Глава 9. Неясные взаимоотношения
Глава 9.
Неясные взаимоотношения
Сразу после Мерс-эль-Кебира командирам британских морских соединений оставалось только гадать, какими будут следующие шаги, направленные против уцелевших французских кораблей, если они будут встречены в море. Немного прояснил ситуацию циркулярный сигнал Адмиралтейства, направленный всем командирам 4 июля 1940 года. В нем говорилось:
«СРОЧНО
1. В результате столкновения в Оране намерения правительства в Бордо в настоящий момент являются неопределенными, но вполне возможно, что вскоре мы окажемся в состоянии войны с Францией. Поэтому в настоящее время надлежит руководствоваться следующими инструкциями.
2. Корабли не должны подходить ближе, чем на 20 миль к берегам Франции или французских владений в тех местах, где могут действовать французские подводные лодки. Вполне возможно, что французское адмиралтейство приказало им атаковать без предупреждения британские корабли, подошедшие к побережью ближе указанного расстояния.
3. Корабли должны быть готовы к бою, но не должны (повторяю) не должны стрелять первыми.
4. Следует избегать контактов с равными или превосходящими силами французов. Так как желательно захватить как можно больше французских кораблей, равноценный размен считается нежелательным.
5. Если будет встречено заведомо более слабое французское соединение, следует принять такие меры:
a. Приказать французскому соединению остановиться, а если будет необходимо, заставить его сделать это.
b. Затем следует отправить на борт французам офицера и предъявить письменное требование правительства ЕВ французским кораблям следовать в британский порт в сопровождении кораблей ЕВ.
c. Следует информировать французского командира, что командиры кораблей ЕВ имеют приказ использовать силу в случае необходимости, однако мы надеемся, что в данном конкретном случае этого удастся избежать.
d. Следует информировать французского командира, что нашей целью является не допустить перехода французских кораблей во вражеские руки, как было обещано адмиралом Дарланом.
e. Следует информировать командира, что офицеры и команды кораблей будут интернированы».
Однако этот приказ пришел слишком поздно, чтобы предотвратить новые потери французов. Перед Мерс-эль-Кебиром в распоряжение Норта были направлены подводные лодки «Пандора» и «Протеус». Они получили приказ патрулировать возле Орана и Алжира в то время, когда шел бой в Мерс-эль-Кебире. Лодки должны были атаковать любые французские корабли, но только во время данной операции. Однако приказ был сформулирован неточно, и лодки остались на позициях даже после возвращения Соединения Н в Гибралтар.
Во второй половине дня 4 июля «Протеус» заметил французский гидроавианосец «Коммандант Тест», который уцелел во время обстрела порта и сейчас направлялся в Тулон. К счастью, лодка не сумела выйти на позицию для пуска торпед, и французский корабль спокойно проследовал дальше. Однако «Пандора» заметила французский крейсер, идущий из Орана в Бизерту, и атаковала его. 4 июля в 16.32 «Пандора» выпустила торпеды по кораблю, который на самом деле был шлюпом «Риго де Женуиль». В цель попали по крайней мере 2, и небольшой корабль мгновенно затонул. Адмирал Филипс сожалел об этой ошибке и в ту же ночь принес свои извинения. Такие инциденты более не повторялись.
Однако 8 июля торпедоносцы с авианосца «Гермес» атаковали в Дакаре французский линкор «Ришелье» и добились одного попадания. Корабль лишился ХОДР на целый год, хотя артиллерия при этом не пострадала. Однотипный линкор «Жан Бар» стоял в Касабланке, и возник план уничтожить его с помощью Соединения Н. Но стало известно, что корабль не достроен даже наполовину, на нем практически нет боеприпасов, поэтому англичане решили заняться более неотложными проблемами. Однако осенью 1942 года его постигла та же судьба, что и линкоры в Мерс-эль-Кебире, когда во время высадки союзников в Северной Африке он был расстрелян американским линкором «Массачусетс».
Тем временем Адмиралтейство проинформировало Норта и Сомервилла о намерениях французов, которые стали ясны из перехваченных радиограмм. 5 июля адмиралы получили следующее сообщение:
«ОСОБО СРОЧНО
5 июля в 7.15 все французские корабли, подводные лодки и самолеты получили приказ не атаковать британские военные корабли в открытом море, но быть готовыми отразить нападение. Британские торговые суда, которые войдут в 20-мильную запретную зону возле французского побережья, приказано захватывать».
Поэтому между двумя флотами установилось состояние «вооруженного перемирия», однако адмирал Норт, который непосредственно отвечал за контроль Гибралтарского пролива, через который могли проходить французские корабли, потребовал разъяснить ситуацию. В тот же день он отправил в Адмиралтейство телеграмму:
«СРОЧНО
К моей 2356/3 на вашу 1400/5 и военного кабинета 75489 от 4 июля. Требуется разъяснение на случай, если французские корабли проследуют через Гибралтарский пролив».
Адмиралтейство ответило на следующее утро:
«СРОЧНО
На вашу 2014/5. Исключая Соединение Н. Исполнять параграф 3 моей 2005/4».
Однако это противоречило телеграмме военного кабинета от 4 июля, в которой губернатору давалось распоряжение с помощью береговых батарей воспрепятствовать прохождению французских военных кораблей через пролив «в зависимости от ситуации на море». Поэтому Норт потребовал дальнейших разъяснений на сей счет в телеграмме, отправленной 6 июля во второй половине дня.
«СРОЧНО
На вашу 0226/6. Депеша военного кабинета 75489/4 губернатору Гибралтара разрешает такие действия, чтобы помешать прохождению французских военных кораблей через пролив в зависимости от ситуации на море. Это противоречит параграфу 3 телеграммы Адмиралтейства 2005/4. Настоящим приказано патрулям в проливе разрешить проход французских кораблей, если они не совершают враждебных актов».
