ЗАХВАТИТЬ ЖИВЫМ
ЗАХВАТИТЬ ЖИВЫМ
Вихрем промчался сквозняк по комнате, — наверное, открыли дверь внизу.
Немало прошло времени с тех пор, как Мамчур впервые воспользовался гостеприимством Костя Семеновича. И вот теперь он снова здесь.
Мамчур набросил рубашку и вышел в коридор. Спускаясь по ступенькам вниз, он увидел подполковника Кротенко, которого Кость Семенович впустил, может быть, минуту назад — Петр Федорович еще стаскивал промокший до нитки плащ.
— Ну и ливень! — произнес он вместо приветствия. — Льет, света белого не видно.
Хозяин дома подал ему полотенце, заварил чай, приготовил несколько бутербродов. Мамчур на скорую руку позавтракал вместе с Кротенко.
В девять утра приехали Соколюк и Тарасюк. Расположились в библиотеке и приступили к работе. Начал Соколюк:
— Вы уже знаете, какое ответственное задание возлагается на нас. Надо захватить бандита Щепанского, который действует под кличкой Буй-тур.
Максим Петрович сделал паузу, словно прислушиваясь к стуку дождевых капель в оконные стекла, посмотрел на Мамчура:
— Вам, Микола, это имя ничего не говорит?
— Я слышал о Буй-туре, но видеть его не приходилось.
— А он вас видел?
— Навряд ли.
— Это хорошо. Даже очень хорошо. Почему — поймете позже. А теперь несколько слов о Щепанском. Это кадровый националист. Во время войны служил в полиции, в дивизии СС «Галиция». После освобождения Львовщины от гитлеровцев перешел в подполье. Действовал активно. Причастен ко многим злодеяниям, в том числе и к убийству писателя Ярослава Галана. Цель нашей операции — захватить бандита живым, и только живым.
Полковник раскрыл папку, вынул несколько листов бумаги.
— Кое-какие детали о Буй-туре нам известны со слов Песни. Когда Ильчишин с вашей помощью ушел в Карпаты, то Песня по его поручению должен был связаться с главарем другой банды Срибным, чтобы установить контакты с Буй-туром, но не успел — мы его захватили, и он рассказал о Срибном. Известно также, что Срибный послал Буй-туру сообщение, в котором говорилось, что из-за границы прибыл друг «Н». Такой эмиссар действительно был и хотел связаться с Буй-туром, но и он прямых контактов с ним не установил. Теперь немного о Срибном. Первую информацию о нем мы получили от вас, Микола. Данные подтвердились. Он действовал со своей бандой на Сокальщине. Прятался в схроне, на подворье у одного крестьянина. Поздним вечером тот вернулся было домой и не застал младшей сестры. Прождал ее несколько часов, наконец она вылезла заплаканная из погреба. Там был лаз в тайник. Девушка, рыдая, рассказала о своей беде брату, и тот, чтобы отомстить бандитам, завалил тайник. Так сама судьба прибрала Срибного, и он нам картину портить не будет. Но появился другой бандит, по кличке Лис. Ему удалось сбежать перед тем, как крестьянин завалил тайник. Мать уговорила его явиться с повинной к нам. На допросе Лис дал важные показания. Оказывается, Срибный когда-то был ранен в руку, поэтому всю переписку и документацию вел — кто бы вы думали? — именно он, Лис! Тот же Лис носил донесения на пункты связи.
— Выходит, что мы имеем не ниточку к Буй-туру, а хороший шнурок, — обрадовался Мамчур. — Этим можно воспользоваться и вызвать Буй-тура на встречу со Срибным. Тем более что у вас есть Лис. Пускай он и вызовет Буй-тура якобы от имени Срибного.
— Не выйдет, — возразил Соколюк.
— Разве Буй-туру известно, что Срибный погиб?
— Нет, об этом он не знает. Просто Срибному не нужно было встречаться с Буй-туром. Он советовал ему повидаться с другом «Н». Мы успели перехватить и прочитать несколько писем Срибного к Буй-туру именно такого содержания. Ну а главное то, что Буй-тур лично знаком со Срибным. Если и вызовем Буй-тура к Срибному, то при такой встрече шансов на успех мало. Остается одно: воспользоваться каналом связи между Срибным и Буй-туром так, чтобы вызвать Буй-тура на встречу с другом «Н», внешности которого тот не знает. Если бы это удалось! Думаю, вы, Микола, понимаете, о чем идет речь?
— Догадываюсь, — Мамчур поднялся, — и принимаю ваше предложение, товарищ полковник.
— Подумайте хорошенько. Дело опасное. Да вы уже и отвыкли.
— Ничего. Я готов.
— Ну что ж, спасибо! — Соколюк улыбнулся. — По правде сказать, мы на вас рассчитывали. Вам уже приходилось выполнять подобные поручения. Но тут есть своя специфика — друг «Н» прибыл из-за границы. Это надо помнить во время подготовки операции. Итак, приступайте к работе. Петро Федорович, расскажите Мамчуру про Березу, а вы, Виктор Владимирович, поедемте со мной.
Когда Мамчур и Кротенко остались вдвоем, Петр Федорович сказал:
— Береза такой же бандит, как и другие. Но «ценность» его в том, что он принадлежал к шайке Буй-тура. Боевика задержали, когда он шел на пункт связи.
Следующие два дня подполковник Кротенко посвятил Мамчуру. Они вместе просмотрели биографии некоторых националистических авантюристов, проштудировали материалы из уже послевоенных преступлений оуновских организаций, которые к тому времени обосновались в Западной Германии и снабжали своими кадрами шпионско-диверсионные школы.
Тем временем давал показания Береза. Он рассказал следователю, как попал на службу в полицию, в дивизию СС «Галиция», как их дивизию разгромили под Берлином.
Тогда он бежал в Карпаты и присоединился к банде.
Вместе с другими националистами жег колхозы, сельсоветы, грабил кооперативы.
Береза рассказывал монотонно, все подряд. Даже то, как оуновцы устраивали облавы на людей, которые отказывались ехать на каторжные работы в Германию, как издевались над крестьянами.
— Вы были в Звертове, когда бандиты убили Марию Гнатишину и Илью Довганюка? — спросил следователь.
— Да, — ответил Береза.
— Принимали участие в убийстве?
— Нет, я был на стреме.
— За что их убили?
— Не знаю. Так приказал Буй-тур.
— Вы же родом из этого села и звертовских жителей знаете.
