37. Захватить Латрун
37. Захватить Латрун
В двух тысячах километров от Иерусалима, в Чехословакии, неутомимый Эхуд Авриэль сумел получить в свое распоряжение авиационную базу, и 20 мая, в то время как Соединенные Штаты и Советский Союз были заняты ведением холодной войны, с аэродрома в Судетах, который обслуживался в основном американским персоналом, поднялся, взяв курс на Израиль, первый купленный Авриэлем "мессершмитт" В том же месяце в Хайфу прибыло судно "Изго", и с него съехали на причал купленные Зилем Федерманом в Антверпене грузовики, доверху набитые разнообразным снаряжением.
Хагана отчаянно нуждалась в вооружении и обмундировании.
Сколь ни мужественно сражались евреи, однако значительное преимущество арабов в количестве бронированных машин и в огневой мощи давало себя знать. Серьезнее всего было положение на юге, где в Палестину вторглась египетская армия численностью в десять тысяч человек, поддерживаемая пятнадцатью самолетами-истребителями, танковым полком и двадцатипятифунтовыми полевыми орудиями. У евреев на Южном фронте было всего две бригады Хаганы. Одна из них — бригада "Негев" — состояла из восьмисот человек и имела два двадцатимиллиметровых орудия и два миномета "Давидка" с десятью снарядами. Во второй бригаде, дислоцированной на побережье, насчитывалось две тысячи семьсот человек, но зато там не было ни одного противотанкового орудия — только мины и бутылки с горючей смесью.
Египтяне наступали двумя колоннами. Первая шла на север, к Тель-Авиву. Ее командующий решил по возможности обходить стороной все киббуцы, если только они не мешали продвижению египтян по прибрежной дороге. Сейчас колонна вела осаду киббуца Яд-Мордехай: обойти его было невозможно. Вторая колонна двигалась через Негев по территории, населенной исключительно арабами, которые, естественно, не оказывали египтянам сопротивления. Это, впрочем, не мешало командующему войсками полковнику Ахмеду Абдул-Азизу слать в Каир реляции о "победе" из каждого арабского города, в который он вступал. Абдул-Азиз уже проходил Хеврон, и поскольку Кфар-Эцион находился в руках арабов, не оставалось ни одного еврейского укрепления между египетскими войсками и киббуцом Рамат-Рахель, находившимся всего в трех километрах от Иерусалима.
А на севере сирийская армия, у которой были броневики и несколько французских танков, заняла три еврейских поселения и угрожала Дгании.
Давид Бен-Гурион в отчаянии глядел на груду донесений, громоздившихся на его письменном столе. Весь день с фронтов поступали срочные сводки, и каждый командующий считал, что именно он находится в самом трагическом положении. Продукты питания и боеприпасы истощались с ужасающей быстротой, сирийцы и Арабский легион угрожали Израилю на севере, египтяне — на юге. Положение в Иерусалиме было отчаянным.
Бен-Гурион понимал, что если не будет найден способ немедленно помочь городу, катастрофа неминуема. Бен-Гурион не терял надежды найти такой способ "Наконец-то у нас было государство, — писал он впоследствии, — но возникла угроза, что мы вот-вот потеряем свою столицу".
Ему казалось, что командование Хаганы недооценивает опасности, нависшей над Иерусалимом. "Они не понимают, какое значение имеет Иерусалим, — с горечью думал Бен-Гурион. — Они привыкли защищать деревни".
"Я понимал, — вспоминал он впоследствии, — что если наш народ узнает о падении Иерусалима, он потеряет веру в победу".
Прежде Бен-Гурион никогда не вмешивался в тактические решения командования Хаганы. Теперь он собирался это сделать. Невзирая на поздний час, он вызвал к себе Игаэля Ядина и старших офицеров Хаганы.
Тремя неделями раньше, во время поездки в осажденный город, Бен-Гурион изучил характер тактических проблем борьбы за Иерусалим. Подобно Глаббу и сэру Алеку Керкбрайду, Бен-Гурион был убежден, что ключ к Иерусалиму — это Латрун.
Бен-Гурион заявил Игаэлю Ядину:
— Я хочу, чтобы твои части заняли Латрун и открыли Иерусалимскую дорогу.
Ядин замер. Ему, командующему всеми операциями Хаганы, положение на других фронтах представлялось гораздо более серьезным. Если египтяне возьмут Яд-Мордехай, возникнет непосредственная угроза Тель-Авиву. В Галилее наступают сирийцы. Ядин считал, что Иерусалим сумеет продержаться.
Если бросить основные силы на Латрун, можно спасти столицу, но потерять государство. Остановив сирийцев и египтян, можно будет снова заняться Иерусалимом.
— Как бы то ни было, — сказал он Бен-Гуриону, — Латрун невозможно взять фронтальной атакой. Нам нужно хорошо подготовиться и ударить по арабам с флангов.
Но Бен-Гурион не согласился с тактикой Ядина. Между ними разгорелся жестокий спор.
— Иерусалим не удержится! — заявил Бен-Гурион. — К тому времени, как мы захватим Латрун по твоему плану, будет уже поздно спасать его.
При этих словах Ядин побледнел и с силой ударил кулаком по столу, разбив лежащее на нем стекло. Он поднял руку, вытер кровь и посмотрел прямо в глаза Бен-Гуриону.
— Вот что, — сказал он негромко, но в голосе его слышалась трудно сдерживаемая ярость. — Я в Иерусалиме родился. В Иерусалиме моя жена. В Иерусалиме — мои родители. Там все, что мне дорого в жизни. Я первый должен был бы согласиться послать в Иерусалим все наши силы. Но я против. Я убежден: Иерусалим может продержаться теми силами, какие у него есть. Нам нужны войска, чтобы сдержать неприятеля на других фронтах, где положение куда опаснее.
Пораженный этой неожиданной вспышкой, Бен-Гурион втянул голову в плечи, как борец, который получил сильный удар, зашатался, но все же намерен устоять. Сметя осколки стекла со стола, Бен-Гурион откинулся в кресле. Некоторое время он молча смотрел на Ядина. Затем он произнес тоном, не терпящим возражений:
— Приказываю захватить Латрун!