Bonus #Азербайджан #Баку Там, где горит газ

Bonus #Азербайджан #Баку

Там, где горит газ

Tags: Баку как гремучая смесь Парижа и Дубая. – Баку как столица-на-нефти. – Баку как шик, блеск и красота.

Предупреждаю. Хотя еще лет десять назад Баку, мягко говоря, не впечатлял, зато сейчас любой прилетевший сталкивается непременно:

а) с культом Гейдара Алиева: аэропорт имени Алиева, гигантский портрет Алиева из цветов на празднике цветов, дворец имени Алиева (бывший дворец «Республика»);

б) со старым городом с его улочками-закоулками (где снималась «Бриллиантовая рука» – знаменитый эпизод с «шьорт поберьи»!);

в) с принципиально другим, чем в Европе, типом толпы, особенно на окраинах: мало женщин и много громко разговаривающих, идущих в обнимку мужчин (что означает доминанту мужского братства);

г) с километрами мрамора и песчаника, в который в Баку сегодня упаковывают, как в подарочные коробки, стандартные «сталинские» и гнусно стандартные «брежневские» дома;

д) с лондонскими кэбами-такси, которые крашены в фиолетовый цвет, отчего их зовут «бадымджанами», «баклажанами»;

е) с десятирядными автобанами и строительством развязок и тоннелей, с возведением нигде в мире не виданных небоскребов (хотя иногда – виданных, поскольку в Баку есть и дубайский «парус», и половина лондонского «огурца»);

ж) с разговорами о нефти, о «соглашении века», подписанным Гейдаром Алиевым в 1990-х, в результате чего к бакинской нефти допустили иностранцев, и в Баку потекли деньги. Эти деньги стирают, как ластиком, советский Баку и отчищают досоветский.

Все это так.

Но главное – я не знаю другого города, который бы за несколько лет превратил себя в город-символ и сделал это с немецкой точностью, с восточной роскошью и, самое главное, с какой-то сладкою негой.

Сегодняшний Баку ошеломляет и влюбляет.

ЗЕМЛЯ, КОТОРАЯ ГОРИТ ПОД НОГАМИ

Баку – это южный житель, который вальяжно-лениво, как Онегин в театре, спускается к Каспийскому морю с холмов по естественному амфитеатру рельефа. Зависает в кафе и кебабных (их тут тьма), а также в заведениях с названиями Kolobok, ?udo-Pe?ka и Vkusnя?ка, поскольку кириллица на улицах запрещена. Можно спускаться по Гоголя, можно по Бюльбюля, неважно: любой маршрут пересечется с пешеходной улицей Низами, которую все по древней привычке зовут Торговой. Там, на Торговой, прямо в небе висят гигантского размера люстры, там особняки-дворцы и фонтаны (фонтанов есть целая площадь), там прошло детство физика Ландау… Хотя, конечно, во времена Ландау не было подземных переходов с эскалаторами, а под ногами Ландау не лежал мрамор в виде морских волн, намекающих, что набережная внизу идет параллельно Торговой… И если продолжить спуск, то выйдешь к грандиозному морскому бульвару, над которым, словно нефтяная вышка, царствует парашютная вышка, – увы, ныне лишь геодезический ориентир.

Это краткий абрис, обобщающая схема, а начинать знакомство с Баку лучше всего в ночи и в стороне от сцены. Возьмите автомобиль, и – в ближний пригород. Вам нужно место, называемое Йанар Даг. Понятно, что «даг» – это «гора»: Аю-Даги, Капетдаги – слышали с детства. А «йанар» значит «горящая». И вот вы тащитесь в пробке, потому что в Баку всюду пробки, ведь плох бакинец без «мерседеса» – и за окном мелькают мелкие бесы придорожной торговли, смущающие бедноту, и висят в сетках, словно картошка, футбольные мячи, и мужчины застыли у входа (в любом углу исламского мира такого полно). И вы паркуетесь у какого-то шлагбаума, за ним какая-то, по виду, геологометеостанция. И со вздохом идете по тропе, потому что горы не предвидится. И вдруг застываете. Потому что горит склон холма. Метров в пять огненная полоса. В абсолютном мраке. В России так горит сухая трава, когда мальчишки ее поджигают. Но тут горит ярче и не трава. Тут три тысячи лет горит газ, пробивающийся из-под земли. То есть ты видишь ровно то же, что видели кочевники три тысячи лет назад (пребывая в том же ошеломлении).

