурма захваченного террористами объекта все пули спецназа должны ложиться точно в цель. Но как сразу отличить заложника от террориста?

— Главное, чтобы заложники сразу залегли, — объявил Нетаньяху. — Как это сделать?

— Может, использовать аппаратуру для объявления рейсов в кабине диктора? — отозвался один из коммандос.

Здание старого аэропорта в Энтеббе каждый боец уже знал как свои пять пальцев. Но подполковник отрицательно мотнул головой:

— Нет, это лишняя трата времени. Будем кричать на иврите.

Парни страшно волновались. Один из коммандос признался потом журналисту Ури Дану:

— Нервы были натянуты, как струны. Но те, кого отстранили от участия в рейде, уходили со слезами на глазах. Нервное напряжение — это подготовка к действию. И если для тебя действие отменяется, — это трагедия.

Другой сержант рассказал:

— Мы умели атаковать нефтяные скважины и захватывать аэродромы, нас готовили к ночным рейдам по незнакомой местности, но лишь на Ближнем Востоке. Наши представления об Африке ограничивались египетским берегом Суэцкого канала.

Но десантник поопытнее пожимал плечами:

— Какая, в сущности, разница, где воевать? Расстояние — забота не наша, а летчиков.

В Шестидневную войну Иони Нетаньяху получил ранение в левую руку. Его прооперировали в родном Бостоне. Боль прошла, но поврежденный нерв так и не позволял сгибать и разгибать руку. Будучи на треть инвалидом, он предстал перед тогдашним командующим спецназом Ариэлем Шароном.

— Хочу вернуться в спецподразделение! Генерал-майор взглянул на искалеченную руку:

— Что же ты сможешь делать?

— Смогу читать наизусть стихи Натана Альтермана, — улыбнулся Нетаньяху, назвав одного из израильских поэтов.

Ионатан был назначен командиром спецподразделения в конце апреля 1976-го — за два месяца до угона аэробуса А-300 в Уганду.

— Между полным успехом и всеобщей резней лишь несколько секунд, — сказал он напоследок своим парням. — Вот почему вас заставляли заучить описания террористов. Вы их должны опознать так быстро, как старых знакомых. Подонкам нельзя позволить ни единого выстрела. Единственная брошенная ими граната может причинить непоправимый вред. Не мечтайте взять их в плен. И не верьте, если они поднимут руки. Разведка подтвердила, что террористов не более десяти. Около сотни угандийцев охраняют здание снаружи.

Сборным пунктом выбрали огромный пустой ангар на военной базе. Командующий операцией Дан Шомрон осмотрел 280 человек. Здесь были снайперы Нетаньяху, группа охраны самолетов, отряд для борьбы с угандийским оцеплением, подразделение саперов, отряд связистов, небольшая команда офицеров Моссада и ШаБаКа. Обособленной кучкой стояли 23 врача и 10 санитаров, умеющих метко стрелять и владеющих техникой рукопашного боя. Нескольким фотографам и кинооператорам предстояло заснять операцию на пленку — как для истории, так и для «разбора полетов».

Командующий спецназом сказал с подножки джипа:

— То, что вам предстоит сделать, важно для государства Израиль. Я знаю, что каждый из вас выполнит свой долг. Желаю удачи. Благодарю.

Шомрон валился с ног от усталости. Началась посадка в «гиппо». Летчики были изумлены видом десантников. Никакой воинской формы. Многие в затрапезной штатской одежде и даже в комбинезонах, в каких работают дояры в израильских киббуцах. Кое на ком была униформа арафатовского ФАТХа.

— Видели бы вы, как они стали появляться на военной базе! — рассказывал позже один из летчиков. — С виду обыкновенная шпана.