— Ну и что? Буй-тур тоже из Звертова.
— Вы его боялись?
— Каждый в банде боялся.
— Что вас держало в лесу? — спросил следователь.
— Боялся перед властью за содеянное и боялся Буй-тура.
— Видно, у вас там был собран хороший букет! — заметил Тарасюк. — Бывшие кулаки, полицаи, ворюги…
— Ну, не скажите. Националисты убедили кое-кого, что Советская власть не вернется. Они и влипли. Буй-тур заставлял каждого сделать что-нибудь против Советской власти. Потому они и боятся прийти с повинной.
— Вы видели, как Буй-тур убивал?
— Видел. Как не видать? Без мук не обходилось. Он больше любит душить петлей с палкой, может схватить за глотку, вот так, — и Береза показал на себе, — и через минуту человек мертвый. Он очень сильный. В банде Буй-тура есть еще один такой — Дужий.
— Вы уверены, что Буй-тур ничего не скажет, если мы захватим его живым?
— Не скажет. И вообще живым его не возьмете.
— Вы назвали все места встреч с Буй-туром? — вел дальше допрос Тарасюк.
— Все. Но туда Буй-тур не пойдет. Он уже знает, что меня поймали.
— А если мы скажем, что вы мертвый? Тогда Буй-тур пойдет?
Береза испуганно взглянул на полковника и следователя.
— Не бойтесь. Никто вас убивать не будет, только слух пустим.
— Если поверит, что я погиб, так, может, вам лучше воспользоваться мертвыми пунктами связи. Следователю я их назвал. Но для этого надо перехватить нужное сообщение от Срибного к Буй-туру. Тогда вам удастся вызвать Буй-тура на встречу. Правда, он не придет, а пришлет людей, а когда убедится, что нет опасности, то и сам явится. Лучше всего использовать мертвый пункт под фигурой Миколы-угодника неподалеку от села Колодянцы. Я следователю этот пункт нарисовал.
— Вы долго были связным у Буй-тура?
— Долго. И всегда пользовался этим пунктом.
— Что еще необходимо, чтобы установить контакт с Буй-туром? — поинтересовался полковник.
Береза стал объяснять:
— Первым делом надо знать, как Срибный обращается к Буй-туру. Если хоть одно слово в сообщении будет написано не так, как это делает Срибный, Буй-тур на встречу не придет. Например, Песня к нему обращался через Срибного «друже проводник», он в ответ подписывался «Буй-тур». А уже Срибный обращается к Буй-туру просто «158», а подписывается «316». Кто этого не знает, тот не может воспользоваться пунктом связи. И еще одна мелочь: когда Буй-тур даже согласится на встречу, то к вашим людям не подойдет, если между ними не будет кого-то из его знакомых. Он прикажет подойти только ему одному. Другие будут стоять в стороне, за двести — триста метров, под дулами автоматов. Буй-тур очень осторожный человек. Не думаю, что вам удастся перехитрить его.
— Поживем — увидим, — ответил Тарасюк.
Через час Виктор Владимирович вызвал к себе Кротенко. Протянул листочек бумаги, сказал:
— Вот еще несколько «мелочей». Их надо учесть в плане операции.
— Береза? — спросил подполковник.
— Да, Береза.
— А может, он хочет как-то предупредить Буй-тура или Срибного об опасности? — засомневался Петр Федорович.
— К сожалению, кроме Березы и Лиса у нас нет других источников информации. По мнению следователя, Береза многое скрывает. И, наверное, это так. В конце концов увидим. А пока, товарищ подполковник, распространим слухи, будто Береза погиб. Письма Срибного к Буй-туру в наших руках, может, с помощью Березы и Лиса окончательно разберемся, что к чему. Прочитайте-ка, Петр Федорович, это послание.
Кротенко взял в руки бумажку, пробежал ее глазами:
К 158!
Ваши люди не взяли почту на пункте «Д»-3. Что случилось? Вынужден стучаться к вам через резервный пункт. Он для меня очень неудобен. Что вокруг вас слышно? Дайте информацию о вашем районе, с кем имеете связи.
Я сообщал, что к вам шел д. «Н», но вынужден был вернуться в Карпаты. Теперь снова вас будет искать. Было бы хорошо, если бы вы дали ему место до самой весны. К весне пошлю своих туда, где мы с вами встречались прошлый год: Лес Р… ци 24—2КС—604, чи-чи-чи. Слава героям!
316
— Лучше и не придумаешь, — сказал Тарасюк. — Срибный будто учитывал наши трудности. Только эти каверзы в начале и конце письма… Мы до сих пор не знаем, где находится пункт «Д»-3 и что означает это проклятое «Лес Р… ци 24—2КС—604, чи-чи-чи». Ребус мы обязаны разгадать как можно быстрее. Давайте размножим письмо и один экземпляр покажем Березе. Интересно, что тот скажет.
Боевик внимательно прочитал сообщение и, положив письмо на стол, молча принялся разглаживать скрученные уголки.
— Ну что? — сказал Тарасюк.
— Все знакомо, но не соображу, кто писал. Почерк Лиса я знаю. Это не он.
— Кто же автор?
— Письмо Срибного к Буй-туру, это точно. Может, он сам стал писать?
— Что означает «Д»-3? — спросил полковник.
— «Д»-3 — это мертвый пункт возле села Дорошева, под третьим деревом, если ехать из Дорошева на Львов.
— А вот это? — Виктор Владимирович показал на нижнюю строку текста.
— Тут Срибный сообщает, что следующей весной пошлет своих людей в лес возле села Р…ци, то есть Руданцы. Его люди будут ждать с двадцати четырех до двух часов каждую среду, начиная с 6 апреля, то есть 604. Вот видите, тут написано, — и Береза ткнул пальцем.
— КС можно понять как «каждую субботу», — предположил Тарасюк.
— Возможно, — согласился Береза. — Дайте-ка календарь… Вот видите, 6 апреля — это среда.
— А что означает «чи-чи-чи»?
— Это условный знак. Если на место встречи приходит группа, то прячется, подает сигнал и ждет отзыва. Вокруг тихо, — значит, нет никого. Те, кто приходит позже, не знают, есть ли кто, поэтому дают сигнал «чи-чи-чи». Через минуту получают такой же ответ. После этого представитель от каждой группы идет на сближение. Останавливаются ка расстоянии ста — ста двадцати метров. Стараются стать за дерево. Обмениваются вопросами: «Кто вы?» Если будет спрашивать, скажем, человек Срибного, то тот, кто от Буй-тура, назовет себя. Представитель Срибного стоит на месте и позволяет подойти. Но если они друг с другом не знакомы, то человек из группы Срибного спрашивает: «Кто еще с вами?» — и может позволить приблизиться тому, кого лично знает.