Там стоят столы, ты пьешь бакинский чай, а потом бьешь каблуком в землю рядом со столом и чиркаешь зажигалкой. Земля загорается.

И ты представляешь вдруг очень отчетливо, что было тут, на Апшероне, когда вообще ничего не было. Тут лежали семь соленых озер и били семь огней. И зороастрийцы поклонялись им, и у одного огня, который лизал море (а море лизало его), стали строить странную башню, и жрецы по глиняным трубам отвели горящий газ наверх, и над кочевниками, купцами, верблюдами, молящимися и жрецами в немыслимой высоте полыхал огонь.

Как-то так начинался прото-Баку. Таинственного предназначения башня (она напоминает в разрезе грушу) называется Гыз галасы, Девичьей, – дескать, шах хотел взять в жены падчерицу, а она велела выстроить башню, и когда построили, прыгнула вниз… Тут начинается Старый город, Ичери-шехер: Бакинская крепость, постоялые дворы, бани, раскопы, ковры, мечети, бизнес на туристах, улицы шириной с бакинский помидор, нависшие деревянные балконы.

Восток.

Дело не столько тонкое, сколько полное узких мест.

СТАРЫЙ ГОРОД И ВОКРУГ

Недавно писатель Акунин выпустил очередной том приключений Фандорина. Называется «Черный город»: на этот раз расследование приводит знаменитого сыщика в Баку накануне Первой мировой. Идеальное чтение по пути в Азербайджан!

Акунин очень точно называет Баку самым восточным городом Запада (а не наоборот) и дает общее представление об Ичери-шехер: «Если улочки Старого Города показались Фандорину лабиринтом даже при свете дня, то в темноте он потерял ориентацию сразу же…».

Чтобы не заблудиться в лабиринте, самое разумное взять аудиогид и, следуя указателям, за час проделать со Старым Баку то, что проделывают дети с тортом: выковырять и съесть все засахаренные вишенки и кремовые розочки. Вот дворец Ширван-шахов: XV век, так жили средневековые правители. Вот ресторанизированные караван-сараи. Мечеть-медресе. Мечеть Мухаммеда. Мечеть Джума. Мечеть Ашур. На аудиогиде записана музыка-мугам (это та музыка, которая для европейского уха звучит «восточно») и даже джаз-мугам.

А после этой музейной экскурсии следует просто нырнуть в Старый город. Потому что там живут. И голопузые дети будут шнырять под ногами и стрелять из водяных пистолетов. Над головой будут тянуться веревки с бельем. А у лавчонок (с неизбежными футбольными мячами) от стен будут отделяться пожилые владельцы, и говорить, говорить, говорить – им такое удовольствие поговорить по-русски! И будут показывать фотографии покупавшего продукты Депардье, хаять Горбачева, рассказывать о местных властях и сообщать вполголоса, что уж что-что, а радикальный ислам в Азербайджане держат в ежовых рукавицах, и если я видел женщин в хиджабах – то это приехавшие из Саудовской Аравии.

И ты, гуляя по этой невероятной путанице, кривице, закоулице и заковырице, представляешь прячущегося тут Фандорина и разбойника Кара-Гасыма. В доме, затканном уличной паутиной, могла назначать свидания первая свободная, по версии Акунина, дама Азербайджана – вдова нефтянщика-миллионера Саадат. (Неподалеку есть типично советский памятник женщине, сбрасывающей чадру. Полагаю, это ей.)

Я приходил в Старый город три дня подряд, сталкиваясь с фирменным бакинским трюком: здесь непонятно, велики ли расстояния, и неясно, сколько времени займет маршрут. Шьорт поберьи! В первый день я вошел в Старый город ранним вечером, но влетел в ночь. А подняв в ночи голову, я глянул наверх и, и, и… нет слов.

Высоко-высоко над Апшероном полыхали грандиозные, невероятной высоты, в полнеба, в полночи огненные языки.

НЕБОСКРЕБЫ, ИСТОРИЯ И ЭКЛЕКТИКА

Чтобы не томить, три гигантских огненных языка – это свежевыстроенные на самой высокой точке Баку небоскребы Flame Towers. Они не просто скроены в виде пламени, но сплошь покрыты видеопанелями. И когда ночью они превращаются в столбы огня (или в фигуры людей, да мало ли во что могут превратиться такие экраны!), это реально ошеломляет.