Первым в Африку унесся вренный «Боинг-707», перекрашенный в цвета гражданской компании «Эль-Аль». Самолет был напичкан электроникой. На борту находились главком ВВС Бени Пелед и замначальника генштаба Иекутиель Адам. Они следовали обычным международным коридором и должны были совершить посадку в кенийской столице Найроби. В кармане Пеледа лежал паспорт на имя Сиднея Коэна, южноафриканского торговца мехами. Следом стартовал такой же с виду «боинг». Он был оборудован как воздушный госпиталь, и нес часть санитарной команды операции «Молния».

В 14 часов 3 июля 1976 года Рабин открыл заседание правительства. Моргая красными от усталости глазами, сказал:

— Если операция провалится и в стране поднимется волна протестов, я готов буду уйти в отставку. После доклада начальника генштаба о ночной тренировке и с согласия всех членов специальной комиссии я одобрил план «Молния». Прошу высказываться безо всякого регламента. Наше совместное решение должно быть всесторонне взвешенным.

Рабин сам был начальником генштаба в Шестидневную войну. Ему было свойственно просчитывать и отрабатывать до последних мелочей любые планы действий в ответ на все мыслимые и даже немыслимые ходы противника.

— Операция «Молния» — длиннейшая по расстоянию, кратчайшая по времени и отважнейшая по замыслу, — сообщил министр обороны Перес. — Это относительный риск, неизбежный при опасностях, которым мы подвергаемся. Идеального решения не существует.

— С терроризмом невозможно бороться без расчетливого риска, — добавил начштаба Гур.

— Если «гиппо» подведут в Энтеббе, то к заложникам добавятся еще почти триста израильтян, — напомнил министр транспорта Яакоби.

Министр иностранных дел Игаэль Аллон покачал головой:

— Тогда нам придется выполнить все требования террористов. Причем к прежним требованиям они, вероятно, прибавят новые. Это будет полное наше поражение и полная победа воздушных пиратов!

…Аэродром Эмбакази отделен от кенийской столицы Найроби пятью километрами парка аттракционов. С интервалом в два часа штаб израильских ВВС и воздушный госпиталь приземлились в 4-м квадрате: Начальник полиции аэропорта Лайонел Дэвис приказал взять «Боинги» под очень плотную охрану. В этом не было ничего необычного: через весь мир действительно проходил фронт борьбы с израильтянами, как и задумали окулисты Хадад и Хабаш в далеком 1967 году.

Кенийские диспетчеры были убеждены, что прибыли гражданские рейсы №169 и №167 компании «Эль-Аль» — вот только почему-то вне расписания. Немного смутило диспетчеров и то, что капитан второго «боинга» сразу же сообщил о неполадках в моторе, но в ответ на предложение помощи поспешил заверить:

— Экипаж устранит все неисправности собственными силами!

Лишь теперь генерал Шомрон разрешил взлет остальным участникам «Молнии» — четырем «гиппо», а также «фантомам» сопровождения. Сразу после взлета одни переодетые десантники заползли под вездеходы, другие втиснулись между джипами и контейнерами. И тут же все как один уснули, поскольку всю предыдущую ночь усиленно тренировались.

Кондиционеры не успевали охлаждать воздух, и в чреве огромных самолетов стояла ужасная духота. Труднее всех приходилось бойцам в форме угандийской армии — их выкрашенные черной краской лица лоснились от пота. Один здоровенный, очень рослый парень должен был сыграть самого Большого Папу. Его загримировала, глядя на фотографии диктатора, резервистка ВВС по кличке Реума. В своей  «обычной» гражданской жизни она работала гримером на ТВ.

Тем временем заседание правительства продолжалось, и никакого окончательного решения принято не было. Игаэль Аллон высказал очень серьезные опасения, причем его мнение было весьма авторитетным. Подлетая к Красному морю, штурман ведущего транспортника хмыкнул:

— У нас кончится горючее, пока эти идиоты там спорят.

— Они болтают, мы потеем, а Большой Папа уже поедает первого заложника, — пробормотал сержант в комбинезоне механика Восточно-Африканских авиалиний.

