3 СТАРАНИЕ ДА ЛЮБОВЬ
3
СТАРАНИЕ ДА ЛЮБОВЬ
Перед отъездом из Саракташа я побывал в подшефной школе, о которой говорила старая мастерица.
Девочки из девятых и десятых классов здесь на уроках труда учатся вязать пуховые платки. Вместе с аттестатами зрелости наиболее прилежным вручается удостоверение мастерицы-вязальщицы. Занятия проводит Лидия Ивановна Мясникова, опытная вязальщица.
На один из таких уроков она и пригласила меня.
Девочки расселись за столиками, выложили перед собой веретена, кудельки пуха, маленькие гребни-чесалки.
— Сегодня продолжим отработку каждой операции…
Мне всегда казалось, что разрыхлить, расчесать пух и напрясть из него тонкой ровницы — дело пустяковое. Каждая полузрячая бабушка сумеет. И только теперь, глядя на учениц, я узнал, что это не просто дается.
Рядом со мной сидит смуглая, с тугой косой школьница. В руках у нее легкое веретено, которое она то и дело запускает, как детскую юлу. Но с юлой проще: задал ей вращательное движение — и она сама бегает по полу. Веретено же вращается как бы на лету, ни на что не опираясь. Надо ровно крутить его и одновременно подавать пряжу. У девочки движения резковаты, поэтому то веретено вылетает из рук, то пряжа рвется. И все повторяется сначала.
— Неужели так трудно? — удивляюсь я. — Дайте-ка попробовать…
Меня тоже постигает неудача: пока кручу веретено — пряжа рвется, возьмусь за пряжу — о веретене забываю.
Лидия Ивановна проходит вдоль столиков, задерживается у каждого, подбадривает, дает советы:
— Пальчики покучнее держите, когда веретено вращаете. Следите за толщиной пряжи. Эта не пойдет, в сукрутинах вся… Ничего, ничего, получится. У всех получится…
И действительно, у некоторых девочек вскоре веретено и пряжа становятся послушными. А на Веру Семенову и Фаю Файзуллину смотреть любо — прядут ровно и красиво. У этих школьниц матери — славные вязальщицы.
Очень домашнее это ремесло — пуховязание, оно все — в быту. Тут семейные традиции особенно живучи.
Нельзя не верить, что Фая Файзуллина, переняв опыт матери, не продолжит ее дело.
И разве ажурные шарфики, связанные школьницами и подаренные ими своим матерям в День 8-го марта, не есть верная порука тому, что уроки пуховязания не пройдут для них напрасно?
Доброе дело начала Саракташская средняя школа, привлекая учащихся к народному художественному промыслу. Здесь на уроках труда девочки учатся создавать необходимые в быту изделия, которые славили и славят родной край. Дети сознают ценность и значимость собственной работы, а иные приближаются в своем ремесле к мастерству взрослых умельцев. Так продолжаются семейные традиции, возникают династии. И таких династий в Оренбуржье не один десяток…
* * *
Бессменно сорок лет возглавляет Никитинское пуховязальное производство Мария Максимовна Варенье. Она с таким благоговением рассказывала мне о мастерицах, с такой гордостью называла и называла имена «чародеек», что я сразу же почувствовал, как любит она «доверенное ей душой и начальством» дело, как старается вести его творчески, вкладывая сердце и «всю охоту свою».
Макаева Сазида Гиниятуловна, Семенова Мария Филипповна, Чурина Гайма… Э, разве назовешь все имена. Какая книга нужна?! Но вот старейшую вязальщицу Ишмуратову Гайникамал нельзя не упомянуть, не поклониться ей. Тридцать восемь лет вязала она пуховые платки, сотни людей согрели они, порадовали. Благодарить Гайникамал надо не только за золотые руки, но и за заботу о процветании промысла. Как только подросла у Гайникамал первая дочь Камила, она приохотила ее к вязанию, да так, что Камила вот уже тридцать лет не изменяет этому ремеслу. Чуть погодя семью никитинских пуховязальщиц пополнили еще две дочери Гайникамал — Гавгар и Рашида, а совсем недавно — внучка Зоя. Старая мастерица Чурина Гайма тоже может радоваться и гордиться: искусными вязальщицами стали ее дочери Зулейха и Рашида, внучки Мульвара и Дилара.
Среди пуховязальщиц Саракташского производства известны династии Богачевых, Черкасовых, Переволоцкого — Мунакаевых, Пречистинского — Захаровых, Баевых. Черноотрожского — Ахмеровых, Насевых…
В Оренбурге живет знатная вязальщица Александра Зотовна Апарина, пенсионерка. На указательном пальце ее левой руки — маленькая и твердая, как хрящик, мозоль. По этому месту много десятилетий проходила, струилась пуховая нить.