Но дело даже не в этом. А в том, что… нет, остановлюсь. Вычеркну на время все, что имеет отношение к небоскребам и современному Баку.

Дело в том, что, гуляя по Старому городу, вдруг понимаешь, какой дырой было это местечко. Когда Баку взяли русские, он был столицей ханства размером с наперсток, уездным городком. То, что когда-то было тайной, выродилось в пародию. Под Баку есть храм Атешгях, где веками жили индусы-огнепоклонники: там тоже выходил из-под земли газ. Так вот, в XIX веке газ иссяк. А давным-давно открытая нефть обслуживала аттракционы. Ледяным слонам в Петербурге во время шутовских свадеб ее наливали в хоботы и поджигали.

Но с середины XIX века, когда мотор вытеснил парус, Баку пробудило чавканье буровых качалок. Началось время большой нефтяной жратвы. Нобели, Ротшильды, керосиновая «казенка», Тагиевы, Нагиевы, Асадуллаевы, – Баку стало распирать от денег. И показательнее других история даже не братьев Нобелей (которые построили невзрачный, но образцовый по устройству поселок нефтяников, он цел до сих пор: там кондиционировали воздух, прогоняя через подвалы со льдом), а бедняка Тагиева, ставшего миллиардером. Согласно легенде, он однажды ударил кетменем в землю, а в ответ ударила нефть. Тагиев разбогател сказочно, при этом так и остался неграмотен, но строил водопроводы и гимназии для девочек (в мусульманской стране!) – он вообще был человеком совестливым, талантливым и страстным.

Дворец Тагиева, стоящий на улице Тагиева, тому доказательство.

Туда надо идти, чтобы понять, какие демоны терзали человека, который резко поднимается из низов наверх, в несколько лет проходя то, на что человечество тратило тысячелетия.

Этот дворец – великолепный образчик эклектики, потому что только эклектика соответствует желанию иметь разом все: и мавританские залы, и барокко, и art nouveau. Комната его жены отделана сталактитами из зеркал – о, аллах! Какая особь женского пола не придет в восторг!

Тагиев, разумеется, взял себе модного архитектора Гославского, тогда все брали архитекторов из России, Польши или Германии, это было, говоря московским языком, время местного рублево-успенского буйства. Улица Истиглалийат, огибающая снаружи мусульманский город – это много всего и сразу. Фантасмагорическая филармония с летним залом, устроенным так, чтобы спектакли мог видеть с балкона управляющий нефтяной компанией «Кавказское товарищество». Псевдоклассицизм миллионщика Дебура. Псевдоготика миллионщика Мухтарова. Псевдобарокко включившейся в гонку городской думы. Все было бы пошлостью невообразимой, все эти разбиваемые сады, землю для которых везли из-за моря, все эти дворцы, пропитанные запахом нефтеперегонки (из-за чего ненавидел Баку Чайковский), если бы не детская искренность и напор.

Ах, попасть бы вслед за Фандориным в ту эпоху, когда на одной грядке этой странной земли наливался соком томат, а под другой грядкой плескалась созревшая нефть! Когда земля стала преображаться, обрастая набережными, театрами, купальнями, яхт-клубами, – и мусульманский поселок затерялся в новой псевдо-греко-франко-романской оправе!

…Но тут пришла советская власть.

СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ (СНОВА О НЕБОСКРЕБАХ)

Советская власть этого черноглазого смуглого растущего мальчика одела в казенную гимнастерку, – стандартизировала, покрыла типовыми зданиями, учредила типовые присутствия.

Я видел снимки советского Баку. «Каспийской жемчужиной» его можно было назвать, лишь понятия не имея о жемчуге.

Впрочем, и не имели.

Мечети и церкви закрывали. Дворцы отобрали – говорят, Сона-ханум, та самая любимая жена миллиардера Тагиева, безумной нищенкой бродила по городу. Старый город ЦК компартии хотел снести. Черный город стал спальным районом с нефтезаводами. Деньги от нефти уходили в Москву, которая бросала их в костер социализма. Несколько «сталинских» зданий, выстроенных пленными немцами с роскошеством, наследующим прежней эклектике, либо оседали грузными мастодонтами, либо не меняли погоды.

