2. ВОЙСКА

2. ВОЙСКА

А. Пехотинцы

Тактическая подготовка. «Одиночная подготовка бойца пехоты, – подытоживал Н.Н. Воронов, – в тактическом и стрелковом отношениях оказалась на низком уровне» (к этому мнению целиком и полностью присоединился на апрельском совещании бывший командарм-13 В.Д. Грендаль)²³³. Именно из-за этой низкой одиночной выучки советская пехота «не умела» (как отмечалось в приказе наркома обороны № 120) «вести ближний бой»²³⁴. И действительно, как видно из того же доклада Воронова, участвовавший в финской войне боец-пехотинец не был научен совершать переползания, перебежки, пренебрегал самоокапыванием и маскировкой (выступавшие на апрельском совещании комдив-142 П.С. Пшенников и член Военного совета 13-й армии А.И. Запорожец утверждали, что маскироваться боец и не умел), плохо умел вести бой в траншее и лесу. Он не был также обучен наступать за танком и (что особенно выделяют все наши источники) за огневым валом, на минимально допустимом расстоянии от разрывов снарядов своей артиллерии.

Слабая выучка одиночного бойца обусловила плохую подготовленность мелких подразделений (отделений и взводов), а она, в свою очередь, – слабую же подготовленность таких подразделений как роты и батальоны. Не владея многими необходимыми в бою навыками, боец чувствовал себя неуверенно и начинал, как выразился Н.Н. Воронов, «невольно стремиться к действиям коллективом»²³⁵, т. е., попросту говоря, жаться поближе к другим. В результате, отмечал П.С. Пшенников, подразделение, «начав наступать в правильных боевых порядках, в процессе наступления свертывается в кулак, который противнику легко расстреливать»²³⁶. То, что «боевые порядки пехоты при движении в атаку очень скученные»²³⁷, советские источники отмечают постоянно, а финны были так поражены столь низким уровнем выучки красноармейцев – благодаря которому «финские стрелки выводили из строя сотни сбивающихся в кучи солдат противника», – что прозвали советскую пехоту «передвижным зоопарком»…²³⁸

Командарм-15 В.Н. Курдюмов на апрельском совещании указал также на неумение пехотных подразделений применяться к местности.

Особенно безобразной была подготовленность бойцов, призванных из запаса (многие из которых вообще никогда не проходили военной подготовки). Как указывали многие участники апрельского совещания, «запас прибывал почти совершенно необученным», а то и совсем «необученным»²³⁹. Проверка состояния и хода боевой подготовки, проведенная в начале февраля 1940 г. в 32-м, 33-м, 34-м, 68-м, 78-м, 113-м и 114-м запасных стрелковых полках ЛВО, обнаружила, что бойцы не только «не знают твердо своих обязанностей в различных видах боя и боевой службы (особенно в охранении)», но и «не научены правильной технике действий в бою (перебежки, переползания, использование укрытий и маскировка)»²⁴⁰.

Общим местом советских и финских источников является констатация неумения советской пехоты вести бой на лыжах.

Однако о «недооценке» одиночной подготовки бойца-пехотинца – недооценке, которая «идет по всей линии снизу доверху» и приводит к тому, что на маневрах боец «оказывается неумелым в боевых действиях», т. е. фактически о том же низком уровне выучки одиночного бойца, помполит 3-го стрелкового корпуса МВО Т.К. Говорухин докладывал еще в сентябре 1935-го²⁴¹. При этом он ссылался на спущенный сверху расчет времени на подготовку бойца; значит, низким уровнем одиночной выучки пехотинца должен был тогда отличаться не один лишь Московский округ…

«Слабая подготовка одиночного бойца» советской пехоты прямо констатировалась и в 36-м (в директиве наркома обороны № 400115с от 17 мая 1936 г.²⁴²), и в «дорепрессионной» первой половине 37-го. «Одиночный боец, – указывалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., – не имеет твердых навыков в перебежках, переползаниях, в выборе места для стрельбы, наблюдения и проч.»²⁴³. Как мы могли убедиться в предыдущих главах, такая картина была тогда и в трех самых крупных военных округах (о «неудовлетворительной одиночной подготовке бойца» одного из них – ОКДВА – прямо и не раз говорило тогда даже ее командование²⁴⁴).

Ближний бой даже в передовом КВО – и согласно даже его «отлакированному» годовому отчету от 4 октября 1936 г.! – «находился» «лишь в стадии освоения» и в 36-м. «Слабыми навыками ближнего боя» – и опять-таки согласно годовому отчету самой этой армии от 30 сентября 1936 г. – отличались тогда и пехотинцы начинавшей уже воевать ОКДВА²⁴⁵. «Распоясывание» вместо ближнего боя стабильно демонстрировала на «предрепрессионных» тактических учениях и пехота передового БВО – и 27-я стрелковая дивизия на Лепельском учении в марте 1935-го, и элитная 2-я стрелковая на Белорусских маневрах в сентябре 1936-го, и, видимо, все остальные (ведь «подготовка дивизий» БВО, отмечал наблюдавший за Белорусскими маневрами А.И. Седякин, «отличается большой равномерностью»).

В ОКДВА «совершенное отсутствие» «навыков и практических сноровок в искусстве ведения ближнего боя» констатировалось и перед самым началом массовых репрессий, в отчете штаба армии от 18 мая 1937 г.²⁴⁶.

