Воскрешение монархии — консервативная утопия или революционное возрождение Традиции?

Для того, чтобы прояснить те позиции, на которых стоят современные православные мыслители-монархисты, и в частности для того, чтобы у читателей и просто интересующихся не возникло впечатление, что, когда мы говорим о монархии, речь в основном идет о чем-то невразумительном, не имеющем практического политического значения для современности, мы вынуждены были рассмотреть один документ, появившийся в Интернете в 2006 году.

Адрес сайта мы не будем называть по той причине, чтобы у читателя не создалось ложного впечатления, что мы переходим на личности. Ничего личного, только документ и оценка тех негативных последствий, которые он может спровоцировать.

Разбор тезисов, предложенных т. н. «правым манифестом», позволит читателю понять, что есть истинного и ложного в самой постановке вопроса о возрождении давно утраченных традиционных государственных институтов, уразуметь, утопией или реальностью самого ближайшего времени может обернуться обсуждаемая тема монархического возрождения. Важно, что после продолжительного бытования в электронной версии документ, который мы будем разбирать, был выпущен и отдельной брошюрой.

Сам пафос документа заслуживает уважения. Люди решили привести, путем декларирования бесспорных политических тезисов, всю современную разномастную «национал-патриотику» к единому знаменателю, договориться о единых принципах, знаковых символах и о единстве ценностных установок. Манифест русских консерваторов примечателен тем, что его авторы мнят себя яркими представителями национал-консервативного политического крыла современного патриотического лагеря. Но так ли это?

В плане эмоций это так. В плане идейного багажа авторов — нет!

Имеют ли ценности и идеалы, заявленные в манифесте, какое-то отношение к историческим ценностям русской нации? Местами это не совсем так, местами — совсем не так. И читатель себе должен четко представлять, что там, где истина и ложь сливаются в единое месиво, не может быть творческого акта возрождения священных начал национального бытия. К большому сожалению, мы имеем дело именно с таким идейным винегретом.

Тщательный разбор манифеста обусловлен тем, что у нас есть возможность, как говорится, от противного сформулировать те ценностные установки, которые действительно отражают традиционный политический идеал русского народа, за который он может и имеет право вступать в политическую борьбу единым фронтом.

Жаль авторов и подписантов документа, которые, без сомнения, будучи искренними патриотами, не нашли в себе силы тщательней проработать тезисы манифеста, чтобы не подставляться под убийственную критику наших оппонентов. Предвосхищая их рвение, возьмем на себя обязанность покритиковать соратников, тем более что эта критика поможет читателю лучше понять те мысли и исповедуемые нами идеалы, которые ему будут предложены в следующих главах книги.

После прочтения манифеста русских консерваторов в том виде, в котором он представлен на интернетовском сайте, создается впечатление, что его авторы не совсем верно представляли себе коренную суть той позиции, адептами которой они себя заявили.

Называя себя консерваторами и, очевидно, желая указать общественности на необходимость серьезной альтернативы либеральной идеологии, авторы манифеста продемонстрировали, что, несмотря на весь государственнический пафос и чрезмерное использование таких терминов, как «священный», «традиция», логика их «императивов», понятий и установок, да и весь терминологический аппарат, не выходит за пределы границ все тех же либеральных фетишей.

Трудно избавиться от впечатления, что авторы «манифеста» хотели понравиться всем и всякому и поэтому не сформулировали последовательной, хотя бы консервативной позиции, а наоборот, предложили некий экзотический салат из либеральных, коммунистических и правоконсервативных лозунгов. Будто бы и не подозревали, что современные, стоящие у руля власти неолибералы стремятся преодолеть свой совершенно очевидный мировоззренческий кризис точно такой же мешаниной из рыночных утопий и пафосного патриотизма.

Кушанье подобного рода готовится легко. Ведь и консерватизм, и либерализм, и фашизм, и коммунизм — есть лишь следствия или реакция на тотальный «прогрессизм». Это лишь различные проявления, манифестации наступающего антитрадиционализма.

Различия вышеуказанных проявлений ярки, но поверхностны, а глубинная суть, как и происхождение, едина.

Так что же нам предлагают? Некий акт политической правды или приглашение к участию в коммунальных склоках претендентов на очередную партию власти, занимающую по указке сверху заботливо приготовленную политическую лузу?

Будем исходить из того, что авторы «манифеста» взялись за написание его из лучших побуждений, и путаница в их головах не имеет под собой ничего нечестного, никакой игры.

Поэтому попробуем с позиций тех «граждан» России, которые действительно «объединены традициями», к кому, собственно, и обращен данный документ, тщательно, «по косточкам» разобрать этот «манифест».

Прежде всего, вызывает категорическое возражение непродуманное использование понятия «консерватизм».

Данный термин из английского политического словаря изначально, и всегда в дальнейшем, определял политическую группу лиц, которая видела благо социума в твердом охранительстве тех политических и экономических институтов, которые были в наличии на данный момент и являли собой некие законченные формы, имеющие долгую (или не очень) историю развития.

И здесь мы должны четко осознать, что на разных отрезках европейской истории консерватизм и традиционные ценности не всегда совпадали. Вернее, чем ближе к нашему времени, тем этих совпадений меньше.

Уже буржуазный консерватизм ратовал за сохранение таких порядков, которые далеко не согласовывались с традиционными институтами старой Европы.