Выслушав объяснение Березы, Виктор Владимирович спросил:
— Явится Буй-тур на это письмо?
— Нет.
— Почему?
— Потому что Срибный его не вызывает.
— А весной придет?
— Если Срибный вызовет, то придет.
— А своих Буй-тур пошлет на встречу к другу «Н»?
— Пошлет. Обязательно пошлет.
Письмо, как и было задумано, положили в тайник, а после Октябрьских праздников чекисты нашли на мертвом пункте «Д»-3 ответ Буй-тура Срибному:
К 316!
Рад получить от вас весточку. Весной и летом имел большие потери. С каждым днем все трудней. Ястребки вместе с чекистами ликвидировали людей Ветра, Мечника, Назара, Кармелюка, Орла. Потери есть у Дужего и Байды. Чрезвычайно тяжело.
Людей, каким вы просите дать место до весны, устрою. Если надо, выделю для них надежного человека. На встречу пойдет Дужий. Будет ждать их на кладбище Д, чи-чи-чи, на другой день после Покрова. Резервная встреча — каждый четверг с 23—2. Слава героям!
Прилагаю политическую и оперативную информацию о своем районе.
158
Пока ждали ответа, каждый час тянулся, как год, теперь дни неслись с калейдоскопической быстротой. Казалось, для подготовки не хватит времени.
С получением ответа возникло немало проблем. Так, например, Буй-тур обещал Срибному устроить людей и выделить для них надежного человека. Тарасюк заколебался, целесообразно ли принимать такое предложение. Фактически это означало, что группа Мамчура попадет под наблюдение эсбистов, а значит, усложнится связь между нею и управлением. Тогда руководить операцией станет труднее.
— Если Дужий будет настаивать на таких условиях, откажитесь, — посоветовал полковник Мамчуру. — Объясните, что вы и так уже воспользовались его гостеприимством, поселившись на этой базе. Место у вас надежное, поэтому вы не имеете намерений оставлять его в ближайшее время. А там, мол, видно будет.
Вместе с этим возникли и другие проблемы, которые сказались на подготовке к встрече с Дужим.
Как-то во время беседы с Кротенко Виктор Владимирович заметил:
— Почему Буй-тур ни словом не обмолвился про друга «Н»? Ведь Срибный писал прямо: «К вам шел друг «Н», но вынужден был вернуться в Карпаты. Теперь снова вас будет искать. Было бы хорошо, если бы вы дали ему место до самой весны». А Буй-тур на это как ответил: «Людей, каким вы просите дать место до весны, устрою». Похоже, что между этими двумя письмами было еще одно, нам неизвестное.
— Это невозможно, — возразил Петр Федорович. — А что, если тут сработало одно из предыдущих писем Срибного к Буй-туру?
— Да, да, это вероятней всего, — поддержал полковник догадку Кротенко. — Тогда еще друг «Н» фигурировал в переписке как друг «Б-18». Знаете, на всякий случай надо Миколе придумать соответствующую кличку.
Эту задачу решили таким образом: Мамчур должен был представиться Дужему как Богун. Если бы тот поинтересовался, одно и то же лицо Богун и друг «Н», то Микола должен замять разговор, словно бы из конспирации и полученных указаний.
Наконец группа была окончательно укомплектована. Кроме Мамчура в нее вошли капитан Клименко и старший лейтенант Донец, оба опытные контрразведчики.
На Клименко, который на этот раз взял себе кличку Клим и должен был играть роль радиста, возлагалась ответственность за безопасность людей и самого друга «Н». Донца, голубоглазого красавца с пышным русым чубом, нарекли Доном. Этот молодой, всегда улыбающийся парень обладал незаурядной физической силой и, как рассказывали Мамчуру очевидцы, мог легко пробить кулаком толстенную доску.
Через несколько дней совместного житья Микола сдружился с новыми знакомыми настолько, что ему стало их недоставать, если Клименко и Донцу приходилось отлучаться по каким-то делам.
Шло время. До выхода на встречу оставались считанные дни. Мамчур еще несколько раз побеседовал с Лисом, а заодно просмотрел почту для Буй-тура.
Осенние листья укрыли сельское кладбище шуршащим покровом, в лунном свете он казался серебряным.
Клименко и Донец, почти не маскируясь, пошли по тропинке к часовне. Мамчур задержался у входа. Возле ворот он оглянулся и, подражая ночной птице, громко подал сигнал:
— Чи-чи-чи!
Вокруг тишина. Безветренная ночь. В поредевших кронах ни шелеста.
Он догнал товарищей, и они примостились рядышком на скамье. Ждали около часа.
В Миколину душу стали закрадываться сомнения: а может, Дужий, боясь западни, не появится?
В письме Буй-тура точных координат встречи не было. Сначала это насторожило Тарасюка. Потом он усмехнулся:
— Все довольно просто. Сказано — кладбище, а оно немалое и конечно же контролируется бандитами. В таких обстоятельствах Дужий почти не рискует, а значит, непременно придет на встречу.
«Если так, — раздумывал дальше Микола, — то люди Дужего за нами следят с того момента, как мы прошмыгнули в ворота. Почему же никто не отозвался на условный сигнал?»
Мамчур всматривался в темноту, прислушивался, но никого не мог обнаружить. Впереди, в нескольких метрах от скамьи, словно привидение, торчал белый крест. Угадывались очертания надгробия. Позади словно серые смятые простыни на фоне травянистых лугов.
— Подойдем к часовне, — предложил Клименко и встал. — Может, они там?
Мамчур и Донец тоже встали, но не прошли и нескольких шагов, как из-за кустов донеслось:
— Чи-чи-чи!
— Чи-чи-чи! — отозвался Микола.
На тропинку вышел человек, спросил хрипловато:
— Кто вы?.
— Богун, — ответил Микола.
— Кто с вами?
— Друзья Клим и Дон. А вы кто?
— Я Дужий.
— Кто с вами?
— Друг Зубатый.
Мамчур оставил Клименко и Донца на том же месте, подался по тропе немного в сторону и подозвал к себе Дужего. Эсбист подошел. Держался он напряженно, явно нервничал. Разговор время от времени обрывался.
