ГЛАВА ВТОРАЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

Краткий топографический обзор Уссурийского края. - Общий характер его растительности. - Казачьи станицы по берегам Уссури. - Бедственное положение их обитателей. - Селение Хабаровка. - Местная торговля. - Телеграф. - Пароходство. - Плавание на лодке вверх по Уссури. - Характер её нижнего, среднего и верхнего течения. - Боковые притоки. - Докучливые расспросы казаков. - Летнее утро. - Ночёвка на берегу реки.

Уссурийский край, приобретённый нами окончательно по Пекинскому договору 1860 года, составляет южную часть Приморской области. Он заключает в себе бассейн правых притоков Уссури и её верхнего течения; кроме того, сюда же в обширном смысле можно отнести весь Зауссурийский край до границ с Маньчжурией и Кореей, а также побережье Японского моря до широты устья Уссури.

Страна эта лежит между 42 и 48° северной широты [20], следовательно, под одной широтой с северной Испанией, южной Францией, северной и средней Италией и южной Россией, но под влиянием различных физических условий имеет климат совершенно иного склада, чем вышеназванные европейские местности.

С другой стороны, растительный и животный мир Уссурийского края при своём громадном богатстве представляет в высшей степени оригинальную смесь форм, свойственных как далёкому северу, так и далёкому югу.

Наконец, по отношению к удобству колонизации описываемая страна, в особенности в своих южных частях, составляет наилучшее место из всех наших земель на берегах Японского моря.

Таким образом, Уссурийский край, независимо от своего научного интереса, важнее еще и относительно той будущности, которую он может иметь, конечно, при условии правильной колонизации, основанной на данных, выработанных опытом и наукой.

Обращаясь к устройству поверхности этого края, можно сказать, что топографический его характер определяется положением главного хребта, который известен под названием Сихотэ-Алиня и, начинаясь в маньчжурских пределах, тянется невдалеке и параллельно берегу Японского моря, от южной части Зауссурийского края до самого устья Амура. Средняя высота его 3 000-4 000 футов [915-1220 м] и только в некоторых точках своих южных частей он поднимается до 5 000 футов [1 520 м].

Восточные отроги этого хребта коротки, но притом гораздо выше западных и, направляясь перпендикулярно берегу Японского моря, оканчиваются здесь высокими отвесными утёсами.

Западные же отроги Сихотэ-Алиня носят более мягкий характер и наполняют собой всё пространство между главной осью этого хребта с одной стороны, Уссури и Амуром - с другой.

Таким образом, принадлежащая нам часть уссурийского бассейна [21] представляет собой страну гористую, в которой, однако, горы достигают лишь средней высоты и при мягкости своих форм везде могут быть удободоступны.

Относительно орошения следует сказать, что оно здесь весьма обильно и что Уссури составляет главную водную жилу всей страны.

Небольшим горным ручьём, в несколько футов ширины, вытекает эта река из южных частей Сихотэ-Алиня всего верстах в семидесяти от берега Японского моря. Затем с характером горной речки течёт она в узкой долине до принятия справа [22] реки Лифудин и на всём этом протяжении известна под именем Сандогу.

Далее, от устья Лифудина Уссури принимает имя Ула-хэ[23], но всё еще сохраняет прежний характер до впадения в неё слева [24] реки Дауби-хэ, откуда уже соединённая река несёт маньчжурское название Уссури или китайское Има-Хуза.

По принятии Дауби-хэ Уссури имеет сажен семьдесят ширины [150 м], но по причине своей быстроты и частых мелей может быть удобна для плавания небольших пароходов только во время высокой воды.

К постоянному же пароходному сообщению эта река делается годной лишь по впадении в неё слева Сунгачи, которая составляет сток озера Ханка.

Начиная отсюда, Уссури сохраняет постоянное меридиональное направление с юга на север и принимает несколько больших рек: справа Има, Бикин и Пор, а слева Мурень и Нор [25].

По впадении вышеназванных притоков Уссури делается многоводной рекой и при своём устье достигает почти двух вёрст ширины.

К Зауссурийскому, или так называемому Южноуссурийскому краю [26], следует отнести бассейн озера Ханка и южное побережье Японского моря [27].

Характерным отличием первой местности является преобладание равнинной формы поверхности, которая на южной, восточной и северной стороне озера состоит из обширных непроходимых болот, а на юго-западе и частью западе представляет холмистую степь, чрезвычайно удобную для земледелия и скотоводства.

Побережная же полоса наполнена восточными отрогами Сихотэ-Алиня, которые вообще выше западных его отраслей, несут более дикий характер, и заключает в себе узкие долины быстрых береговых речек, наибольшие из коих: Сидеми, Мангугай, Суйфун, Цыму-хэ, Сучан, Пхусун и Тазуши.

Вместе с тем море образует здесь несколько больших заливов: Св. Владимира, Св. Ольги и обширную впадину, известную под общим названием залива Петра Великого.

Последний состоит из нескольких меньших частей, каковы заливы: Америка, Уссурийский, Амурский и Посьета.

Между двумя средними, т. е. между Амурским и Уссурийским заливами, лежит полуостров Муравьева-Амурского, на южной оконечности которого находится порт Владивосток, выстроенный на берегу прекрасной бухты, известной под названием Золотой Рог.

В растительном мире Уссурийского края, равно как и в животном, мы встречаем замечательные богатства, а вместе с тем оригинальную смесь северных и южных форм.

Вообще относительно растительности этой страны можно высказать два главных положения: 1) она весьма разнообразна по своим формам; 2) в то же время весьма однообразна по своему распределению на всём протяжении края, от самых южных его пределов до самых северных [28].