Баку был причесан под гребень унылой социалистической эстетики с ее памятниками на пьедесталах. И на холме над городом высился кирпич гостиницы «Москва».

Расставание с Москвою было ужасно. 20 января 1990-го вошедшие в город советские танки и бронетранспортеры, подавляя местный сепаратизм (он же право народа на самоопределение) перестреляли и передавили несколько сотен человек, – вот почему о Горбачеве в Баку лучше не заикаться.

Прогулявшись по 7-километровой набережной, которая ныне зелена, одета в гранит и мрамор, дойдя до новеньких футуристических корпусов Центра мугама и Музея ковра, до Маленькой Венеции (там прорыты каналы, по ним плавают гондолы – это на грани хорошего вкуса, но дети в восторге), имеет смысл повернуться спиной к морю. В гору идет фуникулер. Наверху, на горе, ровные черные надгробья образуют тихую Аллею шахидов, то есть павших героев: таково в азербайджанском значение этого слова, и другого значения нет. Гостиница «Москва» снесена. На месте «Москвы», над городом и над героями, в небо возносятся небоскребные огненные языки…

Я же говорю: ни в одном другом городе мира не читается так четко переведенная в архитектуру новейшая городская история.

ПАРИЖ, АВТОКРАТИЯ И НАРОД

Перед поездкой в Баку я послушался глупого совета. «Не бери свои любимые рубашки в цветочек, – сказал знакомый. – Побить не побьют, но понять не поймут. Ислам!»

«Ислам» в смысле «запрет» – это суждение о современном Баку человека, в современном Баку не бывавшего.

На самом деле, яркие рубашки замечательно смотрятся в Баку, и девушки в мини-юбках если и преследуются, то восхищенными взглядами. И вообще, что касается нравов – в ночи на Тбилисском проспекте, у бензоколонки, собираются трансвеститы. Крепкие, говорят, такие парни. Недавно побили таксиста, который что-то обидное крикнул…

Другое дело, что Азербайджан – это автократия. Это правление семьи Алиевых (после смерти бывшего главы местного КГБ, члена Политбюро и президента Гейдара Алиева власть унаследовал его сын Ильхам). Таким режимам обычно много чего сопутствует: от коррупции до огромного разрыва в доходах. И хотя у приезжего есть преимущество политических тем избегать – но семейное правление в Азербайджане так же наглядно, как нефть.

Просто гражданин России привык, что русский правитель «делает красиво» на свой вкус. Так Лужков сделал новую Москву: башенки, стеклянные торговые центры и творения Церетели. Русский повелитель любит золото, завитушки и гнутые ножки у мебели. И, честно говоря, не думаю, что Гейдару Алиеву нравился Баухаус или скандинавский минимализм – скорее всего, те же золото и гнутые ножки. Не исключаю, что его сыну тоже. Но перестраивать Баку Алиевы пригласили людей со вкусом, признанных Западом. Превращать Черный город в Белый будет Фостер, – это сейчас самый амбициозный проект, о котором только и разговоров. Новехонький центр Гейдара Алиева строила Заха Хадид. Небоскребы в форме пламени тоже не местная идея – однако какая блестящая! Автобаны, развязки, набережные, вообще все, что имеет отношение к коммуникациям, – за всем стоит западная мысль (вот почему был прав Акунин, называя Баку «самым восточным городом Европы»). Баку действительно куда более западный город, чем Москва. Потому что Москва упивается самодостаточностью, а Баку строит будущее в системе общих с Европой кодов.

То есть личные (и массовые) вкусы здесь силою подчинены западному цивилизационному вектору: как в Турции при Ататюрке. И жена Ильхама Алиева Мехрибан, покровительница всех искусств, патронирует в Баку лучший – повторяю, лучший! – изо всех виденных мною музеев современного искусства, эдакий топорщащийся прозрачный многоугольник в многоугольнике, где я провел пару часов в упоении и одиночестве.

