Сергей Устинов СИДЯЧАЯ РАБОТА

Сергей Устинов

СИДЯЧАЯ РАБОТА

Вдох-выдох, вдох-выдох… Человек бежит по лесу.

Черный лохматый пес несется рядом, то вылетая вперед, то чуть отставая. Нет у него времени задержаться, обнюхать каждый куст. Пес знает, что хозяин — человек серьезный, пока не отмахает километров шесть, к дому не повернет.

Вдох-выдох, вдох-выдох… Вон — никотин из легких, свинцовую тяжесть из мышц, вчерашние заботы из головы. Еще, что ли, прибавить темпа?

Это называется — утренние прогулки с Антоном. Тот, кому знакомы совещания в прокуренных кабинетах, писание бумаг и беспрерывные телефонные звонки, поймет, зачем бежит, превозмогая себя, этот высокий крепкий мужчина. У него работа в основном сидячая, главное дело — разговоры разговаривать. Поэтому: вдох-выдох…

На службу он поедет в метро. Хотя занимаемая должность позволяет ему вызвать машину. В метро можно, качаясь в вагоне вместе с многоликой толпой вокруг, подумать о своем, прочитать полтора десятка страниц книги. Потом выйти на «Пушкинской», не спеша прогуляться по улице Чехова, выпить стакан сока в «Овощах»… Мы умеем ценить то, чего нам хронически не хватает. Например, времени, когда можно просто побыть самим собой.

Когда, предъявив на проходной удостоверение, человек поднимется в свой кабинет, вполне вероятно, что один из трех телефонов уже будет звонить. Рабочий день начнется, но никто теперь не сможет сказать, когда он закончится и закончится ли сегодня вообще. Потому что хозяин кабинета — специалист по расследованию особо опасных преступлений. Заместитель начальника Московского уголовного розыска Анатолий Николаевич Егоров.

Писать документальный очерк о сыщике нелегко. Детективные романы, несмотря на внешнее разнообразие сюжетов, создали довольно устойчивый стереотип представителя этой профессии. Работа на износ, обиды жен, опасения матерей, да вот хоть та же вечная нехватка личного времени… Но и разрушать этот образ нет никаких оснований — все так на самом деле.

С другой стороны, со времен скрипки, игравшей на Бейкер-стрит, было придумано еще немало способов придания героям «человеческих» черт. И кто теперь мне поверит, если я скажу, что один невыдуманный, вполне реальный начальник отдела в МУРе увлекается йогой? Что другой, еще более ответственный руководитель пишет маслом великолепные пейзажи, что зам. начальника отделения вполне профессионально поет русские романсы, а старший группы разводит экзотические цветы?

А ведь не поверят и будут, пожалуй, правы. Потому что действительно не имеет такого уж значения, чем увлекаются эти люди в редкие свои свободные часы. И не это «оживляет» их, не здесь проявляются они по-настоящему. Всех их объединяет одно — работа. Работа, которая — к черту штампы! — и впрямь не отпускает их сутками. Работа, которая не терпит равнодушных и на которой остаются только те, для кого она становится главным. Работа, которой они живут.

Поэтому перейдем к делу.

Егоров приехал на место происшествия через двадцать минут после дежурной группы МУРа. И вовсе не потому, что это входит в его обязанности. Можно было бы отправить сюда руководителя рангом пониже и уж, во всяком случае, надо ли было мчаться сюда с такой стремительностью? Егоров знает, что кое-кто из руководства его за это осуждает: дескать, больше надо доверять сотрудникам. Но еще Егоров знает, что никто из подчиненных на него за недоверие не обижается. Потому что нет его, недоверия. А есть какое-то жадное егоровское нетерпение: увидеть непременно своими глазами, пощупать руками, услышать ушами. Но подчиненным известно также, что здесь не просто начальственное любопытство.