Их Лордства ответили рано утром 7 июля. Они постарались согласовать приказы военного кабинета и свои собственные. Расплывчатая последняя фраза телеграммы Норта была заменена детальной инструкцией, которую он просил. Теперь не оставалось никаких разночтений.
«СРОЧНО
На вашу 2025/6. Действия в отношении французских кораблей, проходящих Гибралтарский пролив, должны вестись в соответствии с параграфами 3, 4, 5 моей 2005/4. Форты Гибралтара должны помогать вам в выполнении этой инструкции. Военный кабинет запрошен на предмет подтверждения данной инструкции».
Следует отметить несколько моментов в этом обмене телеграммами. Прежде всего, каждый раз использовался гриф «Срочно», и от многократного повторения он потерял свое значение. Теперь телеграммы рассматривались как обычные. Во вторых, из депеш Норта ясно видно, что он считал именно себя ответственным за положение в проливе и вокруг него. В-третьих, исключив Соединение Н из числа адресатов телеграммы 0226/6, Адмиралтейство показало, что будет руководить им отдельно от остальных кораблей, контролирующих пролив.
Далее Адмиралтейство дополнило свои распоряжения, отправив 8 июля новый приказ:
«ВАЖНО
Французские подводные лодки в подводном положении или одиночные лодки в надводном положении должны считаться вражескими».
12 июля последовали новые уточнения после того, как верхи наконец-то определились с будущей политикой в отношении Франции. Это уточнение имеет очень большое значения для понимания всех последующих событий, потому что Норт и Сомервилл поняли его совершенно иначе, чем Адмиралтейство. Процитируем этот документ:
«ВАЖНО
К моей 2005/4 не всем адресатам и моей 1357/8.
a. «Ришелье» в данный момент нейтрализован, а «Жан Бар» не может быть достроен еще очень долго даже при работах на верфи-строителе.
b. Дальнейшее поддержание напряженных взаимоотношений между французским флотом и нами крайне нежелательно и может привести к войне с этой страной.
c. Правительство ЕВ поэтому пересмотрело свою политику в отношении французского флота и решило не предпринимать никаких дальнейших действий в отношении французских кораблей в колониальных и североафриканских портах. Однако мы должны сохранить право атаковать французские корабли, если они направятся во вражеские порты. В отношении подводных лодок мы должны следовать правилам, которые были приняты на Нионской конференции и которые действовали в настоящей войне в отношении итальянских подводных лодок, когда эта страна еще оставалась нейтральной. Эти правила гласят: 1. подводная лодка, обнаруженная в подводном положении за пределами определенных зон, будет считаться вражеской; 2. подводные лодки на поверхности за пределами тех же зон будут считаться вражескими, если их не сопровождают французские надводные корабли.
d. Желательно, чтобы основные направления этой политики, как они изложены в параграфе «с» были доведены по каналам флота до французского адмиралтейства. Главнокомандующий Средиземноморским флотом, а в его отсутствие командир 3-й эскадры крейсеров должен проинформировать адмирала Годфруа и попросить французов указать районы учений подводных лодок, если они намерены проводить таковые. Другие адресаты не должны предпринимать никаких действий.
В зависимости от дальнейших инструкций следует быть готовыми атаковать при встрече французские корабли, но не следует, повторяю, не следует стрелять первыми».
Но 12 июля последовала поправка к данной телеграмме:
«В настоящий момент французские корабли, находящиеся под контролем французского правительства, должны считаться военными кораблями нейтральной страны в случае приближения к обороняемому порту».
Сторонники Норта вполне резонно утверждают, что важнейшей фразой параграфа «с» данной телеграммы является: «Мы должны сохранить право атаковать французские корабли…» Однако она не является приказом Норту атаковать французов, хотя Адмиралтейство позднее настаивало именно на такой трактовке. Снова начались разночтения. Вероятно, военный кабинет полагал, что такое заявление ясно даст понять французам: англичане не допустят подобных передвижений, и в случае попытки выполнить их они встретят противодействие силой. В качестве угрозы это заявление сработало. По крайней мере, французы никогда его не оспаривали и не пытались совершить ничего подобного. Но такое могло случиться, и Норт был обязан с этим считаться. Именно поэтому Адмиралтейство полагало, что его гнев совершенно справедлив.
Норт немедленно передал телеграмму британскому генеральному консулу в Танжере для передачи французскому адмиралу Оливье, чтобы тот был в курсе новых намерений англичан.
«СРОЧНО
Пожалуйста, постарайтесь как можно быстрее доставить следующую телеграмму адмиралу Оливье тем способом, который вы сочтете наиболее подходящим для ослабления имеющегося напряжения. В то же время, если французские власти не дадут публичных заверений, рекомендуется тайно разгласить содержание этой телеграммы в Касабланке максимально широко.
Я уполномочен моим правительством информировать вас о его намерении не предпринимать дальнейших действий против французских кораблей в колониальных и северо-африканских портах.
В связи с этими заверениями я желал бы добавить, что никто более Королевского Флота не сожалел о болезненных, но необходимых мерах, принятых в Дакаре и Оране. Мы не забудем, что еще совсем недавно Франция была нашим союзником и нашей единственной целью является разгром Германии, нашего общего врага».
10 июня Италия вступила в войну, и это резко повысило важность противолодочной завесы в проливе, организация которой стала одной из главных задач кораблей под командованием Норта. Итальянцы вскоре решили попробовать надежность британской обороны, и 5/6 июня из Кальяри вышли 2 подводные лодки, чтобы попытаться прорваться в Атлантику. 13 июня «Финци» незаметно прошла проливом и некоторое время крейсировала в районе Канарских островов. 6 июля она прошла пролив в обратном направлении и 13 июля вернулась в базу. Второй лодке повезло меньше. 14 июня «Капеллини» была обнаружена и атакована одним из траулеров, подчинявшихся Норту. К охоте подключился эсминец «Рестлер», и поврежденная лодка была вынуждена искать убежища в нейтральной Сеуте, где простояла с 15 по 24 июня. После этого она выскользнула из порта и вернулась в Кальяри.