— Семья у нас была большая — одиннадцать человек. И мама, и сестры платки вязали, — рассказывала мне мастерица. — Отцу особенно моя работа нравилась. Бывало, скажет: «Глядите, глядите, Шурка-то наша что вытворяет: не поспеешь петли у нее считать». Я больше любила ажурные платки вязать. Потом на фабрику пошла. Много учениц у меня было. Теперь они кто мастер, кто бригадир, кто известная вязальщица. Меня не забывают, и я в гости к ним хожу на фабрику…
На Оренбургской фабрике пуховых платков, как и на комбинате, много династий. Двадцать лет вязала здесь платки Анна Рукина. Вслед за ней пришли на фабрику ее дочери Нина, Рая, Валя, внучка Света. Ныне Раиса Кирилловна Морозова — знатная вязальщица. Ей присвоено звание «Мастер золотые руки», она награждена орденом Трудового Красного Знамени. Платки, изготовленные ею, удостоены государственного Знака качества.
Очень жаль, что девочки не знают об этих замечательных труженицах.
Из раздумий меня вывел голос Лидии Ивановны.
— Как вы уже слышали, пуховый платок начинается… с козы, — говорит она. — В феврале и марте ее чешут вручную гребнем. Пух поступает к вязальщице. В нем перхоть, пыль, растительные и минеральные примеси, волосы. Их надо удалить. Вы сами успели убедиться, как трудно это — выбрать из пуха волоски…
Я в этом убедился, потратив минут двадцать на очистку от ости крохотного клочка пуха. Пожалуй, это самая медленная и утомительная работа, которую никак нельзя ускорить за счет чего-либо, которая и сто, и двести лет назад выполнялась точно так же, требуя высшей аккуратности и прилежания.
Проведя свою жизнь в уфимских и оренбургских селениях, русский писатель Сергей Тимофеевич Аксаков в «Детских годах Багрова-внука» так описывал в прошлом веке это трудоемкое дело: «Обыкновенно она (бабушка, старая барыня. — И. У.) сидела на своей кровати и пряла на самопрялке козий пух. Вокруг нее, поджав под себя ноги, сидели множество дворовых крестьянских девочек и выбирали волосья из клочков козьего пуха. Выбрав свой клочок, девчонка подавала его старой барыне, которая, посмотрев на свет и не видя в пуху волос, клала в лукошечко, стоявшее подле нее. Если же выбрано было нечисто, то возвращала назад и бранила нерадивую девчонку… Один раз, когда мы весело разговаривали с бабушкой, рыжая крестьянская девчонка подала ей свои клочок пуха, уже раз возвращенный назад; бабушка посмотрела на свет и, увидя, что есть волосья, схватила одной рукой девочку за волосы, а другою вытащила из-под подушек ременную плетку и начала хлестать бедную девочку…»
— Очищенный от волос пух надо распрямить, чтобы волокна расположились параллельно друг другу, — продолжает Лидия Ивановна. — Затем мастерица приступает к первичному прочесу пуховой мякоти. Эта работа выполняется вот на такой двухрядной гребенке, которую вы не раз, конечно, видели в руках своих матерей.
Лидия Ивановна вынимает из шкафа гребенку, похожую на треугольную деревянную раму, на вершине которой закреплена игольная гарнитура…
Итак, пух прочесан. Его свертывают в кудели. Теперь можно готовить пряжу. Однако мастерица не спешит брать веретено. По опыту она знает: если не очистить пуховое волокно от жиропота, то качество платка ухудшится, да и вязание его будет затруднено. И мастерица начинает операцию — моет, а затем окрашивает пуховую мякоть. Краситель, коричневый или черный, разводят в стакане горячей воды, затем заливают в кипящую воду (пятьдесят граммов на четыре литра воды) и кипятят на открытом огне пять минут. Потом ванну снимают с огня и после отхождения пара на две минуты погружают в нее кудели пуха. Подкрашенный пух остужают, прополаскивают в теплой воде с добавлением уксусной эссенции, потом отжимают и вешают сушить.
После просушки пух разрыхляют и дважды прочесывают на гребне. Он становится шелковистым, похожим на облачко дыма волокном. Теперь можно и прясть. Из привязанной к дощечке кудели мастерица вытягивает и одновременно скручивает волокна. Своими чуткими пальцами она ловит малейшие утолщения нити.
Жужжит березовое веретено, ровными рядками наматывается на него нежнейшая пуховая нить. Не один день пройдет и не два, пока мастерица подготовит пряжу. В этом деле ей вредно спешить: пряжа может получиться с утонениями и утолщениями, с непропрядами или сукрутинами. А уж какова пряжа — таков и платок.
Хорошая пряжа похожа на паутинку — до того она тонка. Пускать ее в дело можно лишь в соединении с хлопчатобумажной нитью такого же цвета. Далее сдвоенная (строщенная) пряжа скручивается на сучильном веретене. Крутка должна быть равномерной, сто восемьдесят витков на один метр.
Но вот пряжа готова, смотана в клубки. Можно начинать вязку платка.