Не отрываясь от радарного монитора, один из операторов добавил:

— Если правительство еще немного потянет время, русские выпустят свои МиГи.

— А это совсем не то, что МиГи в руках угандийцев! — отозвался другой оператор. — Наших министров хлебом не корми, дай бормотать в свои бороды…

Упоминание бород было намеком на религиозных членов кабинета, которые не входили в спецкомиссию по освобождению заложников и сегодня были особенно многословны. «Гиппо» провели в воздухе четверть часа и уже пролетали над самой южной точкой тогдашнего Израиля, Шарм-аль-Шейхом на красноморском берегу Синая, когда в наушники пилотов поступил долгожданный условный сигнал:

— Зинук!

Заседание кабинета завершилось. Стрелки на бортовых часах показывали 15.30. Строжайший запрет иудаизма на выполнение какой бы то ни было работы в священную субботу был беспощадно нарушен.

Всякая связь на военных частотах прекратилась. Штурманы ведомых самолетов ориентировались на ведущего «гиппо», командир экипажа которого носил оперативную кличку Давид. Подобно «боингам», «гиппо» были перекрашены в гражданские суда и летели по обычному гражданскому маршруту. Путь до Энтеббе должен был занять семь часов. Друг за другом все участники рейда следили по радарам. Одновременно «фантомы» с большой высоты создавали помехи радарам противника и готовы были изменить траектории управляемых ракет, если бы кто-либо выпустил их по «гиппо».

Покинув воздушное пространство Израиля, пилоты заметили на глади Красного моря корабли советского производства. Они принадлежали, видимо, одной из арабских стран. Все как один, самолеты резко снизили высоту и ушли на запад — вглубь африканского материка. Внизу простиралась ровная, как стол, саванна. Когда показались горы, самолеты облетели их на минимально возможной высоте и продолжили «стелиться» над землей. Ради экономии горючего не огибали встречавшиеся грозы: «гиппо» нещадно трясло и швыряло в воздушные ямы.

На Африку опустилась ранняя тропическая ночь. Самолеты летели над Эфиопией.

— Нам негде было бы приземлиться, если бы что-то случилось с турбинами, — поведал потом Ури Дану один из штурманов. — Аддис-Абеба после наступления темноты всегда закрыта, да и вообще это опасное место. Никогда не знаешь, кто там у них сейчас у власти и что за войска, готовые стрелять без разбора, охраняют аэропорт.

Штурманы и бортинженеры ведущего «гиппо» прокладывали путь. Два радиолуча непрерывно уходили с вращающегося сферического диска локационной антенны. Один луч, отражаясь от местности внизу, выстраивал на экране светящимися пятнышками ее рельеф и предупреждал о грозовых тучах. Другой луч шарил в поисках чужих самолетов и средств ПВО. В кромешной тьме строй «гиппо» распался, и теперь они летели каждый сам по себе со скоростью 600 км/ч на расстоянии до километра друг от друга.

Над Кенией пришла пора покинуть международный коридор. Самолеты начали снижение, направляясь на радиомаяк аэропорта Энтеббе. Вспышки молний выхватили из тьмы громадные свежевыкрашенные фюзеляжи. Впереди заблестело огромное озеро Виктория. Врач, выходец из ЮАР, процедил:

— Черт возьми, меня уже тошнит от этой болтанки.

— Смотрите, доктор, отсюда очень близко до вашего дома в Южной Африке, — отозвался один из десантников. — Вам удобно вернуться.

По плану 10 врачей должны были участвовать в штурме, чтобы оказывать экстренную помощь раненым. Остальные 13 ожидали раненых в воздушном госпитале в Кении. Высоко в небе над озером уже кружил «Боинг» главкома ВВС. 50-летний Бени Пелед смотрел на часы — время прибытия транспортных судов было рассчитано абсолютно верно.