Неумение применять в атаке перебежки и переползания в Красной Армии было обычным явлением и в 1935-м – когда оно было зафиксировано в половине стрелковых дивизий трех самых крупных военных округов, материалы тогдашних проверок тактической выучки которых сохранились (в 21-й, 27-й и 37-й). К маю 36-го технику перебежек (как призналось Москве в своем докладе от 5 мая 1936 г. политуправление округа) не отработали как следует во всем передовом (!) КВО, к июлю – в двух из трех проверенных тогда УБП РККА стрелковых дивизий передового БВО (во 2-й и 33-й), а к началу чистки РККА (как мы уже видели из директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г.) – во всей Красной Армии…

Что же до нежелания или неумения маскироваться и окапываться, то о том, что «маскировка и лопата во время наступления» бойцами «нередко применяется слабо», А.И. Егоров докладывал Военному совету еще 8 декабря 1935 г. Судя по общему извиняющемуся тону доклада, слово «нередко» было вставлено лишь для того, чтобы оценка не звучала слишком резкой. И действительно, весной 35-го плохая маскировка бойцов на поле боя была налицо в 4 из 6 дивизий УВО/КВО, БВО и ОКДВА, по которым сохранились материалы проверок тактической выучки (в 21-й, 27-й, 37-й и 40-й), а осенью – в 2 из 3 проверенных тогда 2-м отделом Штаба РККА стрелковых дивизиях БВО (в 29-й и 43-й) и в обоих соединениях ОКДВА (18-м стрелковом корпусе и 34-й стрелковой дивизии), от которых сохранились годовые отчеты за 1935-й. А самоокапыванием в ходе наступления пренебрегали – по меньшей мере в считавшейся одной из лучших в РККА 24-й стрелковой дивизии – даже на «образцово-показательных» Киевских маневрах 1935 г.

К маю 36-го «достаточной маскировки» не умели добиться во всей пехоте передового КВО; в выведенном на Полесские маневры его 15-м стрелковом корпусе маскировка оказалась «слаба» и в августе – и лишь в 100-й стрелковой дивизии на сентябрьских Шепетовских маневрах она оказалась «хорошей»…²⁴⁷ В передовом же БВО еще летом – осенью 1936-го бойцы плохо маскировались в 3 из 5 стрелковых дивизий, по которым сохранилась соответствующая информация (во 2-й, 33-й и 37-й; во всех трех они еще и не желали окапываться), а в ОКДВА – в 4 из 7 (в 66-й, 69-й, 104-й и 105-й).

Согласно директивному письму А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., «маскировка и самоокапывание» в пехоте РККА были «слабы» и перед самым началом массовых репрессий²⁴⁸.

Атака в лесу даже в дислоцировавшейся в лесистой местности Приморской группе ОКДВА была (как вытекает из приказа командующего группой И.Ф. Федько № 0517 от 15 ноября 1935 г.) слабо отработана и в 35-м.

Вести бой в траншее бойцы уже начинавшей воевать с японцами ОКДВА не умели (как заключил отчет штаба армии от 18 мая 1937 г.) и перед началом чистки РККА.

Что до умения идти в атаке за танком, то пехота 5-й и 43-й стрелковых дивизий БВО на Полоцких учениях 4 октября 1936 г. делала это «отлично» – но в КВО «постоянно и тесно взаимодействовать» с танками (а значит, и не отрываться от них в атаке) пехотинцы (как подытожил приказ комвойсками КВО № 0100 от 22 июня 1937 г.) не умели и накануне чистки РККА…²⁴⁹

Что до плохой подготовки пехотных подразделений и обусловленной ею скученности боевых порядков атакующей пехоты, то «слабая дисциплина боевых порядков, большое сгущение таковых» в Красной Армии также встречались и в 35-м. Докладывая об этом 8 декабря 1935 г. на Военном совете, А.И. Егоров опять употребил слово «иногда», но, как мы уже не раз отмечали, его докладу явно было присуще стремление смягчить выводы. То, что у них имелись (и не «иногда», а «зачастую»!) «случаи слишком большого сгущения боевых порядков», признали тогда даже составители очковтирательского по существу годового отчета КВО от 11 октября 1935 г. (а округ этот, напомним, ходил в передовых)…²⁵⁰

Зимой 1939/40 г. финны могли «выводить из строя сотни сбивающихся в кучи» красноармейцев – но такая возможность представилась бы им (будь то не учения, а война) и на расхваленных Киевских маневрах 1935 г., где «имело место скопление значительных пехотных групп, хорошо наблюдаемых обороняющимися за 1?¹/²– 2 километра»²⁵¹. Как заметил по схожему поводу на апрельском совещании 1940 г. И.В. Сталин, тут «каждый финн, татарин, китаец пристрелится [так в тексте. – А.С.]»…²⁵²

«Скученность боевых порядков» атакующей пехоты, по деликатному выражению приказа наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г., «все еще имела место» и в «дорепрессионном» 36-м²⁵³. В действительности она встречалась тогда очень часто: даже в передовом БВО ее зафиксировали в 3 из 5 стрелковых дивизий, материалы проверок тактической выучки которых в том году сохранились (во 2-й, 37-й и 81-й), а в ОКДВА – в 3 из 7 (в 59-й, 69-й и 92-й). На мартовских маневрах в Приморье (как признал даже отчет ОКДВА за зимний период обучения 1935/36 учебного года от 17 мая 1936 г.!) «большую скученность боевых порядков взводов, рот» продемонстрировали и части других дивизий В.К. Блюхера, а «ударная» 2-я стрелковая дивизия БВО атаковала «густыми „толпами из отделений“» даже на «образцово-показательных» Белорусских маневрах 1936 г.²⁵⁴…

Пехоту двух крупнейших военных округов (как явствует из годового отчета БВО от 15 октября и отчета штаба ОКДВА от 18 мая 1937 г.) недовыученность, недостаточная подготовка мелких пехотных подразделений (сказывавшаяся и на сколоченности более крупных), а значит, и неизбежная при этом скученность боевых порядков! – отличали и в первой, «дорепрессионной» половине 37-го. Явно так же обстояли тогда дела и в третьей важнейшей группировке РККА – КВО. Ведь неотработанностью (а значит, и скученностью) боевых порядков отличались обе его тогдашние стрелковые дивизии, выучку которых подробно освещают источники (24-я и 96-я).

