Второе нашествие
Второе нашествие
После поражения немецко-фашистских войск под Москвой, части вермахта были отброшены от столицы на 100–250 километров. Красная Армия, преодолевая сопротивление противника, двигалась на запад. В это время Гитлер отдал приказ: остановить наступление, во что бы то ни стало. Он боялся, что его войска могут откатиться и до границы СССР. Были введены заградительные отряды. Яростное сопротивление фашистов возрастало, и наконец, наступление наших войск выдохлось.
Сражение за Москву подвело черту начальному периоду войны 1941 года. Самое главное: был развеян миф о непобедимости фашистской армии и сорваны планы «блиц крига» — молниеносной войны. Победа далась напряжением всех сил и огромной ценой. Более полутора миллионов солдат и офицеров Красной Армии попало в плен. Наиболее боеспособные части оказывали ожесточенное сопротивление врагу, просто у нас не хватало еще сил остановить бешеное наступление фашистских механизированных орд.
Решающую роль в победе под Москвой, как позже — под Сталинградом (а еще раньше в русской истории — в битве на Чудском озере и Куликовом поле), сыграли свежие силы, введенные в бой в самое критическое время, — они то и решали исход сражений.
Поэтому свою роль в наших победах сыграли не только стратегические решения советского командования, не только мужество и героизм воинов-красноармейцев, не только самоотверженная работа миллионов людей в тылу, но и пространства России, и осеняя распутица, и «генерал-мороз». Естественно, они были далеко не главными факторами наших побед, но они были. Немцы их преувеличивали, особенно — губительное воздействие русской зимы, а мы их — преуменьшали. Но для понимания всех составляющих факторов победы вспомним и их. Так например, упоенное своими весенними победами 1942 года гитлеровское командование двинуло свои войска сразу на Волгу, Сталинград и на Юг, на Кавказ. Они растянули свои войска, переоценив свои возможности.
Что ж стратегия — важнейшая составляющая войны. И за ошибки, просчеты и промахи приходится платить самую дорогую цену.
Забежим немного вперед. После взятия Ростова в июле 1942 года один гитлеровский генерал подвел японского атташе (союзника) к разрушенному мосту через Дон и сказал: «Отсюда мы пойдем на Кавказ и встретимся с вами у берегов Индийского океана». Он не обратил внимания на одну немаловажную, символическую деталь: мост через реку был разрушен! А если говорить по крупному, то планы мирового господства — это бредовые идеи. Такими они были в древние времена, в средневековье, такими являются и сейчас, такими будут и в будущем. Так что начав войну против СССР, гитлеровская Германия была изначально обречена на поражение. Гитлер недооценил огромную организаторскую и мобилизующую силу советского государства, централизованную социалистическую систему, направляющую все усилия на разгром врага. Недооценил он и экономический потенциал СССР.
Зимой 1942 года на фронтах наступило относительное затишье. Обе стороны готовились к предстоящим сражениям. Цели советского командования: очистить от врага временно оккупированные территории. Немецкого — разгромить основные группировки Красной Армии, взять Москву и закончить войну в 1942 году.
Победа Красной Армии под Москвой, как это нередко бывает, вскружила голову Верховному Главнокомандующему. Над ним висела тень ответственности за губительное начало войны. Писатель-фронтовик В. Карпов, написавший фундаментальную книгу о Сталине, «Полководец», в одной из своих публикаций обнародовал малоизвестные документы о попытке Сталина воздействовать на Гитлера — об условиях перемирия.
«Предложения германскому командованию:
1) С 5 мая 1942 года, начиная с 6 часов, по всей линии фронта прекратить военные действия, объявить перемирие до 1 августа 1942 года до 18 часов.
2) Начиная с 1 августа 1942 года — и до 22 декабря 1942 года германские войска должны отойти на рубежи, обозначенные на схеме № 1.
3) После передислокации армий Вооруженные Силы СССР к концу 1943 года будут готовы начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США.
4) СССР готов будет рассмотреть условия об объявлении мира между нашими странами и обвинить в разжигании войны международное еврейство в лице Англии и США, в течение последующих 1943–1944 годов вести совместные боевые наступательные действия в целях переустройства мирового пространства. (Схема № 2).
Примечание: В случае отказа выполнить вышеизложенные требования в п. п. 1 и 2. германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование на политической карте как таковое. Предупредить германское командование об ответственности.
Верховный Главнокомандующий Союза ССР.
И. Сталин. Москва
Кремль, 19 февраля 1942 г.»[19]
Следует обратить внимание на пункты 3 и 4 Приложения. В них хорошо просматривается «почерк» вождя СССР. Естественно, — эти предложения, а точнее — требования, фашистское руководство оставило без внимания — ведь его можно истолковать и как проявление слабости СССР.
Параллельно «мирным» планам зимой 1942 года ставка Верховного Главнокомандующего приняла решение развивать крупное наступление на трех стратегических направлениях: на севере, в центре и юге. Теперь советские руководители повторяли ошибки Гитлера, которые он совершил в 1941 году.
И развивающие события не замедлили показать, что военное руководство СССР переоценило свои возможности и недооценило противника. Все резервы были распределены по трем направлениям и на каждом из них Красная Армия не выполнила до конца поставленные задачи.