Пилот головного «гиппо» увидел на радаре угандийский берег, затем заглянул в грузовой отсек. Часть десантников лежала на полу, другие уткнулись в записи инструктажей и фотоснимки террористов.

— Осталось десять минут, Иони, — сказал Давид. Подполковник с черным лицом в форме угандийского

офицера скомандовал:

— Пора, ребята.

Бойцы в угандийской форме с черными руками и лицами полезли в «мерседес». Однако парня, загримированного под Большого Папу, в машину не взяли. Во время полета генерал Шомрон во втором «гиппо» получил сообщение о том, что Иди Амин вернулся с Маврикия, где председательствовал на конференции ОАЕ. Появление в аэропорту одного за другим двух Больших Пап могло показаться чересчур странным даже наивным чернокожим.

Во всем Израиле нашелся лишь один роскошный «мерседес», подходящий под описание машины Иди Амина. 1 июля невзрачный государственный служащий уговорил преуспевающего арабского торговца из Восточного Иерусалима дать ему дорогую машину напрокат, чтобы «покорить сердце самой прекрасной женщины земли». Но с цветом вышла неувязочка: «мерс» араба был белого цвета в то время как Большой Папа раскатывал, разумеется, на черном. Ради соблюдения секретности машину перекрасили в «правительственный» цвет сами сотрудники министерства обороны.

Все «гиппо» вдвое снизили скорость. Озеро лежало в тумане, но над Энтеббе было ясное небо. Засияли огни посадочной полосы, затем показалось освещенное здание аэропорта. Пилоты и десантники пристегнулись ремнями.

Словно потеряв управление, самолет ухнул вниз. Турбины жутко ревели, и визжал воздух в огромных крыльях: при быстром приземлении «гиппо» возникает чудовищная качка. Вдруг удивительная машина почти бесшумно коснулась бетона и понеслась вдоль берега.

Во избежание лишнего шума Давид тормозил турбинами без реверсирования, и понадобился очень больший тормозной путь. Громадный лайнер остановился перед самыми венецианскими окнами старого здания аэропорта. Давиду показалось, будто он уже бывал здесь — настолько запомнился ему выстроенный на авиабазе макет. Трап со скрежетом лег на бетон. Казалось, этот звук слышит сейчас весь мир. Увидав, что Давид произвел посадку благополучно, зашел на посадку командир второго «гиппо».

— Теперь я знаю, что такое молчание смерти, — рассказал потом Давид. — Это казалось невероятным. Ни выстрела, ни движения. Тишина была страшнее, чем стрельба. Я сидел беззащитный, держа руку на дросселе, и ждал, что вот-вот ловушка захлопнется.

К 23 часам члены специальной комиссии собрались в тель-авивской канцелярии министра обороны. На столе стояли радиоприемники, настроенные на передающую частоту «боинга» главкома ВВС Израиля над озером Виктория.

Солдаты цепью бросились к старому зданию, особые подошвы на их обуви скрадывали шаги. «Мерседес» подкатил к контрольно-диспетчерскому пункту. В автомобиле распахнулись двери, и угандийцы застыли по стойке смирно, отдавая честь. Захлопали ПП «Беретта» с глушителями, часовые беззвучно повалились на бетон.

В 23.03 министры в Тель-Авиве услышали по радио выстрелы. На каждом десантнике был закреплен микрофон, сигналы от которого принимал штабной самолет Бени Пеледа, после чего ретранслировал их на секретной частоте в министерство обороны.

Нетаньяху стащил форменную блузу, вытер ею черное лицо, отшвырнул прочь. То же проделали и его солдаты, иначе свои могли принять их за людей Амина. Тем временем второй «гиппо» сел возле нового здания аэропорта. Командующий израильским спецназом непостижимо быстро выскочил из самолета. Офицер связи, обязанный находиться при генерале, даже упустил Дана Шомрона из виду. Трудно было поверить, что этот человек целую неделю не отрывался от стола и почти не спал.