Последнее обстоятельство в особенности резко бросается в глаза путешественнику, которой, встречая уже на среднем Амуре грецкий орех, пробку и виноград, ожидает далее найти ещё более южную флору. Между тем характер этой последней почти не изменяется на всём протяжении Уссурийского края, и даже возле залива Посьета можно найти тот же самый хвойный лес, который растёт на устье Уссури.

Правда, в Южноуссурийском крае появляются новые виды деревьев, кустарников и трав, которых нельзя встретить на устье Уссури [29], но эти виды не составляют преобладающих типов и своим присутствием не изменяют много общий характер растительности.

Гораздо большую разницу в этой последней можно встретить, направляясь от берега Уссури на восток внутрь страны и далее на морское побережье.

Здесь, с одной стороны горы, а с другой - неблагоприятное влияние Японского моря[30] значительно изменяют условия климата, а вместе с тем изменяется самый характер растительности. В лесах начинают преобладать хвойные деревья, а лиственные, в особенности на главном кряже Сихотэ-Алиня, являются в небольшом числе и никогда не достигают здесь таких роскошных размеров, как в местностях, ближайших к Уссурийской долине. Что же касается до морского побережья, то растительность его вообще беднее, нежели внутри страны, заслонённой от неблагоприятного влияния Японского моря сихотэалинскими горами. По той же самой причине, весной растительная жизнь развивается на побережье гораздо позднее, нежели по западную сторону Сихотэ-Алиня в местностях, лежащих под одинаковыми градусами широты.

Наконец, неблагоприятным действием холодных вод Японского моря можно объяснить то странное явление, что южные части наших зауссурийских владений по характеру растительности почти не отличаются от местностей, лежащих на устье Уссури. В самом деле, по мере того как Уссури входит в высшие широты, она всё более и более удаляется от берега моря и его неблагоприятного ввлияния, а через то, несмотря на более северное положение, сохраняет даже возле самого устья лучшие климатические условия, делающие возможным развитие растительности, почти не отличающейся от флоры южных частей этого края.

Сохраняя, таким образом, однообразие на всём протяжении страны с юга на север, растительность Уссурийского края в то же время заключает в себе большое разнообразие видов [31], из которых одни свойственны Амуру [32], северо-восточной Азии, даже Камчатке и Северной Америке, а другие произрастают в более тёплых странах: Японии и Китае. Из последних некоторые достигают здесь северной границы своего распространения [33], а другие, даже большая часть, переходят в область Амура.

Из древесных и кустарных пород лесам Уссурийского края свойственны следующие виды: липа (Tilia mandjurica, T. cordata [34]), достигающая 80-100 футов [25-30 м] вышины и 3-4 футов [90-120 см] в диаметре ствола [35]; клён (Acer mono, A. spicatum [36], A. tegmentosum, A. ginnala), одни виды которого встречаются в рощах луговых равнин, а другие в мешаных лесах горных скатов; пробковое дерево (Phellodendron amurense) и грецкий орех (Junglans manshurica), растущие даже на среднем Амуре и часто попадающиеся по всему Уссурийскому краю. Первое из этих деревьев достигает 50 футов 15 м вышины, а второе даже до 80 футов [24 м] и при толщине 2-3 фута [60-90 см] даёт отличный поделочный материал. Плоды здешнего грецкого ореха имеют чрезвычайно толстую скорлупу и небольшое зерно, которое, впрочем, по вкусу ничем не отличается от европейского ореха того же рода.

Маакия амурская (Maackia amurensis) с древесиной нечистого красного цвета. Черешня (Prunus grandifolia) [37] и черёмуха (Prunus Maximoviczii, P.Maackii [Cerasus Maximoviczii, Padus Maackii], из которых первая, т. е. черешня, довольно редко попадается в области Уссури, а последняя весьма обыкновенна, в особенности по островам и берегам рек.

Абрикосовое дерево (Armeniaca vulgaris) [38] встречается изредка только в Южноуссурийском крае и достигает 25 футов [7,5 м] вышины при толщине одного фута. Плоды его мелки и несколько горьковаты, хотя довольно приятны на вкус. Яблоня и груша (Pyrys baccata, P. ussurensis) [Malus Palasiana, Pirus ussuriensis] обыкновенны по всему краю. Первая из них даёт весьма мелкие, а последняя довольно крупные плоды, которые употребляются для еды местными жителями.

Аралия маньчжурская (Aralia manshurica), ствол которой, усаженный колючками, имеет до 20 футов [6 м] вышины при толщине 2-3 дюймов [5-7,5 см]. Это южнее растение встречается преимущественно в Южноуссурийском крае и всего более по каменистым горным скатам.

Диморфант (Dimorphantus manshuricus) [39] - небольшое деревцо с пальмообразной верхушкой. Эта замечательная южная, даже подтропическая форма растёт в тенистых лесных падях Уссурийского края, но везде попадается очень редко.

Ясень (Fraxinus manshuricus, F. chinensis) [F. manshurica, F. rhynchophylla], достигающий 80 футов [24 м] вышины, при толщине иногда 3-4 фута [90-120 см], даёт отличный строевой и поделочный лес.

Дуб (Quercus mongolica) достигает еще больших размеров, нежели ясень, хотя следует заметить, что подобные экземпляры довольно редки. Вообще же это дерево при средней величине составляет часто преобладающую породу в лесах Уссурийского и в особенности Южноуссурийского края. Однако в таких сплошных массах оно бывает, по большей части, плохого качества, так как всегда имеет дупловатую сердцевину.

Граб (Ostria mandjurica) [Carpinus cordata] встречается только по горам Южноуссурийского края; достигает 60 футов [18 м] высоты и при толщине 2-3 футов [0,6-0,9 м] имеет прекрасную твёрдую древесину.

Осина (Populus tremula), часто образующая целые рощи, и тополь (Populus suaveolens) [P. koreana], более редкий и растущий преимущественно по островам и берегам рек.