Вся «восточная специфика» Баку как раз состоит в умении прищемить и ущемить массовый вкус. И то в массовости его я не уверен. Я был в Баку в дни, когда там проходил праздник цветов (в честь дня рождения, догадайтесь, кого? – правильно, Гейдара Алиева!). Праздник для меня стал невероятным разочарованием. Огороженные площади, полиция, близко не подходить, все знакомо до слез – и килотонны цветов, потраченные с усердием кондитера, пошедшего во флористы. Но ни один бакинец не сказал мне про этот праздник доброго слова: наоборот, ругали за бездарно потраченные миллионы.

Да, Баку – специфическая Европа: это Сильно Восточная Европа, и оттого, например, велосипедистам там запрещают кататься по набережной (что вгоняет в ступор иностранцев вроде меня), загоняя в резервацию возле Кристал-холла (того, где проходило Евровидение). Но к самому Кристал-холлу не пускают тоже.

И упакованные в свежий песчаник (с греческими колоннами и ближневосточными орнаментами) «брежневки» и «сталинки» со стороны дворов непременно обнаруживают мачту с колесиками, через которые продернуты веревки с бельем, а также бабушку в черном платке, торгующую зеленью сна ящика из-под овощей.

Но этот потемкинско-алиевский песчаник внешне сгладил, убрал советское архитектурное похабство, приподнял Баку в прекрасном единстве, каким обладает только Париж, где тоже непреклонная воля префекта Османа возвела столь любимые ныне всеми серо-желтые, тоже из песчаника, дома.

НА ДОРОЖКУ

Я уезжаю.

Двое парней в черных рубашках на ресепшен гостиницы, работой которых за все дни моего пребывания было неотрывно смотреть телевизор, прощаются со мной по-английски, невероятно радуясь, что я их понимаю.

Таксист везет меня мимо строек, мимо творения Захи Хадид, на разрешенной скорости 120 километров в час и на чем свет ругает власти. Он рассказывает (он не первый), что средняя зарплата в Баку в четыре раза ниже московской.

Я знаю, что это правда. Несмотря на фонтаны, дизайнерские уличные фонари, полированный камень, повальную реставрацию и бутики всех люксовых брендов.

– Вы на море были? – спрашивает шофер.

Я отвечаю, что да, – в районе правительственных дач, видел отель «Джумейра», пышностью превосходящий Джумейру, и что Каспий прекрасен.

– Так зачем улетаешь тогда? – кричит шофер в искренней обиде. – Оставайся! Приезжай еще! На неделю, на месяц, дорогой, приезжай!

И человек, громивший бакинское начальство, начинает восторженно говорить, что новый Баку – настоящая сказка. Что набережную скоро продлят до 14 километров. Что я должен попробовать – ах, я уже пробовал? – душбару, кутабы и местное вино торговой марки «Ивановка». Приезжай дорогой, мы любим русских, ну да, туристов немного, ты говоришь, карту не смог купить? – ах, сказал бы мне, я бы тебе бесплатно дал!

Я вежливо киваю, а сам вспоминаю, как в бывшем музее Ленина мне эту карту пытались продать за 10 евро. Или как во дворце Тагиева в туалете не нашлось бумаги, зато обнаружился афтафа, кувшин для подмывания. Но непонятно, что лучше: отсутствие привычной инфраструктуры или всепроникающий стандарт.

Где-то неподалеку от аэропорта, в Сураханах и Раманах, качалки вот уже два века берут нефть, и я вспоминаю свое потрясение от встречи с ними. Это были не вышки Сибири, а в беспорядке разбросанные карлики, низкорослики, потому что нефть в Баку и правда всюду, и мы ехали к человеку, у которого качалка вообще стояла в огороде, хотя, по большому счету, тут до самого горизонта был один огород, поле, бакинское поле, на котором вон что выросло.

Об этот аграрном эффекте я, разумеется, знал и до поездки.

Но теперь видел, что его можно по-разному использовать.

Впереди маячил современный, пустующий по причине малочисленности рейсов, аэропорт имени Алиева.

А дальше была Москва.

2013

COMMENT

Среди всех столиц бывших союзных республик, которые я годы спустя после их независимости посетил, то есть среди Киева, Минска, Таллина, Астаны, Бишкека, – именно Баку произвел на меня сильнейшее впечатление.

Не тем, что Баку сильно изменился: изменились абсолютно все столицы, кроме Минска. А тем, что Баку изменился как-то очень по-живому, для себя – так, что хочется приезжать еще.

Плюс, конечно, еще и море под боком.

Да, есть смысл.

2014