Пройти через пролив в подводном положении оказалось вполне возможно даже для больших итальянских лодок. Когда это выяснилось, немцы начали требовать помощи от своего союзника. Летом 1940 года Германия имела слишком мало готовых подводных лодок, хотя уже началось выполнение обширной кораблестроительной программы. Зато Италия начала войну, имея в составе флота более 100 подводных лодок. Поэтому был подготовлен план создания в Бордо базы итальянских подводных лодок, и 1 сентября эта база BETASOM действительно была организована. Первая волна из 8 лодок вышла в путь с 27 августа по 6 октября, и все они прибыли в Бордо, благополучно преодолев Гибралтарский пролив. Вскоре итальянцы начали действия в Атлантике.
Вскоре стало ясно, что силы Норта слишком малы, чтобы остановить это движение, поэтому Адмиралтейство приняло меры, постаравшись перебросить туда современные эсминцы с большой дальностью плавания. Для Их Лордств это была совсем не легкая задача, так как большинство современных кораблей находилось в это время в Англии, чтобы отразить вероятную попытку вторжения. (6 сентября в Англии прозвучала первая тревога, но вторжение не состоялось ни в этот день, ни позднее.) Много эсминцев стояли на верфях, ремонтируя повреждения, полученные в Норвегии и у Дюнкерка. Однако Соединению Н было выделено подкрепление — 7 современных эсминцев 8-й флотилии под командованием капитана 1 ранга Де Салиса. Но, разумеется, их главной задачей было прикрывать корабли Соединения Н во время различных операций. В действительности эсминцев не хватало обоим адмиралам, поэтому Адмиралтейство проинформировало Норта и Сомервилла, что они должны передавать эти корабли друг другу по мере необходимости.
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Относительно параграфа 4bмоей 1724/28. вы должны информировать Адмиралтейство о своих намерениях в части операций против итальянского побережья.
13-я флотилия эсминцев отдается в ваше распоряжение для любых операций, для которых не подходят эсминцы, находящиеся под вашим командованием.
Когда Соединение Н находится в гавани, приданные ему эсминцы должны помогать патрулировать Гибралтарский пролива, если этого потребует командующий морскими силами Северной Атлантики».
Эта система прекрасно работала, как вспоминает капитан 1 ранга Де Винтон:
«Когда в конце июня 1940 года прибыло Соединение Н и Сомервилл был назначен его командующим, он привел с собой из состава Флота Метрополии 6 или 7 эсминцев типов Е и F, которые возглавлял «Фолкнер». Капитан 1 ранга А. Ф. Де Салис и я в свое время учились вместе, и поэтому мы хорошо знали друг друга. Адмиралы Норт и Сомервилл пришли к соглашению, что последний будет брать на операции столько эсминцев, сколько нужно и сколько сможет выделить Норт. В мое время мы никогда не испытывали с этим ни малейших проблем. Для операции против Мерс-эль-Кебира 3 июля я вышел на «Кеппеле» вместе с эсминцами «Эктив», «Рестлер», «Вортигерн» и «Видетт». Де Салис имел 6 кораблей 8-й флотилии, поэтому соединение имело вполне нормальное прикрытие из 11 эсминцев. Это же происходило во время последующих операций и «вылазок на природу», как мы называли переброску подкреплений на Мальту».
Через месяц Адмиралтейство сумело заменить часть эсминцев Норта более современными кораблями. 14 июля «Кеппел», «Эктив», «Уотчмен», «Вортигерн» и «Дуглас» покинули Гибралтар и направились в Англию, где вошли в состав 12-й флотилии. Их место в 13-й флотилии заняли «Хотспур», «Галант», «Грейхаунд» и «Энкаунтер», которые прибыли на Скалу 30 июля, а также «Гриффин» и «Велокс», прибывшие из Англии 17 августа.
Затем были проведены несколько крупных операций, вроде переброски подкреплений на Мальту или диверсионных вылазок в Западном Средиземноморье, в то время как флот адмирала Каннингхэма выходил в море на востоке. В ходе одной из них 11 июля чуть восточнее Гибралтара эсминец «Эскорт» из 8-й флотилии был торпедирован и потоплен итальянской подводной лодкой «Маркони».
В то же самое время подводные силы Норта оставались чисто символическими. «Пандора» и «Протеус» в августе использовались для переброски важных грузов на Мальту, после чего так и остались на острове. Но на их место были присланы более современные лодки «Триад», «Труант», «Тритон» и «Тетрарх». В Гибралтаре началось формирование 8-й флотилии подводных лодок.
Зато воздушные силы на Скале были просто смехотворными. Битва за Британию была в самом разгаре, поэтому не было возможности выделить на одного истребителя. Не получалось даже заменить устаревшие летающие лодки «Лондон», несмотря на их ограниченный радиус действия. Эскадрилья занимала первое место в списке подлежащих перевооружению новыми американскими летающими лодками «Каталина», когда они только поступят. Но вот поступить они должны были не ранее нового года.
Единственным средством защиты Гибралтара от воздушных налетов оставались зенитные орудия, хотя можно было ждать французские бомбардировщики «Гленн-Мартин» из Северной Африки или даже смертоносные «Штуки», если немцы вдруг решат начать операцию «Феликс». Иногда появлялись даже итальянские дальние бомбардировщики. Сначала зенитчики не блистали подготовкой, однако они быстро научились стрелять. В систему ПВО были включены несколько новых автоматических 40-мм пушек «Бофорс». Это было великолепное оружие в опытных руках. Корабли Королевского Флота в то время не имели ничего подобного. Разумеется, когда корабли стояли в гавани, их орудия включались в общую систему ПВО. Поэтому итальянцам еще повезло, что они лишь обозначали свое присутствие, проводя спорадические налеты единичными самолетами. Например, ночью 20/21 августа зенитчики «Ринауна» сбили SM-82.