О том, что в советской пехоте «не всегда удовлетворительно» применение к местности боевых порядков, А.И. Егоров также докладывал еще 8 декабря 1935 г. О том, что в действительности означала оговорка «не всегда», мы уже много раз писали выше – и в самом деле, весной 35-го из 6 стрелковых дивизий УВО/КВО, БВО и ОКДВА, материалы проверок тогдашней тактической выучки которых сохранились, неумение и одиночных бойцов, и подразделений применяться к местности было выявлено в 4 (в 21-й, 27-й, 37-й и 40-й)… В «дорепрессионном» же 36-м какое бы то ни было применение к местности отсутствовало и у пехотинцев ОКДВА, участвовавших в мартовских маневрах в Приморье, и у пехотинцев 5-й и 43-й стрелковых дивизий БВО, выполнявших 4 октября 1936 г. на больших тактических учениях под Полоцком ту же задачу атаки укрепленного района, что и войска, воевавшие три года спустя на Карельском перешейке…

Зимой 1939/40 г. никудышным оказалось умение бойцов-пехотинцев вести бой на лыжах, но разве перед началом чистки РККА это умение у них наличествовало? «Я ответственно заявляю, – докладывал 23 ноября 1937 г. Военному совету при наркоме обороны инспектор физподготовки и спорта РККА дивизионный комиссар А.А. Тарасов, – что с 1932 г. [а не с лета 1937-го! – А.С.] округа бросили заниматься тактической подготовкой на лыжах […]». «Лыжную подготовку, – отметил он, – за последние 2–3 года [т. е. как раз в «предрепрессионный» период. – А.С.] свели главным образом к лыжному спорту, к выполнению нормативов ГТО, а когда одна из дивизий на одних больших тактических учениях сунулась совершить марш на лыжах, то получился конфуз […] Организаторы этого марша не знали опыта действий на лыжах. Люди были мало обучены и тренированы в лыжном деле»²⁵⁵.

Огневая подготовка. Как мы уже видели, Н.Н. Воронов оценил как «низкую» и стрелковую выучку советского бойца-пехотинца. Во-первых, этот последний плохо или вовсе не знал материальную часть оружия и не владел навыками стрельбы. «Нам приходилось обучать бойцов во время войны овладевать станковым пулеметом, ручной гранатой, ручным пулеметом», – докладывал на апрельском совещании бывший командарм-13 В.Д. Грендаль; красноармейцы, подтвердил там же член Военного совета 13-й армии А.И. Запорожец, «были плохо обучены стрельбе из ручного оружия, из пулеметов, материальной части не знали»²⁵⁶. Именно такую картину вскрыла и проведенная в начале февраля 1940 г. проверка семи запасных стрелковых полков ЛВО: приемы стрельбы из винтовок и ручных пулеметов «усвоены плохо и неправильно» (ручные пулеметчики не умели даже «использовать упоры»), «станковые пулеметчики технике стрельбы обучены плохо»…²⁵⁷ После подобных свидетельств перестает казаться невероятным случай, описанный финскими офицерами, когда почти все из 12 станковых пулеметов, оставшихся от погибшего в ночь на 28 февраля 1940 г. на Карельском перешейке советского батальона, оказались покрытыми… заводской смазкой²⁵⁸, т. е. неспособными к ведению огня!

Во-вторых, советский боец-пехотинец времен финской кампании не был подготовлен как самостоятельный стрелок: не умел вести наблюдение и самостоятельно отыскивать цели. «В связи с этим в боях выявлялось, что пехота не применяла своего вооружения или применяла очень мало»²⁵⁹.

Как и в случае с тактической выучкой, хуже всего были подготовлены бойцы, призванные из запаса.

Однако в «дорепрессионном» 1935-м в трех крупнейших военных округах (КВО, БВО и ОКДВА) индивидуальная стрелковая выучка бойца-пехотинца даже по очковтирательским годовым отчетам этих округов была всего лишь посредственной. Как было показано нами в главах 1 и 3, это означает, что в действительности (ввиду практиковавшихся тогда в войсках очковтирательства при проведении стрельб и фальсификации их результатов) она была откровенно неудовлетворительной, т. е. не лучше, чем в финскую войну… Согласно докладу М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», всего лишь «удовлетворительной» (т. е. с учетом указанной выше поправки низкой) индивидуальная стрелковая выучка бойца пехоты была в Красной Армии и в «дорепрессионном» 1936-м²⁶⁰. (О том, что в начинавшей уже воевать ОКДВА «основная масса бойцов в огневом отношении» была тогда «отработана совершенно неудовлетворительно», источники – составленные в штабе названной армии «Предварительные наброски основных задач по боевой подготовке ОКДВА на 1937 г.» – говорят прямо²⁶¹.)

Огневая подготовка пехоты (а значит, и индивидуальная стрелковая выучка бойца-пехотинца) передовых КВО и БВО была, по оценке их штабов, «низкой» и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го²⁶².

Зимой 1939/40 г. бойцы-пехотинцы не знали материальную часть стрелкового оружия, но в проверенной на этот счет 2-м отделом Штаба РККА 8-й стрелковой дивизии передового (!) БВО многие красноармейцы не умели разбирать винтовку и даже после трех с лишним месяцев учебы в полковой школе не знали матчасть станкового пулемета и в марте 1935-го. Из двух стрелковых дивизий передового же КВО, от которых сохранилась документация за 1936 год, в одной (45-й) «стрелковое оружие в частях знали плохо» и в том году²⁶³. В обеих стрелковых дивизиях КВО (24-й и 96-й) и в единственном стрелковом полку БВО (109-м), о которых за тот период сохранилась соответствующая информация, матчасть станкового пулемета бойцы знали на «неуд» и накануне, и в момент начала чистки РККА, в июне – середине июля 1937-го. Впрочем, «неудовлетворительное знание матчасти своего оружия» как установил в июне новый комвойсками округа И.Ф. Федько, было тогда характерно для всей пехоты КВО…²⁶⁴

В феврале 1940-го в запасных частях ЛВО приемы стрельбы из винтовок и ручных пулеметов были «усвоены плохо и неправильно», но в обеих освещаемых с этой стороны источниками стрелковых дивизиях передового БВО (и в полутерриториальной 37-й, и в «ударной» кадровой 2-й) изготавливаться к стрельбе из винтовки и ДП и производить выстрел плохо умели и в «дорепрессионном» 1936-м. А в ОКДВА весной того года приемами стрельбы из ручного пулемета, как вынужден был подробно доложить даже отчет армии за зимний период обучения 1935/36 учебного года от 17 мая 1936 г., бойцы не владели повсеместно!

