Глава тридцать пятая Разведка и секретная служба

Глава тридцать пятая

Разведка и секретная служба

Для противников Германии и даже для нейтральных наблюдателей этот неожиданный и почти неправдоподобный провал германского шпионажа явился полной неожиданностью. На протяжении целого поколения правительства и народы Европы страшились нового колоссального нашествия немецких армий, поддержанных тевтонскими шпионами. Но куда же девались эти тайные спутники армий? И не является ли этот провал только подвохом с их стороны?

Сейчас уже совершенно ясны причины, в результате которых германская секретная служба оказалась несостоятельной в начале войны. И лишь в отдельных эпизодах подпольной борьбы она сумела добиться некоторых успехов. Германское командование умело подкреплять силу своих армий террором. Террор, устрашение: — такова была их сознательная стратегия с первого дня войны. Пытаясь сорвать союзную блокаду, германский флот, став на путь ничем не ограниченной подводной войны, по существу начал применять особую форму морского террора, вполне достойную каких-нибудь варваров-пиратов Караибского моря. Но ни первоначальная организация разведывательной службы, ни тренировка её первых работников не гарантировали успеха этому новому виду войны. Позднее, с развитием диверсий, контршпионажа и других агрессивных приемов секретной службы, германские агенты начали заимствовать у своих Товарищей по армии или подводному флоту их теорию неограниченного террора. Без террора даже тайный немецкий боец чувствовал себя слабым.

Это не сразу обнаружили специалисты разведки в странах Антанты, что оказало немалое влияние на ход борьбы секретных служб. Если немцы не совершают исторической ошибки, то какую новую уловку стараются они замаскировать? Или они в самом деле достигли крупных успехов, пока ещё не обнаруженных?

Вскоре для держав Антанты стало ясно, что немцы, несмотря на все свои старания, добиваются своей секретной службой столь жалких результатов, что их поневоле приходится скрывать.

Было бы, например, крайне опасно и неразумно открыто сообщить английской публике, что в Соединенном королевстве нет ни одного германского агента, который находился бы на свободе. К счастью, уже в то время специалисты по военной пропаганде умели представить неприятеля, во-первых, демонически свирепым; во-вторых, могущественным и грозным и, в-третьих, временно преуспевающим. С первого же дня войны необходимо было всячески умалять успехи врага и в то же время преувеличивать его возможности.

На всем протяжении войны германскую секретную службу представляли в неправильном свете. Немцы почти непрерывно побеждали на суше и становились все опаснее на море Что из того, что их наступательный шпионаж часто делал промахи, ошибался, неправильно бывал информирован и часто попадал в нелепое положение и на Западе, и на Востоке. Тем легче и безопаснее было выдавать секретную службу кайзеровской армии за страшилище и изображать её перед всеми в грозном виде.

Французы сорок лет бредили реваншем, мечтали о возвращении Эльзас-Лотарингии, о расплате за Седан и за сдачу Парижа. Что же так долго готовила эта первоклассная военная держава к «неизбежному» конфликту? Если не упомянуть о легкой 75-миллиметровой полевой пушке, то можно сказать, что Франция оказалась неподготовленной к войне и могла считаться жертвой неожиданного и внезапного нападения. Французская разведка, маниакальная сосредоточенность которой на тевтонской угрозе разорила Дрейфуса, отправила Пикара в тюрьму, а Лажу в изгнание и погубила или испортила тысячи тайных карьер, — эта разведка начала мировую войну с того, что принесла победу Германии. В августе 1914 года на полях сражений оказалось вдвое больше немецких солдат, чем ожидал французский генеральный штаб Его агенты и эксперты из разведки, оценивая численность германской армии, «учитывали только действующие дивизии», хотя раньше французская разведка «считалась с возможностью, что немцы с самого начала пустят в ход запасные соединения». Когда же началась война, то французские власти растерянно подчеркивали, что основной изъян французского плана заключался в том, что немцы располагали вдвое большим числом войск, чем ожидала французская разведка, и притом достаточным для широко охватывающего маневра.

После 1906 года, когда фон Мольтке сменил знаменитого графа Шлиффена на посту начальника германского генерального штаба, к общему числу германских дивизий прибавилось девять новых. Но хотя специалистам из французской разведки дан был восьмилетний срок на исправление прежних ошибок и на обследование роста германской армии, они упорствовали в своем заблуждении и даже склонили на свою сторону генерала Жоффра. Его внушительный «план XVII», построенный на принципе «наступление до конца», базировался на неправильном расчете, в этом одна из причин провала «плана XVII», который пришлось менять буквально на ходу.

Это крупнейшее заблуждение свело на нет и данные некоторых ценных шпионских донесений, полученных «бельгийской разведкой. До 1912 года Бельгия тратила очень мало средств на военный шпионаж: поскольку, однако, напряжение в Европе не уменьшалось, брюссельские власти обратились к услугам нескольких секретных агентов: бельгийских генералов главным образом смущали слухи о новой германской осадной артиллерии.