Ильм, или вяз (Ulmus campestris) [U. proninqua] изобилует по всему краю и достигает часто громадных размеров (100 футов) [30 м] вышины при толщине 3-5 и даже 6 футов [0,9-1,5-1,8 м], может доставить отличный корабельный лес. Другие виды этого дерева (U. montana, U. suberosa) при меньшей величине имеют также прекрасную древесину, годную на всякие поделки.

Ольха (Alnus inkana, Alnaster viridis) [A. hirsuta, A. fruticosa]. Последний вид употребляется инородцами для окрашивания звериных шкур в желтоватый цвет.

Берёза белая и чёрная (Betula alba, В. daurica) [В. manshurica, В. daurica] составляет, иногда на большом протяжении, преобладающие породы. Впрочем, в южных частях Уссурийского края чаще встречается последний, нежели первый вид. Кора белой берёзы в большом употреблении у инородцев, которые после известного приготовления (выварки в горячей воде, а потом копчения в дыму) покрывают ею свои временные жилища, или юрты, обтягивают лодки, делают различную посуду и т. д. Два другие вида березы (В. Ermani, В. costata) довольно редко попадаются в Уссурийском крае.

Переходя затем к хвойным породам, следует сказать, что эти деревья вовсе не растут по долинам как самой Уссури, так равно и других рек описываемого края [40]. Они появляются только на предгорьях, окаймляющих бока этих долин, сначала в смеси с лиственными породами, а затем, по мере удаления к главному хребту, составляют преобладающую массу лесной растительности.

Следующие хвойные породы можно назвать в порядке их преобладания по горным лесам Уссурийского края.

Кедр (Pinus mandjurica) [P. koraiensis] достигает 100 футов [30 м] вышины при толщине 3-4, даже 5 футов [0,9-1,2-1,5 м]; может доставить отличный корабельный лес.

Ель (Abies sibirica) [41] иногда таких же или немного меньших размеров, встречается более по высоким горам.

Лиственица, даурская и японская (Larix dahurica, L. japonica),- обе они достигают больших размеров, но первая встречается гораздо чаще, нежели последняя, которая свойственна только Южноуссурийскому краю.

Пихта, сибирская и аянская (Picea abovata, Р. ajanensis [42]) растёт по всему краю, чаще в смеси с хвойными, нежели лиственными лесами.

Сосна (Pinus sylvestris) изредка попадается в горах Южноуссурийского края и довольно густой массой растёт по северному берегу озера Ханка [43].

Тисс (Taxus baccata) [T. cuspidata] встречается изредка по горам Южноуссурийского края. Это дерево обыкновенно достигает здесь толщины руки при высоте 20 футов [6 м]. Однако как особенное исключение попадаются экземпляры вышиной до 60 футов [18 м] и более 2 футов в диаметре [60 см] [44].

Наконец, древовидный можжевельник (Juniperus arborea) [Juniperus sp.] растёт только в Южноуссурийском крае, и то лишь редкими, единичными экземплярами.

Характерную черту всех здешних лесов, в особенности лиственных и мешаных, составляет густой подлесок различных кустарников, из которых Уссурийскому краю свойственны следующие виды:

Максимовичия китайская (Maximoviczia chinensis) [лимонник - Schizandra chinensis] - вьющееся растение толщиной в 1/2 дюйма [1,3 см].

Барбарис (Berberis amurensis), попадающийся довольно редко.

Коломика (Actinidia colomikta) [актинидия], растущая в тенистых лесах и доставляющая съедобные, довольно вкусные ягоды.

Циссус (Cissus brevipedunculata) [Ampelopsis brevipedunculata] - лозовидный кустарник, довольно редкий.

Виноград (Vitis amurensis) растёт во множестве по всему Уссурийскому краю, по лиственным и смешаным лесам, островам и берегам рек. Созревает он в начале сентября, но имеет ягоды не крупнее обыкновенной клюквы и притом кислого вкуса. Впрочем в Южноуссурийском крае, в особенности там, где виноград растёт по обрывистым берегам моря, вкус его делается несколько лучше.

Бересклет (Evonymus) растёт по всему краю в числе нескольких видов, из которых чаще других попадается Е. Maackii.

Целастр (Celastrus flagellaris) вьётся около деревьев и встречается довольно редко.

Крушина (Rhamnus daurica).

Леспедеца (Lespedeza bikolor) - один из самых распространённых здесь кустарников. Он представляет несколько видов и растёт как по опушкам лесов, так равно и по возвышенным местам луговых равнин, которые в июле заливает своим розовым цветом.

Малорослая акация (Caragana altagana) [С fruticosa].

Таволга (Spiraea) встречается здесь в числе четырёх или пяти видов, из которых наиболее распространён S. salieifolia. Эта последняя растёт преимущественно по низинам и берегам рек, где образует густейшие заросли.

Малина (Rubus crataegifolius, R. idacus [45]) попадается иногда в значительном количестве по смешанным лесам.

Шиповник (Rosa cinnamomea) [R. daurica] растёт преимущественно по лесным опушкам. Один вид его - Rosa rugosa - встречается только по берегу моря и замечателен необыкновенно крупными ягодами, величиной в большую сливу.

Боярка (Crataegus sanguinea [46], С. pinnatifida) является иногда деревцом вышиной 10-15 футов [3-4,5 м].

Дикий жасмин (Philadelphus tennuifolius, Ph. Shrenckii) окаймляет большей частью берега лесных речек и во время своего цветения разливает здесь превосходный аромат.

Дейтция (Deutzia parviflora) [D. amurensis] - небольшой ветвистый кустаоник 2-3 футов вышины [60-90 см].

Панакс разнолистный (Panax sessiliflorum) [Acanthopanax sessiliflorum] довольно распространён в Уссурийском крае.