— Так, может, вы, друже Богун, и есть тот человек, которого ждет проводник Буй-тур?
— Все может быть, — уклончиво ответил Микола. — Учитывая некоторые обстоятельства, я просил бы вас, друже, не настаивать на конкретном ответе.
— Да, да, понимаю, — согласился Дужий. — В конце концов это не мое дело.
Он с разрешения Мамчура подозвал Зубатого. Когда тот подошел, эсбист сказал с видимым облегчением:
— Знакомьтесь, друже Богун, это и есть Зубатый. Он даст вам место, собственно, через него мы с вами будем поддерживать контакт.
— За контакт большая благодарность, друже, а место нам не нужно. Мы уже и так воспользовались вашим гостеприимством. Имеем на этот раз приют.
Встреча была короткой. Поговорили о том о сем, обсудили обстановку, договорились, каким образом Микола будет поддерживать связь с Зубатым, и разошлись.
Мамчур повел Клименко и Донца на околицу через голые поля, где трудно было такой лунной ночью незаметно следить за группой. Несколько часов они просидели еще в перелеске, а уже оттуда, не оглядываясь, двинулись домой.
Теперь чекистов больше всего занимала личность Зубатого. Когда об этом боевике спросили Березу, он сказал:
— Зубатый — опытный конспиратор. В ОУН с довоенных времен. Был организационным референтом сокальского провода, а при немцах служил следователем в полиции. По профессии адвокат.
Еще через две недели Мамчур снова встретился с Дужим и Зубатым. Эсбист держался спокойнее, а когда увидел Лиса, которого Микола прихватил с собой, обрадовался так, словно встретил отца родного.
— И Лис тут?! Это прекрасно. Может, с вами и проводник?
— Э нет, — ответил Микола, — проводник дал нам Лиса, потому что тот знает базу и тоже помогает нам.
— Это хорошо, как-нибудь уж переждем зиму. Я доложу Буй-туру. Он будет очень рад, что Лис с вами.
— А как же, — усмехнулся Мамчур. — Гуртом веселей. На вашей территории мы еще погостим. Тут пока спокойно.
— В случае чего можете на нас рассчитывать, — протянул руку Дужий. — Для вас всегда есть хорошее место, харчи и друг Зубатый.
Пока что все шло по плану: группа укрепляла связь с националистами. Вскоре состоялось еще несколько свиданий с Зубатым. На последнее из них, перед Новым годом, пришел Дужий с двумя боевиками.
Как раз подмерзало, и вот-вот должен был выпасть снег.
Дужий настаивал, чтобы Микола вместе со своими людьми переселился в уже подготовленный бункер, который находится в абсолютно безопасном месте. При этом эсбист намекнул: это значительно ускорит встречу с Буй-туром.
— Я вас понял, друже, — ответил на это Мамчур. — Поблагодарите от меня проводника за хлопоты. Наверное, так и сделаем, если успеем перебраться до первого снега.
Но метель, как назло, разгулялась в ту же ночь. С наступлением зимы о переселении не могло быть и речи.
На следующий день вся группа вернулась во Львов.
Лес только просыпался после зимней спячки и просматривался на десятки метров вокруг. В напряженном ожидании проходили часы.
— Неужели что-то случилось? — волновался Кротенко. — Почему не появляется Микола?..
Петр Федорович не привык еще к роли, какую ему выпало играть с начала апреля почти без подготовки. Идея создать группу Небесного, в которую кроме самого Кротенко и еще одного чекиста вошел Бегунец, возникла после первой встречи Мамчура с Дужим.
Дело в том, что эсбист снова стал настаивать на переселении Миколы с его людьми в большой бункер. Мамчур отказался, сославшись в этот раз на то, что намерен ранней весной проведать друга Небесного, и тут же предложил Дужему и Зубатому прогуляться туда, а заодно махнуть вместе в направлении границы.
— Так вы, значит, недолго задержитесь у нас? — отметил эсбист. Он задумался, потом добавил: — Я с радостью пошел бы с вами, но на это нужно разрешение проводника. А что касается Зубатого, то могу вам его отдать. Он хорошо знает местность до самой границы.
На том и порешили. Мамчур сразу же уведомил об этом Тарасюка. Тогда Виктор Владимирович и поручил Кротенко «стать» Небесным.
Вообще, что-то похожее предусматривалось планом с самого начала. Чтобы захватить Буй-тура, Миколе было необходимо взять с собой хотя бы нескольких человек кроме членов своей группы. И с этих пор его людьми стали два опытных чекиста, а с ними и Бегунец.
— Выйдите, Петр Федорович, своевременно на Миколу и Зубатого, — попросил Кротенко полковник Тарасюк. — Пусть этот бандит к вам привыкнет. Я уверен, что про ваше знакомство Буй-тур обязательно узнает, и тогда охотней согласится на встречу…
…И вот Кротенко сидел на травке. Ждал.
— Товарищ полковник, идут, — донеслось из кустарника.
И вправду, из вечерней темноты вынырнули человеческие фигуры. Их было четверо. Один шел впереди, два — за ним, и на некотором расстоянии, оглядываясь, пробирался четвертый. Группа остановилась, люди о чем-то пошептались. Трое отошли в сторону, а четвертый стал под деревом и подал сигнал сыча:
— Фу-гу, фу-гу, фу-гу!
Бегунец ответил. Тогда тот, что стоял под деревом, дважды ударил тростинкой по голенищу сапога. Кротенко поднялся, спросил:
— Кто вы?
— Я Богун, — донеслось в ответ. — А вы кто?
— Я Небесный. Кто с вами?
Переговоры длились еще несколько минут, потом Богун и Небесный сошлись. Богун подал знак, и стали подходить его люди: впереди — Клименко, за ним — Зубатый и Донец.
Подполковнику хотелось обнять друзей — Мамчура, Клименко, Донца, расцеловать их. Он даже улыбнулся, но тут же напустил на себя суровость. С каменным лицом пожал протянутые руки. Вот очередь Зубатого. Кротенко заметил, что тот дрожит.
— Присядем, — предложил Петр Федорович.
Оживленно беседуя, Кротенко всячески подчеркивал свою «подчиненность» Мамчуру, внимательно выслушивал его советы и указания. Передав собранную «информацию» и разные бумаги, подполковник сказал:
— Я доложу, друже Богун, что вы сможете быть в мае или в начале июня.