10 января 1942 года военным советам фронтов и армий было отправлено директивное письмо. В нем говорилось: «Гнать их (немецко-фашистские войска — B.C.) на запад без остановки, заставить их израсходовать резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году».[20]
На 1 января 1942 года соотношение сил на советско-германском фронте было примерно равным в пехоте и в артиллерии, а в танках и авиации Красная Армия имела уже некоторое превосходство.
На Южном фронте наступление началось на днепропетровском направлении. В феврале здесь фронт стабилизировался.
В зимние месяцы Красной Армии не удалось разгромить полностью ни одной крупной группировки противника. К тому же советское командование не имело еще боевого опыта проведения стратегических наступательных операций такого масштаба.
Но германские войска зимой 1942 года понесли серьезные потери, переживали крупный кризис. Вот что пишет в своих воспоминаниях бывший фашистский генерал и известный историк мировой войны К. Типпельскирх: «Для дальнейшего ведения боевых действий исход этой зимней кампании имел губительные последствия»[21]. Не то, чтобы он смотрел тогда далеко вперед, скорее сказывалось то, что он уже знал результаты последующих сражений, когда писал свои воспоминания. Это замечание касается военной оценки. А вот оценка психологическая. Она принадлежит английскому военному историку генералу Фуллору. В ней тоже говорится о результатах провалов гитлеровского руководства зимой 1942 года. «Германская армия так и не вернула утраченную энергию, а в глазах всего мира она лишилась ореола непобедимой армии».[22]
В ходе зимнего наступления советские войска разгромили около 50 дивизий врага, которые потеряли до половины людского состава и вооружения.
К весне 1942 года линия советско-германского фронта была очень извилистой, с выступами с обеих сторон. Особенно крупным был, так называемый «Барвенковский выступ» на юге.
Сейчас, когда о войне написаны сотни, если не тысячи книг, и давно известны результаты крупнейших операций, легко рассуждать со стороны и с высоты совсем иного времени. А руководители государств, военное руководство (как СССР, так и фашисткой Германии) принимали решения, не зная об их исходе, в условиях, при которых трудно учесть все обстоятельства. Воевать учила их сама война, и нередко эти уроки были очень жестокими и иногда даже трагическими.
Вместо того, чтобы перейти к стратегической обороне, Ставка Верховного Главнокомандования решила наступать на юге. Она не смогла разгадать замысла противника и руководствовалась всего скорее опытом 1941 года и политическими соображениями. У всех еще силен был шок от наступления немцев на Москву, поэтому ее защита и сейчас считалась главной задачей. И вновь советским командованием был допущен крупнейший просчет.
Фашистские войска в 1942 году потеряли способность наступать, как в 1941-м, на всех трех главных направлениях. Вот он итог зимних сражений. Руководство вермахта избрало для своего главного удара Юг — прорыв к Волге в районе Сталинграда, и к Ростову, который открывал путь на Кавказ.
Было принято решение о наступлении на Юге «Распоряжением о ведении боевых действий на Восточном фронте от 12 февраля 1942 г.»[23]
Это решение предрешало и директиву Гитлера от 5 апреля 1942 года, которая, в частности, гласила: «В первую очередь все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы захватить затем нефтеносные районы па Кавказе и перейти через Кавказский хребет».[24]
На восточном фронте немцы сосредоточили 5388 тысяч солдат и офицеров вермахта, кроме того здесь воевали 810 тысяч солдат союзников. Где же разгромленные фашистские резервы, о которых писал Сталин?
Весной и летом 1942 года советские войска потерпели крупные поражения в Крыму, 4 июля пал Севастополь. Еще до этого — 19 мая противник овладел Керчью и захватил Керченский полуостров.
Но главное сражение, определившее исход стратегического наступления вермахта, развернулось под Харьковом. Здесь советские войска готовились нанести удар с Барвенковского выступа. В сражении участвовала 6-я армия генерал-лейтенанта A. M. Городнянского — она наступала непосредственно на Харьков с самой крайней западной дуги выступа. Армейская группа генерал-майора Л. В. Бобкина наносила удар южнее, чтобы прикрыть 6-ю армию с юга. Из района Волчанска с севера двигались соединения 28-й армии генерала Д. И. Рябышева и части соседних 21-й и 38-й армий. Перед ними стояла задача ударить на Харьков с севера и центра.
Южный фронт, которым командовал генерал Р. Я. Малиновский, ослабленный в предыдущих боях (в него входили 57-я армия генерала К. П. Подласа и, 9-я армия генерала Ф. М. Харитонова), выполнял в этой операции вспомогательные функции. Они обеспечивали защиту южного фронта всей барвенковской группировки. Однако на этом участке во многом решалась судьба не только этого сражения, но и всей кампании 1942 года, имевшей далеко идущие последствия.
Силы Красной Армии и вермахта были примерно равны. Наше превосходство было только в танках (начинало сказываться эвакуация танкостроительных заводов на Урал). У нас — 640 тысяч человек, свыше 1200 танков, 926 боевых самолетов. 13 тысяч орудий и минометов. У немцев: 636 тысяч человек, более 1 тысячи танков, 1220 боевых самолетов, около 16 тысяч орудий и минометов.
Фашисты планировали начать наступление 17 мая. Но не зная об этом, советские войска перешли в наступление ранним утром 12 мая. Первые три дня наступление развивалось успешно. Но эти благоприятные условия не были использованы. В прорыв, образовавшийся юго-восточнее Харькова, не были брошены вовремя подвижные войска. Это было сделано только 17 мая, с большим опозданием. Гитлеровцы к этому времени успели укрепить свои тылы. И сами перешли в контрнаступление. Их главный удар наносился с юга по 57-й и 9-й армиям.