— У него дар божий, — спокойно, как о чем-то давно уясненном сказал мне майор Евгений Николаевич Андреец, человек, долгие годы проработавший с Егоровым бок о бок. — Дар сыщика, видимо, прирожденный, ну, бывают же прирожденные математики или художники. А со временем еще и талант руководителя развился. Сами понимаете, такое сочетание в нашем деле…

Удивительная вещь произошла, когда Егоров поднялся на этаж и вошел в распахнутую дверь квартиры. Если б я не был заранее готов, пожалуй, ничего не заметил бы. Кто-то, коротко поздоровавшись, отступил на шаг, кто-то оборвал на полуслове разговор, кто-то голову повернул. Но разом вдруг все внимание сосредоточилось на нем, через секунду после появления он уже оказался в самом центре событий. Говорят, в театре короля делает свита. В этот краткий миг я, сторонний наблюдатель, смог взглянуть на  т о г о  с а м о г о  Е г о р о в а  глазами окружающих его людей…

Убитый лежал на постели, раскинув руки. Анатолий Николаевич сделал шаг вперед и остановился посреди комнаты. Мельком взглянув на труп, он медленно обвел глазами комнату.

В этот момент я вспомнил все, что знал об удивительной способности зам. начальника МУРа извлекать информацию из мельчайших деталей при осмотре места преступления. Например, однажды он указал на близстоящую многоэтажку и уверенно сказал: «Преступник или его соучастники живут здесь». Так он решил, исходя из расположения места происшествия, подъездных путей к нему и еще ряда мелких, незначительных по отдельности обстоятельств, которые, соединенные вместе, составляли целую картину. Соединенные им, Егоровым. Пособник преступника действительно жил в этом доме… Похоже, чуда ждал не я один. Все время, пока Егоров оглядывал комнату, люди вокруг стояли, не говоря ни слова. Но чуда не произошло. Или, во всяком случае, оно откладывалось.

— Жилой сектор начали отрабатывать? — негромко спросил Анатолий Николаевич.

— Начали. Воронин с Рушайло. И еще местные из отделения.

— Где он работал?

— Директор магазина «Обувь».

— Так. Надо определить, что из квартиры пропало.

— Сейчас устанавливаем родственников…

Начиналась обычная работа десятков людей.

Я немало разговаривал с рядовыми сыщиками, беседовал с теми, кто занимает теперь отдельные кабинеты, но в душе остался тем же «сыскарем». Я спрашивал: где в их работе кончается ремесло и начинается творчество?

— Творчество начинается там, где появляется интуиция, — ответил мне как-то майор Валерий Тихонович Бобряшов. — А ремесло не кончается никогда. Интуиция — это опыт плюс логика плюс воображение. Добавьте сюда неукоснительное соблюдение всех азбучных правил и получите представление о том, чем в совершенстве владеет Егоров…

Снова Егоров. Но сам Анатолий Николаевич мало склонен распространяться о своих достоинствах.

— Одно из азбучных правил, между прочим, гласит: время одиночек прошло, — ворчит он. — Раскрытие серьезных преступлений — труд коллективный.

Я, конечно, соглашаюсь. Но спрашиваю «наивно»:

— Что же, личность сыщика совсем перестает иметь значение?..

Семнадцать лет назад по комсомольской путевке пришел из оперотряда на работу в милицию электромонтажник Толя Егоров. Первое преступление — угон автомашины раскрыла за него служебно-розыскная собака. Она сразу взяла след возле брошенного на кольцевой дороге «газика» и потащила людей прямо через поле, через снег куда-то в темноту. Были на вчерашнем электромонтажнике только тоненькие модные ботиночки, и, когда собака с лаем ворвалась во двор дома, где незадачливые похитители (им машина понадобилась, чтоб скорей до приятеля добраться) только разливали по первой, ох и зол был новоявленный сотрудник уголовного розыска! На преступников, на снег, на ботиночки и на себя. Но новую работу не бросил и вскоре убедился, что она состоит не из одних только погонь. Даже так: погонь в ней меньше всего.

Он помнит первое тяжкое преступление, с которым ему пришлось столкнуться. Труп был явно подброшен во двор, где его обнаружили, а значит, следовало искать место убийства. Когда личность потерпевшего была установлена, появилась задача восстановить его последние часы. С кем он был, где, когда? В 102-м отделении милиции рядом с двадцатидвухлетним Егоровым работали люди, чей стаж в розыске был побольше, чем прожил Толя на свете. Ему было у кого поучиться, у кого перенять опыт. Работали всем отделением, навалились, как говорится, скопом, прочесывали дома, предприятия, опрашивали жителей, чуть только не мыли лестницы в подъездах перекисью водорода в поисках следов крови…

И нашли! Увенчался успехом коллективный труд. Молодой сотрудник Анатолий Егоров нашел единственную свидетельницу, которая видела, как потерпевший незадолго до предполагаемого времени убийства входил в один дом.