— А как же, так и передайте, — одобрил Микола.
Настал час прощаться. Мамчур приказал Донцу и Зубатому проводить гостей. Вскоре оба вернулись. Зубатый был доволен.
— Слава богу, перезимовали, — сказал он с облегчением. — Теперь будем надеяться, что все пойдет к лучшему.
Уже после встречи с Небесным боевик признался Миколе:
— Видел я, друже, сон, будто переношу вас на себе через большую реку, а потом — и друга Небесного. Вместе мы прибыли в какой-то очень большой и красивый город. Чего только не приснится, когда долго спишь! — закончил шуткой свой рассказ Зубатый.
На это Мамчур только усмехнулся:
— Кто знает, может, и сбудется ваш сон. Всяко бывает…
Вскоре боевик совсем переменился: стал открыто подлещиваться к Миколе, с явным любопытством ощупывать все заграничное, что попадало под руку — оружие, книги, радиоприемник, деньги. По всему было видно, что Зубатый не отказался бы от посредничества при встрече Мамчура с Буй-туром и рассчитывал бежать из Советского Союза вместе с ними.
— Плохо одно, — сказал по этому поводу Кротенко Тарасюку. — Дужий уведомил Миколу, что заберет от него Зубатого, как только в лесу зазеленеет.
— Надо помешать. Буй-тур рискнет лично встретиться с Миколой, когда рядом с ним увидит кого-то из своих давних знакомых. Нет, Зубатого надо удержать возле Мамчура.
— А как вы, товарищ полковник, смотрите, если Мамчур попросит Дужего, чтобы Зубатый прошел с группой в направлении Самбора? Это усилит впечатление, что миссия Богуна на Украине заканчивается. Может, Буй-тур скорей согласится на встречу?
— Годится, — ответил Тарасюк. — Продумайте эти мероприятия как можно тщательней. Скажите, Лис все еще в группе Миколы?
— Да, товарищ полковник. Видно, Мамчур провел с ним соответственную работу — этот хитрый Лис предложил даже написать Буй-туру письмо от Срибного. Представляете, что вышло бы, если бы мы согласились на такое предложение?! Конечно, Буй-тур знает, что Лис на этой же базе — вместе с Богуном. Срибный, по представлению Буй-тура, далеко отсюда. И вдруг приходит от Срибного сообщение, написанное рукой Лиса.
Тарасюк некоторое время молчал, что-то обдумывая.
— А вы знаете, подполковник, предложением Лиса можно воспользоваться. Пускай Мамчур «отрядит» его вместе с Донцом по «делам организации». Лис тем временем подготовит письмо, и, пока оно дойдет до Буй-тура, будет выглядеть так, что Лис побывал у проводника Срибного. Ну, а Донец через несколько дней снова вернется к Миколе.
К концу недели тайное письмо Срибного Буй-туру лежало на столе полковника.
К 158!
Приветствую Вас и Ваших друзей по случаю Пасхи. Христос воскрес! Имею добрые вести. Люди, о которых я просил, благодарны за гостеприимство. Они не могут долго задерживаться, поэтому сделайте все возможное, чтобы им помочь. Было бы хорошо, если бы Вы лично встретились с д. «Б-18». Надеюсь, где-то перед Троицей повидаться с ним и с Вами. Место и время назначу следующей почтой. На нашей базе спокойно. Будьте осторожны. Нам теперь, как никогда, надо сидеть тихо. Слава героям!
316.
Прочитав письмо, Тарасюк спросил Кротенко:
— А не прозеваем мы Буй-тура? Он получит сообщение десятого-одиннадцатого мая и вместе с бандой двинется к Миколе. Что тогда? Такая неожиданность смешает нам все планы.
— Может, и так. Но ни наших хлопцев, ни Зубатого Буй-тур не застанет. Они уже «будут проверять» линию на запад. Некому будет принимать Буй-тура. Поэтому он придет еще раз.
— Хорошо, ознакомьте Мамчура с письмом и отправляйте по назначению.
14 мая Мамчур уведомил Тарасюка, что Буй-тур ищет с ним встречи. Дело было так: к Миколе пришел Дужий и пригласил в свой бункер. Там вручил записку от Буй-тура.
К Б-18!
Стучусь к Вам, потому что имею указание от друга 316. Рад, что Вы спокойно перезимовали. Об этом меня информировал д. Дужий. Надеюсь на скорую встречу. Желательно, чтобы Вы послали кого-нибудь к нам. Подробности встречи надо решить на месте. Слава героям!
158.
— Отлично! — обрадовался Тарасюк. — Что ответит Микола?
— Пошлет Буй-туру такое письмо: «Друже 158! Благодарю за внимание ко мне, а еще больше за спокойное гостеприимство, которое нам оказали ваши люди. Передаю литературу и указания провода на случай, если нам не удастся встретиться. С этим высылаю к Вам друзей Донца и Зубатого, которые имеют задание встретиться с Вами и с д. Небесным».
— Значит, письмо понесет Буй-туру Зубатый, — уточнил полковник. — Хорошо. Этому боевику Буй-тур доверяет. А вы, Петр Федорович, снова готовьтесь к роли Небесного.
25 мая моросил дождь, и все-таки в 23 часа Буй-тур вместе с Зубатым, Донцом и своим боевиком Демоном пришел в назначенное Мамчуром место.
Лес тут был густой, смешанный. За ручьем, который огибал несколько холмов и сбегал к скалистым кручам, он редел, терялся в низине. С противоположной стороны, километрах в пяти от проселочной дороги, был хутор, а дальше, сколько хватало глаз, — снова лес, еще более густой, пихтовый.
Группа Буй-тура остановилась за холмом. Зубатый подал условный сигнал. Ответил ему Микола. Потом подошел к дереву.
— Кто вы? — спросил.
— Зубатый и Дон.
— Кто с вами?
— Проводник Буй-тур.
— Кто еще?
— Друг Демон.
— Друже Зубатый, подойдите ко мне с Буй-туром.
Зубатый, а с ним и Буй-тур двинулись к дереву, за которым стоял Мамчур. Внезапно Буй-тур обогнал Зубатого и, держа автомат наизготовку, приблизился к Миколе.
— Слава Украине!
— Слава героям! — ответил Микола и подал каждому руку. Потом подозвал капитана Клименко.
— Вокруг спокойно, — доложил тот, здороваясь с бандитами.