Особенности его консерватизма были и в России. Тут они в еще меньшей степени соотносились с русскими традиционными духовными и государственными ценностями и идеалами. «Охранительство» добуржуазного периода Тихомирова, Леонтьева, Победоносцева и буржуазное, с определенной долей условности, «охранительство» Львова, Керенского и Гучкова есть вещи принципиально разные. Консерватизм Леонида Брежнева и Егора Лигачева вообще прямо противоречил духовным основам российской государственности. Так что же хотят законсервировать сегодняшние консерваторы? Есть ли в нашей современной жизни ценности, которые требуют бережного сохранения через консервирование, или нет — вопрос серьезный.

Фраза авторов «манифеста» о том, что традиции формируют консервативные ценности, по сути не корректна. Уже определенная иерархия ценностей и есть то, что подразумевается под традицией. Консервативные ценности могут опираться на традицию, а могут и противоречить ей в общем и в частностях. Например, исторически известные нам европейские консерваторы XX века никак не могут почитаться охранителями некоей древней духовной традиции матушки-Европы. Наоборот, по отношению к ней они были революционерами.

Политический консерватизм в России вообще не существовал. Была яркая консервативная политическая мысль: те же Леонтьев, Катков, Победоносцев, но политической организационной силы классического консервативного толка в России не было. Не считать же таковыми «октябристов», в самом деле.

Консерватизм — это далеко не открытость при устойчивости перед чужими влияниями, как утверждают авторы «манифеста». Консерватизм — это по возможности максимальная закрытость, в первую очередь от влияний внутреннего, зачастую — вполне объективного характера. Консерватизм — это глухая защита того, кто надеется в защитной стойке переждать напор противника и сломить его в затяжной схватке. Отдадим должное честности Победоносцева, который не пытался выдать консерватизм за этакого «тяни-толкая»: вроде как мы за все хорошее, но против всего плохого, — а честно призывал Россию подморозить, предчувствуя, что ветер перемен, пусть он теплый и нежный, с прекрасными ароматами надежды на лучшее, сметет Россию без остатка.

Надежда на то, что все «прошлое» можно оставить как есть и что «прошлое» можно «заново осознать и улучшить» за счет новых идей, новых веяний, что их можно контролировать и распоряжаться ими, выбирая «все хорошее» и отбраковывая все плохое, — надежда напрасная, смертельная иллюзия.

Новое надвигается единым девятым валом, где нельзя сразу и понять, что приемлемо, а что нет. Кроме того, этот вал нового всегда гомогенен и не поддается членению. Он или сметает старое, или разбивается об него. Компромиссы, на которые мне могут указать в истории, всегда носили лишь временный характер и всегда были не в пользу консерваторов. Как только революция набирала достаточную силу, она сметала остатки прошлого, или, в лучшем случае, совершалась подмена, когда над отжившим свой век политическим организмом или институтом оставалась одна вывеска безо всякого реального содержания. Примером могут служить все современные европейские монархии.

Неуместное использование термина «консерватизм» всегда будет загонять нас в логические ловушки.

«Консерватизм — это верность себе», — утверждают авторы «манифеста».

Консерватизм европейский — это, конечно, в определенном смысле верность себе. Но верностью себе является и сатанинская вера первых большевиков-изуверов в свое «правое дело».

Но вот верности историческим идеалам нации и ее духовным ценностям консерватизм, по определению, не обеспечивает, примером чему могут служить консерваторы Европы всего XX века, предпочитающие охранять хлам материального благополучия и не рисковать ничем ради Святых Истин.

Так что национальные интересы народа на данном историческом этапе и консерватизм правящего класса — вещи далеко не всегда тождественные. Консерватизм не всегда национален!

Поэтому любые разговоры о политической платформе консервативного характера для объединения русского патриотического лагеря могут быть политологически корректными, только если делается попытка реанимации недавнего прошлого в обертке национал-большевизма. Думается, авторы «манифеста» как раз этого-то и не желают.

Видимо, осознавая свои натяжки в определении консерватизма как некой панацеи национального спасения, они пытаются спрятаться за софизмы о том, что «консерватизм — это любовь к историческому облику», а «будущее — есть улучшенное прошлое».

Любой здравомыслящий человек сразу спросит авторов «манифеста», какое конкретно прошлое нужно улучшить, чтобы вышло непременно светлое будущее? К какому конкретно историческому облику мы должны испытывать трепетную любовь, кем мы хотим быть завтра: комиссарами в пыльных шлемах, павловскими гвардейцами с косами из пакли, стрельцами царевны Софьи или ушкуйниками? Хотелось бы уточнений.

Кстати, у современного либерализма в России тоже появилась тяга к «историческим обликам», т. е. историческому маскараду. Тут вам и приемы в Константиновском дворце под Питером, и гвардейцы кремлевского полка в мундирах XIX века — нате-с вам! — и дворянские собрания в столицах и по уездным городам.

А ведь ни для кого не тайна, что либерализму противостоит не консерватизм, а то, что называют традиционализмом, хотя и это понятие, по необходимости, заимствовано из западноевропейской историософской мысли, и оно, увы, тоже не способно описать всю полноту духовного и исторического опыта России.

Традиционализм тем и отличается как от либерализма, так и от консерватизма, социал-демократии, коммунизма, фашизма, глобализма, фундаментализма и, главное, от атеизма и религиозного индифферентизма, что имеет своим сокровищем и духоносным центром не ценности прошлых эпох и не ценности новые, «общечеловеческие», а ценности горние, ценности вечные. Он не просто признает «творческую силу своего народа», но и всегда, каким бы светским ни было общество, помогает видеть действие Силы вышней, Воли священной в делах повседневности, силы, определяющей как прошлое народа, так и его будущее.