Повезло? Анатолий Николаевич сейчас не может припомнить, чтобы кто-нибудь из его тогдашних учителей так оценил проделанную работу. Поощрили командировкой в другой город для задержания преступника — это было…

Егорову и дальше «везло». Скоро его заметили и переведи на работу в МУР. Для начала в так называемый аналитический отдел, занятый проверкой деятельности подчиненных звеньев. Самостоятельной розыскной работы сотрудники отдела не вели: только справки, отчеты… И вдруг один из них пишет рапорт на имя руководства: «Прошу направить на оперативную работу в район или любой отдел МУРа». Рапорт удовлетворили, но как?! Отправили сотрудника не в район, не в «любой отдел» даже, а сразу старшим оперуполномоченным в отделение по особо важным делам, название которого, думаю, говорит само за себя. Тут уж, наверное, простым везением все не объяснишь…

Есть люди, про которых говорят: они из всего делают проблему. Но и они, в свою очередь, делятся на две категории: одни, сделав проблему, на этом останавливаются, другие ее разрешают. Да, в аналитическом отделе Егоров должен был писать справки и отчеты. Но, говорят, когда ему дали первое задание — проверить работу одного районного подразделения, он проверил работу двух. Этого и соседнего.

Он сравнил их и доказал, почему одно лучше, другое хуже. Взял, например, и досконально изучил распорядок дня оперуполномоченного здесь и такого же там. Все подсчитал: загрузку, распределение обязанностей, даже количество писанины, приходящейся на день. И сделал выводы: что и как можно поправить.

…Про него и сейчас в МУРе говорят слегка иронически, но больше уважительно:

— Егоров себе работу всегда найдет…

Пожалуй, именно тогда, еще в аналитическом отделе, окружающие начали понимать, что везет не Егорову, а тем, кто рядом с ним работает.

А сам он в то время мучился, не находил, как ему казалось, выхода своей энергии, мечтал о «живой» работе! И только много позже понял, что всему свой срок, что в этот период он, наверное, приобретал главное, что так пригодится ему впоследствии: умение анализировать, обобщать. Умение руководить.

Надо, конечно, согласиться с Анатолием Николаевичем: время одиночек в криминалистике прошло. И добавить: значение личности руководителя от этого возросло.

Отработка жилого сектора тем временем давала первые результаты. Стало известно, что вчера вечером директор магазина пришел домой с яркой блондинкой в черном кожаном пальто. Разыскали и привезли брата убитого, который после беглого осмотра квартиры особых пропаж не заметил, но сообщил, что, по его представлениям, покойный мог держать дома крупную сумму в облигациях. Наметился мотив убийства.

В ближайшем отделении милиции, где расположился штаб по расследованию преступления, на столе у заместителя начальника по уголовному розыску появился плотный лист бумаги, в центре которого нарисовали кружок с фамилией потерпевшего. От него во все стороны потянулись лучики — друзья, родственники, знакомые…

Приехал старший товаровед магазина «Обувь», рассказал, что несколько дней назад в кабинет к директору буквально влезла нахальная блондинка в черном кожаном пальто. Что-то ей было нужно, кажется, осенние туфли, но товаровед, случайно зашедший во время разговора, отметил тогда же, что женщина определенно кокетничает с директором, как известно, мужчиной еще не старым, к тому же холостым. «Шерше ля фам», — хмыкнул Егоров.

В одиннадцатом часу вечера ручеек информации стал высыхать и грозил вот-вот иссякнуть: блондинка среди связей директора не проявлялась.

— Думайте, — повторял Егоров. — Думайте. Никто из нас не имеет права уйти домой, пока не сделаем все, что можно сделать сегодня.