— Давайте передохнем, — предложил Мамчур. — Вижу, устали, промокли и, наверное, оголодали…
Отошли в другое место и сели у самого ствола дуба — там было сухо. Буй-тур вытянул вперед ноги. Он не спускал глаз с Мамчура. Тот удобно примостился у дерева, минут через пять вынул из кармана пистолет и постучал рукояткой о корень дуба. Звук был такой, словно птица клювом долбит ветку. Буй-тур напрягся, словно перед прыжком. В ответ на условный сигнал из кустарника донесся голос:
— Кто вы?
— Я Богун, со мной 158-й, — ответил Микола и тут же поднялся: — Пойдем, друже Буй-тур.
Пройдя несколько шагов, Мамчур остановился, глянул на Зубатого, который был на стреме:
— Вы, друже, все здесь отлично знаете, так возьмите Дона и Демона и приготовьте место для отдыха.
Буй-тур шел следом за Миколой и Клименко. Они поравнялись с кустами, где стоял Петр Федорович Кротенко.
— Слава Украине! — прохрипел бандит.
— Слава героям! — кивнул Кротенко и с омерзением подержал мокрую, даже скользкую от пота руку Буй-тура.
— Знакомьтесь, друже Буй-тур, это проводник Небесный, — сказал Мамчур.
— Вам холодно, друже Буй-тур? — спросил бандита Кротенко. — Может, начнем с того, что вас согреем?
— Нет, ничего, благодарствую. Не знаю, как объяснить, но когда встречаюсь с незнакомыми, меня почему-то трясет. Это с детства. Даже самому противно. Нервы…
Буй-тур оказался между тремя чекистами. Можно было бы и брать, но еще не настало время.
— Друже Клим, — обратился Мамчур к Клименко, — там есть что перекусить. Печеная картошка; возможно, еще теплая, да и шкварки не остыли.
Капитан двинулся в направлении главного бункера, который был метрах в двухстах по берегу ручейка, и вернулся вместе с Зубатым. Они принесли горячую картошку, каждому по луковице, кусок сала, хлеб. Буй-тур жадно накинулся на еду. Потом он ножом заострил спичку и стал ковырять ею в зубах. Клименко предложил отнести остатки еды Донцу, Демону и Бегунцу, которых Клименко оставил за кустами. Буй-тур тоже собрался идти к Демону.
— А может, позовем их сюда? — спросил Зубатый. — Чего носиться по лесу?
— А что, может, и вправду? — поддержал Ми-кола.
— По мне, как хотите, — равнодушно махнул рукой Буй-тур.
Он успокоился и, когда собралась вся компания, начал позевывать. Рядом с Буй-туром сидел Клименко. Что-то переставляя, капитан ненароком коснулся локтем колена бандита. Тот нервно дернулся. Микола отвел его в сторону.
— Слушайте внимательно, друже Буй-тур… Долго мы тут не задержимся. Этими днями двинемся на запад.
— Я это знаю из сообщений друга Срибного, — сказал бандит.
— Да, да. У меня есть поручение оставить вам документы, ознакомить с новой тактикой организации в нынешних условиях. Документы ни в коем случае не должны попасть в руки органов. Проводника Небесного я уже ознакомил с этими бумагами. Вам лично провод передал часы и радиоприемник.
Мамчур отошел, через несколько минут вернулся с рюкзаком, развязал его и стал выкладывать на траву вещи.
— Нравится?
— Еще как! Завидую вам, друже. Вы уйдете за границу. Там спокойно, а здесь каждый день нас караулит смерть.
— Зато вы на родной земле, друже Буй-тур. Тут и дышится вольней, и соловейко поет по-другому. А там — все чужое. Вы даже не представляете, как надоело — все вокруг чужое…
— Когда за плечами ходит смерть, поверьте, соловейка не слышишь. Надо прислушиваться и присматриваться к каждому кустику, к каждому пню. Даже наши люди, крестьяне, отказались помогать, выдают конспираторов. Страшный вред причинили подполью те, кто объявился с повинной. Кое-кто даже взял оружие и бился против нас. Надо было с самого начала ликвидировать ненадежных…
— У вас есть люди, которым вы не доверяете?
— Да, друже проводник. К сожалению, бывают случаи, когда те, кому мы верили, вяжут нам руки-ноги и тащат в органы…
Микола перебил:
— Вы не ответили на вопрос: верите ли вы людям, которые с вами?
— Этим верю. Если бы не верил, так они не только бы со мной не ходили, а и не жили бы.
Снова начался дождь, подул ветер. Под утро стало холодно.
— Затянулась наша беседа на свежем воздухе, друже Буй-тур. Пора идти на отдых. У нас тут есть два бункера. Вы наш гость, так выбирайте место и компанию, но было бы лучше, чтобы мы с вами могли посоветоваться о будущем.
— Вы не против, чтобы я и друг Небесный были вместе с вами? Зубатый, Демон, Дон, Клим и Бегунец будут ночевать в другом схроне, а заодно возьмут на себя и охрану.
— Согласен, — ответил Мамчур. — И еще одно: если вы имеете важную информацию, можем ее забрать. Поймите меня правильно, друже Буй-тур, вопрос вашего перехода за границу должен решиться в самое ближайшее время.
— Я передам все, что удалось собрать в этом районе, а также мои дневники. Думаю, это не только для истории, а и для дела. Материалы при себе.
— Хорошо, вручите радисту Климу.
В убежище было душно, пахло сыростью. Буй-тур догрыз подаренную Миколой плитку шоколада и, развернув золотую фольгу, искал название.
— Все пропало, — с горечью произнес бандит. — Съел вместе с шоколадом…
Кротенко и Мамчур вскочили, с тревогой глянули на Буй-тура.
— Что вы съели? — нахмурился подполковник. — И что значит «все пропало»?!
— Съел название фирмы. Жаль. Не наш был шоколад, правда?
Кротенко облегченно вздохнул. Микола вытер со лба холодный пот.
— Был не наш, а теперь ваш. Я еще дам. Ешьте на здоровье и больше не пугайте нас.
— Спасибо за угощение. Но у меня слабые зубы, будут болеть. Ну, разве что по половинке с другом Небесным.
И снова на зубах захрустел «иноземный» шоколад.
Микола и Кротенко стали расстилать спальные мешки. Они сразу же привлекли внимание Буй-тура. Он припал к клейму и беззвучно шевелил губами.
— Мейд ин Инглянд, — помог ему подполковник и добавил: — Так говорит наш друг Богун.
