Глава XX. Кульминационная точка подводной войны
Глава XX.
Кульминационная точка подводной войны
Первая неограниченная подводная война была прервана, главным образом, по причине протестов Соединенных Штатов Америки, но теперь в начале 1917 года Германия решила бросить вызов всему миру и снова ее начать, надеясь выиграть войну своими подводными силами.
В феврале 1917 года было уничтожено полмиллиона тонн торгового тоннажа союзников. В течение марта эта цифра прыгнула вверх еще на одну сотню тысяч тонн. А в апреле, когда Соединенные Штаты Америки вступили в войну, этот итог возрос до миллиона тонн. Англия в отчаянии хваталась за любое противолодочное средство. И все же она была не в состоянии остановить неумолимый рост тоннажа, пускаемого на дно германскими лодками. Судьба Британской империи висела на волоске.
Как тревожно было положение союзников, широкая публика, конечно, не знала. От британского народа скрывалось, что в апреле 1917 года в стране имелся запас пищи всего лишь на один месяц или самое большое на шесть недель. Затем неминуемый голод! Если подводные лодки сумеют поддержать на высоком уровне число уничтожаемых торговых кораблей противника, то британское судоходство перестанет существовать. Германия знала это и приступила к лихорадочной постройке еще большего количества лодок.
Адмирал Симс в своей книге «Победа на море» рисует ясную картину этого мрачного часа.
«Если бы Германия могла постоянно держать в море на больших торговых путях в течение зимы и весны 1917 года пятьдесят подводных лодок, то ей ничто не могло бы воспрепятствовать выиграть войну. Столь отчаянно было положение союзников в тот момент, когда британские и американские моряки собрались вместе и развернули идею организации системы конвоев и немедленной переброски в Европу американских истребителей. Таким образом, с тех пор, вместо одиночных торговых судов — великолепных целей для подводных лодок, все транспорты, входившие в опасные воды, шли в больших соединенных конвоях с хорошей противолодочной охраной из завес истребителей. Кроме того, само движение конвоев производилось зигзагообразным курсом, а это сильно усложняло торпедную атаку лодки. Конвои и вспомогательные крейсера были всегда на чеку, готовые в любой момент таранить лодку, сбросить на нее глубинные бомбы или открыть артиллерийский огонь».
Настало время, когда подводные корсары вместо того, чтобы встречать по одному кораблю каждый день в течение десятидневного крейсерства, стали часто видеть группы транспортов в десять, двадцать или даже в тридцать и сорок единиц. Они шли вместе в тесном строю под сильной охраной истребителей. Иногда проходила неделя или две, в течение которых лодка не видела ни одного корабля. Затем внезапно над горизонтом появлялся целый лес мачт и труб лайнеров и грузовых транспортов, идущих зигзагом в окружении своих маленьких охранителей.
Херзинг был одним из тех корсаров глубин, которые очень хорошо понимали большой риск атаки конвоя. После своего возвращения из Средиземного моря в 1917 году он снова оперировал в Северном море и Атлантике. Здесь он имел восемь встреч с конвоями. И в каждом случае он рассеивал конвой и топил по крайней мере по одному кораблю».
«Одна из самых поучительных встреч с конвоями, — говорил он мне, — была у меня в августе 1917 года в пятидесяти милях от юго-западной оконечности Ирландии. Стоял один из редких дней, когда поверхность моря была абсолютно спокойна. Внезапно на горизонте появились пятна дыма. Вскоре я заметил в бинокль одну трубу и одну мачту, а затем большое количество их, выписывавших зигзагом своего рода котильон на море. Здесь будет чем-нибудь поживиться, — пробормотал я сам себе, нажимая пуговку включения колоколов боевой тревоги. — Затем океан раскрылся и поглотил нашу лодку, в то время как конвой медленно подвигался по направлению к нам. Мы находились под водою, но из-за ее зеркальной глади я не рисковал часто показывать перископ, поднимая его не более чем на двадцать секунд. Теперь я ясно различал около пятнадцати пароходов, построенных в три параллельных линии и шедших зигзагом. Вокруг них на расстоянии восьмисот ярдов шел кордон эсминцев. Шесть истребителей двигались фронтом перед конвоем, шесть шли позади его и по шесть шли с каждой стороны. Двадцать четыре эсминца охраняли пятнадцать судов. Это была неплохая защита. Когда я бросил свой последний взгляд в перископ, прежде чем перейти к действиям, то ближайшая фаланга истребителей была от лодки так близко, что легко могла таранить ее, раньше чем мы успели бы уйти на безопасную глубину.