Это тоже один из его принципов работы. Она может закончиться в три, в четыре, в пять часов утра (хотя ровно в девять он все равно будет у себя в кабинете), но она закончится тогда, когда он сможет оставить ее с чистой совестью. Однако принципы Егорова хороши тем, что имеют самое прямое отношение к жизни.

…Однажды у ювелирного магазина была задержана женщина, пытавшаяся сбыть с рук кое-какие вещи, находившиеся в розыске в связи с одним опасным преступлением. Оказалось, что вчера она познакомилась с неизвестным мужчиной, по приметам похожим на преступника, который и подарил ей эти предметы, пообещав прийти еще раз через день. Возник вопрос о необходимости завтра с утра устроить на квартире женщины засаду. Встал Егоров:

— Почему завтра? Почему не сегодня?

Засаду поставили немедля, и преступник попал в нее тем же вечером. Потом он показал, что пришел раньше времени, чтобы убить свидетельницу, которой вчера так легкомысленно подарил опасные для себя улики…

— Думайте, — повторял Егоров. — Что еще можно сделать сегодня из того, что завтра станет поздно?

Снова связались со старшим товароведом. Кто еще мог видеть блондинку в кабинете директора? Оказалось, туда заходила одна из продавщиц. Подняли с постели. Извинились. Та вспомнила, что блондинка что-то говорила про Польшу. Что именно? Ах, вот! Пальто! Она говорила, кажется, что это пальто купила в Польше, куда ездила по приглашению.

Так, зацепка. Но даже если это правда, немало блондинок, наверное, ездило за последнее время в Польшу. Во всяком случае, сейчас, среди ночи, выяснить этот вопрос нельзя. Но что еще можно предпринять, чтобы попытаться немедленно, по горячим следам раскрыть преступление? Что?

— Думайте…

Читатель, возможно, ждет, что такая напряженная работа допоздна, да еще под руководством столь опытного человека вот-вот принесет плоды. Увы! Раскрытие преступления, особенно на начальном этапе, — часто поиски черной кошки в темной комнате, правда, с уверенностью, что она там все-таки есть… Можно сделать все возможное: экспертиза, свидетели, отпечатки пальцев, жилой сектор, связи потерпевшего, весь набор необходимого, — и в результате не получить ничего, вернее, почти ничего. Что там? Некая блондинка, которая когда-то ездила в Польшу?! Но особенность расследования тяжких преступлений состоит в том, что оно не прекращается практически никогда.

Покидая отделение милиции в половине третьего утра, сыщики и следователи не могли, конечно, знать, что до успешного окончания дела впереди долгие недели кропотливейших поисков, не были уверены, что слабенькая ниточка, за которую завтра предстоит потянуть, приведет в конце концов к клубку, что понадобится труд сотен людей, опыт и интуиция десятков для того, чтобы преступник предстал перед законом. Знали другое: как бы там ни повернулось, преступник  д о л ж е н  предстать перед законом и неотвратимо понести наказание.

— Думайте, — говорил Егоров.

Что может быть банальней такого совета? И тем не менее это — тоже одно из правил Анатолия Егорова. Думайте — значит анализируйте, сопоставляйте, ищите отклонения в стереотипе — поведении преступника, своем собственном. Думайте — значит творите. Думайте — значит постоянно напрягайте мозги, направляйте мысль на решение неразрешимой, кажется, задачи.

— Я одно время увлекся аутотренингом, — чуть смущенно признается Анатолий Николаевич. — Даже литературу кое-какую стал изучать. Мозг — удивительная штука… Работает, даже когда ты спишь, когда занят, казалось бы, совсем другим делом. И если суметь направить его работу в нужном направлении… Помните, как Менделеев увидел свою периодическую систему во сне? Перед этим он непрестанно думал о ней. Мне отличные мысли частенько приходят по утрам, во время прогулок с Антоном, в метро. В личное, так сказать, время…

…В Тушинском районе на месте преступления был найден клочок бумаги с номером телефона. Как ни бились следователи, усмотреть связь владельца телефона с потерпевшим не удавалось. А Егорову, верному своему правилу прочитать глазами каждый документ, подержать в руках каждое вещественное доказательство, запали в голову первые три цифры телефона — 463… Это ведь, кажется, в Первомайском районе? Первомайский, Первомайский… Так и ходил он с этим, пока вдруг не выскочило само собой: давнее нераскрытое преступление в Первомайском. Никаких прямых оснований связывать его с тушинским не было, но… Была интуиция, которая есть опыт плюс логика плюс воображение. Владелец телефона имел прямое отношение к убийству в Первомайском районе. Для МУРа это была даже не ниточка — канат. Оба преступления были скоро раскрыты.

