Поход на Восток: трагедия народа
Поход на Восток: трагедия народа
Война — огромное, многофакторное понятие. Никогда не может быть написана вся правда о войне. Она по идее не может быть собрана в едином источнике. История войны включает в себя книги профессиональных историков, мемуары военачальников разного уровня, произведения художественной литературы, кинематографа, воспоминания младших офицеров, рядовых солдат, документальную хронику важнейших событий, публицистику, письма с фронта… И в каждом из этих пластов своя правда о войне: генералитета, штабных работников, окопная солдатская правда…
В книгах о войне, написанных в то время, когда она еще шла и сразу после ее окончания, воссозданы в основном верно самые главные события: крупные сражения, значительные боевые операции, карты-схемы. Многие книги тех лет несут на себе сильную пропагандистскую окраску. О войне говорилось в основном то, что укладывалось в идеологические рамки и преследовало цели воспитания молодого поколения. Многократные повторения одних и тех же сведений, фактов, результатов известных битв, и их комментирование прочно засели в головах людей, которые и запомнили войну такой: официально-государственно-пропагандистской. Одна из лучших книг в этом ряду издана в 1967 году в Москве военным издательством Министерства обороны СССР. Она подготовлена Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в годы «Хрущевской оттепели» — в ней немало правдивых, объективных оценок, особенно причин наших поражений и неудач в первый период войны.
Во время демократических преобразований в России под редакцией военного историка, генерала, профессора Д. Волкогонова была подготовлена многотомная история Великой Отечественной войны, в которой многие события и факты трактовались уже по-новому, на основе архивных документов и материалов. Но она, к сожалению, так и не вышла в свет, сегодняшний генералитет еще боится «правды о прошедшей войне».
В настоящее время стали появляться книги, особенно на Западе, в которых делаются попытки пересмотреть ход и итоги великой войны, степень участия в ней союзников. Это понятно: «Запад — есть Запад». Ему сильная Россия не нужна, и идеологи США стремятся ослабить нашу страну, где только можно. И пропагандистскими приемами, в том числе, если не в первую очередь.
Такой «пересмотр» вызывает естественный протест. Советский народ и его государство вынесли на своих плечах основные тяготы войны. В том, что фашистская Германия и ее союзники потерпели поражение, — СССР сыграл главную роль.
Подвиг совестного народа нельзя принизить. Тот, кто пытается это делать — преследует свои политические цели.
Есть результат — войска вермахта были разгромлены в основном на территории СССР. И любой здравомыслящий человек должен сам понимать, глядя на карту Европы, — время, пространство, развитие событий и их логика говорят о решающем вкладе СССР в разгром агрессора. Но давайте не в пример нашим бывшим «забывчивым» союзникам помнить о той помощи, которую оказывали нам Соединенные Штаты и Великобритания, об антифашистском сопротивлении народов Европы…
Прошедшая мировая война была война идеологий, народов, геополитических устремлений вождей и руководителей крупнейших мировых государств.
И за всем этим «пропадает» правда войны отдельного человека. То, какой именно он видел войну, как переживал страдания, боролся, умирал… Именно из миллионов этих фрагментов картин и складывается огромное мозаичное полотно под зловещим названием — «война». В этой книге и представлены «кусочки» войны «маленьких людей», от которых не зависел ход войны, ее развитие. Потому что это была жизнь в оккупации. Каждый вносил свою небольшую лепту на алтарь общего дела. Лепту разную: какую хотел, какую мог, какую смог.
Ростов-на-Дону, которому посвящается эта книга, находился далеко от границ СССР. Когда-то на его месте стояла крепость святителя Димитрия Ростовского, построенная во второй половине 18 века, по указу императрицы Елизаветы Петровны. Большую роль в основании крепости сыграл главный человек этой эпохи П. И. Шувалов.
Россия в послепетровские времена двигалась на юг к теплым морям, осваивая новые огромные территории. Защищаясь от набегов южных народов: крымских татар, ногайцев, народов Северного Кавказа — она укрепляла свои южные рубежи. К тому времени она уже накопила достаточно сил, чтобы не только противостоять кочевым, «хищным» народам, разрывавшим и топившим в крови ее окраины. Оседлый русский народ не только стал сдерживать разрушительную энергию Великой степи, но и усмирять кочевников, а позже вводить их в состав своего растущего государства. Кроме того, Россия была сильно заинтересована в торговле с южными странами. Петр прорубил в Европу «окно», но из окна многое не сотворишь, нужна была «дверь» на Юг — такой дверью и стал выход в Азовское и Черное моря.
Так что крепость Димитрия Ростовского и существовавший при ней торговый порт выполняли не только военные, но и экономические функции. Во всех войнах с Турцией, а их было 10, крепость Св. Димитрия, была тыловой базой для снабжения русской армии, воевавшей в Крыму, на Кубани, а позже и на Кавказе.
Кроме того под Ростовом и на Дону, и в его устье в Азовском море строилась, в последней четверти 18 века военная флотилия, сыгравшая значительную роль в войне на воде. Но сама крепость, сильно укрепленная и содержащая значительный и хорошо вооруженный гарнизон, не подвергалась непосредственному нападению неприятеля.
С тех пор город мирно рос и быстро развивался, благодаря своему выгодному географическому положению: здесь перекрещивались пути из Малороссии (Украины), Кубани, Нижней Волги, Северного Кавказа, Центральной части России.