Елейтерококкус (Eleuterococcus senticosus) - колючий кустарник, а иногда и деревце 20 футов вышины [6 м].

Дёрен, или кизиль (Cornus sibirica) [С. tatarica] встречается в значительном количестве по низинам и островам рек.

Бузина (Sambucus racemosa) [47].

Калина (Vibornum opulus) [Viburnum Sargenti].

Жимолость (Lonicera xylocteum) [L. chrysantha?].

Рододендрон (Rododendron dauricum) - весьма распространён в окрестностях озера Байкала и по Амуру, довольно редко попадается в Уссурийском крае, где растёт по горам.

Сирень (Syringa amurensis) встречается, хотя и не особенно часто, по берегам и островам рек.

Лещина (Corylus manshurica, С. heterophylla) во множестве растет по всему краю. В особенности распространён первый вид, который образует густейшие, непроходимые заросли и в лиственных лесах.

Наконец, ива (Salix) является то невысоким кустарником, то большим деревом до 60 футов [18 м] вышины. Из кустарных ив наиболее здесь распространены S. viminalis, S. stipulais [S. viminalis, S. opaea], которые покрывают сплошными массами берега и низменные острова рек.

Таков разнообразный состав лесов Уссурийского края, которые всего роскошнее развиваются по горным скатам, защищенным от ветра и в невысоких падях, орошаемых быстрыми ручьями. Здесь растительная жизнь является во всей силе, и часто на небольшом пространстве теснятся самые разнообразные породы деревьев и кустарников, образующих густейшие заросли, переплетенные различными вьющимися растениями.

В особенности роскошно развивается в таких местах виноград, который то стелется по земле и покрывает её сплошным ковром зелени, то обвивает, как лианы тропиков, кустарники и деревья и свешивается с них самыми роскошными гирляндами.

Невозможно забыть впечатления, производимого, в особенности в первый раз, подобным лесом. Правда, он так же дик и недоступен, как и все прочие сибирские тайги, но в тех однообразие растительности, топкая, тундристая почва, устланная мхами или лишайниками, навевают на душу какое-то уныние; здесь, наоборот, на каждом шагу встречаешь роскошь и разнообразие, так что не знаешь, на чём остановить своё внимание. То высится перед вами громадный ильм со своей широковетвистой вершиной, то стройный кедр, то дуб и липа с пустыми, дуплистыми от старости стволами более сажени в обхвате, то орех и пробка с красивыми перистыми листьями, то пальмовидный диморфант, довольно впрочем редкий.

Как-то странно непривычному взору видеть такое смешение форм севера и юга, которые сталкиваются здесь как в растительном, так и в животном мире. В особенности поражает вид ели, обвитой виноградом, или пробковое дерево и грецкий орех, растущие рядом с кедром и пихтой. Охотничья собака отыскивает вам медведя или соболя, но тут же рядом можно встретить тигра, не уступающего в величине и силе обитателю джунглей Бенгалии.

И торжественное величие этих лесов не нарушается присутствием человека; разве изредка пробредёт по ним зверолов или раскинет свою юрту кочевник, но тем скорее дополнит, нежели нарушит картину дикой, девственной природы…

О луговой и вообще травянистой растительности Уссурийского края мы поговорим при подробном обзоре самой Уссури, а теперь от природы перейдём к людям.

По всему правому берегу Уссури, от её низовья до впадения Сунгачи. поселён Уссурийский пеший батальон Амурского казачьего войска. Он занимает 28 станиц [48], которые расположены в расстоянии 10-25 вёрст одна от другой и все выстроены по одному и тому же плану.

Они вытянуты вдоль по берегу Уссури, иногда на версту длины, и большей частью состоят из одной улицы, по которой то в одну линию, то в две, справа и слева, расположены жилые дома.

Эти последние имеют обыкновенно одну, редко две комнаты, в которых помещается хозяин-казак со своим семейством.

Сзади дворов лежат огороды, но особых хозяйских угодий не имеется, так как казаки держат свой скот постоянно под открытым небом, а хлеб после сбора складывают в скирды на полях.

В трёх станицах выстроены церкви, а в более обширных живут торговцы, занимающиеся, главным образом, продажей водки казакам и покупкой соболей у китайцев.

Вообще наружный вид казацких станиц далеко не привлекателен, но ещё более незавидно положение их обитателей.

По ведомости 1868 года в Уссурийском батальоне считалось: 2 933 души мужского пола и 2 325 женского, следовательно, 5 258 человек [49].

Эти казаки были переселены сюда в период 1858-1862 годов из Забайкалья, где они выбирались по жребию, волей или неволей должны были бросить свою родину и итти в новый, неведомый для них край. Только богатые, на долю которых выпадал жребий переселения, могли отделаться от этой ссылки, наняв вместо себя охотников, так как подобный наём был дозволен местными властями.

Разумеется, продавать себя в этом случае соглашались только одни бобыли, голь, которые явились нищими и в новый край. Притом даже и те, которые были побогаче, забрали с собой достаточно скота и разного имущества, и те большей частью лишились всего этого от различных несчастных случаев в продолжение трудной и дальней дороги.

Таким образом, казаки с первого раза стали смотреть враждебно на новый край, а на себя самих как на ссыльных. Дальнейшее десятилетнее житье нисколько не переменило таких воззрений и не улучшило их положения. Как прежде, так и теперь везде на Уссури слышны горькие жалобы на разные невзгоды и тоскливое воспоминание о прежних покинутых местах. «Какое тут житьё, - обыкновенно говорят казаки, - зимой есть нечего, с голоду умирай, а летом от гнусу [50] ни самому, ни скотине деться некуда. Вот в Забайкалье было хорошо; не один раз вспомнишь про тамошнее житьё. У меня, - добавлял иной, - там водилось голов пятьдесят рогатого скота, а здесь есть только две коровёнки, да и за них слава богу! у других того даже нет».