В центре противостояли друг другу две 6-е армии — наша и немецкая. Навстречу 6-й армии вермахта, которая наступала с севера (соединения армейской группы «Клейст» (1-я танковая и 17-я армия) — командовал этой группой генерал-фельдмаршал Ю. Бок. Фашисты дали этой операции кодовое название «Фидрикус — 1» (наверное, по ассоциации с Фридрихом Барбароссой). Группа «Клейст» обладала значительным превосходством в танках, именно на нее и был рассчитан основной удар фашистов.
И снова сошлись между собой два старых противника — Харитонов и Клейст.
Клейст, конечно же, не забыл свое поражение под Ростовом в 1941 году. И теперь помня об уроках, преподнесенных ему Харитоновым, изменил тактику. Но Харитонов разгадал и новый его план. Зная высокую маневренность танков немецкого стратега, он предупреждал Ставку, откуда шло руководство сражением: Клейст, всего скорее, выставит свои танки на острие нашего наступления (что выглядело вполне логично и оправданно). А потом, когда мы втянем в эти бои свои танки, быстро отведет их для удара по флангу, чтобы прорваться не просто в тыл, а к нашему штабу. В этом и проявляется стратегическое мышление и использование инициативы. К мнению Харитонова тогда не прислушались. А случилось все так, как он предсказывал: танки Клейста развернулись (а как за ними уследить за линией фронта) и ударили во фланг 9-й армии, причем обладая, видимо, надежными разведданными, ударили по ее штабу. Пробить фланг «танковому кулаку» не составило особого труда, так как вместе с 57-й армией 9-я держала полосу фронта до 180 километров, т. е. он был очень сильно растянут. 9-я армия стала отходить, тогда немецко-фашистским войскам удалось выйти в тыл главной группировке фронта и создать угрозу для ее окружения.
Генерал-лейтенант Малиновский передал часть своих резервов для усиления 9-й армии. Но противник уже нарушил штабную связь, да и резервы Ставки не успевали к месту боевых действий.
Когда обстановка крайне обострилась, командующие армиями обратились к начальнику Генерального штаба А. М. Василевскому с просьбой: прекратить наступление. Тот поставил вопрос об этом перед Ставкой. Верховный Главнокомандующий и Главком направления Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко считали: наступление надо продолжать. Так советские войска сами шли в «котел». И только во второй половине дня 19 мая войскам Юго-Западного направления был отдан приказ перейти к обороне. Но было уже поздно. Вся операция немецкого наступления, с учетом нашего движения в «котле», продолжалась два дня. А 23 мая войска группы «Клейст» и 6-й немецкой армии замкнули кольцо окружения, затем была окружена и северная группировка.
Стояла жара, у танков не было горючего, не хватало боеприпасов. Фашистская авиация господствовала в воздухе и буквально «висела» над нашими войсками. В окружение попала 6-я советская армия, 57-я и часть 9-й армии — более 300 тысяч человек. Основная часть была уничтожена или попала в плен.
Отдельные части предприняли попытку прорвать кольцо, в результате чего из окружения удалось выйти 22 тысячам человек. Немцами было захвачено 240 тысяч пленных. В народе об этой операции говорили: «Я Харьков брал, я кровь мешками проливал».
Это был своего рода немецкий «Сталинград», но если окруженные на Волге войска еще долго продолжали оказывать сопротивление и сковывать значительные силы Красной Армии, окруженные под Харьковом войска продержались недолго — всего 5 дней. В этих страшных боях погибли генералы Ф. Я. Костенко — заместитель командующего войсками Юго-Западного фронта, командующие армиями К. П. Подлас, A. M. Городнянский, Л. В. Бобкин…
По вине Ставки: неверная оценка общей обстановки, неумение маневрировать, использовать силы соседних фронтов (а немцы быстро стягивали силы с соседних участков фронта) — Харьковское наступление закончилось крупным поражением наших войск.
Эта катастрофа определила ход событий на весь 1942 год.
Фронт был прорван на большом участке, германские войска начали быстрое запланированное наступление на юг. Отступая Красная Армия могла оказывать уже не фронтальное, а лишь очаговое сопротивление. Прорыв следовал за прорывом. 28 июня войска армейской группы «Вейхс», наступавшие против Брянского фронта, прорвали оборону в стыке 13-й и 40-й армиями и продвинулись в глубину на 40 километров. 30 июня 6-я армия вермахта прорвала нашу оборону, пройдя за три дня 80 километров. 2 июля 2-я танковая армия противника прорвала фронт на глубину до 80 километров. Встала задача — не дать фашистам форсировать Дон.
Вот как кратко характеризовал эту ситуацию Г. К. Жуков: «Войска Юго-Западного фронта во время отступления от Харькова понесли большие потери и не могли успешно сдерживать продвижение противника. Южный фронт по этой же причине оказался не в состоянии остановить противника на Кавказском направлении».[25]
Стараясь переломить ход событий, Ставка выделила из резерва три общевойсковые армии. Но фронт вновь был перерван в полосе до 300 километров и на значительную глубину — 170 километров. Фашистские войска получили оперативный простор, и это развязывало им руки в планировании новых окружений.
И хотя в составе Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов к июлю 1942 года насчитывалось 655 тысяч человек, 740 танков, 14 тысяч орудий и минометов, свыше 1 тысячи самолетов, инициатива полностью принадлежала вермахту — наше командование еще не научилось воевать эффективно.