Это выгодное положение придаст Ростову позже огромное стратегическое значение. Основатели города вряд ли смотрели так далеко — так распорядился ход истории на Евразийском континенте. Пути, проходящие через Ростов, и связывали эти два континента, Восток и Запад, Юг и Север. Поэтому Ростов является одним из ключевых городов России. Его можно назвать не только «воротами на Кавказ», но и шире — в Азию. «Воротами на Кавказ» назвал Ростов Гебелльс — так смотрели гитлеровские стратеги на Кавказ в своих планах дальнейшего движения в Азию. Это название имело конкретное время произнесения и конкретную ситуацию развития военных событий. Мне кажется, в России не будь этого случая, не стали бы говорить о Ростове как «воротах на Кавказ». Это только одно из направлений, рождающихся в этом стратегическом центре. Но мы уже привыкли к этим словам — «ворота на Кавказ» и даже гордимся ими.
Стратегическое положение определяют экономические факторы, причем нередко и геополитического уровня. Здесь, на месте, где стоит наш прекрасный город, проходили древние торговые пути, веками рядом жили и взаимодействовали различные этносы со своей историей, традициями, культурой…. И не всегда эти отношения, как мы уже говорили, были добрососедскими.
Война пришла впервые в Ростов-на-Дону после Октябрьского переворота — мощные революционные ветры всколыхнули тихий Дон. Здесь всегда жили разные народы: русские, армяне, евреи, татары, греки. И всегда было сильно классовое расслоение. Жизнь Ростова в годы Гражданской войны осталась достоянием газет, выходивших и при власти белогвардейцев, и красных. М. Шагинян написала интересную повесть-быль «Перемена», в которой описаны пореволюционные годы жизни в Нахичевани и Ростове-на-Дону. Экспрессивная, как и вся проза тех лет, она содержит немало бытовых картинок. Встречаются в повести и курьезные сценки. Так, например, один из приказов военного коменданта немецких оккупантов гласил: запретить продажу и лузганье жареных подсолнечных семечек.
Немцы, вступившие в Ростов, вели себя вполне «цивилизованно», что дало повод некоторым ростовчанам, переживших их приход в 1918-м и 1942-м годах, говорить о первом пришествии даже с некоторым уважением.
Уходя из Ростова (в Германии в 1918 году началась революция), они поставили памятник своим солдатам, погибшим при вступлении в город. Устроили настоящий митинг на Покровской площади, на нем присутствовали гражданские и военные власти Ростова: белые генералы, казачьи атаманы. Немцы просили сохранить памятник, ухаживать за ним. Так что немецкий след в Ростове уже был.
С началом войны в июне 1941 года Ростов казался глубоким тыловым городом. Но судьба распорядилась по-своему… Приход немцев в Ростов был неожиданным для многих советских людей, так как советская пропаганда постоянно утверждала, что Красная Армия будет воевать «на чуждой территории», «малой кровью», и что мы «ни пяди своей земли врагу не отдадим».
Вообще, когда читаешь старые советские газеты, в них переотраженно проступает «правда жизни», не приукрашенная идеологически, не обставленная пропагандистки. И проступает она именно через густую пропагандистскую краску, как бы со знаком минус. Говорится одно, а надо подразумевать другое. Говорится о том, как должно быть, а значит, все на самом деле было не так, как об этом передают по радио и пишут в газетах.
Советский человек тогда, в тоталитарном государстве, был отчужден от истинного управления, крупных событий, от которых зависела его жизнь. Советская власть — власть советов, т. е. выполнение решения самих советов — это полнейшая иллюзия. Какими могли быть советы, как жить, когда все указания, приказы, распоряжения, решения, разнарядки «спускались» сверху партийными органами. Так, не сам народ распоряжался своей судьбой, а власть, «избранная народом». Это проявлялось в максимальной степени. Но следует сразу заметить: в любом в самом «демократическом» государстве (тем более, в нашей «демократической» современной России) народ, большинство людей никогда не допускаются к прямой реальной власти. А существуют государственные институты, которые деформируют волю и желания народа в интересах тех, кто действительно правит им. Да, иначе, наверное, и нельзя. И дело зависит от степени отчужденности народа от институтов власти.
В СССР (и в других тоталитарных государствах, в той же гитлеровской Германии) форма отчуждения народа от власти была максимальной. Да, многое делалось для народа — по остаточному принципу. Народ служил государству, а государство в первую очередь — это чиновники.
Несмотря на то, что официальная пропаганда говорила о том, что у нас с Германией был заключен мирный договор, и власти всячески пресекали разговоры о предстоящей войне, многие люди знали: «война с немцем» будет скоро. И все равно выступление по радио заместителя председателя Совета Народных Комиссаров СССР и народного комиссара иностранных дел Молотова 22 июня 1941 года было как гром среди ясного неба. Почему не выступил сам Сталин? Не хотел связывать свое имя с таким страшным событием? А может, не пришел еще в себя — ведь он был твердо уверен: Гитлер не начнет войну сейчас, не станет воевать на два фронта, — вождю Советского Союза этого так хотелось. В последние годы в стране все совершалось так, как он хотел, и он, вероятно, психологически привык к тому, что все должно «твориться», как он планировал. Он считал: вести войну на два фронта — чистый авантюризм. Именно этот тезис клал он в основу своих аргументов в самоубеждении.