«Теперь возьмём про хлеб. С весны всегда он растёт хорошо: высокий, густой, просто сердце радуется. Глядишь, летом или водой зальёт, или дождём сгонит, червяк поест и не соберёшь ты почти ничего за все свои труды».

«Или, например, купить что-нибудь, - тут отдай в два, в три раза дороже, да и то еще такого товара не возьмёшь, как в Забайкалье. Здешние купцы рады содрать с тебя последнюю шкуру. Вот я, лонись[51], дабы кусок купила, четыре рубля отдала, а что? там всего 16 аршин; разве две юбки выйдет, да старику выгадаю на рубашонку, - добавляла со своей стороны хозяйка, вздыхая при этом и приговаривая: - пришлось на старости лет горе мыкать, и нужду во всём терпеть».

«Теперь возьмём про всякое хозяйское снадобье, - продолжала словоохотливая баба. - Бывало, за Байкалом всего было вдоволь: масла целую кадку за лето наготавливала, говядины тоже вволю, ягоды всякие… а здесь что? в светлый праздник не видишь того, что прежде имелось каждый будний день. Пропади она совсем эта Уссури! так бы всё и бросили; пешком бы пошли назад в Забайкалье».

Эти и тому подобные рассказы можно услыхать на Уссури в каждой станице: везде недовольство, жалобы, тоска о прежнем житье за Байкалом.

Действительно, быт казаков, за весьма немногими исключениями, крайне незавидный.

Не говоря уже про какое-нибудь довольство жизни, большая часть иэ них не имеет куска хлеба насущного, и каждый год с половины зимы до снятия жатвы казна должна кормить большую часть населения, чтобы хотя сколько-нибудь спасти его от голода. Обыкновенно в это время выдают заимообразно неимущим казакам по 30 фунтов [12 кг] муки в месяц, но так как этой дачи для многих семейств недостаточно, и притом же она не вдруг выдаётся всем голодающим, то казаки к получаемому провианту подмешивают семена различных сорных трав, а иногда даже глину. Испечённый из этой смеси хлеб имеет цвет засохшей грязи и сильно жжёт во рту после еды.

Главным подспорьем к этому, но далеко не у всех, служит кирпичный чай, завариваемый с солью, или так называемый бурдук, т. е. ржаная мука, разболтанная в тёплой воде.

За неимением того и другого казаки приготовляют из высушенных гнилушек берёзы и дуба особый напиток, называемый шульта, и пьют в огромном количестве вместо чая.

Рыбную и мясную пищу зимой имеют весьма немногие, едва ли и двадцатая часть всего населения; остальные же довольствуются шультой и бурдуком, т. е. такими яствами, на которые нельзя без омерзения и взглянуть свежему человеку.

Результатами такой ужасающей нищеты являются, с одной стороны, различные болезни, а с другой - крайняя деморализация населения, самый гнусный разврат и апатия ко всякому честному труду.

Действительно, небывалому человеку трудно даже поверить, до какой степени доходит разврат среди уссурийского населения. Здесь везде мужья торгуют своими женами, матери дочерьми и делают это не задумываясь, часто публично, без всякого зазрения совести.

В несколько минут обыкновенно слаживается дело, и невинная девушка, иногда едва достигшая пятнадцатилетнего возраста, продается своею же матерью много, много если за 25 рублей, а часто и того менее.

Не только местные, но даже проезжие личности обыкновенно запасаются таким товаром, нисколько не думая о будущей судьбе невинной жертвы.

Для последней исход в подобном случае всегда бывает один и тот же: наскучив через год или два своему первому владельцу, она идёт к другому, потом к третьему, четвёртому, наконец, пускается на все стороны и гибнет безвозвратно.

Во многих станицах можно видеть подобные личности, для которых стыд, совесть и другие лучшие стороны человеческой природы не существуют.

Мало того, разврат до такой степени проник всё население, что нисколько не считается пороком, и на зимних вечерних сходбищах, или так называемых «вечёрках», постоянно разыгрываются такие сцены, о которых даже и неудобно говорить в печати.

С другой стороны, не менее резко бросается в глаза совершенное равнодушие казаков к своему настоящему положению и полная апатия ко всякому необязательному труду.

Конечно, с первого раза кажется весьма странным: каким образом население может умирать с голоду в стране, где воды кишат рыбой, а леса полны всякого зверя? Ведь здесь стоит только пойти с ружьём, чтобы убить козу или изюбра, а не то забросить сеть, или какой-нибудь другой снаряд, чтобы наловить сколько угодно рыбы.

Борьба с нуждой, голодом и различными невзгодами отражается не только на нравственной стороне, но даже и на самой физиономии уссурийских казаков. Бледный цвет лица, впалые щеки, выдавшиеся скулы, иногда вывороченные губы, по большей части невысокий рост и общий болезненный вид - вот характерные черты физиономии этих казаков.

Не увидите вы здесь красивого великорусского мужика, с его окладистой бородой, или молодого краснощёкого парня. Нет! сами дети казаков, живой тип своих отцов, какие-то вялые, неигривые. Ни разу не слыхал я на Уссури русской песни, которая так часто звучит на берегах Волги; не запоёт ямщик, который вас везёт, про «не белы снеги» или про что-либо другое в этом роде; нет даже здесь обычного русского покрикивания на лошадей, а какое-то особенное, вроде: цсши, цсши, цсши… которое произносится тихо, вполголоса и так звучит неприятно, что иногда мороз дерёт по коже.

Вообще всё, что вы видите на Уссури, - казаков, и их быт, - всё действует крайне неприятно, в особенности на свежего человека.

Везде встречаешь грязь, голод, нищету, так что невольно болеет сердце при виде всех явлений.