Радар, которому вскоре предстояло сыграть решающую роль в ходе Битвы за Британию, в то время еще не вышел из колыбельки, однако он имелся в Гибралтаре. Первая станция воздушного обнаружения была установлена флотом на холме Спайгласс, и в августе начались ее испытания. Это была установка типа 79Z, и сначала ее приемник работал неудовлетворительно. Однако 9 сентября Сомервилл посетил станцию и смог позднее написать:
«Я лично наблюдал за испытаниями радара 79Zна берегу и выяснил, что причиной плохих результатов на предыдущих испытаниях был пробитый конденсатор. Теперь установка давала хорошие указания расстояния в диапазоне до 40 или 50 миль, однако эхо от окружающих гор делало затруднительным точное определение пеленга. В качестве средства обнаружения на средних дистанциях станция уже сейчас достаточно полезна. Однако она не позволяет получать данные на больших расстояниях. Судя по всему, требуется либо станция с более короткой длиной волны, либо более крупная антенна, чтобы преодолеть местные трудности».
Радар типа 79Z был создан для флота в качестве средства дальнего обнаружения самолетов. Он имел мощность 15–20 кВт при длине волны 7 м. Первая установка появилась на крейсере «Шеффилд» в августе 1938 года, а вскоре такая же была установлена на линкоре «Родней». С ее помощью можно было обнаружить самолет, летящий на высоте 10000 футов, с дистанции 53 мили. В середине 1939 года мощность станции была увеличена до 90 кВт, что повысило дистанцию обнаружения до 60 миль. Испытания проходили перед самой войной, и были заказаны 40 установок. Первые радары были готовы в 1940 году, и Гибралтар получил одну из них. Несмотря на мрачный рапорт Сомервилла, установка работала достаточно хорошо и в сентябре была передана военным.
Позднее она сыграла заметную роль во время налетов бомбардировщиков Виши, хотя в отчетах того времени ни разу не была упомянута.
Сомервилл в том же рапорте раскритиковал низкую эффективность армейских зенитных батарей и прожекторных установок. Он отметил, что в отсутствии флота не предпринималось даже попыток проводить учения.
«Я посетил генерала Мэзона МакФарлейна и обсудил с ним отвратительные действия системы ПВО во время предыдущих ночных учений. Я получил заверения, что будут приняты срочные меры для устранения всех недостатков. В 21.00 прожекторные учения были повторены, и во многих отношениях расчеты действовали более удовлетворительно, чем в прошлый раз».
Сомервилл, разумеется, был особенно заинтересован в отработке действий морской авиации. Он был сторонником авиации — крайне редкая черта среди адмиралов того времени. В другом разделе рапорта говорится:
«Я проинспектировал подразделение ВСФ, созданное на Северном фронте, и поднялся в воздух на самолете «Суордфиш», чтобы увидеть, как выглядит гавань с бомбардировщика. Стало ясно, что для самолетов на большой высоте корабли, пришвартованные у Мола, представляют трудную мишень. Однако для пикировщика задача выглядит простой».
Постоянной головной болью эсминцев, базирующихся в Гибралтаре, было сопровождение местных конвоев HG. Обычно сопровождение конвоев состояло из шлюпов и корветов, однако во время перехода через Бискайский залив его усиливали по крайней мере одним из местных эсминцев. Точно так же следовало встречать конвои, идущие из Великобритании, и сопровождать их. Для встречи подводных лодок, идущих в Гибралтар или далее в Восточное Средиземноморье, также приходилось высылать в Бискайский залив эсминец. Учитывая ограниченные силы, имевшиеся в распоряжении Норта, это было непросто. Кораблям постоянно приходилось становиться на текущий ремонт и чистку котлов, что еще больше сокращало действующие силы. Пока Соединение Н находилось в гавани, его эсминцы могли помочь решить эти проблемы. Однако заданий всегда было больше, чем эсминцев. Тем временем старым «Лондонам» приходилось продолжать патрулирование и работать совместно с поисковыми группами эсминцев к востоку и западу от пролива. Однако, несмотря на несколько обнадеживающих заявлений, в действительности не было потоплено ни одной итальянской подводной лодки.
К счастью, в это время вопрос о французских кораблях не возникал, что несколько облегчало положение Норта и Сомервилла. Однако когда Сомервилл ненадолго посетил Великобританию во время реорганизации его соединения (в августе он сменил в качестве флагмана «Худ» на «Ринаун» и посетил Лондон), он узнал, что принимаются меры по созданию движения Свободной Франции под командованием генерала де Голля во французских африканских колониях. Адмирал полагал, что план будет успешным, только если не будет встречено никакого сопротивления. Сам Сомервилл в этом участия не принимал, хотя большинство его кораблей было задействовано, поэтому он не оказывал почти никакого влияния на ход событий.
Нет необходимости детально рассказывать об экспедиции в Дакар — злосчастной операции «Менейс». Достаточно вспомнить, что Черчилль проявил слишком много энергии и настойчивости при организации экспедиции. Существуют детальные отчеты об этом фиаско, но все-таки кое-какая информация важна для понимания последующих событий в Гибралтаре и Касабланке.