Сам Сталин не был авантюристом, он ко всему готовился очень основательно и не любил поспешных, невзвешенных шагов. Но ведь авантюристом был Гитлер — нужно учитывать психологию и особенности характера своего соперника. Тем более Гитлер к 1941 году чувствовал себя на коне и тоже не сомневался в успехе затеваемых им дел. Он понимал к тому же, что начать войну против СССР позже, когда Красная Армия будет перевооружена, окрепнет командующий состав — сильно рисковать. Он и поставил ва-банк на молниеносную войну. Нет, как умный политик, он понимал, с кем имеет дело. «Молниеносная война» это был еще и пропагандистский трюк. У Гитлера был личный врач, который постоянно вел записи разговоров фюрера, его размышлений. Так вот из них видно: вождь нацистов совсем не снимал варианта и длительной войны с СССР. Но если говорить честно: он был довольно близок к своей цели в 1941–1942 годах. В мае 1945 года на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии И. Сталин откровенно говорил: «У нашего правительства было немало ошибок. Были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах»[3].
В наше время неоднократно издавалась книга В. Суворова «Ледокол», в которой утверждается мысль о том, что СССР планировал летом 1941 года напасть на Германию.
Что ж, в принципе СССР мог первым напасть на другое государство, например, мы начали войну против Финляндии (позже — Японии). Тогда Советский Союз нарушил договор с Японией, выполняя союзнические обязательства. Но не только — Сталину очень нужна была война с Японией во многих отношениях.
Но напасть на Германию летом 1941 года Сталин вряд ли бы мог. Мы уже говорили о его осторожности. Но самое главное — армия не закончила перевооружение, в таких крупных мировых событиях каждое государство руководствуется своими интересами и возможностями. Так, США и Великобритания не открывали второй фронт — их цель, как можно сильнее измотать воюющую Европу, особенно СССР и Германию, чтобы затем США могли диктовать свои условия послевоенной Европе. Да, Соединенные Штаты и Великобритания помогали нам и вооружением, и продуктами, и техникой, и медикаментами. (Небольшой эпизод: жена Черчилля привезла в Ростов оборудование для военного госпиталя).
Но, во-первых мы платили за эту помощь золотом. Во-вторых, они поддерживали СССР до тех пор, пока не стало ясно: участь Германии была предрешена на полях тяжелейших сражений на Востоке, и СССР может один победить Германию. Они открыли второй фронт, чтобы в полной мере воспользоваться плодами победы.
Так же действовали и некоторые союзники гитлеровской Германии. По договоренности Япония и Турция должны были вступить в войну после падения Сталинграда.
Так что Сталинград был для нас не только городом-символом, носившим имя вождя, важным центром волжской водной артерии, по которой и через которую шло снабжение кавказской нефтью и сибирским хлебом. Это был «ключ-символ» для сдерживания других агрессоров. Возможно, Сталин именно критические моменты битвы на Волге считал «отчаянным положением СССР» в 1942 году.
Конечно, если бы японцы вступили в войну раньше, мы не смогли бы перебросить сибирские дивизии ни под Москву, ни под Сталинград, а именно они решили участь победы. И японцы, и турки опять-таки ждали, что СССР и Германия измолотят друг друга, чтобы вступить в войну в ее исходной фазе.
Точно также можно предположить, размышлял и Сталин, и советские руководители, когда Германия напала на Англию. СССР было выгодно, чтобы они измотали друг друга. А нападать на Германию в то время, когда вермахт был на вершине своих военных достижений в Европе… Все противники: и Гитлер, и Сталин, и Япония и США переоценивали свои силы и недооценивали противника. Иногда желание бывает сильнее восприятия реальности. Ведь успех сражения решается порой не количеством дивизий, числом боевой техники, а и совокупностью многих других компонентов.
Книга В. Суворова, нашего бывшего разведчика, в своем первом впечатлении оказывает некоторое «психологическое» давление: в ней собрано и хорошо (профессионально) смонтировано большое число документальных и статистических свидетельств, которые вроде бы подтверждают мысль о том, что Сталин готовился напасть на фашистскую Германию.
Если, по мнению Суворова, до начала наступления Красной Армии оставалось несколько дней, то документ в секретном конверте, который был в каждой части, был бы совсем другого содержания и давать инструкции для начала боевых наступательных действий. Там же говорилось совсем о другом — об отражении агрессивного удара.
И еще одна, на мой взгляд, немаловажная деталь. Книга В. Суворова «Ледокол», как и книги Климова (еще одного нашего контрразведчика, также как и Суворов перешедшего на Запад) построены по очень похожим моделям и рассчитаны на психологическое воздействие на неискушенного читателя. В них наряду с конкретной информацией постоянно повторяется, «вдалбливается» один и тот же прием: повтор основной мысли. Такие приемы разработаны в центре психологической войны против СССР, России.
В книге «Ледокол» оговаривается, что вся информация собрана из открытых источников. Возможно. Но ее количество не под силу собрать одному человеку.
Конечно, версия о том, что СССР готовился первым напасть на гитлеровскую Германию оправдывает агрессию Гитлера, и Советский Союз предстает уже не как освободитель народов Европы от фашизма, а как потенциальный агрессор, которому не хватило неделю-другую до перехода границы.
Итак, 22 июня 1941 года роковая трагическая дата в жизни миллионов людей. В этот день прошло выступление Молотова по радио (которое в дальнейшем неоднократно читал известнейший диктор Ю. Левитан).