«Самый полный вперед!»
Уйдя с перископной глубины вниз, мы пошли прямо к конвою, проходя между двумя эсминцами, идущими противолодочным зигзагом. Затем быстрый подъем перископа на долю минуты. Да, мы забрались прямо в середину конвоя, причем два парохода находились от нас на дистанции торпедного залпа.
«Первая и вторая торпеды — пли! Перископ вниз. Ныряй на сто тридцать футов!»
Пока «U-21» засовывала свой нос на глубину, я считал секунды. Десять… двадцать… тридцать… пятьдесят… почти минута… Быть может торпеды пошли неправильно. Затем два взрыва. Обе попали.
Эсминцы бросились на нас. Пути торпед указали им наш след. Каждый квадратный ярд воды был буквально забросан глубинными бомбами. Они взрывались со всех сторон от нас, над головою и даже под лодкой. Эсминцы устанавливали бомбы на три различных глубины: тридцать футов, шестьдесят пять футов и сто шестьдесят футов. Они угощали нас ими по крайней мере через каждые десять секунд.
Страшный взрыв прямо рядом с нами. Лодка содрогнулась от толчка, свет погас.
«Прощай «U-21» — подумал я.
«Доложить о повреждениях!» — крикнул я в переговорную трубу, зажигая свой карманный фонарь.
Свет снова зажегся. Но дождь глубинных бомб все еще продолжался. Мы шли теперь зигзагом, более шатко, чем пароходы над нами. Но куда мы ни ворочали, уйти от своих преследователей никак не могли. Звук винтов следовал за нами, куда бы мы ни подворачивали, а бомбы продолжали свои адские взрывы. «U-21» содрогалась от каждого взрыва, а с нею содрогались и мы. Вне сомнения — эсминцы обнаруживали нас по следу масла, текущего из топливных систерн, или выслушиванием в гидрофоны, или тем и другим сразу.
Прошло ровно пять часов, прежде чем жужжанье этих проклятых винтов над нами замерло, наконец, в стороне. В течение этого длительного времени нас непрерывно угощали вредоносными бомбами. Как мы ухитрились уйти от них — совершенно непонятно.
После этого случая я извлек пользу из нашего опыта и испробовал другой путь уклонения от истребителей, охранявших конвои. Вместо того чтобы пытаться увеличить расстояние между лодкой и конвоем, давая возможность таким образом эсминцам охотиться за мной в открытом море, я стал нырять прямо под пароходы и оставаться там, пока эсминцы не засыплют бомбами окружающие конвой воды. Если бы они даже знали, что мы находились тут же, то все равно ничего не могли бы сделать. Брошенные здесь глубинные бомбы приносили бы гораздо больше вреда их собственным кораблям, нежели нам. Конечно, всегда имелась возможность того, что торпедированный нами корабль, идя на дно, может свалиться вниз на нас, как это позже и случилось с фон Арно де ла Перьер. Но я предпочитая идти на этот неизбежный риск».
Приблизительно двумя месяцами позже Эрнст Хасхаген на «U-62» настиг американский пароход «Люкенбах», отставший почти на сотню миль от своего конвоя. Он рассказывал:
«Я дал выстрел ему под нос, но вместо того чтобы остановиться, пароход открыл по лодке огонь из орудия. Все утро мы вели с ним оживленное сражение. Он не причинил нам серьезного вреда, тогда как целая дюжина наших снарядов попала в него, и один из них зажег груз хлопка. Однако, этот упорный янки отказался сдаться. Наши орудия были дальнобойнее его пушек, но он все-таки продолжал стрелять, одновременно давая сигналы SOS.
Через три-четыре часа мы увидели вдали дымок. «Что там за черт прет сюда?» — сказал я себе. На горизонте появился американский Эсминец «Никольсон», спешивший на помощь «Люкенбаху».
Ох, эти американские эсминцы! — Хасхаген мрачно улыбается при воспоминании о них. — Естественно, что мы, командиры лодок, не питали к ним любви. Эсминец сразу же открыл огонь, и его второй снаряд попал нам в нос. Для нас это послужило предлогом уйти из такого опасного места.
