Параграф XLII О разведке и других способах получения точной информации о передвижениях противника

Параграф XLII

О разведке и других способах получения точной информации о передвижениях противника

Одним из вернейших способов проведения хороших операций в войне является тот, который предусматривает, что приказ на движение войск отдается только после получения достоверной информации о действиях противника. Действительно, как может кто-либо сказать, что ему лично делать, если он в неведении о том, что делает его противник? Поскольку получить эту информацию, безусловно, является делом величайшей важности, то это и в высшей степени трудное, если не сказать невозможное дело; и в этом одна из главным причин огромной разницы между теорией и практикой войны.

Из этой причины вытекают ошибки тех генералов, которые просто являются обученными людьми, но без природного таланта к ведению войны. Они не обладают практическим глазомером, который приобретается большим опытом военных действий. Для схоласта совсем не трудно составить план обхода с фланга или создания угрозы линии коммуникаций противника на карте, где он может управлять позициями обеих сторон так, как ему нужно, но когда ему противостоит искусный, активный и предприимчивый противник, движения которого совершенно непостижимы, то тут и начинаются трудности. И мы видим, как обычный генерал, не отличающийся природным талантом, проявляет беспомощность.

Я наблюдал за свою долгую жизнь так много свидетельств этой истины, что, если бы я подверг тестированию конкретного генерала, я бы выразил гораздо более высокое уважение человеку, который может выработать верные выводы в отношении передвижений противника, чем тому, который может представить грандиозные теоретические выкладки. Подобные вещи легко понять, когда они однажды наглядно продемонстрированы на практике.

Есть четыре способа получения информации об операциях противника. Первый – это хорошо организованная система шпионажа; второй состоит в рекогносцировке, проводимой опытными офицерами и легкими отрядами; третий – в допросе военнопленных; четвертый – в том, чтобы строить гипотезы и версии. На последнем из них я остановлюсь поподробнее. Есть также и пятый способ, состоящий в подаче сигналов. Хотя он используется, скорее чтобы указать присутствие противника, чем для того, чтобы прийти к заключению в отношении его планов, он может быть отнесен к той же категории, что и другие способы.

Шпионы дают возможность генералу узнать более точно, чем с помощью любого другого средства, о том, что происходит в лагерях противника, потому что, как бы хорошо ни была организована рекогносцировка, она не может дать какой-либо информации за линией авангарда. Я не хочу сказать, что к ним не стоит обращаться, потому что мы должны использовать все средства для добычи информации, но я говорю, что их результаты незначительны и на них нельзя полагаться. Донесения пленных часто полезны, но в целом им доверять опасно. Опытный начальник штаба всегда будет способен отобрать умных офицеров, которые могут так сформулировать свои вопросы, чтобы извлечь важную информацию от пленных и дезертиров.

Партизаны, которых посылают для беспокоящих действий вокруг операционных направлений противника, несомненно, могут что-либо узнать о его передвижениях, но почти невозможно поддерживать с ними связь и получать информацию, которой они обладают. Экстенсивная система шпионажа в целом будет успешной, однако шпиону трудно проникнуть в кабинет генерала и узнать секретные планы, которые тот может составлять. Поэтому ему лучше ограничиться информацией о том, что он видит собственными глазами или слышит от надежных лиц. Даже если генерал получает от своих шпионов информацию о передвижениях противника, он все-таки ничего не знает ни о тех из них, которые уже происходили, ни о том, что противник собирается в конечном счете попытаться предпринять. Предположим, например, что военачальник знает, что такой-то корпус противника проследовал через Йену в направлении Веймара и что еще один корпус прошел через Геру в направлении Наумбурга. Он все-таки должен задаться вопросом: куда они идут и в каком предприятии участвуют? Подобные вещи не под силу узнать даже самому опытному шпиону.

Когда армии расположены лагерем в палатках и единой массой, информация об операциях противника была бы более определенной, потому что разведывательные отряды могут быть направлены вперед в пределах видимости лагерей, а шпионы могут передавать точные донесения о передвижениях вражеских войск. Но при существующей организации в виде армейского корпуса, который расположился просто на определенной территории на биваке (т. е. вне населенных пунктов), шпиону очень трудно что-либо узнать о таких войсках. Однако шпионы могут быть очень полезны, когда неприятельская армия находится под командованием большого военачальника или великого суверена, который всегда двигается с массой своих войск или с резервами. Такими, например, были императоры Александр I и Наполеон. Если стало бы известно, когда они двигались и по какому маршруту, было бы нетрудно заключить, какое предприятие намечено, и не было бы необходимости специально обращаться к деталям передвижений более мелких соединений и частей.