В газете «Правда» на следующий день были опубликованы важнейшие документы и текст самого выступления: Указ Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации по многим военным округам страны. Указ об объявлении военного положения в отдельных местностях (областях) и сам Указ «О военном положении». В Ростовской области оно было объявлено в первого дня войны.
Кроме того, опубликован документ «Об утверждении Положения о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении, и в районе военных действий». Подписал и эти Указы Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин и Секретарь Президиума А. Горкин[4].
Естественно, на первой полосе газеты — большой портрет т. Сталина и небольшая сводка Главного командования Красной Армии за 22 июня 1941 года. Она очень показательна и любопытна.
«С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Черного моря и в течение первой половины дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточенных боев противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском, Кристыпопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец, первые два в 15 км, и последний в 10 км от границы. Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населенных пунктов, но всюду встречала решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито 65 самолетов противника»[5].
Эта информация задает тон всему дальнейшему освещению хода войны. 24 июня 1941 года было создано Совинформбюро, которое готовило всю информацию о боевых действиях и других важнейших событиях. Этот принцип: говорить минимально о своих потерях и максимально о потерях противника существовал на всем протяжении войны (причем, он действовал и в Германии).
В первые дни войны в Москве еще не знали, что творится на самом деле в приграничных районах. А если бы и знали, что в первый же день только на аэродромах было уничтожено 1200 боевых самолетов, так что об этом сразу сообщать? Все наши поражения, ход отступления Красной Армии освещались предельно сдержанно. Так например, когда наши войска потерпели в мае 1942 года крупное поражение под Харьковом, газеты писали о незначительных локальных боях. Или когда в октябре 1941 года во время начала наступления фашистских войск на Москву (были окружены основные силы 3-х фронтов) под Брянском и Вязьмой. Разве об этом сообщалось в нашей печати? И без этого в Москве началась страшная паника. Паника в октябре 1941 года охватила не столько столицу — из Ростова в те дни «сбежало все руководство города».
О причинах поражений в приграничных районах Красной Армии в боях летом и осенью 1941 года (а это были уже регионы, далеко стоящие от границы), написано много, причины эти хорошо известны: огромные потери командирских кадров в годы массовых репрессий, неготовность наших войск, недоукомплектованность и наличие большого числа устаревших типов танков и самолетов, внезапность нападения, боязнь наших командиров (особенно низшего и среднего звена) принимать самостоятельные решения, военная мощь вермахта.
К этому следует добавить несколько психологических факторов: о них говорят меньше или совсем умалчивают, следует развернуть их аргументацию, — она также важна для понимания сути происходящего летом 1941 года.
Внезапность нападения была не только ошеломляюще мощной, точно рассчитанной, но и дезорганизующей, устрашающей, а главное — эффективной. Мой отец, Вячеслав Ефимович, служил в 20 километрах от границы, в Северной Буковине. В день начала войны он с товарищем стоял на посту на высотке. Так вот немецкие истребители, атакуя, устраивали «показательные выступления» — демонстрировали фигуры высшего пилотажа. Отец вспоминал: «Мы с товарищем только переглянулись: „Вот это — да!“.»
Но главное, конечно, заключалось в том, что движущаяся в воздухе и по земле (в основном — на колесах и гусеницах) армада наступала по заранее намеченным планам. Каждая часть противника наносила конкретный удар. Фашистов в первую очередь интересовали штабы военных соединений, мосты, железнодорожные станции, склады с боеприпасами, горючим, движущиеся части Красной Армии. Самолеты бомбили объекты, разрушали управление, связь. Десанты, группы диверсантов, заброшенных в тыл заранее и забрасываемых по мере движения войск вперед, нарушали всевозможные, в первую очередь военные коммуникации.
Это производило огромный эффект. Наши войска теряли управление, не получали необходимых оперативных директив. Да и кто бы их давал, когда сообщения с границы не поступали в центр. Наше командование строило свои предположения, основываясь на действиях передовых частей вермахта.
Второе: в бой вступали гитлеровские солдаты, не только имеющие большой опыт «войны моторов», быстро ориентирующиеся при взаимодействии авиации, танков, артиллерии и мотопехоты — они были упоены недавними победами в Европе. Это создавало им огромное психологическое превосходство. Некоторые же наши солдаты, подавленные этим динамичным наступлением, считали: «Ну, что от меня зависит. Россия — большая, армия у нас огромная». И уходили со своих позиций или сдавались в плен, другие, совсем молодые и необстрелянные, вообще боялись стрелять в другого человека. В наших книгах и фильмах, в которых описаны первые месяцы войны, эта тема иногда звучала — значит, она была реальностью.
Еще одна малоизвестная страница самых первых недель войны. Когда допрашивали генерала Д. Г. Павлова, командовавшего Западным военным округом (он был незаслуженно обвинен в поражениях у границы и расстрелян) — так Сталин нашел «виноватого». Он на допросе (сохранились его записи) говорил, что дивизии, укомплектованные латышами, литовцами, эстонцами разбежались при первом боевом столкновении с противником, оголяя фланги и тылы других соединений.
Главная ответственность за внезапность нападения лежит на Сталине. Он один принимал стратегические решения, все остальные из его окружения боялись ему противоречить. А если ты руководишь всем, то и отвечаешь за все. Он носил в себе мысль, что Германия не может сейчас напасть на СССР, и не верил агентурным сообщениям и другим источникам о готовящемся вероломном нападении — он считал такие сообщения провокационными. Вероломное нападение — нападение, ломающее веру, значит Сталин верил в то, что его не будет. Конечно, эту веру в нем поддерживала статистика: количество вооружений, по которому Красная Армия превосходила вермахт.
