Запоздалое признание

Запоздалое признание

Тем, кто считает, что идея слойки, выражаясь языком самого Сахарова, была «цельнотянутой», их оппоненты яростно возражают— зачем талантливому физику, а Сахаров, несомненно, был по-своему талантлив, зачем ему заимствовать чужие идеи, коли сам головаст?

На первый взгляд— резонный вопрос, но если хорошенько задуматься, то невольно приходит мысль, что для самой идеи лучше, если она перекочует к человеку сообразительному и компетентному. Тот её разовьёт, отшлифует и куда-нибудь пристроит. А ему самому— умнице и самородку— идея в его светлую голову может и не прийти— слишком много тут случайностей и непредсказуемых обстоятельств. Хотя, конечно, блестящая идея приходит чаще к тем, кто её ищет и хорошо подготовлен.

Но блестящих идей намного меньше, чем светлых голов. И неподкупная история рассказывает нам, что даже гении, столпы естествознания не смущались заимствованием чужих идей и мыслей.

Так, сэр Исаак Ньютон— основоположник многих классических наук— не постеснялся «увести» у своего современника Роберта Гука закон всемирного тяготения, что серьёзно «подмочило» репутацию легенды о падающих на голову Исаака яблоках, которые, мол, и понудили гения высказать идеи тяготения. Единственным, хотя и не столь уж сильным оправданием Ньютона было то, что он придал закону математически совершенную формулировку.

Биологи рассказывают, что другой основоположник, Чарльз Дарвин, который своим утверждением о том, что человек произошёл от обезьяны, крепко обидел многих людей, чей интеллект как раз и был бы наилучшим подтверждением этого; так вот — основоположник почерпнул идеи эволюционного развития мира из рукописи своего знакомого, присланной из далёкой Вест-Индии для ознакомления с ними Чарльза.

Впрочем, известно также, что идеи эволюционной жизни на планете излагал ещё дед Дарвина в своих поэмах, соединив таким образом науку и искусство.

Кстати, в искусстве и литературе тоже сплошь и рядом случаются заимствования— от примитивного плагиата чужих публикаций и музыкальных сочинений до основательной переработки и придания совершеннейшей формы народным сказаниям и мелодиям.

Джек Лондон в пору, когда он был неизвестен и чрезвычайно беден, сочинял и продавал именитым литераторам сюжеты рассказов. Позже подобные сюжеты присылали уже ему начинающие авторы.

Совершенно замечательный случай бескорыстного дарения идеи— Пушкин предлагает Гоголю сюжет «Ревизора». Но можно назвать фамилии многих известнейших писателей, которые в период своего становления не стеснялись подражать, а то и просто переписывать сочинения маститых.

И у Сахарова в начальный период занятий ядерной физикой, как уже говорилось, идеи были вторичны— то есть высказывались ранее другими авторами. Так, например, случилось с некоторыми идеями разделения изотопов. То же самое произошло с автомодельными решениями уравнений в частных производных— они уже ранее предлагались математиками за рубежом и в СССР. Да и основная тема диссертации аспиранта Сахарова— безизлучательные переходы— была давно уже «вспахана» японскими физиками.

А судьба идеи управляемой термоядерной реакции оказалась вообще весьма драматичной. Её предложил молодой солдат Олег Лаврентьев, о чём он написал в ЦК ВКП(б). Письмо Лаврентьева попало на рецензию к Сахарову, попало не потому, что Андрей Дмитриевич был специалистом по плазме, а потому, что в этом же письме излагалась ещё одна идея— принцип термоядерной бомбы (кстати, Лаврентьев предложил там же использовать дейтерид лития и оболочку из природного урана).

Главную идею управляемого «термояда»— с помощью поля удерживать плазму с температурой в сотни миллионов градусов— заменив, правда, поле электростатическое на магнитное. Что не привело, даже спустя десятилетия, к практическим результатам.

А насчёт авторства Лаврентьева академик Сахаров в конце концов признался, но признание это прозвучало весьма поздно, спустя десятилетия, когда весь мир был уже уверен, что управляемый «термояд» изобрёл Сахаров.