Группа армий «Юг» была разделена на две части — «А» и «Б». Первой группой армий «А» командовал генерал-фельдмаршал В. Лист. В нее входили 11-я, 17-я полевая, 1-я танковая армия и 8-я итальянская армии. Она устремилась к Ростову, имея главный прицел — Северный Кавказ.
Вильгельм Лист (1880–1971) нацистский военный преступник, генерал-фельдмаршал (1940). Окончил военную академию (1912), участник Первой мировой войны. Участвовал в агрессивных войнах против Польши, Франции, Югославии и Греции, командуя в этих операциях армиями. Жестоко расправлялся с партизанами во время подавления антифашистского сопротивления на Балканах, в 1944 году после разногласий с Гитлером по вопросам стратегического планирования уволен в отставку. В 1948 году Нюрнбергский трибунал приговорил Листа к пожизненному заключению. Однако в 1952 году он был освобожден американскими войсками. Оказывал содействие в создании бундесвера в ФРГ.
Группа армий «Б» планировала свой основной удар на Воронежском направлении. И уже через месяц боев, 30 июня, врагу открылся путь на Воронеж. Ею командовал фельдмаршал Ф. Бок.
Советские войска отступали организованно. Они сдерживали как могли натиск противника, — наши части отходили на Юг. Но 16 июля гитлеровцы прорвали нашу оборону между Доном и Северским Донцом в большой полосе — до 170 километров. Это позволило им выйти к большой излучине Дона, и вновь возникла угроза окружения войск Южного фронта, сражавшихся в Донбассе. Боясь новых «котлов», помня о их страшных последствиях (в первую очередь потерях живой силы), Ставка приказала начать отход на рубеж Дона. На самых подступах к Ростову противник еще раз предпринял попытку окружить наши части, но ему не удалось этого сделать. И теперь Ростов представлял уже для фашистов первостепенную цель.
Начались постоянные бомбежки города. Особенно страшные налеты авиации были 22 июня 1942 года, видимо, таким образом фашисты решили «отметить» годовщину нападения на СССР. Вражеские бомбардировщики «утюжили» улицы города, не разбирая, где военные, оборонные цели, где кварталы жилых домов.
Первый массированный трехчасовой налет на город произошел 8 июля 1942 года.
Фашисты бомбили в первую очередь железнодорожный вокзал, мосты через Дон, шоссе, идущие к переправам, по которым двигались отступающие войска. Жертв было очень много.
Наши саперы успели взорвать мост на Буденновском проспекте. Действовала понтонная переправа в районе 29-й линии, но ее часто выводили из строя и восстанавливали под непрерывными бомбежками.
Вот хроника сводок Совинформбюро тех страшных дней, когда враг был уже на самых ближних подступах к городу, и ворвался в него.
20 июля. «Войска Южного фронта вели тяжелые арьергардные бои с противником, продолжали отход».
21 июля. «Войска Южного фронта вели тяжелые бои с наступающим противником на внешнем обводе Ростовского укрепленного района».
22 июля. «Продолжались напряженные оборонительные бои советских войск с наступающим противником в районах Воронежа, Цимлянской, Новочеркасска и Ростова-на-Дону.
Наиболее сложная обстановка создалась в районе нижнего течения Дона. Немецко-фашистским войскам удалось прорвать оборону войск Южного фронта западнее Ростова-на-Дону, охватить полукольцом Ростов-на-Дону и развивать наступление к переправам через Дон восточнее города. Оборонявшие город войска — 30-я стрелковая Иркутская дивизия и полк народного ополчения Ростова-на-Дону — при активной поддержке Азовской военной флотилии оказались в чрезвычайно тяжелом положении».
23 июля. «Танки противника ворвались в Ростов-на-Дону».
24 июля. «Войска Южного фронта оставили Ростов-на-Дону».[26]
Из сводок, в которых характеризуется тяжелейшее положение Ростова-на-Дону, дана оценка тем, кто его защищал, запомним то, как подана атмосфера этих оборонительных боев и вспомним ее позже, когда будем читать текст Приказа Сталина № 227.
Вот каким увидел Ростов писатель Виталий Закруткин: «В ночь с 21 на 22 июля 1942 года, когда ростовский оборонительный обвод был прорван гитлеровскими войсками, я прискакал верхом в город и заглянул на прощанье в свой обезлюдевший дом на улице Максима Горького… Дом светился кровавым заревом, горел Ростовский вокзал, горела огромная мельница, горели портовые пакгаузы. Между огненными бликами на воду робко ложились голубые отсветы чистого июльского неба. Я переправился через Дон, привязал коня к дереву и тут же в заречной роще прилег наземь.
Однообразно и глухо урчали по степным дорогам тысячи грузовиков, скрипели колеса бесконечных обозов, тоскливо ржали кони, скрежетали гусеницы танков и тракторов и сквозь этот монотонный шум с ближних и дальних речных переправ доносились невнятные крики злых уставших людей.
Кричали возчики, шоферы, гуртоправы, саперы, регулировщики, иногда на мгновение все замирало и вдруг становилось тихо… И тогда слышалось гудение вражеских самолетов, сначала едва уловимое, а затем все более отчетливое.