— Холера ясна! — воскликнул Буй-тур. — Такое тоненькое, в жмене можно спрятать, а видать, хорошо греет.
— Да, это гагачий пух, — объяснил Мамчур. — Что, нравится? Переночуем, и я вам подарю.
Хотя Микола изрядно устал, сон к нему не шел. Кротенко уже давно посапывал. Буй-тур крутился, кашлял. Были минуты, когда он начинал засыпать, но тут же переворачивался и что-то бормотал. Мамчур поднимал голову, прислушивался, но ничего не мог разобрать. Наконец усталость взяла свое.
Микола проснулся от шепота. Открыл глаза и увидел, что подполковник Кротенко бреет Буй-тура.
— А я и не знал, что вы, друже Небесный, еще и прекрасный парикмахер, — пошутил Мамчур. — Подарил бы вам бритву, хотя, правда, острое дарить не годится.
— Спасибо, у меня есть бритва, не хочу вас грабить.
— Какой это грабеж, если я дарю.
После завтрака Буй-тур принялся изучать указания центра. Тем временем Микола и Кротенко вышли из бункера и поговорили с Донцом и Клименко. Когда они вернулись, Буй-тур зевал, у него слипались глаза: сказывалась бессонная ночь.
Через час в бункер явился Донец. Он сообщил, что в лесу рабочие подживляют деревья. А Зубатый вроде видел, как из Жолквы на Великие Мосты проехали три машины с солдатами.
— Где люди? — спросил Мамчур. — Успели спрятаться?
— Да, они в укрытии.
— Хорошо, оставайтесь с нами. Пересидим.
Буй-тура клонило в сон от чтения указаний. К нему подошел Кротенко, сел рядом. Донец примостился на полу. Вошел Клименко с харчами. Микола свернул спальный мешок, протянул Буй-туру:
— Это вам на добрую память.
Тот поблагодарил, откладывая страничку очередного документа.
— Погодите, друже. Я хотел обратить ваше внимание на вот это место…
Это был сигнал. Буй-тур не успел глазом моргнуть, как Кротенко с Донцом схватили его за руки, а Микола надел наручники. Во рту Буй-тура торчал кляп. Бандит сидел бледный и только ворочал глазами. Он все понял.
Оставив Миколу с Буй-туром, чекисты вышли из бункера, чтобы завершить операцию.
Утром в управление государственной безопасности прибыли Кротенко, Донец, Клименко и Мамчур. Петр Федорович доложил Соколюку:
— Товарищ полковник! Операция прошла успешно. Щепанский захвачен живым и вместе с бандой доставлен во Львов.
Когда Буй-тура-Щепанского привели на первый допрос, на столе уже лежали его отчеты, дневники, другие шпионские материалы.
У бандита пересохло в горле. Щепанский что-то прохрипел и закашлялся.
Вопросы — ответы, вопросы — ответы… Щепанский рассказывал подробно, когда и как стал националистом, чем занимался в оуновском подполье.
— Я выполнял указания провода, — говорил Щепанский. — Приказы были общими, а мы на месте решали, кого и когда надо ликвидировать.
— Кого вы убивали? — спросил полковник Тарасюк.
— Активистов и всех, кого считали врагами организации.
— А женщин, детей?
— Тоже убивали.
— За что?
— Их мужья, отцы были активистами. Страхом и смертью мы хотели повлиять на население, чтобы оно не поддерживало Советскую власть.
— Сколько вы уничтожили людей?
— Такого подсчета я не вел.
Следователь взял со стола толстую тетрадь.
— А это что, не подсчеты?
Щепанский молчал.
— За что вы задушили Бариляка? Он имел в вашей банде кличку Борис.
— Да. На рождество мы зашли в село Стихов. Там узнали, что отец Бориса, Василь Бариляк, вступил в колхоз… Я не мог поверить. Заявился в хату, за мной — хлопцы. Спросил хозяев, знают ли они, кто мы такие. Они догадались. Угостили нас. Это было рождество. После ужина я спросил прямо: «Слышал, вы подали в колхоз. Ваш сын был полицаем, служил в дивизии СС «Галиция», теперь вместе с нами в подполье. Что он вам скажет?» — «Мы его туда не посылали, — махнул рукой Бариляк. — Пускай придет с повинной. Ему власть простит, как и другим. Да и вам время подумать, как жить дальше».
Щепанский облизнул толстые губы, глянул на следователя:
— Меня это так потрясло, что я не удержался — дал очередь из автомата по Барилякам. В тот же день задушил и Бориса.
— А его за что?
— Ну как — за что? Чтобы не мстил за родителей.
Следователь полистал записи Буй-тура.
— За что вы задушили мальчика Йосипа?
Бандита словно опустили с головой в ледяную воду — он сжался, губы передернулись в брезгливой гримасе.
— Это случайность. Мы прятались в клуне родителей этого хлопца.
— Кто это — мы?
— Моя группа. Те люди помогали нам харчами, давали информацию. В тот день мы у них прятались. Сидели, ждали вечера, чтобы уйти в лес. Дети играли в войну. И тот хлопчик залез в клуню через хлев, потому что двери были заперты. Увидел нас. Хотел выскочить… Ну, а потом дети стали искать его. Тоже пробовали залезть в клуню. Но Йосипова мать испугалась, что они нас увидят, и прогнала.
— А если бы еще кто-нибудь туда залез?
— Задушили бы. Что же делать?
— Родители Йосипа не расспрашивали вас про мальчика?
— Спрашивали. Мы сказали, что не видели. Они и до сих пор небось не знают, что с Йосипом сталось. Мы его закопали. Откинули сено и закопали. Потом снова накрыли.
— Кто именно задушил ребенка? — спросил Тарасюк.
— Я задушил, — ответил Щепанский.
— За что вы убили Ганнусю Зварич? — продолжал следователь.
— Было за что.
— Отвечайте.
— Это длинная история.
— У нас довольно времени.
— Она влюбилась в моего боевика. В Зенка. Когда-то они вместе ходили в школу. Ну, я разузнал, что Ганнуся уговаривает Зенка явиться с повинной. Она хотела уехать с ним…
— Как вы об этом разузнали?
— Из переписки. Хлопцы выследили место, где Зенко сберегал почту от Ганнуси, и тайник для переписки.
Из папки, что лежала на столе, следователь вынул мелко исписанный листочек бумаги, спросил Щепанского:
— Вы это письмо видели? Тот взял бумагу, осмотрел ее.
