И опять весна
И опять весна
7 мая 1945 года в Большом театре праздновали полувековой юбилей величайшего русского изобретения — радио.
На исходе дня со станций метро в самом центре Москвы, с троллейбусных остановок к восьмиколонному фасаду театра потянулись люди. Шли фронтовики-связисты при орденах и медалях, шли в своей, особой форме работники гражданского телеграфа и телефона, шли неприметные в уличной толпе ученые, заводские инженеры, рабочие.
Многие на ходу узнавали друг друга, здоровались, а то и обнимались — крепко, по-солдатски.
Михалин в гардеробной столкнулся с друзьями студенческих лет. Сослуживцы из Подмосковья тут же окрестили его «пропащей душой». Сами-то занимали посты в Министерстве связи, начальствовали на крупных радиостанциях — вот и виделись частенько. А Борис — будто в воду канул.
Расхаживали по фойе, задавали вопросы, обычные для тех первых после взятия Берлина дней: «Где воевал? Не ранен ли? Какие планы?» Михалин уклончиво говорил про свою тыловую работу. В общем, мол, кое-что успел. М хвастать нечем и жаловаться не на что. А что касается планов, то инженерство, лабораторию ни на какие посты не поменяет.
Глядел по сторонам — давненько не ходил по паркету знаменитого театра, хотелось рассмотреть отделку стен, реставрированную, когда устраняли последствия бомбежки.
Протяжный звонок позвал всех в зал. Михалин уселся, посмотрел на сцену, на огромный портрет Александра Степановича Попова. Усмехнулся — подумалось, что знаменитый, изобретатель радио тоже будто бы спросил взглядом: «Ну, а вправду, какие у вас планы, товарищ Михалин?»
Появился президиум — маршалы, наркомы, ученые, генералы, офицеры. Михалин приметил и «своего» Асеева с лауреатским значком на кителе. Он недавно виделся со своим учителем. Тот, воскрешая давно минувшее, пошутил: «Ну, так как, ошибся я в вас? Есть способности?» Потом посерьезнел: «Теперь видите, что зря жаловались. Молодчина, мой друг, спасибо вам за радиостанцию!».
К этому «спасибо» Асеева могло присоединиться множество людей. Боевые достоинства «Северов» красноречиво подтверждали даже штабные реляции гитлеровцев.
Командующий группой немецких армий «Центр» в августе 1944 года приказал: по всем правилам соблюдения тайны зашифровать директиву под номером 25–43 и передать ее по радио всем вверенным ему, командующему, контрразведывательным службам.
Зашифровали. Все требования пунктуально выполнили. Не придерешься. И все же партизаны с помощью «Севера» шифром передали содержание сверхсекретной директивы советскому командованию. Буква в букву. Со всей пунктуацией. Текст такой: «В последнее время поступают новые подтверждающие данные о том, что русские устанавливают места расположения наших командных пунктов. Обнаружение производится с большой точностью… Затем, как стало известно из трофейных документов, советской разведке удалось совершенно точно установить примерно десятки соединений.
Засылаемые в наши тылы агенты снабжены малогабаритной портативной радиостанцией «Север», которая обеспечивает надежную связь».
Должно быть, не без улыбки передавал эту депешу партизанский радист: «Север» передавал в эфир аттестацию «Северам» командующего группой немецких армий «Центр». На этот раз высокопоставленный враг не ошибся.
Знал ли автор «Севера», инженер-подполковник Михалин, содержание захваченной у противника директивы номер 25–43? Говорил ли о ней со своим учителем? Неизвестно. Но и другие сведения, несомненно, давали ему право гордиться своим детищем.
Асеев рассказывал, что не раз слышал от фронтовиков: командующие, выезжая в войсковые части, брали с собой в машину радиста с «Севером» — это позволяло держать уверенную связь с командными пунктами. Радиостанции-малютки широко использовались в радиосетях связи штабов фронтов с армиями. Так было под Сталинградом, так было при штурме Берлина. «При случае представлю вас маршалу войск связи Пересыпкину, — сказал Асеев. — Много и другого интересного услышите от него про свои «Северки»!»
Вот он тоже в президиуме, маршал Пересыпкин… (Если бы случай повидаться с ним представился, Михалин бы действительно узнал то, что маршал напишет много лет спустя в своей книге «Военная радиосвязь». О том, например, как в битве под Москвой «Северы» применяли для радиосвязи с переброшенными в тыл противника воздушно-десантными частями и соединениями, с прорвавшим фронт немецко-фашистских войск 1-м гвардейским кавалерийским корпусом. В начале боевых действий в корпусе пользовались различными радиосредствами, установленными на санях. Однако последующие операции показали, что радиоаппаратура отстает от штабов, и в январе — марте 1942 года радиосвязь обеспечивалась только с помощью «Северов» — до штабов полков включительно).
С кем это рядом сел в президиуме Асеев? С академиком Иоффе, кажется. Да, с ним, Михалин слышал о нем от своего профессора. Это когда вновь пожаловался на нехватку таланта, чтобы сделать еще меньшую, чем «Север», радиостанцию. И, как годы назад, услышал: «Терпение, друг мой, терпение. Понимаю — загвоздка с источниками питания. Пробовали, знаете, «кастрюли», взятые у Иоффе, ну что-то вроде термопар…»
Михалин задумчиво нахмурил лоб. Он признавал терпение в работе, в своей работе. Но терпеть, ожидая, пока что-то создадут другие? А что делать: он радиотехник, не физик, пути к полупроводникам еще только нащупывались наукой.
Мысли, мысли… Они мешали Михалину сосредоточенно слушать доклады академиков Введенского и Берга. Прямо хоть вынимай блокнот и карандаш!