В небе вспыхивали огненные клубы зенитных разрывов, с оглушительным ревом проносились черные пикирующие бомбардировщики. От тяжелого и грозного гула рвущихся бомб содрогалась земля…
Под непрерывной бомбежкой и жестоким артиллерийским огнем люди разбирали деревянные сараи, заборы, подносили к берегу бревна. Покрытые пылью и кровью саперы сколачивали плоты. Артиллеристы переправляли пушки, затыкая мешками пробитые днища рыбачьих баркасов. Лошадей гнали вплавь. По реке плыли обломки разнесенных бомбами плотов, кузова машин.
В ночь с 23 на 24 июля последние взводы Иркутской дивизии и горсточка бойцов полка народного ополчения, отстреливаясь и отбиваясь гранатами от наседавших гитлеровцев, покинули Ростов. Люди плыли через Дон на обломках плотов, на автомобильных камерах, на бревнах. С левого берега эту последнюю переправу поддерживали частым оружейно-пулеметным огнем. В город вошли фашистские войска».[27]
В первый же день вступления немцев в городе появились листовки. Вот текст одной из них: «Верховная ставка германских вооруженных сил сообщает: 24 июля 1942 года германские и словацкие части совместно с легионами СС, преодолев упорное сопротивление врага на всем фронте, штурмом взяли индустриальный и портовый город Ростов-на-Дону».
В Приказе № 227, написанным народным комиссаром обороны СССР, который появится 28 июля, говорится, что наши части, оставившие Ростов без приказа, покрыли себя позором. Сталину как-то надо было объяснить сдачу такого важного стратегического пункта. А фашисты, подчеркнули: «Преодолев упорное сопротивление врага», «взяли штурмом». Они бы не стали писать об этом, если бы им город достался легко. Просто сила сломила силу…
Южным фронтом командовал с декабря 1941 по август 1942 года генерал-полковник Р. Я. Малиновский (всего со дня создания этого фронта, с 25 июня 1941 года у Южного фронта сменилось 17 командующих). С января по февраль 1943 года им командовал даже Н. С. Хрущев.
Родион Яковлевич Малиновский (1898–1967) — один из самых ярких военачальников в плеяде полководцев Великой Отечественной войны. Генерал-майор (1941), Маршал СССР (1944). Принимал участие в разработке и осуществлении нескольких крупных операций, в том числе Сталинградской битвы. Награжден 5 орденами Ленина, 3 орденами Красного Знамени, 2 орденами Суворова I степени, орденом Кутузова I степени, орденом «Победы».
Он понимал, что сдержать в створе 100-километрового участка фронта наступление неприятеля на Ростов ему вряд ли удастся. Немцы бросили в бой 18 дивизий, 500 танков, около 600 самолетов. Среди них элитные танковые дивизии «Викинг» и «Великая Германия». У нашей 56-й армии в то время было всего 2 танка! 56-я армия, которой командовал генерал-лейтенант А. И. Рыжов, была наиболее укомплектованной. Малиновский оставил ее в арьергарде сдерживать наступление противника, пока другие армии и армада беженцев перейдут за Дон. И свыше 400 тысяч человек успели переправиться на левый берег. Из всего состава 56-й армии вышло в Батайск всего 18 тысяч! Остальные полегли на подступах к Ростову или попали в плен.
Генерал-майор 1941 Александр Иванович Рыжов (1895–1950), генерал-лейтенант с 1945 года, участник Гражданской войны. Окончил Высшие курсы командования (1924) и курсы при военной академии Генштаба (1940). Командовал 56-й армией — июль 1942 — январь 1943 гг. Награжден 4 орденами Ленина, 2 орденами Красного Знамени, орденом Суворова II степени. Герой Советского Союза за бои на Висло-Одерском плацдарме.
За «сдачу» Ростова без приказа Малиновского сняли с поста командующего фронтом, отдали под трибунал. Потом, понизив в должности, направили под Сталинград. У Сталина не было уже «других военачальников», и он не мог расстреливать тех, кто не решал поставленных перед ними задач.
В битве на Волге Малиновский командовал 66-й гвардейской армией. И в 1943 году уже освобождал Ростов.
56-я армия после боев за Ростов отводилась во второй эшелон фронта. 4 армии, защищавшие нижнее течение Дона в полосе 330 километров: 51-я, 37-я, 12-я и 18-я понесли значительные потери. К 25 июля, после сдачи Ростова, армии Южного фронта насчитывали всего 112 тысяч человек, 121 танк, причем 104 танка прибыли на место боев в 51-ю армию лишь в конце июня, 2160 орудий и минометов, 4-я воздушная армия, действовавшая на Южном фронте, имела всего 130 боевых машин.
Итак, в боях на Южном крыле фронта, продолжавшимся 27 дней, фашистам не удалось выполнить свою основную задачу: окружить и уничтожить крупные группировки Красной Армии в Донбассе и в районе Ростова-на-Дону. У противника не хватало на это сил. Но его военные успехи были велики. Он занял Донбасс, ворвался в Воронеж, двигался успешно к Сталинграду и после взятия Ростова устремился на Северный Кавказ.
Советское руководство в этой ситуации столкнулось с новой большой проблемой. Отводя войска, опасаясь угрозы их окружения, оно вынуждено было оставлять территорию. Как быть? В середине лета 1942 года оно не могло решить этого противоречия. «Выход» был найден чисто сталинским методом.
28 июля 1942 года народный комиссар обороны Союза ССР издал Приказ № 227, известный в обиходе под названием «Ни шагу назад!»[28]
В нем говорилось о том, что враг, «не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит, и убивает советское население». Это эмоциональный зачин. Он психологически важен и должен показать, от кого мы защищаем свою землю.