В последней главе настоящей книги при общем обзоре колонизации Уссурийского края мы разберём подробно те причины, которые поставили казаков в такое неутешительное положение, а теперь скажем несколько слов о местной торговле, главным центром которой служит селение Хабаровка, лежащее при слиянии Амура и Уссури.

Это селение [52], живописно раскинувшееся на правом гористом берегу последней реки, вытянулось в настоящее время более чем на версту в длину и имеет 111 домов, в которых, кроме войск, считается 350 жителей обоего пола; цифра же солдат бывает различна и колеблется между 150-400 человек, смотря по временам года.

Таким образом, главную массу населения составляют войска; затем следуют купцы, крестьяне, отставные солдаты и китайцы. Последние живут в нескольких фанзах [53], и число их невелико, но оно значительно увеличивается летом, в июне и в июле, когда китайские торговцы съезжаются сюда с Уссури, ближайших частей Амура и даже с Сунгари для продажи соболей, получаемых ими от гольдов, орочей в других инородцев Амурского края.

Количество ввозимых ежегодно летом в Хабаровку соболей весьма значительно и, по словам здешних купцов, простирается до двадцати тысяч.

Для продажи китайцы обыкновенно связывают этих соболей пачками по 10-12 штук. В каждой такой пачке можно найти два, три хороших соболя, штуки четыре порядочных, остальные же всегда весьма плохи; между тем как цена за всех одинаковая и простирается средним числом 4-6 и даже 8 серебряных рублей за шкурку. При этом следует заметить, что мех уссурийского соболя незавидный, по большей части светлый и короткопушистый. Лучшие соболи привозятся в Хабаровку только из Буреинских или Хинганских гор.

За соболей, покупаемых от китайцев, в большей части случаев надобно платить серебряными рублями, так как китайцы, а за ними и другие инородцы почти вовсе не берут наших бумажек и даже мелкое серебро принимают неохотно, только как сдачу.

Подобное условие ставит каждого путешественника, желающего что-либо купить у китайцев, в весьма затруднительное положение, так как серебряный рубль можно достать здесь, заплатив за него не менее 1 р. 50 к. кредитными билетами. За весьма немногими исключениями - это постоянный курс, но иногда он поднимается до 1 р. 70 к., а бывали примеры, что и до двух рублей.

Пользуясь таким обстоятельством, здешние купцы и в особенности благовещенские завели весьма выгодную для себя торговлю серебром. Они выписывают его из Москвы, где покупают по биржевым ценам, а затем продают китайцам, имея на каждом рубле 25-30 коп. чистого барыша.

Такая продажа идёт десятками тысяч рублей, и всё это серебро уходит безвозвратно в Китай, где тотчас же переливается в китайские деньги, имеющие форму слитков различной величины.

Покупка соболей как в Хабаровке, так и во всём Уссурийском крае производится исключительно местными купцами и приезжими сюда нарочно для этой цели из Читы или даже из Иркутска. Те и другие друг перед другом стараются закупить как можно больше соболей, а через то беспрестанно повышают их продажную цену.

Говорят, что в последние годы соболи стали вдвое, даже втрое дороже против того, почём они продавались при первоначальном занятии нами Уссурийского края, когда в этой торговле было еще мало конкурентов.

Однако местные торговцы нашли способ конкурировать и теперь с приезжими богатыми купцами. Для этой цели они дают китайцам в долг товаров, часто на несколько тысяч, с обязанностью доставлять им за это всех добытых соболей. Разумеется, цена на этих соболей назначается по обоюдному согласию, и в случае, если китаец хочет за них очень дорого, то и наш торговец накидывает лишнее на свой товар, так что не остаётся в убытке.

В свою очередь китайцы имеют большой расчёт получать товары вперёд, в кредит. Эти товары они сбывают инородцам также в долг, но зато обязывают их доставлять им всех добытых зимой соболей, назначая за последних самые незначительные цены по собственному усмотрению.

Однако, несмотря на это, промышленнику - орочу или гольду - важно иметь кредит у китайца в том именно отношении, что даже в случае неудачного промысла он может брать у него в счёт будущей добычи всё необходимое, главным же образом, просо и водку, первое - как любимую пищу, а последнюю - как великое лакомство.

Таким образом, при обоюдной даче в долг товаров как наши торговцы, так и китайцы остаются в больших барышах, и только бедный инородец, тяжким трудом добывающий своих соболей, не получает за них и пятой доли той цены, по которой они идут в продаже. Хотя китайцы по большей части честно выплачивают соболями за взятые у наших торговцев товары, но в последнее время бывали также примеры, что, набрав побольше в долг, китаец уходил в Маньчжурию и не возвращался обратно.

Гораздо важнее, нежели соболиная торговля, для местного уссурийского населения торговля теми предметами, которые составляют насущную необходимость даже самого неприхотливого быта. Однако в этих отношениях весьма мало можно встретить утешительного не только в Хабаровке, но и во всём Уссурийском крае.

Основанная исключительно на спекуляциях различных аферистов, голышей, пришедших сюда с десятками рублей и думающих в несколько лет нажить десятки тысяч, уссурийская торговля зиждется, главным образом, на эксплоатации населения, в особенности инородческого, на различных рискованных аферах, а всего более на умении пользоваться обстоятельствами и, по пословице, «ловить рыбу в мутной воде».

Представителями этой торговли служат десятка три различных личностей: частью питомцев бывшей Амурской компании, частью прежних маркитантов, приказчиков, оставных солдат, фельдшеров и т. д.

Более богатые из них, т. е. успевшие нажиться, живут в Хабаровке, остальные же по казачьим станицам на Уссури и в Южноуссурийском крае на озере Ханка.