В перерыве его окликнули. Оказалось, какой-то человек в черном костюме. Приблизился неслышным шагом, застыдил:
— Вместе в блокаду страдали, а теперь не узнает!
Михалип узнал наконец в подошедшем майора из мироновского отдела. В особой близости он с ним не был, потому и удивился столь горячему проявлению майорских чувств. Но как не ответить на приветливость приветливостью?
И снова вопросы. Теперь их задавал Михалин — об общих товарищах. Именно общих. Он же не мог знать, какие там, в отделе у Миронова, взаимоотношения, как не ведал ничего о незадачливой схеме организации узла связи, которую его собеседник-майор в давнюю ночь сорок первого года докладывал своему начальнику.
— Миронов в Москве, — последовал суховатый ответ.
— С повышением?
— Да.
— А Стромилов?
— По-моему, где-то на Диксоне. Вернулся к своим арктическим делам.
И все. Откашлялся:
— Видите ли, Борис Андреевич, я ведь по делу вас искал. Есть разговор. Конечно, не здесь… Пойдемте, а? Живу на Песчаной. Будете гостем.
Михалину не хотелось уходить. Он ждал выступления любимых артистов. Но уж больно настаивал «однополчанин».
— Ладно, поедем. Только уж ко мне, я тоже живу на Песчаной. Дома никого, мешать не будут.
У подъезда, оказывается, ждала машина. Черный ЗИС помчался по улице Горького, миновал Белорусский вокзал и вылетел на просторное Ленинградское шоссе.
На всем пути гремел орудийными залпами, полыхал разноцветьем ракет один из последних салютов войны: Москва чествовала войска 1-го Украинского фронта, взявшие в боях город и крепость Бреславль.
У метро «Сокол» автомобиль свернул влево, проехав по тихой Песчаной, остановился у многоэтажного, из серого кирпича дома. Михалины жили тут в небольшой комнате коммунальной квартиры. Переехали из Голутвинского переулка — там осталась мать Михалина, теперь уже бабушка, и внучку оставила пока при себе.
Оглядывая скромно обставленную комнату, гость поинтересовался, где же хозяйка.
— За границу уехала, — пояснил Михалин.
— Военный врач? В войсках, значит?
— Нет. Шура у меня тоже связист. Один институт с ней окончили. Только ее специальность — проводная связь. А теперь вот в Англию укатила. Леди с миллионами!
Михалин подошел к письменному столу, выдвинул ящик и из пачки писем извлек газетную вырезку.
— Газета называется «Санди Диспетч». — И, переводя с английского на русский, прочитал: — Заголовок «Леди с миллионами». А дальше так: «Русские специалисты, среди которых одна женщина, приехали заключить миллионный контракт на телефонное оборудование и сигнальные устройства для русских шахт. Благодаря этому заказу ливерпульские фабрики будут заняты много месяцев».
До гостя наконец дошла шутка, заулыбался. Нагнулся, поднял упавший на пол листок и тоже вслух прочитал:
— «Пригласительный билет. Тов. Михалину. Дирекция, партком и завком приглашают Вас на товарищескую встречу стахановцев с коллективом награжденных правительственными наградами, имеющую быть 10. VI. с. г. в 9 часов вечера в помещении культкомбината — 4-й этаж».
— Еще ленинградский, — пояснил Михалин, собирая на стол.
Гость был рад поднятому билету. Хороший, видимо, имелся повод начать разговор, ради которого он очутился в незнакомой квартире.
— Ленинградский? Это когда за «Северы» награждали?
— Да… Человек двадцать удостоены, а заслужили — сотни.
— Вас-то лично отметили?
Михалин с гордостью показал на свой орден Красной Звезды.
— Позже, по линии лаборатории. Но — доволен.
Гость пожал плечами.
— Мне кажется, вы излишне скромны. Видели у Асеева лауреатский значок? «Север» куда больше значит.
— Ну, уж больше! У Асеева изобретение. Я же — только разработчик. Удачное решение на базе прежнего опыта.
— Важен результат. Знаю, сколько труда положено. Мне ведь тоже пришлось голову поломать над новой системой эксплуатации ваших радиостанций.
— Не отрицаю, — спокойно, как бы отдавая дань вежливости, подтвердил Михалин.
Гость оживился:
— Спасибо за признание! Я, между прочим, имею теперь служебное отношение к представлениям. Правда, не так легко провернуть вопрос о премии, но, если дадите добро, охотно возьмусь. Надо вот только определить круг лиц. За числом особенно не стоит гнаться.
Глаза у Михалина потемнели. И тут же вдруг заиграли в них хитроватые огоньки. Вырвал из тетради лист, взял со стола автоматическую ручку и, отдавая ее гостю, предложил:
— Пишите…
Гость записал одну фамилию, вторую, третью. На шестой остановился:
— Вы что, шутите?
А Михалин продолжал диктовать длиннющий список.
— Всех пишите. Или никого!
Гость сердито поднялся со стула, надел пальто, торопливо попрощался. Стоя у дверей бросил:
— Если надумаете, позвоните, — он назвал номер и ушел.
Михалин телефона записывать не стал. Смотрел в открытое окно, в темень, рассвеченную светлыми еще окнами в домах, и улыбался.
Так вот, хитровато улыбаясь, и встретил он пришедшего вдруг старого приятеля Касьяна Качарского. С «Омеги» еще началась их дружба.
— Кто это от тебя только вышел? Се-ердитый!
— Искатель славы и наград, — сказал Михалин. — А в общем, не интересно… Если не ужинал, то давай вместе. Идет?
Они по обыкновению просидели допоздна. Заговорили о радиотехнике и уж не могли остановиться. И, как всегда, рьяно, неистово пререкались. Но это уже был другой спор — профессиональный, и цель у спорящих была одна.