В обеих стрелковых дивизиях КВО (24-й и 96-й) и во всех четырех стрелковых полках БВО (109-м, 110-м, 111-м и 156-м), степень владения техникой стрельбы из винтовок и ручных пулеметов в которых в этот период освещают источники, подготовить оружие к стрельбе не умели как следует и в «дорепрессионной» первой половине 1937-го. А 32-я стрелковая дивизия ОКДВА еще в марте 1937-го направляла для поддержки пограничников (т. е. для того, чтобы в любой момент вступить в бой) и такие роты, где часть бойцов не только не знала устройства винтовки, но и вообще не умела стрелять! (Впрочем, бойцы, не умевшие даже зарядить винтовку, еще в момент начала чистки РККА имелись и в одном из четырех названных выше полков БВО – 109-м…)

Ручные пулеметчики проверенных в феврале 1940-го запасных частей не умели «использовать упоры» (без чего прицельная стрельба очередями из ручного пулемета становится невозможной), но весной «дорепрессионного» 1936-го правильно устанавливать эти упоры (сошки) не умели во всей ОКДВА. В одном из двух стрелковых полков БВО (109-го и 110-го), о владении техникой стрельбы из ручных пулеметов в которых в этот период сохранились сведения, пользоваться упором не умели и «дорепрессионной» зимой 1937-го, а в оказавшемся летом 1937-го в зоне пограничного конфликта на Амуре 18-м стрелковом корпусе ОКДВА – еще и к этому времени…

В феврале 1940-го в запасных частях ЛВО станковые пулеметчики «технике стрельбы» были «обучены плохо» – но весной «дорепрессионного» 1935-го в умении работать на станковых пулеметах «отставали» и бойцы кадровой и приграничной (!) 96-й стрелковой дивизии передового (!) УВО/КВО, а в 23-м стрелковом полку 8-й стрелковой дивизии передового же БВО «элементарными навыками» обращения с «максимом» не владели даже проучившиеся три с половиной месяца в полковой школе²⁶⁵ (которая по определению должна была прививать более прочные навыки, чем запасной полк).

В «дорепрессионном» же 1936-м навыками стрельбы из станкового пулемета бойцы плохо владели и в обеих освещаемых с этой стороны источниками стрелковых дивизиях БВО (и в том числе в элитной 2-й!), и во всех проверенных на этот счет стрелковых дивизиях ОКДВА (в 21-й, 26-й, 32-й, 39-й, 40-й и 59-й)…

В обеих стрелковых дивизиях КВО (24-й и 96-й) и в единственном стрелковом полку БВО (109-м), степень овладения техникой стрельбы из станкового пулемета в которых в этот период освещают источники, бойцы не умели подготовить «максим» к стрельбе еще и накануне, и в момент начала чистки РККА, в июне – середине июля 1937-го…

А у бойцов-пехотинцев ОКДВА, как отмечалось в составленной штабом этой армии справке о состоянии ее боевой подготовки к 15 июля 1937 г., к моменту начала массовых репрессий «нетвердыми» и «поверхностными» были «основные практические навыки при стрельбе» из всех видов стрелкового оружия!²⁶⁶

Неумение наблюдать за полем боя и отыскивать цели в советской пехоте также было распространено и в 1935-м (из 6 стрелковых дивизий УВО/КВО, БВО и ОКДВА, материалы весенне-летних проверок выучки которых сохранились, оно было выявлено в двух – 21-й и 51-й, и еще осенью им отличалась пехота всей Приморской группы и 34-й стрелковой дивизии Приамурской группы ОКДВА). В ОКДВА «к самостоятельному, инициативному решению огневых задач» боец не был готов и в мае 1936-го, а в КВО – как можно заключить даже из не склонного признавать свои провалы годового отчета этого округа от 4 октября 1936 г. – «вполне сознательного и самостоятельного стрелка» не удалось «воспитать» и к осени этого года²⁶⁷. А к моменту начала массовых репрессий, как мы уже видели из директивного письма А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., «твердых навыков» в наблюдении за полем боя, выборе места для стрельбы «и проч.» пехотинцы не имели во всей Красной Армии²⁶⁸.

Как мы уже показали в главе 4, уровень выучки бойцов-пехотинцев запаса тоже был низким еще до чистки РККА.

Б. Танкисты

Сведений о выучке бойцов-танкистов и танковых подразделений в опубликованных источниках и литературе очень мало. Известно (по-видимому, из отчетов соответствующих соединений об участии их в финской кампании), что личный состав 1-й и 34-й легкотанковых бригад к началу войны был подготовлен хорошо и что «особенно хорошо были обучены» механики-водители 1-й бригады²⁶⁹. Тем не менее, отметил приказ наркома обороны № 120, танки «имели ряд недочетов в своей боевой выучке, особенно в вопросах взаимодействия с пехотой и обеспечения ее успеха в бою». Вне всякого сомнения, к танкистам относится и другое замечание того же приказа: «Во всех родах особенно плохо была поставлена служба наблюдения»²⁷⁰. «[…] Когда я расспрашивал десятки экипажей, – свидетельствовал в декабре 1940-го бывший начальник танковых войск 7-й армии генерал-майор танковых войск Б.Г. Вершинин, – что они видели на поле боя и где располагались огневые точки противника, они не могли этого сказать. Попал снаряд, загорелся танк, а откуда стреляно, они не могли сказать»²⁷¹.

Но даже если отчеты двух бригад и преувеличили степень выучки своих танкистов, регресса по сравнению с «дорепрессионным» временем (когда 1-я легкотанковая была еще 19-й механизированной бригадой 7-го механизированного корпуса ЛВО, а 34-я легкотанковая – 14-й механизированной бригадой 5-го механизированного корпуса МВО) мы все равно не обнаружим. В декабре «дорепрессионного» 1934-го выучка экипажей 19-й мехбригады была откровенно неудовлетворительной: как явствует из приказа наркома обороны № 027 от 19 февраля 1935 г., механики-водители там не умели сноровисто садиться в свой БТ-2 или БТ-5 и покидать его, а командиры башен – чистить и ухаживать за пушками, пулеметами и оптическими прицелами и загружать в танк снаряды и пулеметные магазины так, чтобы не покорежить боеукладку. Проверка боевой подготовки 7-го мехкорпуса, осуществленная 8—11 августа 1935 г., показала, что состояние вооружения в 19-й улучшилось, а «мехводители» работали четко и танком вполне владели – но, как мы видели по отчетам, не хуже было и в ноябре 1939-го. В реальности могло быть и хуже, но уж никак не хуже, чем к июню «дорепрессионного» же 1936-го, когда танки всего 7-го мехкорпуса московские инспектора нашли в «неудовлетворительном» состоянии²⁷². В этом не могло не быть вины тех, кто их водил и обслуживал, значит, механики-водители 19-й мехбригады никак не могли тогда быть обучены «особенно хорошо»…