Когда совершил посадку третий «гиппо», над летным полем уже вовсю стучали автоматные очереди. Четвертый транспортник садился прямо в перестрелку, словно хорошо освещенная мишень. Внезапно в аэропорту погасло наружное освещение — что-то заподозрил дежурный диспетчер. Пилот последнего «гиппо» с облегчением вздохнул.

— Мое задание было сидеть на земле и ждать, пока все не улетят, а затем подобрать последнюю группу, которой было приказано уничтожить угандийские МиГи, — говорил Ури Дану этот летчик. — В течение девяноста минут я был подсадной уткой, и то были самые длинные минуты в моей жизни. Как только мой «гиппо» застыл, на аэродроме начался форменный ад.

Командный пункт генерал Шомрон устроил по соседству с «концлагерем», как Иони Нетаньяху прозвал здание, где содержались заложники. Лишь теперь рядом с командующим возник запыхавшийся связист.

…В вестибюле аэропорта спиной к окну стоял Вильфред Безе. За его плечами можно было рассмотреть чудовищную махину «гиппо». У входа в зал ожидания пружинящей походкой хищницы прохаживалась взад-вперед Габи Крош-Тидеманн.

В самом зале заложников контролировали коренастый Фаиз Джабер и другой близкий Вади Хададу человек — Абед эль-Латиф, тощий и импульсивный. Заложники ворочались на матрацах. Прощаясь с ними, Иди Амин сказал:

— Окончательный ответ правительства Израиля ожидается до полуночи.

Диктатор был очень близок к истине: время в Уганде на час больше израильского, и только что наступила полночь. При звуке выстрелов на лице Вильфреда Безе отразилось крайнее недоумение. Заместитель Нетаньяху, которого звали Илан, ворвался в вестибюль и замер. Немец подался назад и вскинул свой ПП. Ударила очередь, и Безе рухнул лицом на пол, Илан перескочил через него и помчался дальше. Бежавший следом десантник перевернул тело лицом вверх. Убедившись, что это Безе и что он мертв, солдат пустился догонять командира.

Фройляйн Крош-Тидеманн повернула голову. У Илана перехватило дыхание. В одной руке Габи держала гранату, в другой пистолет. Нажав спуск, Илан не дал террористке ни единого шанса — он стрелял до тех пор, пока не кончились патроны:

— Вот тебе, нацистская сука…

Впервые в жизни он убил женщину. Коммандос знали, как вел себя каждый террорист. Габи была самой отмороженной: казалось, она со сладострастным наслаждением поубивала бы всех заложников.

Бойцы ворвались в зал ожидания. За их спинами сверкала фотовспышка — для отчета фотограф запечатлевал лица поверженных террористов. Другой боец прижимал их холодеющие пальцы к подушечке с краской и снимал затем отпечатки: спецслужбы должны были абсолютно точно опознать участников теракта. Происходящее снимал кинокамерой третий десантник с «Калашниковым» за плечами.

В зале 42-летний Барух Гросс подхватил на руки 6-летнего сына Шая и крикнул жене:

— Руфь, за мной, в кабинет управляющего Восточно-Африканскими авиалиниями!

Коммандос бежали между заложников с криками:

— Мата, тишкеву! Вниз, ложитесь!

Изумленные заложники замерли на своих матрацах. Джабер открыл огонь из «калаша», а эль-Латиф из револьвера. Как и предполагал генерал Шомрон, заложники сразу потеряли для террористов всякий интерес: речь пошла о спасении собственной шкуры.

Однако тренированные коммандос вовсе не были удобными мишенями. Ошеломленный штурмом Фаиз Джабер угодил сперва в потолок. Полетела штукатурка, один кусок упал на голову заложнице Лизетт Хадуд. Следующей жертвой Джабера случайно стала 56-летняя Ида Борохо-вич. Пуля повалила ее прямо на Лизетт.

— Мама! — заорал Борис Шлейн, сын Иды.