Думайте — значит смотрите шире, заглядывайте глубже. Думайте, думайте…

На следующее утро начали поиск блондинок, выезжавших в последние годы по приглашению в Польшу. Сыщики и участковые из отделений милиции вели проверку возможных кандидатов на местах. Учитывались данные словесного портрета, определенный образ жизни, который должна была вести сообщница убийцы, даже наличие кожаного пальто. Прошла неделя, вторая. Но результатов не было.

Сейчас уже не вспомнить, кто первый высказал мысль, что светлый цвет волос у этой женщины мог быть ненатуральным. И кто предложил не тратить силы на тот период, когда кожаные пальто всех марок в избытке появились в московских магазинах. Да это и неважно. Коллективный разум розыска добился результата. Инга Калинина, шатенка, двадцати восьми лет, без определенных занятий, а вернее, с весьма определенными, попала в поле зрения МУРа. С этого момента расследование вышло на качественно новый, очень важный этап.

Следующее правило Егорова: о подозреваемом должно быть известно максимум, а для этого у следователя в деле, которым он занимается, не должно быть ни одного, места, где бы он «плавал», ни одной неясности, ни одного не прочитанного своими глазами документа.

…О требовательности заместителя начальника МУРа Анатолия Николаевича Егорова, о его жесткости, его неумолимых разносах ходят легенды. Примиряет только то, что все знают: так же требователен и жёсток он к себе. Главный способ обучения сотрудников у него — личный пример.

Начальник отдела МУРа Виктор Николаевич Федоров рассказывал мне, как однажды вечером они с Егоровым приехали в отделение милиции, где велась работа по недавно совершенному преступлению. (Тут в скобках надо заметить, что Егоров вообще считает, что основная «страда» начинается у него после семи вечера — конца рабочего дня. «Когда-нибудь отоспимся…» — его любимое присловье.) Встретил их там зам. начальника отделения по уголовному розыску, молодой, только недавно назначенный.

Егоров по своему обыкновению попросил вместо устного доклада все документы по делу: рапорты, объяснения, протоколы допросов. Стал внимательно читать, по ходу задавая вопросы. А это что? А вот тут как понять?

Сначала зам. начальника отвечал бойко, потом стал запинаться, потом и вовсе «поплыл». Егоров медленно свирепел. А потом произошло вот что. В одном показании мелькнул намек на то, что преступники предыдущую ночь провели где-то в районе трех вокзалов.

— Комсомольскую площадь как отработали? — спросил Егоров.

— Да это ж не мой район! — удивился зам. начальника. — К тому же там сам черт ногу сломит!

Егоров встал. Выражение его лица предвещало мало хорошего.

— Собирайся. Поедем на три вокзала.

На площади они разделились. Один взял себе Ленинградский, второй — Казанский, третий — Ярославский.

— Через час встречаемся у отделения милиции, — сказал Егоров.

На языке криминалистики это называется «личный сыск». Федоров задержал двух мошенников, в сговоре с таксистом поджидавших незадачливого клиента. Егоров привел карманного воришку, зам. начальника — ночного торговца спиртным. Они работали до утра: допрашивали, беседовали, изучали обстановку. А к рассвету появилась первая зацепка, ведущая к преступлению, с которого все началось.

Когда снова вышли на площадь, из метро показались уже первые пассажиры.

— Вот так, — сказал Егоров. И добавил: — Когда-нибудь отоспимся…

К тому времени, когда решили наконец задержать Ингу Калинину, о ней было известно многое. Занимается спекуляцией дефицитных товаров, имеет массу знакомых в различных магазинах, образ жизни ведет не монашеский, в связях неразборчива. Но как среди ее разнообразных приятелей определить того, кто вместе с ней совершил тягчайшее преступление? (А о том, что она совершила его не одна, говорил способ убийства.)