В перечислении потерь поставлен акцент, который в дальнейшем тексте будет служить одним из основных жестких требований к бойцам Красной Армии. «Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором».
Обычно в пропагандистских материалах, особенно в газетах, на радио, в различных формах изобразительной агитации (листовках, плакатах и т. д.) не говорилось о неудачах (тем более — поражениях), об истинном положении дел.
Суровая необходимость заставила говорить нежелательную, суровую правду. В этом тексте проступают проблемы, которой не могли решить ни пропаганда в целом, ни армейские политработники. Речь идет о происходящих в стране событиях, о настроениях бойцов и гражданского населения. «Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на Восток». Раз об этом говорится так открыто, значит, эти настроения были угрожающе распространенными.
В следующем разделе Приказа приводятся конкретные данные о том, что мы потеряли, что «у нас нет теперь преобладания над немцами в людских резервах, ни в запасах хлеба, отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину».
По тексту Приказа чувствуется, что его писал сам Сталин: простота, ясность изложения, повторы основной мысли для большего убеждения, контрасты, сопоставления — это стиль сталинской публицистики. И Приказ действительно носил не только характер документа, но и публицистического воззвания, так как был обращен не только к командующему составу Красной Армии, но и к каждому ее бойцу.
Важность борьбы с паникерским настроением людей — заставляла автора буквально через абзац повторять сказанную ранее мысль.
Приводятся данные о том, что у нас есть все, чтобы сдержать врага, особенно важна здесь работа оборонных заводов, производящих «все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов».
Вновь публицистический прием: вопрос — «Чего же нам не хватает?» И речь идет о плохой воинской дисциплине, отсутствии порядка. Причем, говорится не только о рядовых бойцах, но и командирах, комиссарах, политработниках. И призыв-приказ: «Паникеры и трусы должны истребляться на месте». Должны быть введены железные законы воинской дисциплины. И здесь Сталин ссылается на опыт наведения этой дисциплины в фашисткой армии. «После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали более 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей родины, а есть лишь одна грабительская цель — покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.
Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу.
И думаю, что следует».
Дальше идут конкретные меры Приказа. Среди них — и о формировании штрафных батальонов и заградительных отрядов. Причем, карательные меры должны касаться всех — и рядовых, и командующих армиями, «допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта».
Итак, теперь в самых ответственных местах обороны позади наших частей стояли группы сотрудников НКВД с пулеметами. Кроме того паникеров и трусов отлавливали на дорогах, в селениях, лесах… Конечно, мы не узнаем никогда о том, что думал, что переживал Сталин в самые тяжелые дни войны. Известна его фраза-оценка после первых 10 дней приграничных сражений, когда открылась катастрофическая картина. Он сказал, обращаясь к своим соратникам: «Какое государство просрали!» Прежде всего он думал о государстве, не о людях, конечно же. Но он почувствовал смертельную угрозу (ведь враг угрожал не только стране, ее народу, но и ему лично). Чувствовал ли он свою конкретную вину, как человек, принимавший единолично важнейшие решения? Вряд ли. Так психологически «устроен» диктатор. Ответственность за поражение под Киевом (1941), Харьковом (1942), сыгравших зловещую роль в жизнях десятков миллионов людей (и жителей Ростова-на-Дону в том числе), он «списал» на других.
Одновременно Сталин, и в этом тоже просматривается его почерк, принял решение о введение новых высших военных наград для командирского состава (для «уравновешивания» положения). Причем Указ о введении этих наград был зачитан в сводке Совинформбюро на следующий день после введения Приказа № 227, о нем, в сводке естественно, ничего не говорилось. Вот эта информации о наградах. 29 июля «Президиум Верховного Совета СССР принял Указ „Об учреждении военных орденов: ордена Суворова первой, второй и третьей степени, ордена Кутузова первой, второй и третьей степени и ордена Александра Невского“, ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского учреждались для награждения командиров Советской Армии за выдающиеся заслуги в организации и руководстве боевыми операциями и за достигнутые в результате этих операций успехи в боях за Родину».[29]
Обратим внимание на важную деталь: вводились ордена великих русских полководцев, и ситуация напоминала начало войны, когда Сталин обратился к советскому народу, вспомнив этих же полководцев. То, что Указ подписан Президиумом Верховного Совета СССР не должно вводить нас в заблуждение — такие решения предлагал только Сталин.
В мою задачу не входит подробное описание военных операций. Я уже подчеркивал это. Я хотел, чтобы читатель представил себе не «массу войск», а отдельного человека, со своим внутренним миром, надеждами, мечтами, воспоминаниями о своих родных… Человек на войне испытывает самые сильные и глубокие переживания — речь идет о его жизни и смерти.
Он всегда стоит перед личным выбором. И каждый решает эту задачу по-своему. По-моему, правдивее и психологически точнее других описал поведение человека на войне перед лицом смерти в своих произведениях замечательный белорусский писатель В. Быков.
Сильны, как мне кажется, на передовой и коллективные настроения. Когда в плен сдается сразу большое число бойцов, каждому человеку легче оправдать себя — вот почему страшны «котлы» — деваться некуда.
Когда боец идет в атаку, никакой политработник, никакой генерал и лично сам товарищ Сталин не заставят его подняться, когда он залег под пулеметным огнем. Поднимается он всегда сам.