16 июня де Голль покинул летящую в пропасть Францию на эсминце «Милан». (Ирония судьбы заключается в том, что мы еще встретимся с этим кораблем.) Он отплыл из Бреста и провел свою первую ночь в изгнании в отеле «Гайд-парк» в Лондоне. Де Голль отказался признать «перемирие», подписанное французским правительством, что сделало его центром притяжения всех французов, которые думали точно так же. Так зародилось движение «Свободная Франция». Сначала это движение было просто крошечным, однако его пламенные выступления с отказом признать поражение привлекали все больше людей, хотя по большей части в африканских колониях Франции. 13 августа де Голль отправил специальных посланников в Лагос, Нигерия, приказав взять под свое управление поддержавшие его колонии, в том числе Камерун и Французскую Экваториальную Африку (Габон, Чад, Среднее Конго и Убанги-Шари). Он также надеялся на успех аналогичной кампании во Французской Западной Африке (состоящей из Дагомеи, Гвинеи, Берега Слоновой Кости, Нигера, Судана, Сенегала и Мавритании). Из всех этих колоний самой важной с точки престижа был Сенегал, расположенный на африканском выступе, с прекрасным портом Дакар. Это был исключительно важный стратегический пункт, заполучить который жаждали англичане. В Северной Африке (Тунис, Алжир, Марокко) де Голля почти никто не поддерживал. Но в Лондоне все были твердо уверены, что в остальных местах проблем не возникнет, и первые события вроде бы оправдали этот оптимизм.
Кроме того, в Англии думали, что необходимо действовать быстро, иначе немцы сами начнут продвижение в эти районы, что приведет к тяжелейшим для англичан последствиям. Особенно опасным выглядел переход в руки немцев Дакара, что ставило под угрозу все морские коммуникации в Южной Атлантике. Хотя мы знаем, что немецкий флот хотел провести подобную операцию, Гитлер имел иную точку зрения, поэтому никаких серьезных движений в этом направлении немцы не предприняли. Но это известно сегодня, а тогда это было далеко не очевидно.
Вот поэтому началась операция «Менейс». Предзнаменования были благоприятными, и 29 августа колония Чад заявила о верности де Голлю.
«ЛИБРЕВИЛЛЬ
После совещания с участием командующего войсками, гражданского комиссара, председателя торговой палаты и президента союза отставных военных территория Габон решила оказать полную поддержку движению Свободная Франция».
В Лондоне решили, что прибытие экспедиции при поддержке сильной эскадры — это все, что требуется для обращения остальных колоний в истинную веру. Чтобы подчеркнуть свою заинтересованность, англичане отправили легкий крейсер «Дели» к берегам Среднего Конго. Это должно было придать вес притязаниям Свободной Франции. Однако он послужил катализатором иного рода, заставив реагировать местные власти Виши, что косвенно привело к неудаче адмирала Норта.
Большинство кораблей морского соединения, прикрывавшего операцию «Менейс», было взято из состава Соединения Н, базировавшегося в Гибралтаре. Первый Морской Лорд ознакомил Сомервилла с планом операции, хотя адмирал в ней не участвовал. Зато адмирал Норт не был ознакомлен с деталями операции, хотя маршрут соединения проходил в зоне ответственности командующего морскими силами Северной Атлантики. Это кажется невероятным, но дело обстояло именно так. Свободные французы много болтали о цели экспедиции, и секретность в порту погрузки была чисто номинальной. Тем не менее, следует отметить, что власти Виши, несмотря на всю эту суматоху, даже не подозревали, что целью экспедиции будет Дакар. Точно так же они не подозревали об участии в операции крупных сил Свободной Франции.
Черчилль позднее особо подчеркнул, что адмирал Норт не входил в круг причастных к Дакару, однако адмирал наверняка знал достаточно об операции «Менейс» и о том, что она направлена против французов. Для начала напомним, что Сомервилл знал все и был вынужден выделить для участия операции большинство своих кораблей. Неужели он не рассказал об этом Норту? Это кажется просто невозможным, особенно учитывая их тесное взаимодействие. Можно привести слова самого Норта, сказанные историку Стефену Роскиллу:
«Ваши комментарии показывают, что вы, судя по всему, имеете совершенно неправильное представление о моих взаимоотношениях с адмиралом Сомервиллом. Мы сотрудничали во всем. Связь мы поддерживали по телефону. Он ничего не предпринимал, не сообщив мне, и я не делал ничего, не сказав ему».
Сам Сомервилл позднее в официальном рапорте говорил: «Возможность передвижений, связанных с операцией «Менейс», была рассмотрена». Это можно считать достаточно твердым доказательством того, что он знал о происходящем. Поэтому Норт тоже наверняка знал, что затевается нечто крупное против французов.
Позднее Норт заявил адмиралу сэру Герберту Ричмонду: «Я знал разрозненные факты, но никто не озаботился проинформировать меня официально».
Мы также приведем заявление бывшего начальника штаба Норта капитана 1 ранга Р. Г. Дьюка:
«Мне помнится, что мы знали официально, что соединение адмирала Джона Каннингхэма пройдет через нашу зону, и что оно направляется куда-то во Французскую Экваториальную Африку. Позднее из перехваченных радиограмм мы узнали об этой затее больше, но где закончилась официальная информация и начались догадки, я не могу вспомнить».
Экспедиция «Менейс» покинула Англию 31 августа под обозначением «конвой МР» и направилась в Атлантику. 5 сентября она миновала Азорские острова, повернув к Фритауну, Сьерра-Леоне. Тем временем Норт и Сомервилл провели серию местных операций и потому были заняты до предела. Кроме того, началась очередная путаница с сигналами. Сначала прибыла длинная телеграмма, отправленная британским морским атташе в Мадриде начальнику Разведывательного отдела Адмиралтейства. Это был свежий обзор состояния французского флота и его намерений, который заметно повлиял на последующие рассуждения Норта.