Так что, если мы не хотим лукавить и притворяться, не хотим быть марионетками в чужой большой игре, то необходимо определяться, на какой стороне баррикад мы желаем оказаться в идеологическом противостоянии.

Только через это мы сможем поставить верный диагноз болезни нашего общества, предложить пути выхода и найти или, скорее, сформировать те силы, на которые мы сможем опереться.

Авторы «манифеста» обращаются к «патриотическим силам» с призывом «отложить споры о приоритетах и частностях» и объединяться. Дескать, и так «большинство граждан России объединены традициями».

Но под традициями не стоит понимать походы в баню с друзьями под Новый год. Необходимо всецело опереться на ту систему государственной, политической, хозяйственной, культурной, семейной деятельности человека и человеческих коллективов, органически вырастающую из коренных основ народной жизни, которая не просто прослеживается в продолжительном историческом периоде России, но дает поразительные исторические примеры реализации духовных и нравственных ценностей, нашедших свое оформленное воплощение в религиозной системе данного общества — в Православной вере русского народа. В ней до€лжно обнаруживать константу поведенческих мотиваций этноса во всех сферах жизнедеятельности. В этом и есть традиционная точка зрения правой политической системы ценностей.

Хочется спросить авторов «манифеста» и подписавшихся под документом лиц, какие именно «традиции» они имеют в виду и с кем именно на их основе можно объединяться?

«Большинство граждан» России давным-давно не только не объединены никакими традиционными связями, кроме застолий по бывшим советским праздникам, но и вообще не знают никаких истинных традиций, кроме хождения на кладбище с крашеными яйцами в Пасху, когда ничтожное меньшинство народа, имеющее хоть малейшее понятие о действительной традиции, стоит на праздничной службе в Церкви.

В России не осталось ни одного традиционного института, за исключением семьи и Церкви.

Сразу оговоримся, что и семья, как она понимается современным российским законодательством, и Московская Патриархия давно не являются всецело традиционными институтами. Их состояние сегодня можно назвать чрезвычайно болезненным. Семья стала у нас и в Европе, куда мы стремимся, лишь договорным союзом сексуального партнерства при экономической самостийности супругов и их исключительно индивидуальной связи с обществом и законами государства. Где уж тут говорить о традиционной семье как неделимой первичной ячейке традиционного социума, о православной семейной «малой церкви».

Много вопросов и с легитимной преемственностью РПЦ по отношению к Поместной Русской Православной Церкви Императорского периода. В определенном смысле мы можем говорить о параномии существования нынешних Церковных институтов в России и в Русском Зарубежье (имеется в виду Московская Патриархия и Зарубежный Синод).

Это состояние параномии усугубляется законодательным отделением Церкви от государства, что вообще немыслимо для традиционного общества, построенного на истинной церковности народа и христианских идеалах жизни.

Быть может, авторы манифеста согласны с современным публицистом С.Ф. Кара-Мурзой и считают СССР классическим государством традиционного типа?

Безусловно, некоторые функциональные общественные институты в СССР были построены в некотором подобии с традиционными институтами старой Европы. Переход маленького человечка из детского состояния в юношеское осуществлялся в школе путем принятия октябренка в пионеры, переход из юношеского состояния в состояние полноправного члена общества хотя и был связан с получением паспорта, но предварялся для многих приемом в комсомол. Во всем этом не сложно усмотреть симуляцию «традиционного посвящения», когда человек, пройдя определенные испытания, обретал через ритуал новое качество в рамках традиционного социума.

Вспомним, что были созданы профессиональные союзы писателей, художников и т. д. с попыткой возродить в новых, социалистических условиях некую феодальную цеховую этику. Была и попытка моделировать новые сословия путем поощрения преемственности профессии. Все мы помним время, когда прославлялись потомственные сталевары, врачи, военные. А чего стоит закрепление спортивных обществ типа «ЦСКА», «Спартак» или «Динамо» за определенными профессиональными институтами: за армией, за МВД и за профсоюзом пищевиков соответственно. Как тут не вспомнить Византию с ее партиями болельщиков, сходившихся на ипподром Константинополя, когда аристократы-«синие» болели за одних наездников, а мещане-«зеленые» — за других, а потом и те и другие били «красных» — не подумайте, что коммунистов, — вообще непонятно за кого болевших и на чьей стороне бывших.

Опять же, нетрудно увидеть в таком членении болельщицкой массы в СССР попытку каким-то образом расслоить общество на псевдосословные группы, симулировать традиционные сословные сообщества для придания устойчивости всему государственному зданию Союза, очевидно страдавшего от тотальной унификации всех и каждого.

Однако даже поборников «советского традиционализма» нужно огорчить. Уже и от этих институтов не осталось камня на камне. Ведь не считать же таковым, например, современную российскую армию — некое учреждение на голодном пайке, где служат за возможность получить крышу над головой в необозримом будущем. Или, быть может, кто-то возьмется утверждать, что современные болельщики футбольных клубов реально отождествляют себя и свой выбор с собственной профессиональной принадлежностью? Или кому-то кажется, что Союз писателей России не есть угасающая тень недавнего советского прошлого? А где мы можем обнаружить следы псевдопосвящений? Только в армии, когда «деды» издеваются над «молодыми».