Что же до подготовленности экипажей 14-й мехбригады, то в 1936 г. 14-я не только попала (вместе со всем своим 5-м мехкорпусом) в тот же приказ наркома № 0160 от 13 ноября, что и 19-я (ибо тоже довела к июню свои БТ-2 и БТ-5 до «неудовлетворительного» состояния), но и действовала на сентябрьских маневрах МВО так, что К.Е. Ворошилов «дал низкую оценку подготовленности 5-го м[еханизированного] к[орпуса] и особенно 14-й м[еханизированной] б[ригады]». Могла ли выучка ее тогдашних экипажей быть «хорошей», если на 1 октября 1936 г. учебный батальон бригады (готовивший для нее механиков-водителей и командиров башен) учебную программу по парковой службе выполнил лишь на 64,7 %, по огневой подготовке – на 52,8 %, по технической – на 48,1 %, а по тактической – на 10,5 %?²⁷³

«Недочеты» в деле взаимодействия с пехотой у танкистов имелись и на знаменитых Белорусских маневрах 1936 г., когда Т-26 танкового батальона 2-й стрелковой дивизии «хронически» отставали от своей наступающей пехоты. А на прошедших в августе 1936-го в КВО Полесских маневрах выявилось, что отдельные танковые батальоны участвовавших в них дивизий (7-й, 46-й и 60-й стрелковых) вообще не обучены взаимодействию с пехотой!²⁷⁴ Согласно директивному письму А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., взаимодействие с другими родами войск танкисты Красной Армии недостаточно отработали и к началу массовых репрессий. В ОКДВА, как признал штаб самой этой армии, такое взаимодействие было тогда отработано очень слабо, а в КВО (как видно из уже цитировавшегося нами приказа комвойсками этого округа № 01200 от 22 июня 1937 г.) танковые подразделения к июню 1937-го вообще не умели решать тактические задачи во взаимодействии с пехотой…

Мы не говорим уже о том, что танкисты элитной 44-й стрелковой дивизии КВО (из ее отдельного танкового батальона и танкетного батальона ее 132-го стрелкового полка) весной «дорепрессионного» 1935-го выказали «полное отсутствие представления по вопросам общевойскового боя»²⁷⁵ (т. е. по вопросам взаимодействия с пехотой, для которого, кстати, эти батальоны и предназначались!)…

Ну, а что касается «службы наблюдения», то по меньшей мере в двух из трех крупнейших военных округов – КВО и ОКДВА – «вопросы наблюдения из танка в процессе боя» тоже были «слабо отработаны» и в 35-м (это признали даже годовой отчет самих же автобронетанковых войск ОКДВА от 19 октября 1935 г. и «отлакированный» годовой отчет КВО от 11 октября!)²⁷⁶. Согласно докладу М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», танковые экипажи «из рук вон плохо» наблюдали из танка и в 36-м²⁷⁷ (о том же говорил на разборе сентябрьских Шепетовских маневров и комвойсками КВО И.Э. Якир), а согласно директивному письму А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. – и накануне чистки РККА.

В. Артиллеристы

«Кадровые бойцы артиллерии, – подытоживал в апреле 1940-го Н.Н. Воронов, – свои элементарные обязанности знали к началу войны вполне удовлетворительно» – хотя, конечно, им требовалось еще много чего «изучить и много знать деталей нашей сложной техники, уметь все выжимать из техники в бою»²⁷⁸.

Однако до чистки РККА выучка рядовых артиллеристов была не только не лучше, но едва ли не хуже. Общими оценками ее уровня – подобными той, что приведена выше – мы не располагаем, но не показательно ли, что в документах ОКДВА за 1935 и 1936 г. ей посвящены почти исключительно одни критические замечания (о недостаточно четком выполнении номерами орудийного расчета своих обязанностей, о «неточной и медленной» работе расчетов, о неумении их быстро и точно поражать быстродвижущиеся цели, о всего лишь «удовлетворительном» или даже «неудовлетворительном» уходе за материальной частью, о неумении наводчиков (!) прочесть показания угломера, о плохой верховой езде – и т. п.)? Не показательно ли, что в единственной стрелковой дивизии КВО, от которой сохранились хоть какие-то сведения о ее рядовых артиллеристах за 1936 г. – «ударной» (!) 44-й, бойцы 44-го артиллерийского полка «свои элементарные обязанности» исполняли отнюдь не «удовлетворительно»? (Ездовые плохо умели держаться в седле и управлять лошадьми, наблюдатели испортили много оптических приборов, а орудийные расчеты довели свои 76,2-мм пушки и 122-мм гаубицы не только до грязного, но и до заржавленного состояния.)

Еще и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го в двух крупнейших военных округах бойцам-артиллеристам не только предстояло (как в финскую войну) «изучить и много знать деталей нашей сложной техники». Им нужно было научиться и тому, что в финскую «знали вполне удовлетворительно», – «своим элементарным обязанностям»! В артиллерии КВО к июню 1937-го было не только «неудовлетворительно знание материальной части своего оружия», но и (по крайней мере, в полковой артиллерии) «не отработана одиночная выучка бойца-артиллериста» (вряд ли случайно, что в единственной тогдашней стрелковой дивизии КВО, по которой сохранилась информация о выучке артиллеристов – 45-й – дело обстояло именно так)²⁷⁹. Ну, а то, что в ОКДВА «во всех частях одиночная подготовка» бойца «упущена», в апреле 1937-го прямо признали даже в штабе этой армии (или аппарате начальника ее артиллерии)²⁸⁰.