Товары свои хабаровские купцы получают частью из Николаевска [54], куда эти товары привозятся на иностранных кораблях, частью же выписывают их из Читы или из Иркутска, реже прямо из Москвы. Торговцы по уссурийским станицам запасаются товарами уже в Хабаровке.

Все эти товары самого низкого качества, потому что как из России, так и из-за границы стараются сбыть сюда самую дрянь, которая не идёт с рук дома. Притом же цены на них непомерные. Уже в Иркутске и Николаевске цены на всё, по крайней мере, двойные; затем хабаровские торговцы берут в полтора или два раза против того, почём они сами покупали; наконец, их приказчики или другие мелкие купцы, торгующие по станицам Уссури, берут опять в полтора или два раза против хабаровских цен. Из такого перехода товаров уже можнв себе представить, до какой безобразной цифры достигает дороговизна на всё.

Товары, получаемые из Николаевска, продаются в Хабаровке и по уссурийским станицам также по двойной или, уже как редкость, по полуторной цене против той, которую они стоят на месте.

Смешно сказать, что выгоднее выписывать из Москвы по почте даже такие предметы, как свечи и пеньковые верёвки. Действительно, пуд последних в Москве стоит 3 руб., за пересылку нужно заплатить 12 руб., да за укупорку и страхование положим 50 коп., следовательно, выходит 15 руб. 50 коп., всё же не 16 руб., как в Хабаровке. Пуд стеариновых свечей с пересылкой будет стоить 25 руб., следовательно, на 5 руб. дешевле, нежели у купцов на Уссури. Многие товары, как-то материи, табак, сукна и пр., можно получать, выписывая вдвое дешевле против здешнего, но при этом с той огромной выгодой, что все предметы будут хорошего качества, а не та гниль и оборыши, которые продаются уссурийскими купцами.

Кроме того, при отсутствии всякой конкуренции цены на товары не имеют определённой нормы, а совершенно зависят от произвола продавца. Появится ли большой запас на какой-нибудь товар или просто он остаётся в продаже только у одного какого-нибудь купца, сейчас же цена на него накладывается двойная или, если уже сильно совесть зазрит, то полуторная.

Немного дешевле можно купить все вообще товары только летом, когда с верховьев Амура приходят в Хабаровку баржи с различными товарами, отправляемыми некоторыми купцами из Читы и из Иркутска собственно для продажи по амурским станицам и в городах Благовещенске и Николаевске. Однако названные баржи никогда не плавают по Уссури, население которой лишено даже и этой незначительной выгоды.

Такими-то спекуляциями и наживают себе деньги все аферисты, которые являются сюда нищими, а через несколько лет уже ворочают большими капиталами. Они сами открыто говорят, что «если на один рубль нельзя заработать в год три, то не стоит денег брать в руки», и подобное правило, конечно, может быть применимо в здешних местах, где вся торговля основана на эксплоатации и афере, а не на правильных и честных оборотах.

Через Хабаровку проходит линия амурского телеграфа, который соединяет город Николаевск с Новгородской гаванью, лежащей в заливе Посьета.

Не отрицая некоторой, впрочем, весьма малой пользы, приносимой в настоящее время этим телеграфом, нельзя не пожелать в будущем лучшего его устройства. В особенности теперь, когда телеграфное сообщение устраивается, с одной стороны, от г. Сретенска по Амуру до Хабаровки, а с другой - от Новгородской гавани до Шанхая, и когда, таким образом, нынешний уссурийский телеграф войдёт в связь с Россией и Европой, - теперь является настоятельная необходимость обеспечить более правильное и постоянное по нему сообщение.

Мне кажется, прежде всего следует расширить просеку, которая в лесах Уссурийского края имеет всего пять сажен ширины, так что падающие деревья беспрестанно портят проволоку, а через то действие очень часто прерывается, иногда на долгое время.

Кроме телеграфного сообщения, в Уссурийском крае зимой производится почтовое, а летом пароходное [55], двумя небольшими казёнными пароходами, которые буксируют по Уссури, Сунгаче и на озере Ханка баржи с провиантом и фуражом для войск. Правильных рейсов эти пароходы не делают, но приходят и уходят из Хабаровки по мере надобности в казенной перевозке и буксировке барж. Вместе с тем эти пароходы возят и пассажиров, хотя такой провоз не обязателен для них, так что капитан по своему усмотрению может принять и не принять всякое частное лицо. Впрочем подобных путешественников бывает здесь немного, только купцы; все же офицеры и чиновники обыкновенно имеют различные предписания на право проезда.

Обращаясь ещё раз к самой Хабаровке, следует сказать, что выгодное положение этого селения при слиянии двух громадных водных систем - амурской и уссурийской - обещает ему широкое развитие даже в недалёком будущем. Что бы ни говорили, а рано или поздно Николаевск должен потерять своё значение как порта и как места центрального управления Приморской областью. В первом отношении он имеет весьма сильных конкурентовв во Владивостоке и Посьете, наших южных гаванях, во втором - в Хабаровке. При самом поверхностном знакомстве с Приморской областью можно утвердительно сказать, что вся её будущность как страны земледельческой заключается в Уссурийском и в особенности Южноуссурийском крае, а никак не на низовьях Амура или в других, ещё более северных частях. Понятно, что и центральное управление краем должно находиться как можно ближе к тем местностям, куда направлена главная его деятельность; между тем как в настоящее время оно удалено от этих мест более чем на тысячу вёрст. И тем сильнее чувствуется подобный недостаток в стране без дорог, где сообщение совершенно прекращается весной и осенью на продолжительное время.

Всякое административное распоряжение, иногда очень спешное, не может быть доставлено во-время, в особенности при неисправном действии существующего телеграфа. Таким образом, даже известие о появлении в наших пределах весной 1868 года китайских разбойников было получено в Николаевске только через 17 дней после его отправления вследствие недействия телеграфа и невозможности почтового сообщения во время весенней распутицы.