Главный вопрос современности: кто из нынешних патриотов откликнется на призыв к восстановлению «полноты исторической государственности», понимая, что такая полнота государственности России без полноты воцерковления народа, без симфонии Государства и Церкви невозможна?

Народ русский вошел в Церковь не племенами, а всецело государственно, по указу великого князя Владимира. И государство наше стало внешней оградой Поместной Церкви. Разделить Церковь и государство в России — значит разорвать традиционное единство, лишив государство священной санкции на историческое бытие, а Церковь поставить перед угрозой потери своей «неотмирности» и инаковости по отношению к человеческим учреждениям, подчинения земным институтам власти, превращения ее в суррогат «нравственной полиции» при минимизации возможностей как-то действительно влиять на ситуацию даже в рамках этих обязанностей.

Вообще говоря, этот «манифест неоконсерваторов», названный «императивами национального единения», начинается с прямо неверного посыла: «Призываем все патриотические силы России, отложив споры о приоритетах и частностях, объединиться на основе этих императивов в национально-консервативный союз, создать силу, способную восстановить полноту исторической государственности».

Последняя фраза тезиса мобилизует прочитавшего ринуться на восстановление «полноты исторической государственности». То есть подразумевается, что в неполном виде мы ее уже имеем. Полный абсурд.

Никогда прежде наше общество не было столь далеко от традиционной исторической русской государственности. Ее у нас просто нет — ни полной, ни тощей. Не полноту ее надо восстанавливать, откармливая современный бюрократический строй, а вообще воскресать из небытия эту самую государственность в России.

Более того, совершенно непонятно, как авторы «манифеста» сподобились дойти до императивов возрождения, отложив споры о приоритетах. А ведь без них, то есть без главных векторов политического осмысления реальности и перспектив развития, программного документа не получится.

Споры о «приоритетах и ценностях», господа создатели объединительного «манифеста», откладывать нельзя. Более того, именно с них необходимо начинать. А если эти споры отложить, то «частностью» всегда, без исключений, оказывается в конце концов сам Господь Бог.

Конечно, патриотам необходимо объединяться. И не нужно отвергать ни тех, кто называет себя коммунистами, ни «медведей», ни кого-то еще. В условиях, когда на политическом поле нет ни одной силы, которая бы отстаивала традиционалистскую позицию, политически активные люди, близкие по взглядам, реализуют себя, где могут, даже среди маргиналов от политики. Или вообще устраняются от любой политической активности.

Понимая, что в России императив объединения здоровых политических сил может быть только один — христианский, рассмотрим теперь «императивы национального возрождения» каждый в отдельности, по тезисам, и дадим на каждую из идеологических максим «манифеста» пояснительный комментарий.

Тезис: «Ближайшие годы России — это годы общенациональных свершений. Большинство граждан, готовых и дальше делить со своей Родиной ее исторический путь, объединены традициями, формирующими консервативные ценности. Консерватизм — это верность себе, своему историческому и духовному пути, способность, сохраняя открытость, не поддаваться чужим влияниям. Будущее есть заново осознанное и улучшенное прошлое. Движение общества в сторону консерватизма — залог успешности Русского прорыва в будущее. Консерватизм всегда национален: национальный консерватизм — это прежде всего любовь к историческому облику и признание творческой силы своего народа».

Комментарий. Про ближайшие годы свершений сказано сильно, но, совершенно определенно, в состоянии транса, на медиумическом сеансе у экстрасенса. «Манифест» не должен начинаться с волхвований. Это даже не попытка футуристического прогноза, а прямо заклинание стихий.

На других, очень спорных утверждениях мы остановимся ниже, в заключительной части главы. Определенной части этих постулатов мы уже касались в начале.

Тезис: «Россия играет ключевую роль в мировой истории. Государство, веками обеспечивавшее справедливый мировой порядок, имеет свой самостоятельный геополитический проект: это Восточно-Христианская цивилизация. Вписывание России в рамки иных геополитических образований неприемлемо».