«Французский морской атташе вернулся из Виши. Его отношение улучшилось. Адмирал Дарлан приказал ему поддерживать тесный контакт со мной, но встречаться эпизодически, чтобы избежать немецкой слежки. Атташе должен был передать мне, что дух сопротивления во Франции крепнет и разоружение будет формальным. Атташе сообщил, что корабли в Тулоне находятся в боеспособном состоянии. Требования о разоружении не выполняются. Он сам там не был, но его жена находится там. Она вернется в Мадрид через 15 дней, и тогда атташе изложит мне все детали. Отношение офицеров и матросов к нам стало менее враждебным.
Генерал Хюнцигер, глава французской делегации в составе комиссии по перемирию, прибыл в Виши из Висбадена для доклада. Он сказал атташе, что немецкие требования становятся жестче. Он также добавил, что каждую ночь примерно в 1.00 начинается пальба зениток, которая продолжается довольно долго. Немцев крайне раздражают постоянные английские налеты.
Нет никакой связи между оккупированными территориями и остальной Францией, исключая германские официальные каналы. Но отдельные люди пересекают границу. Они рассказывают о крайней нехватке продовольствия, массовых реквизициях, принудительном труде на некоторых заводах, изменении общего настроения французов от подавленности к озлоблению. Наши налеты на французские аэродромы и тому подобное воспринимаются правильно. Париж превратился в мертвый город. Никаких автомобилей. Все, кто мог, уехал. Рынки почти пусты. Люди нарочно не замечают немцев. Рассказы о братании и картины восторженных толп, следящих за прохождением немецких оркестров, — фальшивки. Всеобщее раздражение вызывают нападки немцев на церковь. В соборе Сен-Дени проведена лютеранская служба. Архиепископ Парижский 5 дней находился под домашним арестом.
Нацисты используют Нотр-Дам для языческих ритуалов, алтарь покрыт знаменем со свастикой.
На территории Неоккупированной зоны из немцев можно встретить лишь чиновников и офицеров из комиссии по разоружению. То же самое можно сказать об итальянцах, которые, однако, проявляют меньше рвения, чем немцы.
В целом французы надеются на нас, они намерены присоединиться к нам, как только это станет возможным.
Морской атташе передал мне послание правительства Виши для нашего посла. Посол изложит его лично».
Эта очень красочная, но крайне тенденциозная картина произвела большое впечатление на Норта, который получал подобные сообщения и ранее. Он суммировал свои ощущения так:
«С момента получения телеграммы Адмиралтейства 12 июля 1940 года от 2.41 я не имел информации, которая заставила бы меня думать, что отношения с правительством Виши изменились к худшему. Я имел все основания доверять сведениям местной разведки, что отношение французского флота становится менее враждебным. Это подтвердилось, когда 5 сентября в 18.42 я получил телеграмму от морского атташе из Мадрида, адресованную начальнику Разведывательного отдела Адмиралтейства. В ней сообщалось о заметном изменении отношения французского флота и было упоминание о том, что сам адмирал Дарлан желает поддерживать контакт с британским морским атташе в Мадриде».
Такое же важное значение имеет тот факт, что адмирал Норт был совершенно убежден: телеграмма Адмиралтейства от 0241/12/7 отменила инструкции, содержащиеся в более ранней телеграмме 0012/7/7. Когда этот вопрос был затронут в 1951 году, он твердо стоял на своем:
«В отношении телеграммы от 0012/7/7 я думаю, вы первый человек, который подумал, что она не была отменена телеграммой от 0241/12/7. Если бы только был жив адмирал Сомервилл, он бы сразу подтвердил, что мы все в Гибралтаре решили, что телеграмма от 0012 аннулирована. Сюда можно отнести и губернатора, потому что он управлял крепостными орудиями на основании этого».
Перед тем, как рассмотреть ситуацию в Гибралтаре накануне прохода французской эскадры, давайте рассмотрим действия британского флота.
Самой последней операцией, которую проводило Соединение Н, было обеспечение перехода подкреплений для Средиземноморского флота адмирала Каннингхэма. Вся операция получила кодовое название «Хэтс». Корабли вышли из Гибралтара утром 30 августа.
Последующий переход прошел совершенно гладко. Единственной «потерей» стал эсминец «Гарланд» из состава флота Каннингхэма, который был отправлен в Англию после ремонта на Мальте. В последующем его предполагалось передать польскому флоту. 4 эсминца 13-й флотилии — «Талант», «Грейхаунд», «Гриффин», «Хотепур» — зашли на Мальту и покинули остров вместе с «Гарландом». На обратном пути они подверглись мощным воздушным атакам. Рядом с «Гарландом» разорвались несколько бомб, и он был поврежден. «Гриффин» тащил его на буксире, пока «Гарланд» не смог снова дать ход. 5 сентября в 20.20 все 5 эсминцев прибыли в Гибралтар. «Гарланд» сразу отправился на верфь для ремонта котлов.
Тем временем в Гибралтар прибыли линкор «Барэм» и эсминцы «Эхо», «Эклипс», «Эскапейд», «Инглфилд», выделенные из состава Флота Метрополии. Они должны были заправиться и следовать далее для участия в операции «Менейс». Поэтому в гавани началось необычное оживление. Все местные операции проводились как обычно. Конвой HG-43 вышел в Англию 4 сентября в сопровождении шлюпа «Веллингтон». Часть пути его должны были прикрывать эсминцы «Уишарт» и «Форчюн», однако на «Уишарте» произошла поломка конденсатора, и на следующий день он вернулся, чтобы сразу стать на ремонт. Для замены был выделен эсминец «Видетт», который вышел в море 5 сентября вместе с транспортом «Ройял Скотсмен», который должен был присоединиться к конвою. В тот же день гавань покинул эсминец «Рестлер», чтобы в точке 36°22? N, 9°48? W встретить подводные лодки «Триад» и «Труант» и сопроводить их в Гибралтар.
