XVIII.
XVIII.
Господину Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии.
Дополнительное показание
[Перлюстрация. Письма Клопова. (13 сентября.)]
Ежедневно дежурный секретарь подавал министру внутренних дел запечатанный секретный пакет, содержащий так называемую «перлюстрацию», то-есть копии с писем, пересылаемых по почте и содержание которых могло интересовать либо министра, либо департамент полиции. Первые дни после своего вступления в должность я, прочитав перлюстрацию, оставлял ее в секретарской части, так это делалось и раньше; заметив вскоре, что ею интересуются не только секретари, но другие лица, приходящие в секретарскую, я стал отсылать прочитанную перлюстрацию в департамент полиции через дежурного секретаря в запечатанном конверте. С перлюстрованных писем снимались в бюро перлюстрации три копии: два набора копий шли ко мне и один — директору департамента полиции; один набор я мог оставить себе, второй набор, по заведенному до меня порядку, я отсылал председателю совета министров. С тех писем, которые представляли интерес другому министру, я приказывал снимать копии и отсылал их ему. Председателю совета министров я иногда посылал не полный набор, вынимая те письма, которые не хотел ему сообщать, например, те, в которых меня особенно бранили. По совету А. Т. Васильева, в конце сентября я познакомился с заведывавшим перлюстрационным бюро, тайным советником Мардарьевым. Он уже тридцать лет вел это дело; его обязанность, которую многие осуждали, была из тяжелых, он считался департаментом полиции очень почтенным и верным чиновником, и я хотел показать ему особое внимание. От него я узнал, что императору Александру II перлюстрация представлялась в собственные руки, то же было в начале царствования Александра III, позже он поручил читать перлюстрацию министру внутренних дел, который из нее делал выдержки, для очередных докладов царю. Николай II перлюстрации не любил, он поручал мне давать ему лишь необходимое, но такого было мало, так что Мардарьев, при первом же со мною разговоре, извинился, что представляет мне ежедневно небольшое число писем; обыкновенно 6–7, редко 10; более 15, кажется, ни разу не было; военное ведомство нужное и интересное ему отбирало себе. Делалось ли это с согласия министра внутренних дел, где и кем это производилось и что отбиралось военными, — я не спросил и не знаю. Вообще, я не ознакомился с отделом перлюстрации; не знаю, где он помещался и, кроме т. с. Мардарьева, не знаю лиц, в нем работавших. В январе с. г., по поводу сметы А. Т. Васильев мне сказал, что отдел перлюстрации уже стоит 130.000 р. в год; нужны еще прибавки жалованья и наградные; я уполномочил А. Т. Васильева поступить по собственному усмотрению. Перлюстрация, по моему впечатлению, приносила мало пользы, в смысле ознакомления с настроением общества. Она давала понятие о настроении только отдельных лиц; можно было иногда узнать факты (напр., по продовольственному делу, недочеты или злоупотребления), но по одному и тому же предмету (напр., по роспуску Государственной Думы или перерыву ее занятий) общее впечатление получалось расплывчатое, разнообразное. Может быть, мое впечатление и неверное; сложилось оно в зависимости от небольшого подбора писем, доходивших до меня во время войны. Т. с. Мардарьев любил свое дело и говорил, что перлюстрация одно из надежнейших средств борьбы с нарастающим настроением общества; я этого не нахожу. За время моего управления наиболее интересные письма касались событий, связанных с смертью Распутина; они давали понятие об отношении великих князей и знати к убийству и, в связи с ним, — к царице. Такие письма я доводил до ее сведения; иногда представлял и царю, если в письмах его резко не осуждали. Ему я посылал перлюстрацию писем к великим князьям оппозиционного характера, или касающихся событий в Государственной Думе, вообще, — деловой политики. Я отослал царю письмо г. Клопова к вел. кн. Михаилу Александровичу, по поводу назначенной царем Клопову аудиенции. Оппозиционное направление письма заставило меня опасаться, не произведет ли он покушения на царя. Я сообщил об аудиенции В. Н. Воейкову и написал свои сомнения царю, представив письмо г. Клопова к вел. кн. Михаилу Александровичу. Царь ответил мне надписью на моем же письме: «Клопов старичок давно мне известный». Письмо Клопова к великому князю царь оставил у себя. Зная, что царь не любит перлюстрации (иной раз мне казалось, он нарочно подчеркивал свою брезгливость), я избегал давать ему таковую. Царица ею интересовалась. Желая ее ставить в курс отношений к ней царской семьи и знати, я посылал или отдавал лично перлюстрацию нужных царице писем ей самой или А. А. Вырубовой. Начал это делать после убийства Распутина, когда отношения к царице ее семейных и придворных кругов очень обострились. Передал не более 5 или 6 писем. В январе, кажется, А. Т. Васильев сообщил мне, что М. В. Родзянко секретно вызывает в Петроград многих губернских предводителей дворянства; я распорядился, чтобы эти письма не попали адресатам. А. Т. Васильев привел, вероятно, мое распоряжение в исполнение и, думаю, что через перлюстрационное бюро. Вообще же за время своего пребывания в министерстве внутренних дел, я мало пользовался сведениями из бюро, едва десятая часть писем представляла какой-нибудь интерес.
А. Протопопов.