С другой стороны, перенесение центрального управления из Николаевска в Хабаровку, куда, следовательно, переберутся все служащие, сильно поднимает местную производительность Уссурийского края и доставит ему возможность верного и обширного сбыта своих земледельческих произведений, а это, без сомнения, выгодно отразится на благосостоянии его обитателей.

Начнём теперь про само путешествие.

Проведя несколько дней в Хабаровке, я направился вверх по Уссури не на пароходе, а на лодке, так как при подобном способе движения можно было подробнее ознакомиться с краем, по которому приходилось ехать. Лодка у меня была своя собственная, гребцов же я брал в каждой станице посменно. Гоньба почты и провоз проезжающих составляют повинность казаков, которые поочередно выставляют в каждой станице зимой лошадей, а летом гребцов и лодки. Каждая такая очередь стоит неделю; прогоны платятся по три копейки на версту зимой за лошадь, а летом за каждого гребца. Впрочем летом проезжающих в лодках почти никого не бывает, кроме казачьих офицеров, которые ездят по делам служебным. Зимой дорога по льду Уссури довольно хороша, но летом других сообщений, кроме водных, не существует. Правда, между станицами есть тропинки, но по ним можно пробраться только пешком или верхом, да и то не всегда благополучно, особенно во время наводнений.

Моё плавание по Уссури от её устья до последней станицы Буссе (477 верст) [509 км] продолжалось 23 дня, и всё это время сильные дожди, шедшие иногда суток по двое без перерыва, служили большой помехой для всякого рода экскурсий.

Собранные растения зачастую гибли от сырости, чучела птиц не просыхали как следует и портились, а большая вода в Уссури, которая во второй половине июня прибыла сажени на две против обыкновенного уровня, затопила все луга, не давая возможности иногда в продолжение целого дня выходить из лодки.

С поднятием вверх по реке изменяется и характер её берегов, по различию которых можно приблизительно определить границы нижнего, среднего и верхнего течения Уссури.

Первое, т. е. нижнее, течение простирается от её устья до впадения слева реки Нор и характеризуется в общем преобладанием равнинной формы поверхности. Здесь, на левой стороне Уссури, необозримые равнины тянутся не прерываясь от самого Амура вплоть до устья Нора, а на запад простираются до возвышенности, разделяющей притоки Уссури с притоками Амура и Сунгари.

Эти громадные равнины везде имеют один и тот же характер: обширные заливные низменности с множеством больших и малых озёр сменяются площадями несколько возвышенными и невысокими, по большей части узкими и длинными увалами, или рёлками, идущими во всевозможных направлениях. Везде здесь преобладает травяная растительность, которая по заливным низинам состоит почти исключительно из тростеполевицы (Calamagrostis purpurea) [С. Langsdorfii - вейник], достигающей саженного роста [2 м], а по кочковатым берегам озёр, покрытых множеством чилима (Trapa natans) и кувшинки (Nymphaea tetragona) и окаймлённых тростником (Arundo phragmitis) [Phragmites communis] или аиром (Acorus calamus), - из видов осоки (Carex) и ситовника [сыть] (Cyperus). На болотистых окраинах этих озёр весной цветёт сибирский касатик (Iris sibirica) [касатик восточный - Iris orientalis], заливающий тогда целые пространства своим прекрасным голубым цветом, а позднее, уже летом, на тех же самых болотах во множестве развивается не менее красивый гигантский мытник (Pedicularis grandiflora), усыпанный большими розовыми цветами. Кроме того, здесь же встречаются лютик (Ranunculus flammula) [56], пушица (Eriophorum angustifolium), чина (Lathyrus palustris) и другие болотные травы.

Там, где равнина делается возвышеннее, растительность становится более разнообразна, а множество кустов таволги и шиповника образуют густые заросли. Кой-где появляются здесь большие группы деревьев: дуба чёрной берёзы, осины, липы, маакии и др., между которыми густо растёт ветвистый кустарник леспедецы.

Но самая разнообразная растительность встречается на сухой почве рёлок, где всего более растут деревья и кустарники, а из травянистых растений чаще других попадаются: лилия, красная и жёлтая (Lilium pulchellum, L. spectabile) [Л. красивая - Lilium pulchellum, даурская - L. dauricum], пионы (Paeonia albiflora), ясенец (Dietamnus fraxinella) [D. dasicarpus], синюха (Polemonium coeruleum) [P. acutiflorum], валериана (Valeriana officinalis) [57], крестовник (Senecio pratensis), золотисто-жёлтый Hemerocallis graminea [красоднев малый - H. minor]. Густые заросли этих и других трав переплетают: подмаренник (Gallium borйale), повилика (Cuscuta japonica), диоскорея (Dioscorea quinqueloba) [D. polystachya] и Menispermum dauricum.

Правая сторона нижнего течения Уссури далеко не представляет однообразия равнины берега. Здесь, т. е. по правой стороне реки, вёрст за пятьдесят от её устья, вдруг вздымается, тысячи на три или на четыре футов [900 - 1 200 м] хребет Хехцыр, который тянется затем на некоторое расстояние вдоль Амура и пускает к берегу Уссури иногда крутые, по большей же части пологие, отрасли.

Этот хребет сплошь покрыт лесами, состоящими из ильма, липы, ясеня, клёна, дуба, грецкого ореха, пробки и других лиственных деревьев, с которыми перемешаны хвойные породы: кедр, ель, пихта и лиственица. Густой подлесок образуют лещина, бузина, жасмин, сирень, калина, елейтерококкус, жимолость и другие кустарники, свойственные Уссурийскому краю. Вообще Хехцырский хребет представляет такое богатство лесной растительности, какое редко можно встретить в других даже более южных частях Уссурийского края.