Опять «14.25»
Опять «14.25»
Тихое, но совершенно отчетливое возвращение брежневского руководства к историографии сталинской поры стало главным фактором возрождения и зафиксированных в нем мифов. Тихая ревизия правды об обстоятельствах взятия Рейхстага, начатая еще с пересмотра итогов совещания его участников в ноябре 1961 г ., то есть еще при Хрущеве, позволила Шатилову и его единомышленникам довольно быстро снова вернуть события к старому, лишь несколько модернизированному сценарию.
В конце апреля 1965 г . с разницей в два дня в газетах «Комсомольская правда» и «Красная звезда» появились статьи Шатилова. А в следующем, 1966 г . вышло и первое издание мемуаров генерал-лейтенанта «Знамя над Рейхстагом». Книга затем переиздавалась дважды. Последнее вышло в свет в 1975 г . Тогда же – к юбилею 30-летия Победы – Шатилов напечатал брошюру «Знаменосцы штурмуют Рейхстаг». И наконец, в 1985 г . – уже к 40-летию Победы – появилась еще одна его книга «В боях рожденное знамя». Во всех статьях и книгах Шатилова все по-прежнему крутилось вокруг «победной атаки в 14.25». Но урок совещания 1961 г . все же был усвоен. По сравнению со своими прежними утверждениями и хранящимися в Центральном архиве Минобороны докладами генерал в своих мемуарах «Знамя над Рейхстагом» сдвинул миссию Егорова и Кантарии на «после 19.00 по местному времени». А в 14.25 «запускает» в Рейхстаг роты И. Съянова, П. Греченкова и взвод С. Сорокина, разведчикам которого – красноармейцу Г. Булатову и другим – «поручено водрузить над Рейхстагом полковой красный флаг» [153]. Дальнейшее, по описанию Шатилова, он узнает из докладов Плеходанова и Зинченко. Именно они сообщают ему о том, что группы Греченкова – Сорокина (с южного или «депутатского» входа) и рота Съянова (через главный вход) ворвались в Рейхстаг[154]. Ворваться-то ворвались, подчеркивает во всех трех изданиях автор, да оказались отрезанными: связи с ними не было, и долгое время никто не знал, какая там обстановка.
Понятно, что после таких ссылок на доклады двух подчиненных ему полковников и отсутствие связи, есть на кого, в случае чего, списать «некоторые неизбежные неточности». А на хранящийся в архиве доклад самого Шатилова с совершенно иными данными ведь можно не ссылаться. Генерал и не ссылается.
Правда, при этом все же забывает о собственной «неточности». И в более поздней по времени выхода брошюре «Знаменосцы штурмуют Рейхстаг» вдруг «восстанавливает связь», ибо в тексте появляются фразы: «С большим трудом удавалось подбрасывать отрезанным в Рейхстаге ротам пополнение, боеприпасы, медикаменты»; «сведения из Рейхстага мы получали довольно хорошие». И даже раненых из Рейхстага выносили в мед-санбат[155].
Версия с «ворвавшейся в 14.25 в Рейхстаг и отрезанной там передовой группой» оказалась не чуждой и для Ф. Зинченко. Напомним, что он еще в 1948 г . излагал ее в сборнике «Штурм Рейхстага». Правда, у бывшего командира 756-го полка в роли «отрезанных» оказывались батальоны Неустроева и Давыдова. Но в целом эта 20-летней давности задумка Зинченко вполне соответствовала «новой» версии бывшего комдива. Однако и в своих опубликованных в 1978 г . на украинском языке воспоминаниях «Они штурмовали Рейхстаг», и в вышедшей в 1983г. на русском языке книге «Герои штурмуют Рейхстаг» Ф. Зинченко нога в ногу за генералом все же не пошел. Было ли это потому, что версия Шатилова выставляла его в качестве возможного первоисточника преждевременного доклада, или бывший комполка сделал свои собственные выводы после совещания 1961 г . – сегодня остается только гадать. Но факт остается фактом: Ф. Зинченко в своей последней книге поведал, как в середине дня 30 апреля 1945 г . совершенно объективно докладывал генералу Шатилову, что в Рейхстаге ни одного нашего солдата нет. И утверждал свою собственную версию, более, нежели шатиловская, вписывающуюся в данные шеститомника «История Великой Отечественной войны». Согласно ей, в 17.50 в здание германского парламента ворвалась рота Съянова. Егоров и Кантария, сообщает автор, выбрались на крышу, когда «время уже перевалило за 22 часа». («Солнце зашло за горизонт, но было еще довольно светло…») И далее проникновенно описал самое главное: «Вражеские пули посвистывали вокруг, одна из них вонзилась в древко знамени, расщепив его. У Егорова были прострелены брюки, у Кантарии – пилотка. Но и в этот момент они не дрогнули, не отступили, мужественно прошли эти последние метры и исполнили свой долг» [156].
