Павел Ермаков ВОЗДУШНЫЙ ПОЧТАЛЬОН

Павел Ермаков

ВОЗДУШНЫЙ ПОЧТАЛЬОН

В сквере пожилой майор отдыхал и смотрел, как по аллее расхаживали голуби, собирались стайками, клевали рассыпанные зерна. Я сидел рядом с ним. Вдруг майор погрозил пальцем вихрастому мальчишке: тот попытался поймать голубя и распугал птиц.

— Как тебе не стыдно, — начал укорять он мальчугана. — Зачем ты голубей трогаешь? Школьник ведь, правда? Ну вот, а птиц не любишь…

— А что — жалко? Тут этих голубей много, под ногами путаются… Бестолковая птица.

— Вы слышали! — воскликнул с возмущением майор, обращаясь ко мне. — Еще ничего не понимает, а туда же…

С какой-то особой теплотой он посмотрел на голубей, достал из кармана кулек и начал разбрасывать зерна. Голуби видели, что этот человек добр к ним, подходили и клевали корм прямо с ладони. Возможно, что майор бывал тут часто, и птицы уже привыкли к нему.

Пожилой офицер (очевидно, уже в отставке) понемногу разговорился, стал вспоминать о своей службе на границе.

…Служил на заставе пограничник, звали его Василием Сафоновым. У себя в деревне, где-то под Москвой, до призыва держал он голубей и даже принимал участие в голубиных выставках. Узнав об этом, начальник заставы поручил ему заставский голубятник. Ведь было время, когда связь пограничных нарядов с заставой поддерживали в основном голуби. Шел наряд на границу и брал с собой клетку с парой голубей.

Сафонов взялся за дело с охотой. Кормил своих подопечных, чистил в клетках. И по утрам гонял голубей, внимательно наблюдая за каждым: как он ведет себя в воздухе, высоко ли летает, умеет ли падать камнем. На заставе некоторые посмеивались:

— Вася забавляется… Свистит, как соловей-разбойник.

— Эти голуби еще выручат нас, — отвечал Сафонов и продолжал свои занятия.

Постепенно он отобрал наиболее сильных и быстрых, стал уходить с заставы все дальше и дальше и пускал птиц. Они всегда возвращались домой, на заставу. Этого он и добивался от своих пернатых друзей.

Один голубок пользовался особым вниманием Сафонова, большой, широкогрудый, с красивым оперением. У него была хорошая скорость в полете, и Сафонов называл его Ветерком. Прилетая с границы, он шумно хлопал крыльями и садился на свою кормушку, дожидаясь, когда дежурный возьмет записку из металлического колечка, закрепленного на лапке.

Как-то раз начальник послал Сафонова в паре с другим пограничником в далекий дозор по тылу заставы. Там не было ни телефонных линий, ни больших дорог, зато много крутых спусков в ущелье.

Пограничники уходили на целые сутки. Сафонов взял с собой своего любимца — голубя.

Наряд отошел километров на пятнадцать от заставы, когда случилось несчастье. На одной из тропинок у Сафонова из-под сапога сорвался камень. Пограничник упал. При падении он сломал ногу и потерял много крови. Напарник сделал ему перевязку, но жизнь Сафонова была в опасности.

Решили пустить голубя. В записке указали свое местонахождение.

— Выручай, Ветерок, — сказал Сафонов.

Словно зная, в какую беду попал его хозяин, Ветерок стремительно взвился и, не сделав обычного круга, скрылся в синеве предвечернего неба.

Всю ночь метался в жару Сафонов. Когда удавалось на несколько минут вырваться из обморочного состояния, он говорил:

— Не долетел, значит, Ветерок…

Помощь пришла на другой день. И весть о несчастье принес на заставу Ветерок. Около полудня часовой по заставе увидел голубя, который забежал во двор: был он весь взъерошенный, грязный, левое крыло волочилось по земле. Когда дежурный взял его в руки, то почувствовал, как бешено колотится сердце птицы. Чтобы голубь пешком возвратился на заставу — такое случилось впервые. Может, его в полете захватил ветер и ударит о скалу, а может, коршун пытался прервать его путь. Но у него хватило сил дойти до заставы…

Нога у Сафонова зажила. Вернувшись из госпиталя, он вырастил еще много хороших голубей. А Ветерку больше не суждено было подняться в небо. Но Сафонов не забывал о своем пернатом друге, ухаживал за ним, оберегал его. И каждый раз, когда в голубой вышине кувыркались голуби, сажал одинокого своего любимца на плечо.

— Вот какие истории в жизни бывают, — почему-то сердитым тоном закончил майор. — А он говорит — бестолковая птица…

Майор встал, кивнул мне на прощанье и направился по аллее. При ходьбе он чуть заметно припадал на правую ногу.