Идея, кажется, принадлежала Егорову. Калинину задержали (благо поводов хватало и без убийства), демонстративно дав убедиться соседям, что делают это не кто-нибудь, а именно сотрудники уголовного розыска. Потом начали по одному вызывать на Петровку ее приятельниц из магазинов, предлагая дать показания по поводу спекулянтских занятий Калининой. Егоров рассчитал правильно: только дураку не ясно, что МУР спекуляцией заниматься не будет — передаст дело в УБХСС, а преступник, судя по тому, как он организовал это дело, совсем не дурак. Но такова звериная психология того, кто совершил преступление и скрывается от закона, что он просто не может удержаться и не выяснить: о чем расспрашивают в МУРе приятельниц Инги? Дальнейшее было делом техники: всех, кого вызывали на Петровку, под разными предлогами посещал и расспрашивал Игорь Иванович Зайцев, сорокадвухлетний врач-стоматолог…

Старый, умудренный опытом сотрудник уголовного розыска, ловивший бандитов, кажется, еще до войны, как-то сказал мне:

— В нашем деле погоня и перестрелка — брак в работе…

Зайцева взяли тихо, опомнился он в машине уже в наручниках. Тут, как водится, можно было бы рассказать о том, как эти люди дошли до жизни такой, как им, привыкшим к легким денежкам, захотелось еще более легких. Но сегодня мы говорим не о преступниках. О заместителе начальника МУРа Анатолии Николаевиче Егорове. И поэтому мне хочется привести напоследок один разговор:

— Зайцев, что вы делали в ночь с одиннадцатого на двенадцатое сентября?

— Не помню. Спал дома, наверное.

— Подпишите, пожалуйста, вот здесь.

— Что это? Зачем?

— Всего лишь ваш ответ на мой вопрос.

— А… Бога ради.

— Теперь скажите, почему утром двенадцатого вы неожиданно вылетели в Сочи?

— Почему неожиданно? У меня очередной отпуск.

— Подпишите. Так, хорошо. Теперь посмотрите сюда. Это ваша телеграмма на работу с просьбой предоставить вам отпуск за свой счет? Отправлена из города Сочи двенадцатого числа.

— Не моя!

— Подпишите. Вот бланк, изъятый нами в почтовом отделении. Это ваша рука?

— Моя…

— Вы знакомы с Ингой Калининой?

— Нет.

— Вот здесь подпишите. Глядите: это корешки авиабилетов. В Сочи вы летели, сидя в соседних креслах.

— Мало ли кто со мной летел…

— Тут, пожалуйста. А в гостинице вы жили в соседних номерах. И не надо говорить: мало ли кто со мной рядом жил. Вас видели вместе с ресторане, в баре, на пляже.

— Познакомились в самолете…

— Подпишите. И она сразу доверила вам сдать свое пальто стоимостью восемьсот рублей в комиссионный магазин на ваш паспорт? Эх, Зайцев, жадность вас сгубила!..

Восемь часов с небольшими перерывами длился этот разговор. Восемь часов боролись двое — зам. начальника МУРа и преступник. И победить должен был тот, у кого крепче логика, сильнее аргументы, кто к этому разговору лучше готов.

А Егоров подготовился хорошо. Даже версия о том, что преступники постараются избавиться от пальто-улики, но могут пожадничать, подтвердилась при проверке комиссионных в Сочи. Десятки свидетельских показаний, документов, вещественных доказательств имел он в своем арсенале перед началом допроса. Но, может быть, самым главным была для Зайцева спокойная уверенность Егорова, что он, преступник, никуда от разоблачения и наказания уйти не сможет. И кончился допрос так, как и должен был кончиться:

— Хватит. Не могу больше… Дайте бумагу, буду писать…

Инга Калинина сдалась днем раньше, увидев изъятое из магазина пальто.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Высокий человек в спортивном костюме и черный лохматый пес бегут по дорожке через лес. Кабинетный служащий принимает свою дозу физической нагрузки. Он бежит сосредоточенно, с полной серьезностью отдаваясь делу. Так, как он привык отдаваться всему, за что берется: не жалея сил, себя не щадя.