В интересах детства
В интересах детства
Самые разные конфликты сходятся в отдел к Татьяне Владимировне.
Вот сидит перед ней взволнованный папа:
— Хулиган жестоко избил моего сына. Чуть не покалечил. Я требую его привлечения к суду! В противном случае я буду жаловаться выше.
На самом же деле произошла заурядная мальчишечья драка. Это установлено после долгой и тщательной проверки. Так считают одноклассники, учителя, директор школы. Один из драчунов оказался чуть послабее, другой чуть посильнее. И это вовсе не означает, что тот, который послабее, — невинная жертва, поскольку у него был расквашен нос, а тот, который посильнее, — злостный хулиган, поскольку у него всего лишь синяк под глазом.
Однако попробуйте объяснить разгневанному папе, что же случилось с его сыном. Папа не хочет слушать. И папа действительно потащит дело о расквашенном носе своего детища дальше и выше, во все инстанции.
— Татьяна Владимировна, — скажут ей. — Неужели вы не могли ему сразу объяснить?
Она вздохнет:
— А вы попробовали? Получилось?
И ведь ничто в жизни не проходит бесследно. Как после аукнется в подростке затеянная папой мелочная тяжба?
При мне к Татьяне Владимировне заглянул человек спортивного вида. Совсем другая история. Сложная, запутанная.
Начинается она с жалобы матери на сына. Подросток отбился от рук, грубит, и вот дошел до того, что поднял руку на мать.
Разговор с подростком. Такая ненависть к матери, что даже страшно. Хочет жить с отцом. А младший брат пускай остается с матерью.
Согласна ли мать отдать сына бывшему мужу?
Согласен ли отец взять на себя заботу о сыне?
И где в конце концов подростку будет лучше? Главный вопрос для Татьяны Владимировны. Ее новый подопечный учится в техникуме. Там ничего не знают о его семейной драме. И не надо, чтобы знали. Он учится хорошо и пускай себе спокойно учится. Но от подростка, попавшего в такой житейский переплет, всегда можно ждать самого неожиданного. И непременно нужно показать его опытному психиатру, причем, конечно, сделать это так, чтобы парень и не догадался о специальном медицинском обследовании. Каждый шаг, предпринятый ради него, должен быть взвешен и обдуман. Не травмировать, но и не выпускать из вида.
Во всей этой запутанной истории есть еще и юридическая сторона. После развода мать и двое детей получили большую трехкомнатную квартиру. Отец — комнату в общей квартире. Ему много не нужно. Он тренер, постоянно в разъездах. Но теперь их будет двое.
Опять размен? Мать категорически не согласна. Хотел жить с отцом — живи. В семейных драмах не так уж редко встречается подобное ожесточение. Глядя со стороны, легко сказать: человек должен быть выше мелочей, плюнь и уходи. По закону подросток имеет право на жилье, стало быть, это право должно быть защищено всеми мерами, какие есть. Только так.
Я спрашивала Татьяну Владимировну, кто, на ее взгляд, больше повинен в сложившейся ситуации. Мать? Отец?
Она говорит, что не берется быть судьей в отношениях, сложившихся между двумя взрослыми людьми. Ее дело — защитить интересы подростка, защитить его самого, уберечь в нем человека. Практически она сейчас помогает отцу. Он платил алименты на двоих. Теперь должен платить на одного, потому что старший сын уже перешел к нему. Но бывшая жена не согласна на уменьшение алиментов. Ее уговаривала комиссия по делам несовершеннолетних — и безрезультатно. Придется решать вопрос через суд. Неприятная процедура? Еще бы! Но что же прикажете делать, если все разговоры оказались бессильными.
— А в квартире матери должна оставаться комната, принадлежащая старшему сыну. Даже если он там не живет. Его стол, его кровать. Здесь закон умнее матери. Ведь это нужно прежде всего ей самой, на будущее…
Значит, и такая есть работа у инспекции по делам несовершеннолетних.
Мы сидим в кабинете Татьяны Владимировны, выходящем единственным окошком во двор большого дома, типично московского, с множеством подъездов и магазинами на первом этаже. Я не знаю, скоро ли мы теперь увидимся. Ведь как ни говори, а мое пребывание тут мешает ей работать.
Что сказать на прощанье?
Что все эти дни, пока я ходила за ней, как тень, передо мной проходили разные печальные случаи. Но вместе с тем общее впечатление — самое светлое. Помню, заговорила я с Татьяной Владимировной о страсти нынешних подростков к вещам, к тряпкам, к «фирме». Казалось бы, непреложный факт, о котором знают и твердят все. А Татьяна Владимировна сказала, что не так-то уж сильно проник в среду подростков вещизм, это ее искреннее убеждение. Каждый подросток, узнай его поближе, мечтает, в общем, не о барахле. Ребят Татьяна Владимировна делит на две группы. В одной у нее фантазеры, в другой те, кому ничего не надо. Вот эти вторые ее тревожат больше: как же так, тебе ничего не надо?
При мне она звонила домой дочери-третьекласснице, спрашивала про уроки. Словом, все как у любой другой работающей женщины — работа и дом. Но не каждую женщину может поднять ночью телефонный звонок, извещающий, что задержан ее подопечный.
Однажды утром она проговорилась, что сидит с больной головой — не выспалась, подняли в шесть утра. И продолжает с улыбкой:
— Муж и дочка тоже поднялись. Давай, говорят, вместе позавтракаем.
Когда человек любит свою работу, дома это обязательно понимают.