Сперва вяжется середина. Вручную или на оборотных машинах. Вязка середины самая простая — двухизнаночное переплетение. За этой работой вязальщица может петь песню, даже читать книгу, лишь изредка поглядывая на свои пальцы, чтобы не пропустить петли. Совсем иное дело — вязка художественной каймы. Тут мастерица собирает воедино внимание, смекалку, опыт, фантазию… Она сама подыскивает, сочиняет рисунок каймы и двумя спицами вяжет ее. От каймы во многом зависит красота всего платка. Когда середина и кайма готовы, остается обычной или трощеной ниткой привязать их друг к другу.
Платок готов. Его увлажняют водой комнатной температуры, прихлопывая ладонями и встряхивая, слегка распушивают, а затем натягивают на деревянные пялы, соответственно размеру платка.
Тесьму или шпагат надо пропустить через каждый зубчик каймы.
Спустя двое суток мастерица снимает платок с пял.
Вот он лежит перед ней: дымчато-серый, пушистый, красивый, вобравший в себя ее мастерство, частицу души и более двухсот часов кропотливого творчества.
Немного сложнее готовить пух для ручного вязания ажурного пухового платка. Если для теплого темного платка подготовку пряжи можно поручить машине, то для ажурного она приготавливается в основном вручную.
В отличие от обычного, в ажурном платке художественной должна быть не только кайма, но и середина. Во время работы пуховница должна держать в памяти весь расчет рисунка: сколько и каких в каждом ряду перебросов, накидов, через сколько петель они чередуются. За время вязания одного ажурного платка она делает до тридцати с половиной тысяч перебросов.
Вязать платок начинают с зубцов, затем вяжутся кайма и середина. Кайма выполняется по замыслу мастерицы в различных сочетаниях всевозможных ажурных переплетений, народные названия которых издавна известны: «рыбка», «снежинка», «змейка»…
Кончив вязать, мастерица легко и нежно стирает платок в трех мыльных растворах, затем прополаскивает в теплой воде и натягивает его на раму.
— От старания, терпения да любви — вот откуда наш платок красоты набирается. А без душевности даже из прекрасного пуха хорошего платка не свяжешь, — говорит Лидия Ивановна.
Замечаю: не все девочки слушают ее внимательно. На заднем столике две подружки улыбаются с лукавинкой, всем видом показывают, что пуховязание им вряд ли пригодится.
Учительница как бы угадывает их настроение и говорит без укора:
— Вот Таня хочет геологом быть, а Нина — стюардессой. Пожалуйста. Но кем бы вы ни стали, умение создавать красивый пуховый платок всегда для вас будет отрадным досугом и гордостью. Люди вас за такое рукоделье будут уважать, а женихи да мужья любить крепче…
Десятиклассницы смущенно улыбаются. Кто-то тихонько высказывает:
— Нынче чаще за другое любят.
— За глаза да красивую фигуру.
— Э, одной красоты надолго ли хватит? Скоро приглядится. А доброта да умелые руки всегда человека славят, — с улыбкой продолжает Лидия Ивановна. — Вот и в старину, говорят, в здешних местах крестьянскую девушку не брали замуж, если она не умела вышивать. Однажды в деревню приехал жених. А тут кто-то слух пустил, будто его невеста — плохая рукодельница, неумеха. Оскорбленная девушка попросила холст и нитки и навышивала таких узоров, что все ахнули. Жених и будущая свекровь низко раскланялись перед невестой-мастерицей, и свадьба заиграла.
Вот каково вам, девочки, будет, если теперешние женихи вдруг вспомнят этот старинный обычай?
— Но ведь вязание платков — не специальность, а хобби, — говорит сидящая со мной ученица.
— Ошибаешься, Галя, — поправляет ее Лидия Ивановна. — Это очень хорошая женская специальность. Разве вы не знаете, что в нашей области есть фабрика и комбинат пуховых платков? Там постоянно вязальщиц не хватает. Я слышала, что в Оренбурге скоро базовое училище откроют, которое будет готовить вязальщиц. Каждая из вас может поехать туда и выучиться, мастерицей стать. Было бы желание…
— Ну вот, когда откроют училище, тогда мы и подумаем об этом, — пошутила одна из девочек.
— И все-таки в наши дни эта профессия незаметна, — с глубоким вздохом говорит Галя. — Ну чего может добиться вязальщица?
— А моей маме за платки орден дали!..
— Да разве в наградах дело? Тут же главное — любовь, призвание…
Разгорается спор. Я не выдерживаю далее сидеть молчуном, прошу слова. Дожидаюсь тишины и говорю:
— Совсем недавно, девочки, я познакомился с удивительно интересной женщиной. У нее много друзей. Ее знают в Москве — в Центральном Комитете комсомола, в Советском комитете защиты мира, в далеком Вьетнаме, и даже в Звездном городке космонавтов у нее есть друзья. Письма к ней идут со всех уголков нашей страны и из-за рубежа. Эта женщина — простая вязальщица.
На юных лицах изумление.
— Это правда?
— Неужели?
— Расскажите о ней, пожалуйста…
В глазах девочек живые огоньки, в классе тишина, и я продолжаю свой рассказ о Наталье Андреевне Победимовой. Школьницы знали о ней, к сожалению, немного.