Укрепления Антверпена, Льежа и Намюра оптимистически считались «сильными» и даже «неприступными» Они могли выдержать огонь германских 21-сантиметровых или французских 22-сантиметровых орудий, между тем, уже японцы применяли 28-сантиметровые орудия при бомбардировке высоты 202 и других главных укреплений Порт-Артура. Поэтому бельгийские шпионы направились в Австрию и Германию и узнали все, что только можно было узнать о последних моделях крупповских пушек и гаубиц Шкоды. Австро-германские союзники располагали орудиями, калибр которых в полтора раза превышал 11-дюймовые осадные гаубицы Японии.

Говорят, что один из шпионов привез будто бы с собой подробное и точное описание огромной 42-сантиметровой пушки Шкоды. Однако он не получил за это благодарности. Все считали, что принимать какие-либо меры уже «слишком поздно» и «слишком накладно», а перестраивать бельгийские крепости с тем, чтобы они могли выдержать огонь новых осадных орудий, невозможно. Кроме того, бельгийский генеральный штаб чувствовал, что если по-настоящему прислушаться к столь дурным вестям, то это может обеспокоить главнокомандующего, которым был не кто иной, как сам бельгийский король.

Бельгийские крепости были оставлены на произвол судьбы, и это оказалось огромным промахом Льеж, например, защищал «бутылочное горлышко», сквозь которое должны были пройти две германские армии — генерала фон Клука и генерала фон Бюлова, лишь после этого они получали возможность развернуться и ринуться на юг, против французов и англичан. Крепость Льеж прикрывала не менее четырех железнодорожных линий, по которым только и могли снабжаться германские захватчики. Чтобы овладеть этим жизненно важным выходом у Мааса на бельгийскую равнину севернее Арденн, германский генеральный штаб приготовил группу в шесть пехотных бригад с массой артиллерии, самокатчиков и автомобилей, которую и держал наготове у бельгийской границы в течение нескольких лет. Шпионы своевременно донесли в Брюссель о сокрушительной силе этого тарана; но ничего не могло уже изменить судьбу недостаточно укрепленного Льежа.

Авангардом германского вторжения в 1914 году командовал генерал фон Эммих. Мобилизация даже превосходно организованной германской армии должна была потребовать несколько недель; но взятие Льежа было для Эммиха делом нескольких дней. Шесть бригад Эммиха должны были атаковать ключевую позицию Бельгии приблизительно за три недели до того, как мог последовать главный удар колоссальных вражеских армий. Все это происходило по стратегической программе Шлиффена, согласно изменениям, которые произвел в этом плане Мольтке.

В соответствии с планом германское командование бросило Эммиха и его шесть бригад через бельгийскую границу в ночь на 6 августа 1914 года, нагло нарушив нейтралитет Бельгии и послав дерзкий вызов Англии.

Эммих должен был захватить важнейшую оборонительную позицию. Однако внезапная атака не удалась; даже хорошо вымуштрованные германские войска наделали ошибок. Кольцо льежских фортов не сдалось; нащупывая дорогу между фортами в темноте и сумятице, германские колонны потеряли направление и были на краю катастрофы. Но тут выступил прусский офицер, которому суждено было вскоре получить мировую известность и предполагаемые таланты которого — неважно, имел он их в действительности или нет, — поддержали дух германского фронта и тыла в самые мрачные для Германии часы. Это был Эрих фон Людендорф; начальство уже узнало его как блестящего члена генерального штаба, хотя он и был человеком, столь энергично отстаивавшим за год до войны свои особые взгляды, что было признано необходимым удалить его из Берлина и направить в бригаду.

И эта бригада при штурме Льежа была смята и находилась на краю гибели. Вся германская атака оказалась под угрозой срыва. Тогда Людендорф «вдруг вынырнул из мрака», вступил в командование колонной, сбившей с толку своего генерала, и присоединил к ней все прочие оказавшиеся поблизости и дезорганизованные части. На заре Людендорф потребовал капитуляции Льежа. Он уверил коменданта крепости, будто сильная внезапная атака смяла внешнее кольцо фортов, которые в тот момент, действительно, не вели стрельбы (что разоблачило бы его обман), поскольку не были атакованы, и добился сдачи цитадели со всем её гарнизоном. Захват города позволил немцам осадить форты со всех сторон, но они упорно сопротивлялись и пали один за другим, когда огромные гаубицы были подвезены ближе и стали бить прямой наводкой.

Видный военный обозреватель писал, что разрушительная сила этих гаубиц «явилась первым тактическим сюрпризом мировой войны». Действительно, взрывная мощь 42-сантиметровых снарядов широко разрекламировала по всему миру могущество и военные возможности Германии. И все же у нас есть все основания полагать, что враги Германии не были захвачены врасплох; они знали о выпуске гаубиц большого калибра, а Позднее были осведомлены о сооружении дальнобойных Крупповских орудий, бомбардировавших Париж. Что касается германского «тактического сюрприза» у Льежа, то он в основном явился результатом бездействия разведки Антанты и её генеральных штабов, чьи самодовольство и летаргия не были нарушены даже лихорадочной тревогой секретной службы.