Опытный полководец может восполнить недостатки всех других способов за счет выдвижения разумных и обоснованных гипотез. Я могу с огромным удовлетворением сказать, что эти способы меня, можно сказать, никогда не подводили. Хотя судьба никогда не ставила меня во главе армии, мне доводилось быть начальником штаба почти стотысячной армии, и меня много раз приглашали на советы самых великих монархов своего времени, когда рассматриваемый вопрос состоял в том, чтобы дать верное направление объединенным армиям Европы. И я никогда не ошибался более двух или трех раз в своих предположениях и в своем способе разрешения связанных с этим трудностей. Как я уже ранее говорил, я постоянно отмечал, что, поскольку армия может действовать только по центру или одному краю своего фронта операций, редко бывает более трех или четырех предположений, которые возможно сделать. Ум, абсолютно убежденный в этих истинах и хорошо знакомый с принципами войны, всегда сможет составить план, который заранее предусмотрит все возможные случайности в будущем. Я приведу несколько примеров, которые привлекли мое внимание.

В 1806 году, когда во Франции люди все еще не были уверены, будет ли война с Пруссией, я написал научную статью о возможностях войны и боевых действиях, которые будут вестись.

Я выдвинул три следующих предположения: первое, что пруссаки будут ожидать наступления Наполеона за Эльбой и будут сражаться в обороне вплоть до Одера в ожидании помощи от России и Австрии. Либо второе: что они могут выдвинуться к реке Заале, расположив свой левый фланг на границе с Богемией (Чехией) и защищая проходы в горах Франконии. Либо третье: ожидая французов у большой дороги на Майнц, они опрометчиво выдвинутся к Эрфурту.

Я не верю, что могли быть сделаны какие-то иные предположения, если только не представить, что пруссаки окажутся настолько глупы, чтобы разделить свои силы, и так уступающие французам, на два направления – на Везель и на Майнц. Это было бы неоправданной ошибкой, поскольку на первой из этих дорог не было ни одного французского солдата со времени Семилетней войны.

Согласно этим предположениям, сделанным, как указывалось выше, на вопрос, какому курсу нужно следовать Наполеону, было легко ответить, что «уже сосредоточенную в Баварии массу французской армии следовало бы бросить на левый фланг пруссаков, через Геру и Хоф. Дело в том, что гордиев узел кампании был в том направлении, независимо от того, какой план принять».

Если бы пруссаки выдвинулись к Эрфурту, Наполеон мог двигаться на Геру, перерезать их направление отхода и оттеснить их назад вдоль Нижней Эльбы к Северному морю. Если бы пруссаки остановились на Зале, он мог атаковать их левый фланг через Хоф и Геру, частично разгромить их и достигнуть Берлина раньше их через Лейпциг. Если бы пруссаки прочно встали за Эльбой, Наполеон должен был все-таки атаковать их через Геру и Хоф.

Если операционное направление Наполеона было так явно закреплено, какое ему было дело до подробностей их передвижений? Не сомневаясь в верности этим принципам, я не без колебаний объявлял за месяц до войны, что Наполеон попытается сделать то, что он сделал, и что, если пруссаки переправятся через Зале, сражения будут происходить под Йеной и Наумбургом! (Что и произошло. – Ред.)

Я затрагиваю это обстоятельство не из чувства тщеславия, а потому, что, если бы оно было моим мотивом, я мог бы упомянуть гораздо больше такого рода фактов. Я озабочен только тем, чтобы показать, что в войне план операций может часто составляться просто на основании общих принципов воинского искусства, не обращая большого внимания на требования, которые предъявляются к деталям передвижений противника.

Возвращаясь к нашему предмету, должен заметить, что использованием шпионов во многих из современных армий в значительной степени пренебрегали. В 1813 году в штабе князя Шварценберга не было потрачено ни одного су на эти цели, а император Александр I был вынужден обеспечивать штабных офицеров средствами из своего личного фонда, чтобы дать им возможность направить агентов в Лужицу с целью выяснить местонахождение Наполеона. Генерал Макк под Ульмом и герцог Брауншвейгский в 1806 году были информированы не лучше, и французские генералы в Испании часто сильно страдали оттого, что было невозможно заполучить шпионов и добыть информацию о том, что происходит вокруг.