Известен такой случай. Он помогает понять, почему еще наши бойцы не выдерживали вражеских атак в самые первые дни войны и оставляли свои позиции. На передовую приехал генерал. Ему показали окопчик, яму в рост человека, выкопанную каждым бойцом. Это была своеобразная землянка «нора-капкан». Генерал спустился в одну из таких ям и ощутил полную изоляцию. Вот на тебя идет танк, бронемашина или цепь противника, а ты — один, у тебя нет связи с товарищами, нет их психологической поддержки. На передовой после этого стали копать окопы — в них бойцы уже взаимодействовали между собой.
Сталин считал, что каждый боец должен, не задумываясь, отдавать свою жизнь. Но так не бывает. Неслучайно «вождь народов» считал пленных предателями. Но в плен попадают по разным причинам. После войны многих наших военнопленных отправили в Сибирь, на лесоповал. Были уравнены те, кто сражался с врагом и попал в плен из-за раны и бендеровцы, «лесные братья», и жители Прибалтики, служившие в войсках СС. Понятно, что после тяжелейших людских потерь (а ведь советским людям не сказали правду о тех жертвах, которые понес СССР) в стране не хватало рабочей силы: использовали всех — и немецких, и наших военнопленных. Лагеря были хорошо проверены как средство дешевой рабочей силы. Да, Сталин не мог простить тем, кто не умер на поле боя.
Казалось бы Приказ № 227 с его суровой и крайней мерой наказания должен был бы возыметь свое действие. Но на деле было не так. Конечно, он где-то играл свою роль, способствовал обороне, но не достиг тех целей, которые ставил народный комиссар обороны.
И это опять-таки, он говорит о том, что на войне нельзя заставить человека хорошо воевать далее угрозой самого страшного наказания. Все решают конкретные условия на месте боев.
Немецкие войска начали наступление на юг на следующий день после падения Ростова — 25 июля 1942 года. Танковые армии (1-я и 4-я) наносили удар по направлению на Ворошиловск (Ставрополь), а 17-я — на Краснодар. «Советские соединения не выдерживали натиска врага, особенно танковых сил, и стали отходить на юг и юго-восток. Мощные удары вражеской авиации нарушили управление войсками фронта. Отдельные части и соединения отходили, не оказывая врагу серьезного сопротивления. За двое суток он продвинулся до 80 километров… Опасность глубокого прорыва гитлеровских полчищ на Кавказ была велика».[30]
Принято считать, что Приказ № 227 появился сразу после оставления Ростова. Да, потеря важнейшего стратегического центра сыграла свою роль в его появлении (тем более, что Ростов упоминается в Приказе). Но два дня до 27 июля показали новую грозящую катастрофу на юге. Вот тогда, 28 июля и вышел этот Приказ, вот его ключевые слова: «Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.
Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности… Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило».
Но обстановка была настолько сложной и трудноуправляемой, что за три недели после взятия Ростова враг дошел до предгорий Кавказа! 6 августа пал важный железнодорожный узел Армавир, 10 — Майкоп, 11 — Краснодар, 25 — Моздок, фашисты рвались к Грозному, к нефти. А еще через три недели противник, оттеснив 46-ю армию, захватил почти все важнейшие горные перевалы, а в некоторых местах прорвался за них до 10–15 километров. Возникла угроза уже Сухуми — выхода немцев на Черноморское побережье.
Не смог сдержать Приказ и наступление немцев на Сталинград. Бои на этом направлении начались с 17 июля, а 23 августа передовые части 6-й армии Паулюса вышли к Волге в районе Латошинка — Рынок.
Когда читаешь Приказ № 227, приходит и еще одна мысль. Главнокомандующий, народный комиссар обороны, понимал, что некоторые советские люди не только «теряют веру в Красную Армию», но и в руководство страны. Обвиняя в Приказе трусов и паникеров, нарушителей воинской дисциплины, он как бы снимал ответственность с себя за все, что происходило в стране летом 1942 года.
Ценой огромного напряжения сил фашистов удалось остановить на Главном Кавказском хребте. Судьба Ростова, во многом и всего СССР в 1942–1943 годах, решалась теперь под Сталинградом. Окруженная, а затем разгромленная группировка генерала Паулюса (в последние дни — фельдмаршала) заставила откатываться фашистские войска на Запад под ударами Красной Армии. Возникла угроза запереть немецко-фашистские войска на Кубани и Северном Кавказе в огромный «мешок», — там находилось 25 дивизий врага.
С самого начала советское командование, готовя операцию на берегах Волги (она получила кодовое название «Уран»), включало ее как часть в более масштабную операцию — «Сатурн». Немцы, назвали ее позже, когда покатились с юга — «Большой Сталинград». Но у Ставки еще не получалось осуществление всех стратегических планов — не хватало сил и опыта.
Противник наносил удар по Сталинграду можно сказать локально — для них важно было взять город, перерезать «водную артерию юга», а потом уже захватить Сталинградский экономический район. Они стояли в Сталинграде компактно, сами «прижались к реке». И здесь их проще было окружить. А на огромных просторах южнее Дона, на Кубани, Ставрополье — «котла» бы не получилось. А вот отрезать немецко-фашистские войска от подвоза боеприпасов, горючего, резервов, техники и живой силы, т. е. захлопнуть «ворота на Кавказ» — можно было бы. Но фашисты эту угрозу хорошо видели и предприняли большие усилия, чтобы уйти из «мешка».