В этот миг Джабер и эль-Латиф уже были изрешечены десятками пуль.

Когда началась стрельба, многие заложники были уверены, что это дело рук немки: она то и дело угрожала пистолетом и отчаянно бранилась. Сейчас муж Лизетт сунул голову под стул и стал горячо молиться.

— Шма, Исраэль, Адонай Элохейну, Адонай эхад, — повторял он, прикрыв по обычаю глаза. — Слушай, Израиль, Господь — Бог наш, Господь — един.

В зал ожидания через разбитые окна врывались клубы дыма и прыгали коммандос из третьего «гиппо».

— Падайте на пол!

— Исраэль, тишкеву! Израильтяне, ложитесь!

Самые разумные заложники прикрылись матрацами,

но паники избежать не удалось. От загоревшегося одеяла опрометью бросились прочь две маленькие девочки. Арье Брольский в прыжке настиг дочек, повалил на пол, потом перехватил еще одну бегунью и опрокинул ее, прижав голову к полу. Но девочка вырвалась, приподнялась и страшно закричала — ее ранило.

Следом за коммандос бежали врачи и санитары с носилками. Спустя 10 минут пятеро заложников и четверо десантников уже лежали на операционных столах, устроенных во втором «гиппо».

В северной части здания заместитель Нетаньяху искал Джаэля Наджи аль-Арьяма. Этот невысокий жилистый араб в 1973-м ассистировал Карлосу Шакалу в покушении на Джозефа Сифа, президента британской торговой сети «Маркс и Спенсер» и активного сторонника Израиля. 38-летний аль-Арьям курировал в НФОП очень важное направление — Южную Америку. Там аль-Арьям рекрутировал в ряды «фронтовиков» несгибаемых земляков Че Гевары и Шакала.

Илан увидел аль-Арьяма на посту возле лестницы и нажал на спусковой крючок, отсекая прицельную очередь в два патрона. И для контроля — еще два. Аэропорт Энтеб-бе стал последней точкой на жизненном пути аль-Арьяма. Илану же суждено было в 1998 году стать начальником генерального штаба израильской армии, а в 2003-м — министром обороны. Его настоящее имя — Шауль Мофаз.

Подполковник Нетаньяху с отборными бойцами прочесывал второй этаж. В одном из туалетов под стоявшей там кроватью нашли двоих арабских террористов — их тут же застрелили. Но обнаружить Карл оса Шакала и Вади Хадада было не суждено. Возможно, они в эти минуты пировали в Кампале. Не исключено также, что кто-то из них или даже оба успели покинуть Уганду. У них был звериный нюх на опасность…

Наконец Иони Нетаньяху вышел со своими бойцами из здания аэропорта. Гроза приблизилась к Энтеббе, заморосил дождь. И тут открыли огонь часовые с наблюдательной вышки. В ответ коммандос вдребезги разнесли башню реактивными гранатами базук и очередями тяжелых пулеметов.

Но одна из угандийских пуль оказалась роковой. Раздался крик:

— Они ранили Иони! Врача!

— Эй, санитары!

Пуля угодила в спину. Подполковник Нетаньяху приподнялся было и снова упал, потеряв сознание и истекая кровью.

— Дан, Иони тяжело ранен, — доложил Илан в переговорное устройство. — Принимаю командование на себя.

В ЦаХаЛе[11] принято обращаться друг к другу по имени и на «ты» независимо от звания. Даже рядовые называют генералов по имени, а местоимение «вы» в иврите вообще отсутствует.

Десантники с мегафонами в руках выводили заложников из здания и направляли к «гиппо». Когда раздался взрыв, люди попадали на землю. Коммандос закричали в мегафоны:

— Это наши саперы подорвали вражеский истребитель! Не бойтесь взрывов, их еще будет много…

Штурмовая авиация была страстью Иди Амина, и резиденцию он выстроил для себя в километре от аэродрома.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.