В том же 1978 г . и в унисон с двумя предыдущими авторами вышла книга Ф. Лисицына «В те грозные годы». У него также днем 30.04.45 в Рейхстаг врывалась группа советских воинов численностью чуть более 100 человек во главе с К. Гусевым. А уж затем подоспевшие с основными силами М. Егоров и М. Кантария «в ночь с 30 апреля на 1 мая», что, в общем-то, соответствовало действительности – «быстро и ловко взобрались на купол» и водрузили на нем «Знамя Военного совета армии» [157]. На самом деле с крыши на купол они перенесли его только во второй половине 2 мая.
Вообще, странное, противоречивое чувство охватывает сегодня при чтении этих воспоминаний. В отличие от мемуаров маршала Жукова, данные тексты никто в процессе подготовки к выпуску не подвергал ни идеологической правке, ни всесторонней фактологической проверке. А все потому, что они абсолютно вписывались в насаждаемые сверху каноны, хотя – уж чего-чего, – а в проверке многое в них нуждалось. Это «многое» почти не касалось основных событий войны, включая начало боев за Берлин. Во всех трех книгах вообще немало правды, причем такой, о которой знают и могут рассказать только непосредственные участники событий. Однако вся эта подлинность, чем ближе к кульминационным событиям Берлинской операции, тем больше, словно уходила в песок. И тогда в угоду ими же рожденной версии все три автора брались заполнять свои мемуары какой-то совершенно невообразимой беллетристикой.
Наиболее очевидных несуразностей, не удержавшись, коснулся в своих воспоминаниях другой непосредственный участник штурма – С. Неустроев. Вот некоторые из его замечаний. «В книге „Знамя над Рейхстагом“ генерал В. Шатилов пишет: „…в четырнадцать двадцать пять рота Ильи Яковлевича Съянова ворвалась в главный вход Рейхстага… От главных сил дивизии (от батальонов В. Давыдова и С. Неустроева. – С. Н.) рота была отрезана сильнейшим огнем со стороны Бранденбургских ворот… Вызвав Сосновского (командующего артиллерией дивизии. – С. Н.), я велел ему в 5 часов 50 минут вечера подготовить артиллерийский налет по Рейхстагу… В половине шестого вечером необычайной силы грохот потряс землю и воздух. Это заговорили сто с лишним орудий дивизии и корпуса. Они били по замурованным окнам второго этажа Рейхстага… “ („Знамя над Рейхстагом“. 1-е изд. 1966. С. 296—297). Ознакомившись с книгой генерала Василия Митрофановича Шатилова, мы, участники штурма фашистской цитадели, были поражены! Как же так? В Рейхстаге находилась рота И. Я. Съянова, о чем выше пишет сам же В. М. Шатилов, и вдруг он, командир дивизии, приказывает открыть огонь из ста с лишним орудий по окнам второго этажа? Там же наши, около сотни живых людей!!!
Такое описание боев за Рейхстаг не соответствует действительности» [158].