Вот как оценивал причины наших поражений в первые недели войны Маршал Советского Союза А. И. Еременко: «Опоздание с разрешением о приведении войск в боевую готовность связано с тем, что Сталин, будучи главой правительства, верил в надежность договора с Германией и не обратил должного внимания на поступавшие сигналы о подготовке фашистов к нападению на нашу страну, считая их провокационными. Сталин полагал, что Гитлер не решится напасть на СССР. Поэтому он не решился своевременно на проведение срочных и решительных оборонительных мероприятий, опасаясь, что это даст повод гитлеровцам для нападения на нашу страну. На Сталине, являющемся фактически главой государства, лежит основное бремя ответственности за наши поражения»[6].
Боязнь попасть в немилость к вождю руководила многими военачальниками. «Сталин и его окружение, генеральный штаб, а также Главное разведывательное управление допустили крупнейший просчет (подчеркнуто — B.C.) в оценке военно-стратегической обстановки».[7] Не сказать об этом вообще было нельзя, но здесь виноваты все, и вина вождя, главная, не выделена.
Внезапность мощного удара, особенно авиационного, — до 250–300 километров вглубь (через несколько дней, когда в бой были введены основные силы вермахта) создавала все условия для овладения стратегической инициативой. Фашисты сосредотачивали в местах крупных прорывов значительное численное превосходство, обходя наши группировки с флангов, окружая их, громя тылы. Десантники в красноармейской форме захватывали важные переправы и удерживали их до подхода своих войск. Немцы обладали детальной информацией (работа агентуры) о расположении наших соединений, базировавшихся в приграничных районах. И нередко (по рассказам очевидцев) танки шли вперед по шоссе, не обращая внимания на то, что по обочинам двигаются группы красноармейцев. Задача танкистов была как можно дальше вклиниться вглубь советской территории, захватывать и парализовывать важнейшие объекты, а главное — окружать наши воинские соединения. Первые недели войны напоминали действительно тот блицкриг, который планировал Гитлер и его командование. Но чем дальше углублялись захватчики на советскую территорию, тем заметнее возрастало сопротивление частей Красной Армии.
Еще один эпизод из воспоминаний отца. Он служил рядовым в фотолаборатории одного из артиллерийских полков, находящегося практически на границе. Немцы не стали даже бомбить его, не то чтобы атаковать — зачем лезть под пушки. А снарядов у артиллеристов было очень много. Немцы просто обошли эту часть. И вот полк, не имея связи, вынужден был отходить в тыл с первого дня войны — воевать ему было не с кем. Потом над колонной стала зависать «рама» — немецкий авиаразведчик, потом прилетали бомбардировщики и постепенно выбивали орудия. Так наши артиллеристы дошли до Днепра! Наконец, попали в большой «котел» под Уманью — все переправы были уже в руках у неприятеля.
В истории войны есть два фактора, на которые, как мне кажется, историки и мемуаристы не обратили особого внимания. Эти факторы также работали против нас. Первый — чисто географический. Отступая Красная Армия вынуждена была «скатываться» с высоких берегов европейских рек, текущих по СССР. Когда же началось наше наступление на Запад, нам приходилось штурмовать высокие, обрывистые и сильно укрепленные берега своих рек: Дона, Миуса, Днепра…
Второй фактор — технический. В большом успехе фашистского наступления первого периода волны огромную роль сыграли танки. О «танкобоязни» много писали и говорили. Немецкие танки, прорывавшие нашу оборону, создавали панику в тылу, с ними трудно было бороться без артиллерии. Они словно созданы были для степных, южных районов нашей страны.
На завершающем же этапе войны, когда Советская армия воевала уже на чужой территории, особенно в самой Германии, танков было предостаточно. Но они уже не являлись такой ударной, устрашающей силой в городах, в уличных боях. А городов в Германии и в других странах Европы было очень много. Какой-нибудь мальчишка, сорви-голова из Гитлерюгенда, оболваненный фашистской пропагандой, мог из-за угла дома, из подвала, из окна пустить фауст-патрон в танк. Дело доходило до того, что иной раз вначале штурмовать вражеские окопы посылали матушку-пехоту, которая «выкуривала» фауст-патронщиков, а потом уже шли танки.
И еще один важный момент, часто присутствовавший в оценках первого периода войны (1941–1942). Речь нередко идет о «массовом героизме» советских солдат, задерживавших продвижение противника на восток. Это, конечно, пропагандистский прием. Что такое героизм вообще? Поступок самопожертвования или действия, нанесшие врагу значительный урон? В советской литературе, публицистике 40–50-е годы фигурировало несколько человек, совершивших подвиг. Это был в первую очередь капитан Гастелло, Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, Лиза Чайкина, Юрий Смирнов и пятеро молодогвардейцев. Они стали образцами, примерами для подражания. Массового героизма в таком понятии в первый период войны и вообще в течение всей войны — не было, иначе война закончилась бы через несколько недель, 5 тысяч «комикадзе» бросились бы под фашистские танки и их бы не было, как ударной силы вермахта.
Но я полагаю, что герой это уже тот, кто идет в атаку на огонь врага. Такие общие понятия как «весь советский народ», «массовый героизм» нужны были в годы войны. Ведь мы сейчас хорошо знаем, что сотни тысяч красноармейцев «массово» сдавались в плен или оставляли свои позиции без приказа.