Как отмечал комвойсками Северо-Западного фронта, в начале февраля 1940 г. артиллерийские наблюдатели сопровождали атаковавшую «линию Маннергейма» пехоту неотлучно, а вот в «дорепрессионном» 1936-м (как отмечал в своем докладе от 7 октября того года «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский) артиллерийские ОСП (отделения связи с пехотой) от пехоты «слишком часто» отставали²⁸¹. Отставали они и на последней «предрепрессионной» репетиции прорыва «линии Маннергейма» – в ходе штурма 52-й стрелковой дивизией БВО в феврале 1937-го, на тактических учениях 23-го стрелкового корпуса, Мозырского укрепрайона…

Г. Связисты

О выучке бойцов и подразделений инженерных войск в опубликованных источниках сведений не содержится. Что же касается войск связи, то на апрельском совещании 1940 г. военком Управления связи Красной Армии К.Х. Муравьев (бывший начальник связи 8-й армии) заявил, что участвовавшие в финской кампании кадровые связисты были «подготовлены удовлетворительно», а «запас» имел «плохую подготовку», но что в первые дни работа всех связистов «была неудовлетворительной»²⁸². Надо полагать, оценки эти относились и к рядовому составу… На том же совещании начальник артиллерии 19-го стрелкового корпуса 7-й армии С.И. Оборин пожаловался на плохую выучку радистов артиллерийских частей, а в 8-й армии в ходе войны выявилось, что у связистов нет практических навыков «в прокладке линий связи в лесисто-болотистой местности»²⁸³.

Однако в «дорепрессионном» 36-м выучку советских кадровых бойцов-связистов нельзя была назвать даже и удовлетворительной! Как отмечал в своем докладе от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» М.Н. Тухачевский, информацию они передавали с искажениями; как мы видели в главах 1 и 3, в одном из трех крупнейших военных округов (ОКДВА) их выучка была удовлетворительной, но в другом (БВО) – просто безобразной. Судя по 44-й стрелковой дивизии и отдельному батальону связи 15-го стрелкового корпуса (по которым только и сохранилась информация о выучке рядовых связистов в 1936 г.), близкую к «неуду» оценку заслуживали тогда и связисты третьего такого округа – КВО. Радисты батальона связи 15-го корпуса – как показали Полесские маневры – «плохо овладели техникой», телеграфисты его штабной роты нормативы по времени передач еще осенью выполняли на жалкие 30 %²⁸⁴, а радисты 44-й дивизии не только плохо знали радиостанцию, но и допускали слишком большой процент искажений при передаче…

Выучку кадровых бойцов-связистов в Красной Армии нельзя было назвать удовлетворительной и в первой, «дорепрессионной» половине 1937-го – когда в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г. констатировалось то же самое, что и девятью месяцами раньше в докладе Тухачевского, когда в ОКДВА, как показывает анализ отчета ее штаба от 18 мая 1937 г. и отчета войск связи ее Приморской группы за зимний период обучения 1936/37 учебного года от 24 апреля 1937 г., выучка рядовых связистов колебалась в целом между удовлетворительной и неудовлетворительной, а в КВО была откровенно неудовлетворительной («Плохо работают радисты в сетях, – констатировал приказ комвойсками КВО № 0100 от 22 июня 1937 г. – У морзистов [телеграфистов, работавших на аппаратах Морзе. – А.С.] и радистов масса искажений [при передаче. – А.С.]»²⁸⁵).

Что до выучки радистов артиллерии, то в одной из крупнейших группировок советских войск – Приморской группе ОКДВА – она была недостаточной и в 35-м (это согласно годовому отчету группы от 11 октября 1935 г.; в действительности, видимо, откровенно плохой: не зря же артиллеристам приходилось тогда базировать управление огнем на проволочной связи). В одной из двух артиллерийских частей передового КВО, о выучке связистов которых в «предрепрессионный» период сохранилась хоть какая-то информация – в 44-м артполку «ударной» (!) 44-й стрелковой дивизии, – радисты были подготовлены так же неудовлетворительно, как и их коллеги из 19-го корпуса в финскую войну, и в январе 36-го; немногим лучше была их выучка и в сентябре (когда процент допускавшихся ими при передаче искажений был все еще «велик», а знание матчасти – плохо). А в другой части – 17-м корпусном артполку – радисты были подготовлены на «неуд» и в «дорепрессионном» же марте 1937-го (когда у них был «недопустимо велик процент искажений» и медленны темпы передачи)…²⁸⁶?Согласно отчету самих же войск связи Приморской группы ОКДВА за зимний период обучения 1936/37 учебного года от 24 апреля 1937 г., еще накануне массовых репрессий на «неуд» были подготовлены и радисты большинства артиллерийских полков ОКДВА.

Зимой 1939/40 г. в 8-й армии связисты-линейщики не имели практических навыков «в прокладке линий связи в лесисто-болотистой местности», но у линейщиков стрелковых полков стоявшей в приамурской тайге 69-й стрелковой дивизии ОКДВА таких навыков не было и в «дорепрессионном» апреле 1937-го. А у линейщиков дислоцировавшегося в лесисто-болотистом Полесье 23-го стрелкового корпуса БВО – еще и на момент ареста Тухачевского, Якира и Уборевича, к концу мая 1937-го…

И только выучка бойцов-связистов запаса в «дорепрессионной» Красной Армии была, возможно, выше, чем в финскую войну. Посетив прошедшие в МВО соответственно 26 апреля – 5 мая и 6—13 июня 1937 г. сбор второочередной 126-й стрелковой дивизии и сбор приписного состава 6-й стрелковой дивизии, начальник 3-го отдела УБП РККА комдив М.А. Рейтер оба раза отметил «вполне удовлетворительную» выучку рядовых связистов²⁸⁷. И лишь на проведенном 28 июня – 5 июля 1937 г. в ПриВО сборе второочередной 129-й стрелковой дивизии обнаружилось, что радисты во всех подразделениях не умеют работать на рации и что вообще до улучшения уровня выучки связистов дивизию боеспособной считать нельзя… (Кажется, правда, странным, что красноармейцы запаса оказывались подготовлены лучше, чем бойцы срочной службы в трех крупнейших военных округах; возникают даже подозрения в поверхностности проверки. Однако подтвердить эти подозрения нам пока нечем.)