— Видел, но до Ганнуси письмо не дошло. Хлопцы перехватили.
— Вот я прочитал его, а вы скажите, что в нем подозрительного.
Милая!
Нынче, как всходило солнце, видел оченята твои в росе на барвинках. Ветер качал цветы, и капли росы дрожали. Помню, как ты плакала, и твои оченята были синие-синие… Эх, если б я мог, все бы отдал, только это невозможно. Знаю только, что без тебя не буду счастливым. Не буду, но… скажу, когда встретимся.
Вечно твой З.
— Что же вас в этом письме насторожило? — спросил полковник Тарасюк.
Щепанский опять взял записку, шепотом прочитал текст.
— Вот тут, после «но», три точки. Это могло быть намеком.
— Каким намеком? На что?
— Ну, он же пишет, что скажет при встрече.
— И все?
— Нет, не все. Мы еще имели письмо от Ганнуси. Она уговаривала Зенка бросить подполье.
— Есть у вас то письмо? — спросил Тарасюк Степана Остаповича.
— Да.
— Прочитайте.
Мой Зенко!
Страшно подумать, что делают знакомые хлопцы. Мы вместе учились в школе. Почему они убили учительницу и ее ребенка? Это страшно. Как плакали взрослые и дети, если бы ты видел! Неужели и ты там был? Боюсь, всю ночь проплакала. Но знаю, что ты не такой. Сделай, Зенко, так, как я тебя просила…
— Это то письмо? — спросил Тарасюк Щепанского.
— То, и еще было одно.
— Вот оно, товарищ полковник, — сказал следователь.
Любимый Зенко!
Я закончила школу на «отлично». Хотела послать документы в институт, но мне угрожают. Мои дома плачут и боятся. Не знаю, что я такое плохое кому делаю, что угрожают моим родным… Сколько можно жить в страхе? И за что? Я теперь такая запуганная, не знаю, что и делать. Почему мы не птицы? Помнишь, как ты пел «Дивлюсь я на небо»? Почему мы не можем полететь, куда хочется? Боже! Теперь я думаю только об одном: чтобы выжить.
— Сколько Ганнусе было лет? — поинтересовался Виктор Владимирович.
— Скорее всего восемнадцать. Как раз закончила десятый класс. Была очень молодая и очень испуганная. На всех смотрела круглыми глазами, как малый ребенок. Она не понимала, что случилось. На нее тоже все смотрели. Бледная была, но очень красивая. Я никогда не видел такой красивой девушки… Застрелили, оттащили в кусты, я пошел сказать, где ее зарыть. Она, убитая, была еще красивее.
— А как принял это ваш Зенко?
— Упал на землю, колотил кулаками и кричал: «Звери! Звери! Никогда не прощу!» Плакал. Хлопцы его связали, а я застрелил из пистолета. Это и для нас, и для него было лучшим выходом.
— Вы следили за Зенком?
— Не только за ним. Проверяли всех подпольщиков, особенно тех, кто еще не был связан с организацией кровью. Каждый должен был что-то сделать: убить активиста, учителя, комсомольца, поджечь клуб, сельсовет. После этого человек уже не мог явиться с повинной. Так приказывали наши зверхники.
Ссылаясь на приказы, Щепанский изощрялся, чтобы переложить вину на организацию, на оуновских руководителей, которые принуждали его совершать преступления.
— Значит, все преступления вы совершали только по приказу зверхников, — уточнил следователь.
Щепанский облегченно вздохнул:
— Да! Все делал только по приказу. Прошу так и занести в протокол.
— Хорошо.
— А участники вашей банды на допросах рассказывают, что они убивали, душили удавкой женщин, детей по вашему приказу, а не зверхников, — сказал Тарасюк.
— Такого быть не могло, — решительно отказался Щепанский. — Правда, я для них был зверхником, — и он развел руками.
— А ваш боевик Береза на допросе показал, что в июне 1947 года в лесу, возле села Руданцы, вы задушили женщину и ее ребенка без приказа зверхников.
Щепанский минуту молчал, внимательно глядя то на Тарасюка, то на следователя.
— Береза мертвый, он не мог такого говорить, он убит. Что это вы?
— Береза жив, Береза все рассказал и показал место, где эти ни в чем не повинные люди были закопаны. Взгляните на фотографию, возле ямы стоит Береза, а это трупы женщины и ребенка, а это свидетели, понятые.
Щепанский дрожащей рукой держал фотографию, а другой вытирал мокрый лоб.
— Да! Вспоминаю. Мы в том лесу ждали Срибного. Это было летом 1947 года. Должна была состояться очень важная встреча, он с кем-то должен был прийти — не из краевого ли провода? Или, может, далее с курьером из заграничного центра. Знаю, что я имел строгое предупреждение взять с собой проверенных боевиков и ждать. После полудня на наш пост вышла женщина с ребенком. Девочке было лет десять, женщине тридцать два — тридцать пять лет.
— За что же вы их убили? — спросил Тарасюк.
— Не было другого выхода. Отпустить боялся, потому что они могли сообщить, где мы прячемся, а уйти из леса я не мог, ждал свидания со Срибным.
— А Береза объяснил по-другому: вы убили их потому, что она была женой советского партизана.
— Нет, нет! Я это отрицаю, Береза что-то путает.
— Кто задушил женщину и ребенка?
— Девочку задушил я, а женщину Дужий. Перед этим Зубатый отвел женщину и ударил ножом, в лесу мы стрелять боялись.
— А еще были случаи, когда вы без приказа зверхников убивали людей? — спросил Виктор Владимирович.
— Видите ли, зверхники давали приказы вообще: убивать комсомольцев, коммунистов, председателей колхозов, учителей, директоров школ, жен и детей активистов, а уж кого именно — решали я или Дужий как эсбист надрайонного провода. Могли это решать и районные проводники. Но прошу еще раз зафиксировать, что все это мы делали по приказу провода ОУН.
— Это мы уже зафиксировали, — повторил следователь. — Теперь, Щепанский, скажите, сколько ваша банда и вы лично повесили, задушили; убили ни в чем не повинных людей?
— Я уже ответил, что такого подсчета не вел, но по моим дневникам, отчетам это можно установить.
— Вы убивали, вешали людей, которые оружия не имели. Не так ли? — спросил Тарасюк.
— Почему? Кое у кого было оружие.
— Например?