Встречи

Встречи

У Нины Елистратовны сидела ее давнишняя подруга — Анна Ивановна Переверзева. Врач родильного дома, она с самого начала войны перешла работать в госпиталь. Когда фронт стал приближаться, госпиталь эвакуировали, а Переверзева осталась: на руках у нее было двадцать тяжело раненных красноармейцев.

Едва гитлеровцы заняли Пятигорск, в госпитале появились трое пехотных офицеров. Они сунулись было в палаты, но их остановила табличка на одной из дверей: «Flecktyphus» (сыпной тиф). Офицеры сели в машину и укатили.

— Ох, Нина, не знаю, что и делать, — говорила Анна Ивановна. — Держать раненых дальше опасно. Каждую минуту может нагрянуть гестапо. Где мне их спрятать?

— Хорошо бы переправить через линию фронта.

— А одежда? А документы?

— Одежду найдем. И насчет документов тоже надо прикинуть. Да, Аня, не думали мы с тобой, не гадали, что дождемся такой беды. Надо что-то делать.

— Надо, — согласилась Анна Ивановна.

— Для начала хочу встретиться с Никитиной. Ты ее знаешь?

— Жену Никитина, председателя краевой партизанской комиссии?

— Да. Думаю, у нее должны быть какие-то связи…

В коридоре послышались быстрые шаги. Нина Елистратовна умолкла. Дверь распахнулась, и вошел Юра.

— Здравствуйте, Анна Ивановна!

— Здравствуй, Юрик. Вон ты какой вымахал. А я помню, когда тебе от роду было…

— Лет пять?

— Нет. Когда тебе было всего две минуты… Ну, Ниночка, я пошла.

— Я провожу тебя…

Когда Нина Елистратовна вернулась, Юра ходил по комнате из угла в угол. Вид у него был озабоченный.

— Ты мне хочешь что-то сказать? — спросила Нина Елистратовна.

— Понимаешь, ма… Ну, одним словом, мы с ребятами хотели бы собраться. Завтра у Левы Акимова день рождения. Можно у нас?

Нина Елистратовна подошла к сыну.

— У Левы ведь день рождения в январе, а сейчас август. Зачем ты так? Если вам надо встретиться, я не возражаю. Когда они придут?

— В пять. А сегодня к тебе собирался Спартак Никитин.

— Никитин?! — удивленно переспросила Нина Елистратовна.

— А почему это так тебя взволновало?

— Знаешь, удивительное совпадение. Мы с Анной Ивановной буквально минуту назад говорили о его матери, Екатерине Александровне.

Спартак пришел около шести. Поздоровавшись, он сказал:

— Нина Елистратовна, мне нужно поговорить с вами наедине. Юра, ты извини…

— Ладно. Я пока схожу за Игорьком. Он у Вити Громыко.

Юра вышел, осторожно притворив за собою дверь.

В глубине души он был обижен: выставили его довольно бесцеремонно.

«Ну и пусть, — думал он. — У вас свои секреты, у нас свои».

Витя Громыко жил по соседству. Еще в раннем детстве у него стало плохо с ногами. И он ходил на костылях. Говорили, что его болезнь неизлечима. Но Витя не унывал, и товарищи любили его за ровный и веселый нрав. Приходу Юры он обрадовался:

— Ну, что нового в городе? В центре был? С ребятами виделся?

Юра рассказал все по порядку. Не утаил он и разговора на чердаке, правда, об этом пришлось рассказать на ухо, потому что рядом вертелся восьмилетний Игорек.

— Обидно, — сказал Витя, взглянув на свои костыли.

— Да брось ты, и тебе дело найдем. У тебя, например, хороший почерк…

— Все равно обидно. Слушай, а что это за пальба была, когда немцы вошли? Говорят, наши танки стреляли?

— Не танки, а бронированный трактор с пулеметами. Его подбили и сожгли вместе с экипажем 1. Больше я ничего не слыхал.

Когда Юра с Игорьком вернулись домой, Спартака там уже не было.