Во время рутинного противолодочного патрулирования одна из летающих лодок «Лондон» совершила вынужденную посадку на воду и была отбуксирована в Гибралтар эсминцем «Форестер». 6 сентября прибыли, как и планировалось, «Рестлер» и 2 подводные лодки. 10 сентября лодки осмотрел Сомервилл и нашел, что они полностью готовы к боевым действиям. На него «произвел большое впечатление общий вид, подготовка и дух уверенности офицеров и матросов».
6 сентября Скалу покинули корабли, назначенные для участия в операции «Менейс». В море они должны были встретиться с войсковыми транспортами. Это были авианосец «Арк Ройял», линкоры «Барэм» и «Резолюшн», эсминцы «Фолкнор», «Форчюн», «Фьюри», «Форсайт», «Форестер», «Грейхаунд», «Инглфилд», «Эклипс», «Эскапейд». На следующий день к ним присоединился эсминец «Эхо», исправивший свои поломки. «Грейхаунд», один из эсминцев Норта, был выделен вместо «Файрдрейка» из состава 8-й флотилии, который в это время чистил котлы.
Когда все эти корабли исчезли на западе, гавань сразу опустела. Поэтому мы перечислим все оставшиеся в Гибралтаре корабли, которые Норт и Сомервилл могли использовать в случае возникновения непредвиденной ситуации. Это были:
Соединение Н:
Линейный крейсер «Ринаун» (капитан 1 ранга Ч. Э. Б. Симеон, флаг вице-адмирала Дж. Сомервилла)
Морские силы Северной Атлантики:
Эсминцы
«Хотспур» (капитан 2 ранга Г. Ф. Г. Лейман) «Гриффин» (капитан-лейтенант Дж. Ли-Барбер) «Энкаунтер» (капитан-лейтенант Э. В. Сент-Дж. Морган) «Рестлер» (капитан-лейтенант Э. Н. В. Карри) «Велокс» (капитан 2 ранга Дж. К. Колвилл) «Видетт» (капитан-лейтенант Э. Н. Уолмсли)
Подводные лодки
«Триад» (капитан-лейтенант Г. С. Стивенсон-Солт)
«Труант» (капитан 2 ранга Г. А. В. Хаггард)
4 противолодочных траулера
4 минно-тральных траулера
5 вооруженных досмотровых судов
4 патрульных траулера
5 буксиров
На верфи:
Эсминцы
«Гарланд» (польский)
«Файрдрейк» (капитан-лейтенант С. Г. Норрис)
«Галант» (капитан-лейтенант Ч. П. Ф. Браун)
«Уишарт» (капитан 2 ранга Э. Т. Купер)
Единственный инцидент случился 7 сентября при прохождении через пролив маленького французского конвоя. Он состоял из шлюпа «Элан» и траулера «Пескагель», которые направлялись из Касабланки в Оран. Эсминцы, патрулирующие в проливе, подошли к ним вплотную, удостоверились, кто есть кто, и пропустили без помех. Французские корабли прошли пролив в сумерках и прибыли в Оран 9 сентября. Этот признак нормализации отношений стал еще одним доказательством для Норта, что отношения с французами улучшаются. Ни один французский конвой не пытался пройти через Гибралтарский пролив после Мерс-эль-Кебира, но теперь все вроде бы возвращалось в нормальное русло. Но в действительности это был специальный конвой. Французы решили проверить, намерены ли англичане мешать важной операции, которую они уже запланировали. Но об этом немного ниже.
Патрулирование велось, как обычно, на море и в воздухе. 9 сентября эсминцы «Хотспур», «Гриффин» и «Энкаунтер» вышли в море под командованием капитана 2 ранга Леймана для противолодочного патрулирования между Гибралтаром и островом Альборан. Им должны были помогать 2 летающие лодки «Лондон» 202-й эскадрильи. В тот период в Гибралтаре имелись 7 этих пожилых самолетов. Впервые они поступили на вооружение КВВС в 1936 году, к началу войны имелось 29 машин. В 1938 году модель Mk II начала поступать в 202-ю эскадрилью. «Лондон» был разведывательной летающей лодкой с экипажем из 6 человек. Самолет имел цельнометаллическую конструкцию и был оснащен 2 моторами Бристоль «Пегасус» мощностью 1000 Л С. Они позволяли развить максимальную скорость 155 миль/час. При крейсерской скорости 129 миль/час самолет имел максимальную дальность полета 1740 миль, однако нормальная не превышала 1100 миль. Продолжительность полета составляла 5,2 часа. «Лондон» мог нести 2000 фн бомб и был вооружен 3 пулеметами «Льюис». Кроме них, на базе имелись 3 гидросамолета «Суордфиш» 3-го звена взаимодействия. Но эти самолеты подходили только для ближнего патрулирования.
«Уишарт» завершил ремонт и присоединился к «Велоксу», «Видетту» и «Рестлеру», патрулирующим в районе Скалы. Капитан 2 ранга Купер был старшим офицером этого дивизиона. Напомним, что все это происходило в то время, когда итальянские подводные лодки начали переходы через пролив, чтобы добраться до новой базы в Бордо. 10 сентября в 15.30 летающая лодка «Лондон», бортовой номер L-7043, в точке 36°02? N, 3°29? W заметила цепочку воздушных пузырьков, поднимающуюся на поверхность и медленно передвигающуюся на север. Самолет сбросил бомбы «прямо на цель», но никаких результатов не добился. К месту событий примчался один из эсминцев и сбросил глубинные бомбы, но опять, безрезультатно. Патруль продолжил движение на восток строем фронта, а летающие лодки на ночь вернулись на базу. В проливе другой дивизион продолжал свою работу. Позднее капитан «Видетта» писал:
«В гавани не было дежурного эсминца как такового. К западу от Гибралтара были организованы самые различные патрули, но в основном противолодочные. Обычно один корабль проводил 4 дня в море, после чего возвращался в Гибралтар и немедленно заправлялся топливом под завязку. Когда вы входили в гавань, командир дивизиона обычно советовал сохранять пары и находиться в часовой или четырехчасовой готовности. «Рестлер» часто использовался для досмотра судов на предмет поиска контрабанды, поэтому эсминец, как правило, находился южнее или юго-восточнее Гибралтара. Следует помнить, что, помимо патрулирования в проливе и сопровождения в случае необходимости Соединения Н, 13-я флотилия постоянно привлекалась для эскортирования местных конвоев».