* * *

Таким образом, и в финскую войну выучка командиров, штабов и войск Красной Армии была не хуже, чем в «предрепрессионный» период. Нельзя поэтому списывать неудачи советских войск на тот, например, факт, что из 52 участвовавших в финской кампании командиров дивизий, по которым есть соответствующие сведения, 32 еще в 1937-м командовали всего лишь батальонами и лишь пятеро к началу войны возглавляли дивизию более года. «Что это означало? То, – считает П.А. Аптекарь, – что они в большинстве своем не могли организовать бой своих соединений, особенно в тяжелых природно-климатических условиях. Поднявшись по служебной лестнице на несколько ступеней, вчерашние ротные и батальонные командиры просто не могли за такой короткий срок пополнить свои военные знания и продолжали руководить дивизией и корпусом так же, как и ротой. […] Как результат этого – многочисленные атаки в лоб на укрепленные позиции противника на Карельском перешейке, в Карелии и Заполярье»²⁸⁸. Но ведь, по свидетельству М.Н. Тухачевского, управление стрелковыми соединениями в РККА «находилось на неудовлетворительном уровне» и в 1936-м!²⁸⁹ Что же до лобовых атак, то, как мы видели, даже в передовом БВО «значительную склонность к фронтальному маневру»²⁹⁰ командиры соединений проявляли и в марте 1935-го – тогда как в Карелии в декабре 1939-го комдив-44 А.И. Виноградов, к июню 1937-го командовавший лишь батальоном, стремился все же обойти противника с фланга…

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Наименования объединений и соединений финской армии, по большей части отличающиеся от тех, что используются в отечественной военно-исторической литературе, даны по работе финского исследователя О. Маннинена (Зимняя война 1939–1940. Кн. 1. Политическая история. М., 1998. С. 142–175).

² Тайны и уроки зимней войны. 1939–1940. По документам рассекреченных архивов. СПб., 2000.

³ Аптекарь П. Советско-финские войны. М., 2004; Соколов Б. Тайны финской войны. М., 2000.

⁴ Тайны и уроки зимней войны. С. 122, 124, 125, 130, 149, 160, 201, 249, 310, 357.

⁵ Там же. С. 204, 210, 218, 322.

⁶ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. И.В. Сталин и финская кампания. (Стенограмма совещания при ЦК ВКП(б)). М., 1998. С. 117.

⁷ Соколов Б. Тайны финской войны. С. 256.

⁸ Там же. С. 159.

⁹ Шилов П. Тогда не было моды награждать. Рассказ разведчика 17-го отдельного лыжного батальона // Родина. 1995. № 12. С. 68.

¹⁰ Цит. по: Соколов Б. Указ. соч. С. 378.

¹¹ Тайны и уроки зимней войны. С. 410.

¹² Там же. С. 407.

¹³ Тайны и уроки зимней войны. С. 394

¹⁴ Цит. по: Аптекарь П. Указ. соч. С. 165.

¹⁵ Российский государственный военный архив (далее – РГВА). Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 171; Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 4.

¹⁶ Дудорова О. Неизвестные страницы «зимней войны» // Военно-исторический журнал. 1991. № 9. С. 13. Ср.: С. 19. Попытка обойти противника, оборонявшегося перед 305-м полком, с фланга, предпринятая 25 декабря 1939 г. силами подчиненного командиру 305-го полка 1-го батальона 25-го стрелкового полка, была осуществлена явно по инициативе комдива-44 (а не комполка-305). Ведь с 22 декабря непосредственное руководство действиями 305-го осуществлял сам комдив.

¹⁷ РГВА. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 151; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 573. Л. 5; Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 72.

¹⁸ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 116, 166—167.

¹⁹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 205.

²⁰ Там же. Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 51.

²¹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 30.

²² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 39.

²³ Там же. Д. 203. Л. 59.

²⁴ Там же. Д. 213. Л. 64.

²⁵ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 12. Л. 57; Д. 11. Л. 63; Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 56–55 (листы дела пронумерованы по убывающей).

²⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2529. Л. 152.

²⁷ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 246. Л. 19 и об.

²⁸ Там же. Д. 213. Л. 48.

²⁹ Там же. Д. 246. Л. 17, 26.

³⁰ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Д. 357; Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 38.

³¹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12; Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 70.

³² Тайны и уроки зимней войны. С. 311.

³³ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 228.

³⁴ Тайны и уроки зимней войны. С. 326.

³⁵ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 50.

³⁶ Там же. С. 166, 19, 32, 37, 46, 87.

³⁷ Тайны и уроки зимней войны. С. 326.

³⁸ Там же. С. 410.

³⁹ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 262.

⁴⁰ Там же. С. 38.

⁴¹ Там же. С. 126, 127.

⁴² Тайны и уроки зимней войны. С. 183.

⁴³ Там же. С. 244.

⁴⁴ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 109.

⁴⁵ Там же. С. 123. Ср.: С. 197.

⁴⁶ Там же. С. 232, 119, 225.

⁴⁷ Цит. по: Аптекарь П. Указ. соч. С. 218.

⁴⁸ Деревенец А. Сквозь две войны. Записки солдата // Сквозь две войны, сквозь два архипелага… Воспоминания советских военнопленных и остовцев. М., 2007. С. 67.

⁴⁹ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 14.

⁵⁰ Там же. С. 235.

⁵¹ Тайны и уроки зимней войны. С. 388, 390.

⁵² Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). М., 1994. С. 135.

⁵³ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 125.

⁵⁴ РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 16.

⁵⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 91.

⁵⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

⁵⁷ Там же. Ф. 1293. Оп. 3. Д. 7. Л. 6 об.; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 614. Л. 89 об. (второй из двух листов этого дела, имеющих номер 89).

⁵⁸ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 325.

⁵⁹ Там же. Оп. 36. Д. 4227. Л. 32–33.

⁶⁰ Там же. Д. 1759. Л. 87; Ф. 62. Оп. 3. Д. 40. Л. 90 об.

⁶¹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 60.

⁶² Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 27; Д. 614. Л. 38; Ф. 1293. Оп. 3. Д. 12. Л. 275; Ф. 36393. Оп. 1. Д. 54. Л. 76; Д. 55. Л. 15.

⁶³ Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 12. Л. 222.

⁶⁴Там же. Ф. 9. Оп. 39. Д. 41. Л. 79.

⁶⁵ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 331.

⁶⁶ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 37–38.

⁶⁷ Там же. Ф. 4. Оп. 18. Д. 54. Л. 36–37. В тексте этого выступления, опубликованном в сборнике «Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. Документы и материалы» (М., 2006. С. 43), последняя из процитированных нами фраз опущена.