Русская армия лучше, чем любая другая, обеспечена средствами сбора информации благодаря использованию конных отрядов казаков, и история подтверждает мое утверждение.

Экспедиция князя Кудашева, который после сражения под Дрезденом был направлен к престолонаследнику Швеции и который форсировал Эльбу вплавь и прошел маршем среди французских колонн почти до самого Виттенберга, является выдающимся примером такого рода. Информация, добытая партизанами генералов Чернышева, Бенкендорфа, Давыдова и Сеславина, была весьма ценной. Мы можем вспомнить, что именно в результате перехвата русскими казаками неподалеку от Шалона письма Наполеона императрице Марии Луизе союзники были проинформированы о его плане атаки их коммуникаций всеми имевшимися в его распоряжении силами, опиравшимися в этих операциях на укрепленные города Лотарингии и Эльзаса. Эта чрезвычайно важная информация побудила Блюхера и Шварценберга осуществить соединение своих армий, вопреки азбучным принципам стратегии, согласно которым до этого армии никогда не вводили в действие сообща, за исключением операций под Лейпцигом (1813) и после Бриена (1814).

Нам также известно, что предостережение, сделанное Сеславиным генералу Дохтурову, спасло его от разгрома под Боровском Наполеоном, который только что оставил Москву, отступая со всей армией. Дохтуров поначалу не придал значения этой новости, что настолько разозлило Сеславина, что он захватил в плен французского офицера и нескольких часовых у французских биваков и отослал их генералу в качестве доказательства своей правоты. Благодаря этому предостережению Кутузов решился на марш в Малоярославец, что помешало Наполеону идти на Калугу, где он мог бы найти большие возможности для восстановления сил своей армии и избежал бы гибельных для него событий у Красного и Березины. Катастрофа, которая обрушилась в конце 1812 года на Наполеона, была бы тогда смягчена, хотя и не предотвращена вовсе.

Такие примеры дают нам полное представление о том, что может совершить хороший партизанский отряд, руководимый толковыми офицерами.

Завершу этот параграф следующим резюме:

1. Полководец не должен пренебрегать никакими способами получения информации о передвижениях противника и с этой целью должен использовать рекогносцировку, шпионов, небольшие отряды под командованием способных офицеров, всевозможные сигналы и донесения и допросы дезертиров и пленных.

2. При использовании множества средств получения информации не важно, насколько она может оказаться несовершенной и противоречивой, верные сведения часто могут быть выделены из общей массы полученной информации.

3. Нельзя полагаться только на одно из этих средств.

4. Поскольку упомянутыми методами невозможно получить точную информацию, полководцу никогда не следует действовать, не подготовив для себя несколько направлений движения, основываясь на возможном предположении, что относительное положение армий позволяет ему иметь в виду и никогда не упускать из виду принципы военного искусства.

Могу заверить полководца в том, что с такими предосторожностями на него не обрушится ничего неожиданного, что привело бы его к катастрофе, как это часто случается с другими. Если только он не относится к числу тех, кто совершенно негоден для командования армиями, то, по крайней мере, сумеет вывести достаточно весомое предположение о том, что собирается делать противник. Исходя из этого полководец должен установить для себя определенную линию поведения соответственно каждому из этих предположений[34]. Нельзя слишком настаивать на том, что настоящий секрет военного гения состоит в способности сделать эти разумные предположения в любом случае, и, хотя их число всегда невелико, удивительно, как многими из этих в высшей степени полезных средств регулирования чьих-либо действий пренебрегают.

Для того чтобы завершить этот параграф, я должен указать, чего можно достигнуть, используя систему сигналов. Их несколько видов. Телеграфные сигналы (здесь имеется в виду телеграф. – Ред.) могут быть упомянуты как наиболее важные из всех. Наполеон обязан своему поразительному успеху у Регенсбурга в 1809 году тому, что он установил телеграфную связь между штабом армии и Францией. Наполеон все еще находился в Париже, когда австрийская армия форсировала Инн у Браунау с намерением вторгнуться в Баварию и прорвать его линию расположенных здесь войск. Получив информацию (за двадцать четыре часа) о том, что происходило за семьсот миль от Парижа, император вскочил в свою походную карету и неделю спустя уже одержал две победы под стенами Регенсбурга. Без телеграфа (оптического. – Ред.) кампания была бы проиграна. Этого единичного факта достаточно, чтобы произвести на нас впечатление тем, насколько он ценен.