Комментарий. Россия, конечно, играет роль в мировой истории, но, строго говоря, речь должна идти в первую очередь о русском народе. В Священном Писании неоднократно указывается, что субъектом Священной Истории (а другой, с позиций христианства, и быть не может) выступает именно народ с коллективной «вменяемостью», о чем можно судить хотя бы из того факта, что именно народы предстанут на Суд перед Престолом Всевышнего! Далее следует совершенно нелепая фраза о том, что наше государство веками обеспечивало справедливый мировой порядок. Это неверно, по сути и в частностях. Миропорядок вообще находится в деснице Божией. Государство может и обязано воспроизводить «Божие установления» только на подвластной ему территории. Само словосочетание «мировой порядок» есть отвратительный политологический жаргон последних времен, когда понятие об истинном порядке вещей в целом было безвозвратно потеряно человечеством. Воспроизводить это жаргонное словосочетание в документе русских правых политиков весьма неумно. Далее — совершенно странная фраза о том, что государство имеет свой геополитический проект. О чем речь? Государство традиционного типа имеет задачи и Задачу, но не строит проектов. Задача христианского государства задана «сверху», и здесь государство есть объект внешнего сакрального воздействия. Если у него возникают свои проекты, то оно уже не является государством в традиционном понимании этого слова. Безусловно, у любого традиционного государства могут возникать определенные политические планы, вызревать и меняться политические приоритеты, но все это существует в рамках единой задачи. Для России это — быть внешней оградой Вселенской Православной Церкви. Когда авторы «манифеста» пишут о том, что у государства Российского был исторический геополитический проект построения и охраны особой Восточно-Христианской цивилизации, то это означает только то, что, прочитав книги Тойнби, они не удосужились ознакомиться с русской историей. Само словосочетание «Восточно-Христианская цивилизация» звучит чудовищно. До Тойнби такого интеллектуального выверта никто не знал, тем более на Руси. Была книга Данилевского «Россия и Европа», где автор смоделировал теорию о некой новой славянской цивилизации, идущей на смену романо-германскому миру. Но эта теория, к сожалению, опиралась на политические миражи позднего панславизма, а не на реалии истории. Даже сам романо-германский мир, как он виделся Данилевскому и Тойнби, есть не продукт длительной истории, а лишь плод (возможно, «внебрачный») эпохи Возрождения. Традиционно и в Европе, и в России мы воспринимали друг друга как единую Христианскую ойкумену. Весь вопрос был только в том, кто представляет истинную Церковь, за кем право первородства — за Римским престолом или за Православными патриархами? Для России ее, если угодно, геополитическим проектом, сверхзаданием было государственное охранение Истинной Церкви, или, пользуясь современным политическим «новоязом», Истинной Христианской Цивилизации, которая может быть только одна, как Истина, и не распадаться по территориальному признаку (не абсурд ли?) на Восток и Запад. Замечательно писал об этом Хомяков, о чем авторам «манифеста» нужно было бы знать. Помилуй Бог, не странно ли читать, что у России есть некий проект, который прописал для нее английский мыслитель Тойнби в своих недавних книгах? А до него-то мы как жили?

Истинная образованность состоит в неразрывной связи индивидуума со своим национальным интеллектуальным богатством, а не с поверхностной начитанностью книгами западноевропейских умников, давно утерявших способность к постижению истинной истории как священного процесса. В древней формулировке «Москва — Третий Рим» мы обязаны видеть (если не полные идиоты) не Восточно-Христианский проект, а исключительно — Панхристианский, не нами для себя выбранный, но данный нам как Задание Творцом всего сущего!

Тезис: «Русская нация несет ответственность за судьбу Российского государства. Волей истории она оказалась разделенной. Убывание населения создает угрозу государственности. Исходя из этого, демографический рост — норма общественной жизни, а преодоление раздробленности русской нации — самая насущная задача».

Комментарий. Хорошо было бы указать, перед кем и чем несем мы ответственность за Государство и его судьбу? Перед предками, будущими поколениями, перед инородцами, перед мировой тусовкой? А может быть, и прежде всего, перед Богом?! Давайте определимся.

Затем, я не стал бы демонизировать историю в целом и наваливать на нее, бедную, всю ответственность за то, что нас по нашей же вине разделили.

Далее, совершенно необходимо указать, что не простой демографический спад, а именно и только изменение структуры населения, когда катастрофически сокращается его творческое государственное ядро, имеет для нас первостепенное значение! После этого странно звучит фраза о том, что демографический рост — норма общественной жизни. Это когда же он стал у нас нормой, и как его вообще нормировать? Вот загадка загадок! Но самое страшное, что и демографический всплеск, если такой, паче чаяния, случится, может не только не привести к стабильности и процветанию, но, при существующей системе общенародно разделяемых ценностей материального благополучия, вообще разрушить до основания все то, что, хотя бы по виду, является государственной системой. Нужно четко понять для себя, что же есть правильное отношение традиционного политика демографической ситуации в России? Простое стремление во что бы то ни стало предотвратить убывание демографической массы есть явное свидетельство интеллектуальной зависимости авторов «манифеста» от либеральных оценок, для которых характерно количественное отношение к проблеме, когда демографическая масса имеет четкую корреляцию с массой налоговых сборов, и только.

Тезис: «Русский народ, создавший и защитивший на протяжении столетий Российскую государственность, в силу этого имеет первенство чести в семье братских народов России, где неприемлемы проявления ксенофобии, шовинизма, расизма».

Комментарий. Позволю себе некоторую слабость и не постесняюсь показаться суеверным. Боюсь, что термины, взятые из словаря современных правозащитников и либералов, сами по себе уже провоцируют вышеуказанные эксцессы. Если же говорить серьезно, то эти аморальные проявления есть законный продукт распада традиционного государства и традиционных национальных сообществ. Уж коли мы хотим возродить традиционную государственность, давайте избегать ловушек, расставленных нашими врагами. В Русском имперском государстве станут невозможны вражда и нетерпимость между братскими народами единой имперской Отчизны. Вот и весь сказ по этому вопросу, и не надо гальванизировать страшилищ, созданных в больном сознании либералов, давших этим призракам вполне реальную материальную жизнь. Давайте укажем виновников подобных эксцессов и заверим, что с устранением их с политической арены уйдут и эти страшные проявления.