О том, что уж слишком явно «не соответствует», потом спохватился и сам автор. Не случайно в следующих, выпущенных вслед за первым изданиях Шатилов от этого утверждения предпочел избавиться. А вот Ф. Лисицын, тоже в своей 1978 г . выпуска книге «открывающий» в 18.00 огонь по находящейся в Рейхстаге авангардной группе, в ее втором, вышедшем через семь лет издании этот убийственный сюжет почему-то оставил…
Очень неудобным оказался зоркий неустроевский глаз и для бывшего комполка Ф. Зинченко. Комментируя книгу последнего «Они штурмовали Рейхстаг», С. Неустроев подчеркнул: «… и он, работая над своими мемуарами, пошел против исторической правды, покривил душой. Федор Матвеевич написал следующее: „…мое место там, в боевых порядках 1-го батальона, ведущего бой в Рейхстаге. Здесь, в „доме Гиммлера“, мне делать уже просто нечего… “ Зинченко „переместил“ в Рейхстаг не только штаб полка, но и полковой медицинский пункт в полном составе во главе со старшим врачом полка… а также тыловые части полка и заместителя командира полка по снабжению» [159].
Таких достаточно красноречивых с точки зрения подлинности «фактов» в «Рейхстаговских» главах воспоминаний Шатилова, Зинченко и Лисицына более чем достаточно. Однако не менее красноречиво и то, о чем они умалчивают. Например, все трое дружно попытались не заметить подвига разведчиков из группы капитана Макова. Правда, сделали это по-разному. В книгах Шатилова такой группы вообще нет. Зинченко поступил потоньше: в его книге «маковцы» лишь на мгновение мелькают в общем перечне имен в цитате из шеститомной «Истории Великой Отечественной войны».
В наиболее трудном положении оказался Ф. Лисицын. Это Шатилов и Зинченко в случае чего могли сослаться на то, что об участии данной группы в штурме им лично мало что известно: ведь она управлялась из штаба корпуса и, следовательно, действовала вполне автономно от полкового и дивизионного командования. Лисицын же позволить себе такую фигуру умолчания не мог. Ведь именно он был непосредственным свидетелем доклада Макова из Рейхстага на КП Переверткина, что сам же неосторожно подтвердил на ноябрьской встрече 1961 г . И именно он на этой же встрече «засветился» еще раз, поспешив выступить с предложением восстановить справедливость и представить всех незаслуженно забытых героев к Золотой Звезде. Более того, было и еще одно обстоятельство, которое ограничивало Лисицына в маневре и о котором знал только он и еще один человек. Дело в том, что к середине 80-х годов обстановка в верхах стала все более отчетливо смещаться к тому, что потом назовут «перестройкой». Уловив еще только чуть-чуть дующий поверху ветерок перемен, опытный политработник Лисицын решил быть поосторожнее с исторической правдой. И при подготовке второго, исправленного издания специально вызвал в Москву и несколько часов беседовал в своей просторной квартире на Кутузовском проспекте с М. П. Мининым. Михаил Петрович поведал мне потом, как в ходе длительной беседы подробно рассказывал и без того достаточно информированному бывшему начполитотдела армии о всех обстоятельствах действия их группы в том последнем бою за Рейхстаг.
Так что совсем уж промолчать о «маковцах» в своей книге Лисицын не мог. Но и всей правды сказать не хотел.
Поэтому в собственных воспоминаниях осветил действия этих разведчиков лишь мимоходом, для иллюстрации, так сказать, массового солдатского героизма. Впрочем, даже в этом случае он выбрал позицию некоего стороннего наблюдателя. И ни словом не упомянул, как докладывал Маков по рации из Рейхстага в штаб корпуса о водружении корпусного знамени, хотя сам был тому свидетелем. Максимум, что себе Лисицын позволил, это укрыться за оговоркой «как свидетельствуют донесения».
После чего в двух строчках скороговоркой констатировал факт водружения над Рейхстагом корпусного красного стяга[160].
При такой подаче ни о первенстве разведчиков группы Макова в водружении, ни о действительном времени вступления наших солдат речь уже можно было не вести.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.