В надежде на умных

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В надежде на умных

Жукова после этого арестовать не решились. Но на беседу к секретарю ЦК Брежневу вызывали. Будущий Генеральный секретарь обвинил маршала в «непартийных разговорах».

По иронии судьбы, именно в тот период, когда партаппарат заменил не в меру беспокойного Хрущева вполне предсказуемым Л. Брежневым и тот стал главой государства, Г. Жуковым были написаны, изданы и потом неоднократно переизданы его мемуары «Воспоминания и размышления». Договор с издательством АПН маршал подписал в августе 1965 г . Тогда рукопись, что называется, еще была «в чернильнице». Однако сама перспектива того, что Г. Жуков попытается вынести на суд читателей свое собственное, наверняка во многом не совпадающее с официальным видение важнейших событий Великой Отечественной войны, стало предметом большого беспокойства в ЦК, а еще больше – в Министерстве обороны. Последнее, в общем-то, было понятно. Опытные аппаратчики в ЦК не могли не учитывать, что просто так запретить мемуары маршала себе дороже: ведь жуковские воспоминания уже ждали не только в собственной стране, но и на Западе. Так что основной расчет делали на то, что рукопись удастся соответствующим образом «причесать» в процессе подготовки к публикации. В Министерстве обороны на такое «приручение» Г. Жукова не очень-то надеялись. Там серьезно опасались, что откровения маршала выставят на всеобщее обозрение те самые «белые нитки», которыми много лет шилась «официальная советская историография» и строилась военно-патриотическая работа. Поэтому с самого начала руководство Минобороны вело дело к тому, что жуковские мемуары вообще издавать не стоит. В этой ситуации все зависело от мнения «кремлевских небожителей», и в первую очередь Л. Брежнева. Тот, однако, свою точку зрения высказывать не спешил. Во всяком случае, до того момента, пока в 1966 г . Жуков не представил 1430 машинописных страниц рукописи в издательство и не получил заверения сразу от нескольких отделов ЦК, что «у них все под контролем».

Для этого самого контроля мемуаров Жукова в курирующем военные вопросы отделе ЦК была создана специальная редакционная комиссия. В ее состав включили представителей Военно-научного управления Генерального штаба ВС СССР и Института военной истории, выросшего из уже хорошо нам знакомого отдела военной истории ИМЭЛа. По существу, весь этот контингент ходил по струнке перед Министерством обороны. Часть рецензентов – по едкому замечанию Жукова – вообще в свое время «портфель за ним носила», а теперь бралась судить о замыслах жуковских операций.

Но если бы дело только этой корректировкой ограничилось!

Подготовительная издательская работа уже близилась к завершению, когда Жукову навязали еще одну специальную группу рецензентов. В ее состав вошли аж 17 генералов и полковников. Формально весь этот золотопогонный коллектив должен был помочь автору «в проверке фактологического материала». На самом же деле группу изначально нацелили на идеологическую правку. Для чего, собственно, никаких особых знаний не требовалось. Достаточно было переписать уже лежащий на столе у Леонида Ильича отзыв, подписанный министром обороны А. Гречко и его заместителями. Что, собственно, и было сделано. Поскольку содержащиеся в отзыве претензии не просто легли в основу работы комиссии, но и скоро стали обязательными требованиями для всех пишущих о Великой Отечественной войне, обозначим наиболее принципиальное из них.

Оказывается, некоторые оценки, данные Г. Жуковым в мемуарах, «противоречили исторической действительности». А если конкретнее, «принижали» огромную работу партии и правительства по повышению военного могущества СССР, в неверном свете рисовали причины наших неудач в первый период войны.

На самом деле маршалу ставили в вину как раз то, что абсолютно соответствовало действительности. Иное дело, что такая правда выставляла Кремль в крайне невыгодном свете. Не зря в документе МО СССР сообщалось: «У автора получается, что эти причины кроются прежде всего в ошибках и просчетах политического руководства, которое якобы не приняло необходимых мер для подготовки наших вооруженных сил к отражению гитлеровской агрессии» [150]. Поскольку в предвоенные 30-е и военные 40-е годы все политическое руководство было сосредоточено исключительно в одних руках – руках товарища Сталина, из мемуаров по существу предлагалось изъять все, что в той или иной степени помогало более объективно оценить его роль в этот период. Поскольку кроме данного «родового порока» в «Воспоминаниях» содержалось и много чего другого, способного обидеть «любимое руководство», книгу предлагалось вообще не издавать.

Само руководство, дав своим советникам в аппарате ЦК помозговать и так и эдак, приняло «соломоново решение»: подготовку к изданию не прекращать, издателям приступить к работе над ошибками и исправлениями, а там-де посмотрим. А пока «смотрели», успели навязать Г. Жукову и издательским работникам список исправлений, насчитывающий ни много ни мало полторы сотни единиц.

Нервную, неблагодарную работу по урегулированию спорных вопросов между автором и рецензентами взял на себя редактор АПН В. Камолов. Сам Жуков, принимая во внимание дельные вещи, во всем остальном пытался стоять насмерть, как Брестская крепость. Да и Камолов, оказав Жукову большую творческую и организационную помощь в подготовке издания, в конце концов все равно разругался с «минобороновскими соловьями», любимым рефреном которых было: «Книга все равно не выйдет!»

В результате, чтобы мемуары все-таки вышли, Камолову пришлось изощриться в компромиссах, а редактору (в 1-м и 2-м изданиях) править рукопись «Воспоминаний…» не менее десяти раз. С целым рядом требований, не связанных, по мнению автора, с прямым искажением истории, смирился сам Жуков. Со Сталиным пришлось пойти на купюры. А фразу «Об этом мы хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии полковником Л. И. Брежневым, но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои» просто вписали за автора по пожеланию инстанции. Редактор книги А. Миркина потом вспоминала, что разъяренный Жуков сопротивлялся как мог. Но осознавая, что без этой вставки книга вообще не выйдет, а ему уже 72 года, махнув рукой, сказал: «Умный поймет!» И подписал верстку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.