Теперь позволим себе комментарий по поводу первенства чести. Фраза эта, понимаю, что невольно, все же задевает чувства всех народов, населявших и населяющих Россию. Наверное, сейчас самое неподходящее время, чтобы мериться честью. Приоритет национальной чести — субстанция столь хрупкая, что ею не надо так грубо помахивать перед носом не меньше нашего задвинутых на понятиях мужской чести мусульманских народов. Вспомним, что в традиционном Имперском государстве вообще не мог ставиться вопрос о чести того или иного народа. Сословия — возможно. Но честь — понятие, которое в традиционном обществе закреплялось за индивидуумом и определялось всегда только его службой. «Моя честь — моя верность» — вот девиз человека традиционного общества. И верность, прежде всего, священным, фундаментальным ценностям коллектива, выраженным в том или ином институте власти. Не будем до поры вообще политизировать понятие чести, учитывая, что традиционный человек, живший, в отличие от нас, в бытии как в священной реальности, а не в нашем профаническом, сугубо рационализированном мире, имел о чести более высокие понятия, чем современность. Если авторы хотели подчеркнуть определенные приоритетные позиции, которыми должен обладать русский народ, то бесспорна лишь одна — это государство создано великорусами, и без их лидирующей роли в деле государственного строительства оно обречено на гибель, что, в свою очередь, принесет столько горя и страдания всем народам России, что не дай Бог. Скрипя зубами, факт этот признают все, так как это действительно факт, а не благое пожелание.

Тезис: «Православная Церковь — средоточие истории России, центр духовной и общественной жизни нации. Традиционные российские конфессии не являются альтернативой Православию. Именно Православие обеспечивает преемственность различных периодов Российской государственности — от святого Владимира до наших дней».

Комментарий. Первая фраза некорректна. Церковь является сосредоточением всей мировой истории, ее духовным и смысловым центром, а не только России. Центром духовной и общественной жизни нации лучше назвать Православную веру. Фраза о традиционных российских конфессиях — тоже не самое гениальное изобретение последних лет политологической мысли в России. Лучше говорить о традиционных конфессиях народов России, тогда и фраза о центральном месте Православия как нерва Русской государственности будет более обоснованной. Россию строил православный народ, и именно Православная вера является единственной традиционной конфессией России как государства! Затем, не стоило говорить о том, что только Православие обеспечивало преемственность периодов Русского государства. Государство у нас создано до принятия Православия, и его преемственность по линии единой династии обеспечивалась до и после принятия истинной веры. Наверное, это все-таки не функция Православия — обеспечивать преемственность власти, или далеко не главная его функция.

Тезис: «Народное Благо и Народная Воля — два неразрывно связанных между собой священных принципа. Развитие народа прочно только тогда, когда идет самостоятельно и свободно, когда каждая идея, имеющая возможность воплотиться в жизнь, проходит через сознание и волю народа».

Комментарий. Заглавный девиз украсил бы начало любой либерально-демократической конституции. Более того, сей лозунг не постесняются выбить над фасадом масонской ложи любого обряда и послушания. Это кто же додумался объявить химеры раннего русского, и не только, либерализма — «Народное Благо» и «Народную Волю» — священными принципами? Что мы читаем, правый манифест или якобинскую листовку? На что же опирается их «освященность»? Кто освятил эти принципы разрушения традиционной исторической Русской государственности? Может быть, кровь Императора Александра II?

Надо выразиться предельно четко: что есть благо для народа, сам народ как совокупность индивидуумов понять и сформулировать не может, и никогда не мог по простой причине — он никогда не обладал и по природе своей обладать не может единой волей. Это примитивная либеральная демагогия XIX века. Объявление этих химер священными в правом манифесте — верх безрассудства и крайний антитрадиционализм. Составители «манифеста», видимо, забыли, как через «сознание и волю» народа ему, этому народу, навязывались и навязываются нашей властью антинациональные проекты.

Тезис: «Государство Российское — это социально-представительное государство с сильной и преемственной Верховной властью. Власть священна для каждого и всецело ответственна за каждого. Власть не привилегия и не инструмент обогащения. Это служение не за страх, а за совесть».

Комментарий. Традиционалистская (или консервативная, если угодно) мысль давно и четко выразилась, что власть государственная в традиционном понимании — это уже сила. Истинная власть несильной быть не может. В противном случае она не власть вовсе. В правом манифесте такие вещи хорошо бы учитывать. Тем более это верно для власти преемственной, не важно, каким образом эта преемственность легитимизируется.

Для каждого власть может быть священной только в том случае, если она освящается Свыше. И в таком случае она действительно несет ответственность за каждого, ответственность перед Богом. В противном случае светская власть современного образца в принципе не несет ни пред кем ответственности, так как не является преемственной и не имеет Высшей санкции и священного права.

Совершенно непонятна фраза о социально-представительном государстве. Это что, пожелание или констатация свершившегося факта? Если государство сословно-представительное, то, по идее, каждое сословие через представительные органы власти или местного самоуправления имеет возможность оказывать влияние если не на политику государства в целом, то на политику в социальной сфере. Но истинных сословий в России давно нет.

Социально-представительное государство в переводе на русский язык — общественно-представительное государство, в котором никак не структурированная общественность оказывается совладельцем властных прав с сильной и преемственной властью. Все это словоблудие удивительно точно описывает современный властный расклад в РФ, безумно далекий от любых традиционно-консервативных форм государственности. И это мы называем консервативным манифестом? Караул!!!

Тезис: «Армия и флот — главные союзники России в окружающем ее мире. Пропагандистские кампании, подрывающие безопасность страны, неприемлемы».

Комментарий. Единственный пункт, который не вызывает возражений по существу. Но сам документ таков, что трудно отказаться от желания и здесь хихикнуть. Дело в том, что, когда Император Александр III произносил эту замечательную формулировку про армию и флот, в России не было авиации как отдельного рода войск. Сейчас она есть, и я хотел бы узнать у составителей манифеста: авиация за нас или против?