Поэтому мы вдвойне должны быть благодарны тем, кто в тяжелейших условиях с оружием в руках противостоял грозному врагу, сражался с превосходящими силами противника, кто оказывал ему сопротивление и наносил урон, сдерживая его бешеный натиск.
Описаний хода военных действий в 1941–1943 годах (временем, с которым связана оккупация Ростова) огромное количество. Меня в контексте данной книги интересует южное направление — путь войны к Ростову. «С переходом главных сил немецко-фашистской армии количественное превосходство гитлеровцев стало подавляющим, а на важнейших направлениях оно было четырех-пяти-кратным»[8].
Силы были неравны по статистике, втройне неравны по ситуации, складывающейся на отдельных участках огромного фронта.
Гражданская война — великая трагедия России. Она унесла — миллионы человеческих жизней. Но такова диалектика бытия. В годы Великой Отечественной грудью встали на защиту Родины люди, воевавшие в гражданскую, имевшие опыт, который пригодился в новых условиях. Война — это тяжелая мужская работа, требующая не только мужества, стойкости, профессионального мастерства, но и психологической выдержки. Представьте себе, если бы у нас на войну встали бы только «мальчишки»? Безусловно они рвались в бой, были порой бесстрашны, но в бою многое решает опыт (тактика, военная хитрость, смекалка).
В первый же день войны были созданы Прибалтийский, Западный и Киевский особый округ. Одесский военный округ был преобразован в 9-ю армию 24 июня из этой армии и 28-й армии Ставка сформировала Южный фронт. Его возглавил генерал И. В. Тюленев. В дальнейшем многие бои по обороне и освобождению Ростова будут связаны с 9-й армией. К ней мы еще не раз вернемся.
В первые недели войны вермахт нанес Красной Армии сильные удары, и она понесла большие потери. Практически не было сплошного фронта обороны. «Командование советских фронтов, армий и даже корпусов часто теряло управление войсками, т. к. противник систематически нарушал связь»[9].
«Ценой огромных усилий и жертв к исходу третьей недели войны Красная Армия задержала врага на важнейших направлениях»[10], — это строки из книги «Великая Отечественная война Советского Союза». Вот он первый коллективный подвиг красноармейцев. Во многом безымянных, не получивших свои боевые награды, так как награждали в то время очень редко. Когда мы говорим о великих победах на Волге, под Курском, мы должны помнить — победа начиналась в приграничных районах. Как это ни странно звучит, но такова диалектика.
В последнее время в демократической прессе раздаются голоса: мол, мы выиграли войну не благодаря Сталину, а вопреки ему, войну — выиграл народ. Это упрощение сложнейшей проблемы. Ошибки и вина Сталина были страшны, но и роль его на войне очень велика. И не столько может быть, как личности, а как человека, стоящего на вершине власти тоталитарного государства. Я не знаю можно ли выиграть тотальную войну (а нам противостоял тотально организованный противник) без тоталитарного государства? Сейчас об этом не модно говорить, но основу, стержень этого государства составляла партия, она была организующей и мобилизующей силой, как бы ни стандартно, ни шаблонно звучали эти слова сегодня.
Да, в сталинские времена роль вождя была необоснованно завышена, особенно его полководческий талант. Знаменитые «десять сталинских ударов», о которых, раньше говорили постоянно, а сейчас практически (и справедливо) забыли — плод работы выдающихся военачальников. Но утверждать, что война была выиграна вопреки Сталину, — другая крайность. Конечно, Сталин концентрировал в своих руках необъятную власть, значительная часть советских людей верила своему вождю. Но главное заключалось в том, что Сталин и его окружение руководили из центра. А на местах все решали коммунисты разных рангов, в основном — рядовые. Они цементировали, направляли, вели за собой, организовывали самые различные события. Не случайно, фашисты уничтожали в первую очередь коммунистов, комиссаров.
27 и 29 июня 1941 года ЦК ВКП(б) принял решение о мобилизации коммунистов и комсомольцев и направление их на фронт в качестве политработников. За первые три месяца свыше 95 тысяч политработников влились в ряды действующей армии. Для укрепления руководящим составом в армию было направлено 47 тысяч партийных, профсоюзных и комсомольских работников. 16 июля 1941 года решением Президиума Верховного совета СССР в Красной Армии был введен институт военных комиссаров.
Так, среди важнейших заслуг советского руководства была эвакуация в глубокий тыл, за Волгу, на Урал, в Сибирь большого числа заводов, в первую очередь оборонных. За 5 месяцев (июль-ноябрь) было перевезено 1523 предприятия, в том числе — 1360 крупных, преимущественно военных. За это время по железным дорогам было отправлено около полутора миллионов вагонов с различными эвакуационными грузами. Такой титанической работы история мировой промышленности еще не знала. Было эвакуировано в тыл и значительное количество тяжелой артиллерии, которая позже сыграла свою роль в крупных наступательных операциях.
На Дону и в Ростове эвакуацией и строительством оборонительных сооружений руководил Борис Александрович Двинский (1894–1973). Пришедший в Ростовский обком ВКП(б) в 1937 году после расстрела Шеболдаева, он занимал пост второго секретаря — (1937–1938) и в 1938–1944 был первым секретарем Ростовского обкома партии и горкома ВКП(б). Член партии с 1920 года он прошел большой путь руководящего работника.