Мы погрузились. В мгновение ока Эсминец бросился за нами, усеивая море глубинными бомбами. Мы оставались под водой около часа. Затем я подвсплыл и бросил осторожный взгляд в перископ, чтобы посмотреть, что происходит со счастливым «Люкенбахом». Какое зрелище я неожиданно увидел! Случайно мы набрели на остальную часть конвоя. Двадцать пароходов, сопровождаемые десятью эсминцами, только что появились из-за горизонта. А ведущим вторую колонну был 13000-тонный британский вспомогательный крейсер.
У меня осталась только одна торпеда. Стреляя по такому большому кораблю, надо было обязательно попасть в какое-либо жизненное место, иначе одной торпеды, чтобы его утопить, будет мало. Я нацелился в машинное отделение. Затем я на мгновенье снова поднял перископ. Да, мы попали в середину крейсера. Но для второго взгляда времени уже не было. Эсминцы увидели нас, развернулись и атаковали. Мы нырнули и бросились прочь под грохот глубинных бомб. Несколько позже мы перехватили радиотелеграмму: «Орама» тонет».
Имелся только один путь уклонения от этих истребителей. Он заключался в том, чтобы подстеречь корабль до того, как конвой собрался вместе, или же после того, как он разошелся по портам. Таким путем я встретил «Аузонию» в шестистах милях от Ирландии, следующую одиночным путем на запад.
Быстрое погружение, торпеда попала прямо в машинное отделение, и «Аузония» совершила свой последний поход, в то время как ее команда исчезла за горизонтом в своих спасательных шлюпках.
Прошло шесть месяцев. Германские лодки вели теперь игру на проигрыш. Конвойная система опрокинула надежды германского командования. В четырехстах милях на запад от Бреста идет в море 10000-тонный французский крейсер «Дюпти-Туар», следующий для встречи идущего из Америки конвоя и эскортирования его через опасную зону. Глянцевитое море и пламенеющий закат. Притаившаяся «U-62» поднимает свой перископ. Командир лодки видит в него вырисовывающийся на фоне неба черный силуэт приближающегося крейсера.
«Первая и вторая торпеды — пли!»
Торпеды вышли из аппаратов и пошли по направлению к крейсеру. Обе имели прямое попадание. Крейсер накренился, а пятьсот человек его команды сели в спасательные шлюпки. Призывы SOS трещали в надвигающихся сумерках, но напрасно. Судьба «Хуга», «Кресси» и «Абукира» не была забыта. Через пятнадцать минут уже было слишком поздно. «Дюпти-Туар» погрузился на дно моря.
Да, лодками топилось еще большое количество торговых кораблей. Но с введением и развитием конвойной системы количество уничтожаемого тоннажа постепенно уменьшалось. Подводные лодки уже не могли командовать событиями по своему усмотрению. Даже американский Эсминец «Никольсон» добился быстрой мести за афронт, полученный им от «U-62». Однажды он вышел из Куинстоуна в качестве флагманского корабля конвоя, идущего на запад. Следующим в строю шел другой корабль его соединения «Феннинг». Вдали показывается характерный след перископа. Оба, «Никольсон» и «Феннинг», быстро разворачиваются и атакуют лодку. Они сбросили во всех направлениях свои смертоносные глубинные бомбы.
Германская лодка оказалась слишком медлительной и не успела уйти далеко. Две бомбы попали в стальную рыбу и взорвались достаточно близко, чтобы вывести из строя ее механизмы. Когда она начала тонуть, то германский командир понял, что его единственный шанс заключается в том, чтобы вырваться на поверхность. Это даст возможность кому-нибудь из его людей остаться в живых. Он приказал продуть цистерны, и лодка всплыла прямо около обоих эсминцев. Открыв свои кингстоны, немцы выбрались сквозь люки и бросились в воду. «U-58» ушла вниз подобно камню, но американцы выудили из воды капитан-лейтенанта Густава Амбергера и тридцать пять человек его людей и взяли их с собой обратно в Куинстоун.
Без сомнения, много морских экспертов рассматривали конвойную систему как важное средство в ограничении успехов германских подводных лодок, но львиная доля заслуги в воплощении этого намерения в жизнь принадлежит контр-адмиралу Симсу, командующему американскими морскими силами, действовавшими в европейских водах во время войны. Одно это должно обеспечить адмиралу Симсу почетное место в морской истории.