Далее следует заключение манифеста.

Тезис: «Консервативные ценности — предмет согласия государства, общества, Русской Православной Церкви и традиционных конфессий. Русский консерватизм сегодня — это единственная идеология, способная сохранить суверенитет страны. Русские — народ священной истории. Русский человек не возник из ниоткуда и не исчезнет в никуда: он живет в истории и в традиции с ее границей и иерархией».

Комментарий. Ну, во-первых, традиционные ценности фундаментальны и имеют своим источником для нас, русских, — Писание и Предание нашей Святой Церкви. Предметом какого-либо договора между государством, обществом и шаманами традиционных конфессий российских малых народов они в принципе быть не могут. Это чушь собачья. Заметим, очень характерно в этой фразе масонское разделение государства и общества. Для правого манифеста это пикантная подробность. Для традиционного государства — нонсенс. В нем общество есть живая ткань государства.

Русское государство всегда охватывало все общество целиком.

Вне государственных границ у нас никогда и никакого общества не возникало. Все были на службе у Государя и у государства. Такое положение вещей сложилось потому, что само государство у нас органически вырастало из рода, племени и союза родственных племен, завершившись самодержавным Царством. У нас не было завоеваний извне, когда завоеватели и завоеванные после долгой социальной и политической борьбы разграничивали сферу полномочий и компетенций. В феодальной Европе это привело к разделению общества в лице корпораций и собственно государства в лице элиты, зачастую — потомков завоевателей.

Над авторами «Манифеста» явно довлел авторитет Руссо с его фантазиями относительно общественного договора в деле созидания государства, которое в своей традиционной основе само по себе относится к фундаментальным ценностям. Фраза о том, что русский человек живет в границах традиции с ее иерархией, при современном положении вещей лжива. А вот то, что мы живем в границах истории, есть несомненная истина, впрочем, подчиненная тому непреложному факту, что мы все живем в границах жизни.

В общем и целом, «манифест» — подарок для Жванецкого и Задорнова, которые с удовольствием сделают из этого документа доходную хохму.

Постоянное использование авторами «манифеста» понятий из современного либерального политического словаря совершенно неуместно и не объяснимо для их консервативной позиции. Стоит ли вслед за либералами прибегать к пустословию про угрозы фашизма, фундаментализма, терроризма, расизма, которые не имеют в современном обществе ничего, что можно было бы назвать их реальным, а не массмедийным проявлением? Речь же не может идти о провокациях СМИ, которые сначала конструируют виртуальный фашизм и расизм, а потом с ними борются. Эта борьба с ветряными мельницами есть необходимое условие существования современной либеральной системы. Псевдоманифестация этих явлений и виртуальная борьба с ними придают устойчивость данной системе, и только. Не смея определить политических соперников вне государственных границ, где, по определению классического неолиберализма, обитают только экономические конкуренты, система или ищет врагов внутри себя, или вообще изобретает их. Дело в том, что противопоставление «свой — чужой» необходимо для устойчивости любой политической системе, хотя бы как универсальное средство для сбрасывания ненужного напряжения в нужном направлении, с предсказуемыми последствиями. Вопрос этот многопланов и тщательно изучен философией нового времени, поэтому сейчас нам достаточно просто констатировать данный факт.

Итак, современное либеральное общество, исчерпав возможность демонизации внешних политических противников (Иран и КНДР, вооруженные ядерным оружием, — последняя возможность для этого), ищет врагов внутри своей системы. Тут вам и безликий, принципиально внеконфессиональный и интернациональный терроризм с непонятной для обычного человека внутренней мотивацией своей террористической активности, и злобные фашисты, расисты и ксенофобы, чьи жертвы исчисляются пальцами на одной руке. Наверное, нетрудно догадаться, что, пока не будет точно определен враг, использующий методы террора, против которого современное общество действительно бессильно, не будет и победы над ним. Не надо надеяться на устранение опасности новых чудовищных актов и многочисленных жертв. Всем же понятно, что у современного террориста есть и национальность, и четкая конфессиональная принадлежность. Но признать этот факт — значит уже самим взорвать собственный миф о прогрессе и благополучии под долларовой сенью «единственно верного учения».

Это, конечно, общие рассуждения, но для нас принципиально вот что. Насколько необходимо правым консерваторам участвовать в сомнительном мероприятии по приданию этой системе стабильности путем совместной борьбы с фетишами, навязываемыми общественному сознанию? А не достаточно было бы просто заявить, что все указанные негативные явления, все эти расисты-террористы — суть законное «дитя» современной либеральной системы, опирающейся на единственный этический фундамент измышленных неотъемлемых прав автономной и от всего эмансипированной личности. Если угодно, то, для несколько эпатированного определения своей позиции, можно даже воспользоваться таким парадоксальным на первый взгляд заявлением: «Уничтожьте всех антифашистов, и в обществе не останется ни одного фашиста».

Именно и только среда, которая неустанно прессингует традиционные национальные ценности и идеалы, волей-неволей создает условия для реакции на этот прессинг со стороны отдельных эмоционально пограничных субъектов в виде агрессии на бытовом уровне. Но назвать это фашизмом, ксенофобией, расизмом можно только в том случае, когда за следствиями не хотят или не могут видеть причин. Это свойственно современному лагерю демократов и правозащитников. Неужели и консерваторы готовы играть в эти игры с тщетной надеждой на победу, в игры, где у хозяев «стола» вся колода давно мечена? Нужно избавляться от иллюзии переиграть систему на ее поле. Только окончательно и бесповоротно разорвав отношения с либеральной системой ценностей и оценок, мы можем надеяться на победу, а равно и на то, что с победой нашей системы ценностей в России, по существу, не будет места никаким проявлениям современных фетишизированных фобий на общественном уровне.