Велика его заслуга по организации эвакуации промышленных предприятий, сельскохозяйственного имущества, специалистов, по созданию партизанского подполья, развертыванию партизанского движения на территории Ростовской области. Он внес также значительный вклад в организацию заготовок по обеспечению армии, заводов и фабрик продуктами питания.
В 1944–1950 годы Двинский — народный комиссар, министр заготовок СССР. В 1950–1954 годы работал в аппарате Совета Министров СССР и ЦК КПСС.
Из Ростова были эвакуированы десятки крупных предприятий, учебных заведений. Эвакуация продолжалась до последнего дня. Так, часть сотрудников Госуниверситета, отправившая в Махачкалу наиболее ценное научное и учебное оборудованное, уходила через Дон 22–23 июля — за день до вступления гитлеровских войск в город. Последним переправлялся через Дон, обхватив бревно рукой, ректор РГУ С. Е. Белозеров.
Эвакуация в стране началась уже на третий день войны, значит руководство предполагало, что вопреки жестким приказам, отбросить врага со своей территории быстро не удастся, и война может быть затяжной. И создание за Волгой могучей кузницы «выковало» победу, — «у мартеновских печей не смыкала наша Родина очей». Поэтому наряду с самым низким поклоном тем, кто храбро воевал на фронте, такой же поклон тем, кто выпускал самолеты, пушки, винтовки и автоматы, минометы и снаряды, военное снаряжение, кто выращивал хлеб и обихаживал раненых, возвращая многих из них в боевой строй.
По плану «Барбаросса» гитлеровское командование наметило три мощных удара по трем основным направлениям. Группа армий «Север» наступала через Прибалтику на Ленинград. Группа армий «Центр» через Минск-Витебск-Смоленск — на Москву. Группа армий «Юг» через Винницу-Киев-Донбасс — на Ростов-на-Дону.
В эту последнюю группу входило 57 дивизий и 13 бригад (для сравнения: на север было направлено 24 дивизии, на Москву — 50 и 2 бригады. В состав южной группировки входили войска немецких союзников: румын и венгров.
Особую ударную силу в ней представляла 1-я танковая армия, которой командовал генерал-полковник Э. Клейст. Полоса действий южной группировки — от припятских болот до Черного моря.
Первые три недели боевых действий Красная Армия на южном направлении под напором превосходящих сил противника вынуждена была оставить значительную часть Украины. Немецкие войска на Юге продвинулись на 300–350 километров (на севере — на 450–500, в центре на 450–600).
Против группы армий «Юг» был образован Южный фронт, в который входили 18-я и 9-я армии — 24 дивизии и 15 бригад. Противник превосходил наши части в живой силе, артиллерии, минометах, в два раза, в самолетах — в 1,5 раза. На направлении главных ударов это превосходство, особенно в авиации и танках, значительно возрастало.
9-я армия была сформирована в июне на базе Одесского военного округа, 18-я также на базе Харьковского и Киевского округов. В июне-октябре 1941 года 18-й армией командовал генерал-лейтенант А. К. Смирнов, октябре-ноябре — генерал-майор — В. Я. Колпакчи, ноябре 1941, апреле — октябре 1942-го — генерал-майор Ф. В. Камков, февраль-апрель 1942 — генерал-лейтенант И. К. Смирнов, октябрь 1942 — январь 1943 — генерал-майор А. А. Гречко.
9-й армией в июне — сентябре 1941 года командовал генерал-полковник Я. Т. Черевиченко, сентябре 1941 — мае 1942 — генерал-майор Ф. М. Харитонов, мае — июле 1942 — генерал-майор П. М. Козлов.
Обе эти армии участвовали в Ростовской оборонительных и наступательных операциях. Приведенные сведения говорят о том, как часто сменялись командующие армиями в первый период войны. Так 9-й армией до ее расформирования в 1943 г. командовало 8 генералов. Неудача сразу вела к отставке командующего и перемещением его на другую должность. А неудачи не всегда зависели от действий армии и его командования.
Одним из крупных поражений в 1941 году и вообще в истории войны было сражение за Киев. После взятия Смоленска 16 июля на восточном фронте произошло некоторое (относительное) затишье. В ставке Гитлера шли споры: продолжать ли успешное наступление на Москву или повернуть часть сил на юг и ударить во фланг Киевской группировки. Немцы решили сначала уничтожить армии, оборонявшие Киев и захватить южную Украину. «Ставка Верховного Главнокомандования не сразу разгадала замысел противника. В начале августа она по-прежнему считала, что основные силы немецко-фашистских войск будут использованы для овладения Москвой»[11].
Немецкие войска, ударившие во фланг с севера по группировке, защищавшей Киев, создали для нее «катастрофическое положение». «Единственный выход заключался в немедленном отводе войск киевского выступа с целью создать более плотную оборону на одном из тыловых рубежей. С таким предложением главное командование Юго-Западного направления обратилось 11 сентября к Верховному Главнокомандующему. И. В. Сталин возразил против этого и приказал удерживать Киев»[12]. В результате в окружении оказалось 4 армии.
Но и врагу победа под Киевом досталась дорогой ценой. Красная Армия разгромила 10 фашистских дивизий, враг потерял свыше 100 тысяч солдат и офицеров, которые необходимы были ему для нового наступления на Москву.
После разгрома Красной Армии под Киевом на Юге сложилось крайне напряженное положение. Оно привело к захвату гитлеровцами Правобережной Украины, Донбасса, был отрезан Крым. 16 октября из Одессы ушел последний корабль.