Так обстояли дела 10 сентября, когда «Видетт» был сменен «Уишартом» и вернулся на свою обычную стоянку в логове эсминцев, которое располагалось в северном конце гавани. Не считая огромной туши «Ринауна», стоящей у Южного мола носом ко входу, и пары подводных лодок, гавань была совершенно пуста. На верфи стояли эсминцы «Гарланд», «Талант» и «Файрдрейк». Все они были небоеспособны. Наступил тихий и мирный вторник, который, казалось, не будет отмечен никакими событиями. Но в эфире и по проводам уже летели сообщения, которым предстояло взорвать эту сонную тишину.
«В Гибралтаре впервые после злосчастного инцидента в Мерс-эль-Кебире была получена целая пачка сигналов. В них излагались инструкции Адмиралтейства, кстати, совершенно противоречивые, как следует действовать при встрече с французскими кораблями в открытом море. Телеграммы приходили обычно в 2 или 3 часа ночи. Мы называли их «пижамные сигналы». Многие были написаны совершенно непривычным для военных приказов языком. В результате получатель (командир военно-морской базы или командир Соединения Н) был вынужден гадать, а что, собственно, этот сигнал означает. К началу сентября у всех сложилось мнение, что необходимо доносить о встрече с французскими кораблями, но не трогать их. В то же самое время Адмиралтейство не желало, чтобы эти корабли вернулись во французские порты, занятые немцами. Но было крайне сложно представить, чтобы какой-нибудь корабль попытался это сделать».
Другой офицер вспоминал: «В Гибралтар поступала масса сообщений, большинство из которых никто не читал. Думаю, никто не верил этим телеграммам».
После того как Адмиралтейство получило длинную телеграмму от морского атташе в Мадриде, оно выпустило свою собственную оценку ситуации, направив ее нескольким командующим, в том числе Норту и Сомервиллу. Эта оценка основывалась на более чем сомнительных разведывательных данных. Там говорилось, что источник в Лиссабоне предсказывает, что немцы намерены оккупировать всю Францию, и в первую очередь Марсель, потому что Петэн теряет контроль над страной. Как мы еще увидим, в этом сообщении была доля правды. Но далее говорилось: «Нацистские агенты уже посланы в Тунис, Алжир и, возможно, в Марокко, чтобы восстановить население против де Голля и существующего французского правительства». Этот сигнал мог усилить впечатление, что французы стремятся освободиться от власти Виши.
Вечером 9 сентября адмирал Норт получил сообщение, адресованное ему лично и в копии направленное в Форин Офис.
«СРОЧНО
Получено от Жака.
Французская эскадра в Средиземном море может попытаться пройти Гибралтарский пролив на запад. Пункт назначения не известен. Эта попытка может быть совершена в ближайшие 72 часа».
Это сообщение пришло от британского генерального консула в Танжере. Оно было отправлено 9 сентября в 18.24 и получено Нортом в 20.45 в тот же день, когда он обедал вместе с Сомервиллом на берегу. Информация пришла от очень надежного источника. «Жаком» на самом деле был капитан Шарль Жан Луизе, офицер французской военной разведки, служивший в штабе в Танжере.
Еще раньше он тайно вступил в организацию Свободной Франции, и его служебный пост позволял передавать очень ценную информацию. Адмирал Норт, получив этот сигнал, не стал делать ничего. Он лишь подтвердил получение и передал его в Форин Офис в Лондон для дальнейшей трансляции в Адмиралтейство.
Сообщение лениво ползло по бюрократическому лабиринту, перебираясь из одного департамента в другой. В Форин Офис оно прибыло 10 сентября в 7.50. А здесь начался обычный бардак, который царит в правительственных учреждениях везде и всюду. Пометка «срочно» совсем не гарантировала, что его начнут расшифровывать немедленно. К тому же аналогичную пометку имели многие другие сигналы. Телеграмма из Танжера затерялась среди сотен прочих сообщений от послов и консулов со всего мира. Ее расшифрованный вариант вынырнул на поверхность лишь спустя несколько дней. Медлительность этого департамента Черчилль попытался объяснить после войны:
«В то время Лондон подвергался почти непрерывным бомбардировкам. Из-за постоянных перерывов в работе во время налетов в шифровальном отделе образовались завалы. Это сообщение не имело пометки «важно» и было расшифровано лишь в порядке живой очереди».
То же самое объяснение он предложил в 1942 году, когда готовил отчет по операции в Дакаре: «Оно не было помечено «важно», поэтому из-за объема работы и перерывов во время налетов поступило в Адмиралтейство только 14 сентября».
Не следует придавать слишком много значения тому, что воздушные налеты 9, 10 и 11 сентября были довольно слабыми. Как только раздавался сигнал воздушной тревоги, сотрудники бежали в укрытия. В министерстве иностранных дел укрытия располагались далеко от центра связи, поэтому перерыв до сигнала «Отбой» оказывался длинным. При этом не имело значения, появился целый воздушный флот или единственный самолет, задержка всегда была одной и той же. Даже если воздушных тревог не было вообще, с учетом груды накопившихся сообщений, до этой депеши просто не доходили руки, потому что многие телеграммы имели более высокий приоритет, чем «срочно». В любом случае, не сохранилось свидетельств, что хоть один начальник или рядовой чиновник получил нагоняй за эту задержку.