«ПРОШУ САНКЦИИ НА ИНТИМНЫЙ КОНТАКТ»
«ПРОШУ САНКЦИИ НА ИНТИМНЫЙ КОНТАКТ»
В резидентуре я объявился где-то около одиннадцати. К себе на квартиру не заезжал. Дело в том, что резидент тогда был в очередном отпуске и я исполнял его обязанности. В течение ночи из Москвы могли поступить срочные шифровки, и с ними нужно было ознакомиться как можно раньше, чтобы успеть, в случае необходимости, сориентировать оперсостав. К счастью, все было спокойно. Встретивший меня шифровальщик Михалыч (как мы его называли) взглянул на меня и как-то ехидно улыбнулся. Затем принес электробритву и молча положил передо мной на рабочий стол.
Приведя себя в порядок, я засел за составление «победной реляции» в Центр. «В поле зрения резидентуры, — писал я, — находится Линда Брэдмен, двадцати трех лет, незамужняя, сотрудница посольства США, американка шведского происхождения. Первичный контакт с ней установлен лично мною. Ей я представился научным сотрудником известного Вам исследовательского центра. Учитывая, что Линда может иметь доступ к интересующей нас информации, прошу санкции на установление и развитие личного контакта вплоть до вступления в интимные отношения с разрабатываемой».
Все происходило в этом доме
Хотя как исполняющий обязанности резидента я формально имел право в особых случаях самостоятельно принимать решения с последующим уведомлением Центра. Однако мне хотелось прежде разобраться в самой Линде и наших столь стремительно развивающихся взаимоотношениях. Я смотрел на нее не только как на «объект вербовочной разработки».
Вспомнилось, как утром, за завтраком, она стала рассказывать о себе, о своей жизни. О том, что происходит из семьи состоятельных шведских предпринимателей, эмигрировавших в США в канун Второй мировой войны и принявших американское гражданство. «Я ничего не утаю. Ты все узнаешь обо мне. Но только не за один присест», — просто и спокойно сказала она. Я почувствовал, что теперь мой черед рассказать о себе. Сделать это было нетрудно. С учетом моей ориентации на работу по «главному противнику» — американцам — в Центре была разработана и утверждена легенда, согласно которой я выступал в роли сотрудника одного из научно-исследовательских центров Европы. В дополнение к легенде меня снабдили загранпаспортом подданного одного из королевств. Этот-то паспорт я и выложил на стол перед Линдой, якобы для того, чтобы показать, что она имеет дело с закоренелым холостяком, который к тому же на тринадцать с лишним лет старше ее. «Это здорово!» — ничуть не смутившись, парировала она. Возможно, ее обрадовало то, что я — холостяк. А я действительно холостяковал. Дело в том, что при посольстве была только начальная школа, сын закончил ее и учиться дальше мог только в Москве. Жена и дочь поехали домой вместе с ним, так что два с лишним года мне предстояло жить в Стокгольме одному…
Встречи с Линдой стали регулярными. Ее откровенность порой ставила меня в тупик. Взяла, например, и сама рассказала мне, что работает на одном из секретных объектов регионального центра ЦРУ, имеет дело с секретной документацией, касающейся, в частности, негласных контактов ЦРУ с СЭПО (шведской полицией безопасности) и, что гораздо важнее, с Информационным бюро — глубоко законспирированной и известной лишь ограниченному числу членов правительства политической разведкой Швеции. На объекте режим строжайшей секретности, всем сотрудникам и в особенности представительницам прекрасного пола предписано быть очень разборчивыми при заведении знакомств в городе и о каждом сообщать в службу безопасности. «Но ты не волнуйся, — продолжала она. — О тебе, о нас с тобой я никому не докладывала».
В другой раз, оторопев, я увидел на столике в спальне секретный документ ЦРУ на пяти страницах. Линда была в ванной, и это позволило мне снять с документа фотокопию. Но почему она принесла его домой и практически подсунула мне? Я мучился всякого рода догадками, но ясного ответа не находил. Ответ дала сама Линда.