В конце сентября началось крупное наступление вражеских войск на Донбасс и Ростов. После тяжелейших сражений в Донбассе в октябре 1941 года возникла прямая угроза областному центру Ростовской области. Ростовская оборонительная операция продолжалась 11 дней (началась 5 ноября).
Советское командование понимало смысл направления главного удара немецко-фашистских войск: окружить под Ростовом войска Южного фронта, чтобы форсировать Дон и прорваться на Кавказ. И стало готовить на этом участке фронта контрнаступление. Самые страшные месяцы — сентябрь и октябрь (критическое положение под Ленинградом и его блокада, окружение семи армий под Москвой).
9-й армией в начале Ростовской операции командовал генерал-полковник Яков Тимофеевич Черевиченко — (1894–1976). В октябре он уже командовал всем Южным фронтом. В Гражданскую войну он был командиром кавалерийского полка. Окончил академию им. М. В. Фрунзе в 1935-м. Награжден 2 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 4 орденами Красного Знамени, орденом Кутузова I степени, Суворова II степени, Красной Звезды.
На 56-ю армию, которой командовал генерал-лейтенант Ф. Н. Ремезов, была возложена оборона самого Ростова. Федор Никитич Ремезов также был участником Гражданской войны. С июня 1940 года командовал войсками Орловского военного округа. Командовал армиями. Награжден 2 орденами Ленина, 4 орденами Красного Знамени. С поста командующего Северо-Кавказского округа в октябре 1941 года он принял 56-ю армию.
Наступление фашистских войск началось 5 ноября. Командовал группой армий «Юг» Карл Рудольф Герд фон Рундштедт (1875–1953). Генерал-фельдмаршал с 1940 года после победоносных завоевательных походов в странах Западной Европы (Польша, Франция). С начала войны против СССР до своего смещения в ноябре 1941 года командовал группой армий «Юг».
Основную роль по планам гитлеровского командования, как и в других наступательных операциях под Ростовом, должны были сыграть танки. И танковая армия Клейста начала глубоко охватывающий маневр, чтобы обойти Ростов с севера и северо-востока. Через Дьяково, Шахты, Новочеркасск взять город в кольцо и окружить 9-ю и 56-ю армии. В этой крупной операции значительная роль, с хода форсировать Дон и занять плацдарм на его южном берегу, отводилась частям 17-й армии и итальянскому экспедиционному корпусу, который должен был сковать силы Южного фронта в районе Ворошиловограда, чтобы создать наиболее благоприятную ситуацию для танков Клейста.
Здесь, в районе Дьяково, под Ростовом, встретились в невидимом «поединке» два крупных военачальника (дуэль между ними продолжится в 1942 году) — Ф. М. Харитонов и Э. Клейст.
Федор Михайлович Харитонов (1899–1943) — участник Гражданской войны. В 1941 г. окончил курсы усовершенствования высшего начсостава при Военной академии Генштаба. В войну вступил начальником отдела штаба Московского военного округа. В ходе войны стал заместителем начальника штаба Южного фронта. С сентября принял командование 9-й армией. Ф. М. Харитонов как опытный штабной работник, разгадал замысел Клейста. Он учел не только стратегию и тактику известного немецкого генерала, мастера танковых операций, но еще и его психологию.
Эвальд Пауль Людвиг фон Клейст — (1881–1954) генерал-фельдмаршал с 1943 года окончил Военную Академию (1913). Участник Первой мировой войны. Сражался против Польши, Франции, Югославии. Был профессиональным танкистом — командовал танковым корпусом, позже — танковой армией. Был последователем идей генерал-полковника Гудериана о роли и месте танков в современной войне. Гудериан был среди немецких военачальников, присутствовавших на маневрах, которые в 1935 году проходили под руководством Тухачевского. На немецкого стратега сильное впечатление произвели танковые маневры, обходы с флангов — их-то он и взял на вооружение. После расстрела Тухачевского эти идеи с эффектом будут использованы в вермахте для окружения крупных группировок противника и создания «котлов».
Изучив обстановку на месте, Харитонов предположил, куда может быть нанесен удар танковыми клиньями. Удар Клейста должен был приходиться на правый фланг 9-й армии. Выявив танкоопасные участки, он рискнул: стянул всю артиллерию и расположил ее не по фронту, как было принято и к чему готовились немцы, а «вразброс», т. е. поставил орудия на перекрестный огонь из разных позиций. Но вначале, чтобы обмануть Клейста, выставил небольшую традиционную линию противотанковой обороны. Клейст и попался на эту приманку, а затем сам залез в «западню». Подавив первые орудия, танки выстроились в колонну и пошли привычным маршем по дороге. Вот тут-то они попали под «ножевой» удар русских орудий, поражающих цели с разных сторон. Немецким танкистам было трудно ориентироваться в этом внезапном огненном кольце. Так под Ростовом артиллеристы армии Харитонова нанесли группировке Клейста крупный урон и сковали здесь три немецко-фашистских дивизии. Позже Клест скажет: да, мы вошли в Ростов, но я остался почти совсем без танков.
6–7 ноября, в дни празднования 24-й годовщины Революции, части армии Харитонова, ослабив противника, предприняли сильные контратаки. Но для развития успеха 9-й армии не хватило сил. Через 4 дня, неся большие потери, противник все же вклинился в глубину обороны 9-й армии до 30 километров, но и фашисты выдохлись. Взять Шахты и Новочеркасск они не смогли.