Путаность ценностных понятий и ориентиров приводит авторов «манифеста» и к обращению к таким странным для правого сознания категориям, как «народное благо» и «воля народа». Запуская в толпу эти бумеранги ложных либеральных понятий, связанных с политикой масс, с политикой чистого количества, а не качества, как это должно быть у истинно правых, мы рискуем не поймать эти хитрые орудия варварского гения, промахнувшись по цели. И они, вне всяких сомнений, снесут нам головы. Ведь в России нет, да и никогда не было политически единых народных масс, равно как никогда не существовало единого для всех и равно понятного для всех же блага. Это сугубо либеральное словоблудие уже дорого обошлось нашему доверчивому народу. Стоит ли пытаться опять разыграть эту битую карту «восстания масс», о которой писал и предупреждал об опасности такого моделирования политической ситуации еще в XIX веке Гюстав Лебон?

У авторов угадывается очень смутное представление о тех реальных ценностях нашей истории, о традиционных институтах, в которых только и может правый взгляд усматривать определенный инструмент в деле возрождения в России традиционного государства в целом.

Зато у них присутствует вот какая установка: желая понравиться всем и всякому, они предпочитают винегрет и мешанину либеральных, коммунистических и правоконсервативных понятий, воображая, что этот салат — есть высокий образец современного политического творчества. При этом и не подозревая, как мы указали выше, что в действительности находятся в одном окопе с современными неолибералами, стремящимися преодолеть совершенно очевидный мировоззренческий кризис системы такой же точно мешаниной из рынка и патриотизма. Эта толерантность происходит только от незрелости собственной позиции, от непоследовательности в отстаивании традиционных, «консервативных», если угодно, ценностей.

Вообще такой кисель никак нельзя назвать фундаментом некоего чаемого правого единения. В документе нет четкости структурного мышления, трезвого понимания того, в чем источник фундаментальных ценностей России, как исторически существовавшего традиционного общества.

Все ошибки «манифеста» вытекают из неумения его авторов поставить правильный диагноз того давнего заболевания, которое переживается Россией на протяжении как минимум последних 150 лет. А ведь неправильная диагностика ведет и к неправильному лечению. Впрочем, язвы современного общества, его самые уязвимые болезненные точки, определены в сущности верно. Вот только, пользуясь лекарствами современного мира, болезни этого мира не вылечить!

Для современного правого движения крайне важно избавиться от позорной интеллектуальной зависимости от словаря и символов либералов. Использование вышеуказанных вербальных инструментов определения действительности, даже меняя плюсы на минусы, не делает людей автоматически консерваторами, а оставляет их, в лучшем случае, на уровне «либеральных еретиков» — как для самих либералов, так и для людей, исповедующих традиционные ценности.

Для верных политических ориентиров мы должны дать себе отчет в том, что такое, собственно, есть Традиция, в четкой, отточенной формулировке, которой сможем определить правильный путь к духовному и политическому возрождению русского народа и сформировать верный понятийный политический словарь правого лагеря. И мы сделаем шаг в этом направлении в следующей главе книги.

Не просто из «чудесных камней прошлого возведем прекрасное будущее», как призывал Рерих, но непременно и только из краеугольных камней вечных духовных ценностей мы можем воссоздать Храм нашей национальной жизни! В силу только этого следует отказаться от смешивания таких понятий, как «верность традиции» и «консерватизм».

Поняв это, мы можем только улыбнуться, прочитав призыв к обществу начать движение к консерватизму для обретения счастья. К консерватизму нельзя двигаться, это не динамика, а статика, какими бы софизмами нам ни пытались сейчас доказать обратное. Тем более прорыв в будущее абсолютно немыслим при попытке консервации старого багажа. Здесь авторам надо определиться, кто они: крепящие тыл завхозы исторического антиквариата или бойцы штрафных рот, идущие в прорыв без оружия, в нашем случае — идеологического, если не считать «берданки консерватизма», вычитанного в умных книгах вчерашними пионерами и комсомольцами.

Я вовсе не за использование понятия «Традиция» в пику консерватизму. Просто оно — продукт западной историософской мысли, не способное описать полноту духовного и исторического опыта России. Но за неимением лучшего, берем «научный традиционализм» временным рабочим инструментом на потребу дня.

Чтобы «манифесту» иметь определенную политическую ценность и стать фундаментом объединения правых сил в России (или даже катализатором такого единения), ему необходимо действительно быть, а не называться «правым», отказавшись от либеральной риторики и прогрессистских идолов современности. Только полное изживание либеральной утопии, тотальное обращение к традиционным ценностям может обеспечить документу строгую внутреннюю логику. В его же настоящем виде «манифест консервативной идеологии» не только не способствует формированию истинно правой политической силы в России, но и подрывает возможность хоть как-то отстаивать необходимость такой силы на идейном поприще.

Только действительно традиционные ценности, основанные на христианском императиве, могут обеспечить документу единственно необходимый философский базис, без которого ни объединительная, ни созидательная политическая работа немыслима.

Именно этот императив и положен краеугольным камнем в нашем дальнейшем повествовании.