«Смотри лучше кино»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Смотри лучше кино»

Этим летом Маша и Ваня отдыхали скромно и, в общем-то, со вкусом. На море Ваня больше всего полюбил аттракцион с машинками, популярный, я думал, все-таки прежде всего в ЦПКиО им. Горького. Но он оказался популярным и среди туристов Средиземноморья. Ваня несколько дней катался сам, круша, как и все остальные участники движения, все живое на своем пути, а потом предложил прокатиться и своей маме. Предложение было сделано в такой форме, что она не смогла отказаться, о чем до сих пор и жалеет, а ведь прошло немало дней с того мгновения, как она согласилась сесть в одну машину с почти пятилетним мальчиком, который очень хотел показать все, чему он научился за это короткое, но бурное время.

– Ну, куда везти? – коротко спросил он ее.

– В город, – так же коротко ответила она.

– Тогда пристегнись, – посоветовал Ваня.

– Уже, – сказала Алена.

– Хочешь, я тебе фильм поставлю, чтобы тебе не страшно было? – спросил он.

– Давай, – согласилась Алена.

Чик, и он снисходительно нажал воображаемую кнопку.

Фильм оказался динамичным, и Алена не заметила, как они въехали в город. А могла бы догадаться, потому что здесь, на маленьком, 20 на 15 метров, поле крутилось огромное количество машин с безумными ездоками.

– Ты видишь, я тебя везу! – кричал Ваня. – Я везу тебя! Я!!

Он давил на газ, торжествующе глядел на свою маму и не обращал внимания на все остальное. А зря. Удары, боковые и чаще в лоб, были чувствительными.

– Ваня, осторожно! – кричала Алена. – Слева!.. Справа!.. Ах!..

Ваня слушал все это, потом женская истерика надоела ему, и он бросил:

– Мама, смотри лучше кино…

Изредка по какому-то, как он, наверное, считал недоразумению, попадая на море, Ваня тоже производил впечатление уверенного в себе человека. И даже слишком. Маша, глотая слезы, рассказывала мне историю про то, как они в очередной раз поплыли на надувном матрасе до буйков. У них было такое экстремальное развлечение. Ваня на всякий случай в нарукавниках, а Маша давно уже плавает так же, как Ваня водит машину, то есть по крайней мере без страха и упрека.

– Ваня, – рассказывала Маша, – улегся поперек матраса и говорит: «Ну все, поплыли». А я стою по пояс в воде! Лечь некуда! Я ему говорю: «Ваня, мы же на глубину плывем, я тоже должна лежать на матрасе». А знаешь, что он мне сказал? «Я же сюда отдыхать приехал, ну вот я и отдыхаю!»

Маша не могла дождаться, пока они вернутся домой. Но не потому, что Ваня так безжалостно обижал ее. Милые, как известно, бранятся, только тешатся. Дело было совсем в другом. Дело в том, что 3 сентября Маша идет в первый класс. И она хотела достойно к нему подготовиться.

Это было не так уж просто. Ведь надо все купить. И когда она вернулась, то все сразу и купила. Все самое необходимое. Я тоже в этом участвовал. Ее маму мне удалось как-то на время нейтрализовать, потому что Маше никогда не удалось бы при ней сделать ряд решающих покупок. Она не купила бы детский блеск для губ, детский лак для ногтей, детский карандаш для век и взрослый дезодорант для тела.

Потом мы с ней решили купить школьную форму. Мы довольно быстро (времени у нас до появления ее мамы было в обрез) приобрели в одном детском магазине пару юбок, три кофточки, три пары джинсов, две пары лаковых туфель, несколько водолазок и несколько легинсов. Маша еще очень хотела купить один вызывающий галстук. Но я как-то не осмелился.

Вечером, примерив кое-что из купленного, она кивнула:

– Ну, теперь все мальчишки в классе в меня влюбятся.

– Маша, ты что-то не о том думаешь, – с горечью сказал я, поняв наконец-то, что натворил.

– Что ты, папа! – бросилась ко мне Маша. – Все хорошо. Ты очень хорошо подготовил меня к школе.

На следующее утро Маша с мамой поехала в «Детский мир» и привезла оттуда ранец, мешок для обуви и папку для тетрадей.

В рамках подготовки к школе я сделал, видимо, еще одну страшную вещь. Я купил каждому из них по мобильному телефону. Маша просто взяла меня измором. Она работала над этим несколько месяцев. У всех ее подружек в детском саду, как выяснялось, были мобильные телефоны, и только у нее было трудное детство без мобильного телефона. При ближайшем рассмотрении все эти подружкины телефоны оказывались, разумеется, игрушечными, но у меня уже не было никаких сил их рассматривать. Я сдался. Я пообещал, что в первый класс она пойдет с настоящим мобильным телефоном в кармане. До школы было еще месяца три, и я думал, честно говоря, что времени еще полно. Первый класс – боже, все это, конечно, может быть, но только не с моей девочкой. Но она же не могла так быстро повзрослеть. Это просто исключено. И пообещать купить ей мобильный телефон в этой ситуации – все равно что, не знаю, пообещать не забыть взять ее с собой на Марс, когда наша планета будет готова взорваться от какого-нибудь внутреннего перенапряжения.

Но лето закончилось катастрофически быстро. Я не мог купить телефон только Маше, поэтому Ваня тоже стал обладателем недетской Motorola. Маше досталась Nokia.

Я, увы, не сразу понял, в чем на самом деле состоит ужас моего положения. Я-то боялся, что они в первый же день начнут бросаться друг в друга этими телефонами. Но они не бросались. Они берегли их так, как надо бы уже в этом возрасте, то есть смолоду, беречь честь. Телефоны были слишком нужны детям, чтобы ими разбрасываться.

Три дня они использовали их как фотоаппараты. А потом начали звонить. В этом и состоял мой ад. Дело в том, что звонить им особенно некому. Так что они постоянно звонили мне. Сначала я таял. Это было особенно трогательно в те две недели, что я неожиданно для себя в конце лета провалялся в больнице. Маша нежно справлялась о моем здоровье, рассказывала, как она скучает и что сейчас рисует специально для меня, чтобы я побыстрее выздоравливал. Потом то же самое говорил мне Ваня. Потом сразу же, безо всякого перерыва, опять Маша. Почему-то эти звонки обязательно попадали на тот момент, когда мне ставили капельницу. Или я только-только успевал чуток вздремнуть. То есть они всякий раз вроде бы возвращали меня к жизни. И в какой-то момент я отчетливо понял, что вместе с тем они ее безоговорочно укорачивают.

Но я не мог им сказать, чтобы они перестали звонить. Я пробовал – у меня не получилось. Более того, как только они вдруг переставали звонить – я начинал чудовищно нервничать, жизнь тут же казалась мне бессмысленной, противной и даже просто отвратительной штукой. И я был совершенно не в состоянии думать о том, что это я сам запретил Маше брать телефон на улицу, когда она идет гулять в сарафане, в котором нет карманов. Я просто тосковал, страдал, трясся и сам набирал их номера. А они не отвечали.

Я выздоровел, вышел из больницы, но это ощущение никуда не ушло. И я знаю, что теперь никуда и не уйдет. Никогда. Как-то надо с этим теперь жить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.