Выдвигались предложения использовать переносные телеграфы (оптические семафорные. – Ред.). С таким телеграфным приспособлением, обслуживаемым солдатами на лошадях, обосновавшись на возвышенности, можно передавать приказы из центра к краям линии фронта, а также донесения с флангов в штаб. Неоднократные попытки организовать такую связь предпринимались в России (в конце XVIII в. И.П. Кулибиным. – Ред.), но не получили развития, по какой причине, я так и не смог узнать. Такая связь может быть только очень кратковременной, а в туманную погоду на этот метод полагаться нельзя. Лексикон для этих целей может быть ограничен несколькими короткими фразами, которые могут быть легко выражены знаками. Думаю, что этот способ в любом случае полезен, даже если была бы необходимость направить копии приказов офицерами, способными точно их передать. Конечно, была бы обеспечена скорость передачи.

Попытка иного рода была сделана в 1794 году в битве при Флерюсе, где генерал Журдан воспользовался услугами воздухоплавателя на воздушном шаре для наблюдения и заметок о передвижениях австрийцев. Мне неизвестно, нашел ли он этот способ полезным, поскольку он не был использован повторно, но в то время утверждали, что с его помощью Журдан смог одержать победу. Однако в этом у меня есть большие сомнения.

Вероятно, трудность заключалась в том, чтобы иметь наготове аэронавта, способного в подходящий момент совершить подъем и провести тщательное наблюдение за тем, что происходит внизу, при этом паря в воздухе по воле ветра, видимо, поэтому и был оставлен этот способ получения информации. Придавая воздушному шару не слишком большую высоту подъема, посылая с воздухоплавателем офицера, способного составить верное мнение о передвижениях противника, и доведя до совершенства систему сигналов специально для воздушного шара, можно ожидать значительного преимущества от применения этого способа связи и разведки. Иногда дым сражения и трудность в различении колонн (которые с высоты кажутся колоннами лилипутов), из-за чего не всегда ясно, к какой из сторон они относятся, делают донесения воздухоплавателей весьма ненадежными. Например, аэронавт был бы чрезвычайно обескуражен, находясь в районе битвы при Ватерлоо, не понимая, Груши или Блюхер подходит по дороге на Сен-Ламбер, но этой неопределенности не существовало бы, если бы армии не перемешались так сильно. Я видел собственными глазами, какое преимущество дают такие наблюдения, когда находился на высоте Гаутш в битве под Лейпцигом, а адъютант князя Шварценберга, которого я провел на тот же пункт, не мог не признать, что именно по моей настойчивой просьбе князя убедили уйти с пути марша между реками Плайсе и Вайсе-Эльстер. Несомненно, наблюдателю гораздо комфортнее в башне, чем в хрупкой корзине, парящей в воздухе, но башни не всегда под рукой в окрестностях полей сражений, и их невозможно перевозить по желанию.

Есть еще один метод подачи сигналов – использование больших костров, разожженных на высоких местах на местности. До использования телеграфа такие костры становились средством передачи новостей о вторжении из одного конца страны в другой. Швейцарцы применяли их для того, чтобы поднять по тревоге ополчение. Костры использовали также для того, чтобы передавать сигнал тревоги на зимние квартиры и быстрее собрать войска. Из сигнальных костров можно извлечь еще большую пользу, если их разложить так, чтобы указать армейским корпусам направление угрожающих движений противника и место, где им следует сосредоточиться, чтобы встретить его. Такие сигналы могут также использоваться на побережье, чтобы давать знак десантам.

Наконец, есть вид сигналов, подаваемых войскам во время боевых действий военными средствами. Этот способ подачи сигналов был доведен до совершенства в русской армии более, чем в какой-либо другой из тех, которые мне известны. В то время как я понимаю огромную важность надежного метода приведения в действие одновременно огромных масс войск по воле командующего, я убежден, что должно пройти много времени, прежде чем проблема будет решена. От подачи сигналов военными средствами мало пользы, если только не для стрелков в цепи. Движение длинной линии войск может быть выполнено почти одновременно криком с одного места, быстро передаваемого по цепочке от солдата к солдату, но эти крики в целом выглядят как нечто вроде воодушевления и редко бывают результатом отдачи приказа. Я наблюдал всего лишь два таких случая за тринадцать кампаний.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.