Фашистское командование начало отводить свои войска с Северного Кавказа уже с 1 января — из района Моздока. Войска Закавказского фронта стали преследовать противника. К началу февраля (когда группировка Паулюса сдалась под Сталинградом), вермахт отвел к Ростову только часть своей северокавказской группы. Основные ее силы отошли на Таманский полуостров, опасаясь ударов с флангов. Она решила удерживать его вместе с 17-й армией. Особенно цепко держал противник Новороссийск.
Советские войска рвались к Ростову. С юга наступала 8-я армия, которой командовал генерал-полковник А. И. Еременко.
Андрей Иванович Еременко (1892–1970) Маршал Советского Союза (1955). В начале Гражданской войны — начальник штаба кавалерийской бригады. Окончил Военную академию имени Фрунзе (1935). В июне 1941 года — генерал-лейтенант. Командовал Южным фронтом (январь — февраль 1943). Прославился в сражениях под Москвой и Сталинградом. Войска под его руководством успешно действовали под Ростовом в 1943-м. Герой Советского Союза. (1944) Герой Чехословакии (1970). Награжден 5 орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, 4 орденами Красного Знамени, 3 орденами Суворова I степени, орденом Кутузова I степени. Похоронен в Кремлевской стене.
Группой армий «Дон» с 13 февраля — после ухода из Ростова — «Юг» командовал генерал-фельдмаршал Э. Манштейн.
Эрих фон Левински Манштейн (1887–1973) — нацистский поенный преступник, генерал-фельдмаршал (1942) окончил Военную академию (1914). Участник Первой мировой войны. При отступлении широко практиковал тактику «выжженной земли». За неудачи в операциях, которые проводило гитлеровское командование в 1944 году, отстранен от руководства войсками. В 1950 году приговорен британским военным судом к 18 годам тюрьмы, но в 1955 — был освобожден.
Ломая сопротивление врага, за две недели боев войска Южного фронта продвинулись на 150–200 километров и вышли в излучину Дона. 2-я гвардейская армия Р. Я. Малиновского к середине января 1943 года находилась в 50–60 километрах от Ростова. Но бои за город принимали все более ожесточенный характер. К 3 февраля фронт проходил на Юго-Востоке по линии Манычская-Кагальницкая. Казалось еще один бросок и…
Ведь наши танки стояли под Батайском уже 20 января. Горловину Ростова — железнодорожную станцию и мост через Дон — защищали не только фашистские части, но и донские казаки, перешедшие на сторону немцев.
Когда оккупанты пришли на Дон, они проводили политику «заигрывания» с казачеством, ведь среди них было немало родственников тех, кто был расстрелян в 20-е, репрессирован в 30-е годы. Казаки не забыли этого. При Министерстве иностранных дел в Германии был создан особый казачий комитет, его возглавил донской атаман П. Н. Краснов, теперь уже немецкий генерал. Вместе с ним работали и другие известные деятели белого движения, эмигрировавшие после окончания Гражданской войны за рубеж: Шкуро, Назаров, Дьяконов… Те, кто пережил оккупацию рассказывали, что видели, как казаки встречали немцев хлебом-солью, видели казачьи разъезды в городе — они помогали наводить «новый порядок» в Ростове.
Петр Николаевич Краснов (1869–1947) — один из руководителей белого казачьего движения на Дону. Генерал-лейтенант (1917). Участник Первой мировой войны. После подавления мятежа Корнилова, бежал на Дон, нарушив слово, данное советской власти. В 1918 году избран атаманом Донского казачества. С помощью немецких оккупационных войск создал казачью армию, которая ликвидировала советскую власть на Дону. Участник Гражданской войны. Из-за противоречий с командованием Добровольческой армии уехал в Германию, где продолжал антисоветскую деятельность. В 1939–1945 годах сотрудничал с гитлеровцами. Был захвачен в плен. Казнен по приговору Верховного Суда СССР.
Пишет старший научный сотрудник областного музея краеведения В. Афанасенко: «Когда формировался донской казачий корпус, то добровольцев и 5000 не набралось, поэтому еще 10 000 мобилизовали. Зато в 15-й немецкий кавалерийский корпус, под знамена вермахта, ушло 30 000 донских казаков, пострадавших от советской власти. И Ростов обороняли, не допуская его освобождения в 43-м, тоже казаки. Обороняли, не охраняя „ворота“ для выхода немцев с Кавказа, а защищая свои обозы, на которых дончане и кубанцы вместе с детьми и женами уходили через Азовское море.
Дата освобождения города могла быть другой, почему Ростов не был взят в январе, хотя наши танки уже тогда стояли под Батайском, в 7 км? Чего, овладев всеми переправами, три недели ждали 3 армии на Северном Донце? А ждали авиацию. Но две из четырех воздушных Советских Армий не столько преследовали немцев, выводивших с Кавказа свои танки, сколько бомбили в пух и прах эти обозы с уходящими казаками. Был приказ утопить предателей, пустить под лед! И этот кровавый путь тянулся от Кагальника до Мариуполя…»[31]
Среди защитников Ростова были кавказские ополченцы и калмыки. В музее краеведения среди трофейных снимков, которые долгие годы хранились в недоступных спецхранах запечатлено «боевое братство» оккупантов и донских казаков, Казачьи формирования на Дону собирали Краснов и Шкуро.
История хранит еще более жестокие картины правды, долгие годы скрываемой от советских людей.