⁶⁸ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 89–86 (листы дела пронумерованы по убывающей).

⁶⁹ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 26. Л. 38–39.

⁷⁰ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 135.

⁷¹ Тайны и уроки зимней войны. С. 182.

⁷² Там же. С. 207, 212, 210, 393; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 103.

⁷³ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 210, 211, 216, 48, 149; Тайны и уроки зимней войны. С. 412.

⁷⁴ Шилов П. Тогда не было моды награждать. С. 66.

⁷⁵ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 135.

⁷⁶ Тайны и уроки зимней войны. С. 282, 387.

⁷⁷ Там же. С. 210.

⁷⁸ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 255.

⁷⁹ РГВА. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 361; Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 83.

⁸⁰ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12 об.; Ф. 4. Оп. 15а. Д. 422. Л. 34 об.

⁸¹ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 9.

⁸² Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 83.

⁸³ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 58, 67, 61; Д. 215. Л. 34.

⁸⁴ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 26 об.

⁸⁵ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.); Д. 2529. Л. 153.

⁸⁶ Там же. Ф. 25880. Оп. 4. Д. 80. Л. 588.

⁸⁷ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 24.

⁸⁸ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 73.

⁸⁹ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 36. Л. 18; Ф. 33879. Оп. 1. Д. 588. Л. 49.

⁹⁰ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 11; Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 73.

⁹¹ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 26 об.; Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 249 об. (1 об.).

⁹² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 75 об.

⁹³ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 357; Ф. 62. Оп. 3. Д. 41. Л. 38.

⁹⁴ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 40.

⁹⁵ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 202. Л. 12; Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 71.

⁹⁶ Там же. Ф. 4. Оп. 19. Д. 18. Л. 56.

⁹⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 362.

⁹⁸ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 573. Л. 8; Д. 574. Л. 20–21.

⁹⁹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 214. Л. 55.

¹⁰⁰ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 583. Л. 6, 11.

¹⁰¹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 60.

¹⁰² Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. Документы и материалы. М., 2006. С. 27.

¹⁰³ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 250 (2).

¹⁰⁴ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 135.

¹⁰⁵ Тайны и уроки зимней войны. С. 352, 183; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 100.

¹⁰⁶ Тайны и уроки зимней войны. С. 326.

¹⁰⁷ Там же. С. 183.

¹⁰⁸ Там же. С. 152.

¹⁰⁹ Там же. С. 409.

¹¹⁰ Там же. С. 409, 393; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 236.

¹¹¹ Тайны и уроки зимней войны. С. 393; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 69, 246.

¹¹² Тайны и уроки зимней войны. С. 411; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 29, 48, 57, 85.

¹¹³ Готовил ли СССР превентивный удар? // Военно-исторический журнал. 1992. № 1. С. 10.

¹¹⁴ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 135.

¹¹⁵ Тайны и уроки зимней войны. С. 407; Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 135; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 56, 236, 70.

¹¹⁶ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 255.

¹¹⁷ Тайны и уроки зимней войны. С. 412; Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 135.

¹¹⁸ Русский архив. Великая Отечественная. Т. 13 (2–1). С. 135.

¹¹⁹ Тайны и уроки зимней войны. С. 412.

¹²⁰ Там же. С. 387; Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 84, 125.

¹²¹ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 241.

¹²² Там же. С. 34.

¹²³ Тайны и уроки зимней войны. С. 160.

¹²⁴ Там же. С. 392–393.

¹²⁵ «Не представляли себе… всех трудностей, связанных с этой войной». Доклад наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова об итогах советско-финляндской войны 1939–1940 гг. // Военно-исторический журнал. 1993. № 5. С. 48.

¹²⁶ Зимняя война 1939–1940. Кн. 2. С. 125, 241.

¹²⁷ РГВА. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 178. Л. 495–505; Д. 714. Л. 19–20; Ф. 36393. Оп. 1. Д. 54. Л. 109.

¹²⁸ Там же. Ф. 4. Оп. 18. Д. 54. Л. 36. В тексте этого выступления, опубликованном в сборнике «Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. Ноябрь 1937 г. Документы и материалы» (М., 2006. С. 43), предпоследняя из процитированных нами фраз опущена.

¹²⁹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 197–198.

¹³⁰ РГВА. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 196. Л. 152.

¹³¹ Там же. Ф. 9. Оп. 29. Д. 213. Л. 114.

¹³² Там же. Ф. 36393. Оп. 1. Д. 50. Л. 12 об.; Д. 52. Л. 10.

¹³⁴ Цит. по: Мильбах В.С. Особая Краснознаменная Дальневосточная армия (Краснознаменный Дальневосточный фронт). Политические репрессии командно-начальствующего состава, 1937–1938 гг. СПб., 2007. С. 183.

¹³⁵ РГВА. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 11. Л. 184.

¹³⁶ Там же. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 86.

¹³⁷ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1413. Л. 365.

¹³⁸ Там же. Ф. 37464. Оп. 1. Д. 11. Л. 125.

¹³⁰ Там же. Ф. 900. Оп. 1. Д. 367. Л. 164.

¹⁴⁰ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 246. Л. 63, 60, 9, 29–28 (листы дела пронумерованы по убывающей), 18, 99, 95, 53.

¹⁴¹ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 33.

¹⁴² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 62.

¹⁴³ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 2611. Л. 75.

¹⁴⁴ Там же. Ф. 62. Оп. 3. Д. 40. Л. 49.

¹⁴⁵ Там же. Ф. 9. Оп. 36. Д. 1759. Л. 88.

¹⁴⁶ Там же. Д. 2529. Л. 169.

¹⁴⁷ Там же. Ф. 33879. Оп. 1. Д. 584. Л. 28 об. – 29.

¹⁴⁸ Там же. Л. 24 об.

¹⁴⁹ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 62; Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 171.

¹⁵⁰ Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 213. Л. 95.

¹⁵¹ Там же. Ф. 900. Оп. 1. Д. 269. Л. 171.

¹⁵² Там же. Ф. 31983. Оп. 2. Д. 203. Л. 61.

¹⁵³ Коломиец М., Мощанский И. Средний танк Т-28 // Бронеколлекция. 2001. № 1. С. 23.

¹⁵⁴ РГВА. Ф. 9. Оп. 36. Д. 4227. Л. 35; Ф. 37464. Оп. 1. Д. 13. Л. 133.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.