ТЕРРАКТ

О том, что сюда приедет Чанышев знал только Ходжамьяров. Поэтому в своих показаниях все остальные говорят, что в Китае встретились с Чанышевым случайно. Байсмаков Мукай рассказывает, что Ходжамьяров и он находились в это время в Суйдуне. По прибытии на китайскую территорию Чанышев встретил Ходжамьярова и других участников не состоявшегося январского покушения. В это время к ним прибыл курьер из Джаркента Азиз Ушурбакиев. Он доставил записку с требованием немедленно совершить убийство Дутова и возвратиться в Джаркент. Чанышев сказал, что, если он не выполнит задание ЧК, то пострадают восемь человек арестованных заложников и во имя них нужно выполнить это задание и просил у них помощи.

На этот раз, в состав группы террористов, кроме Чанышева и Ходжамьярова, как это видно из приказа о награждении, вошли Мукай Байсымаков, Азиз Ушурбакиев, Юсуп Кадыров и Султан Маралбаев.

Террористы еще раз наскоро обговорили роль каждого в операции. Убийство Дутова должен был совершить Ходжамьяров, он был к этому готов и морально и психически. Вход в кабинет Дутова кого-либо другого не планировался, так как в одиночку выбраться из помещения после терракта было бы легче.

Чанышев, с его слов, на клочке бумаги нацарапал записку Дутову следующего содержания: «Господин атаман, хватит нам ждать, пора начинать. Все сделал. Готовы. Ждем только первого выстрела, тогда и мы спать не будем. Прощайте. В. К.».

Убийство атамана должно было произойти в момент чтения тем этой самой записки.

Перед наступлением темноты группа Чанышева подъехала к воротам крепости. Все были в национальной одежде. Юсуп Кадыров рассказывает, что их было шестеро, вооружение составляли винтовки и револьверы.

Зная о побеге Чанышева из джаркентской тюрьмы, Дутов распорядился беспрепятственно пропустить его и его спутников в укрепление. Но в крепость въехали не все: за ее воротами с заводными конями остался Султан Маралбаев (старик, 50 лет).

Дом, в котором находилась квартира Дутова, стоял внутри крепости, в некотором удалении от ее ворот и был окружен забором. Снаружи у ворот этого забора стоял часовой, другой – внутри двора, около крыльца.

9 февраля 1921 года Чанышев письменно доносит: «Близ дверей в квартиру Дутова около часового был поставлен Мука Байсымаков, которому я отдал распоряжение убить часового, как только в доме раздастся выстрел. Сам встал у дверей караульного помещения. Азиза Ушурбакиева, Кудека Байсымакова и Юсупа Кадырова оставил у ворот двора». На допросе 12 января 1938 года Байсмаков Мука показал, что его брат Кудек, Ушурбакиев Насыр и другие непоседственного участия в убийстве Дутова не принимали. Это же подтвердил на допросе 11 января 1938 года и Ушурбакиев Азиз. Следовательно, называя непосредственных участников ликвидации Дутова, Чанышев ошибся, включив в их число Байсмакова Кудека. Заблуждался и Милованов, поставив Байсымакова Кудека с наружной стороны забора особняка атамана. Заблуждение Чанышева и Милованова и правоту Байсмакова Муки подвержает и наградной приказ, в котором указаны только один из братьев Байсымакова и один из братьев Ушурбакиевых.

Никакого пакета с сургучными печатями, как это пишут многие исследователи, боевики Чанышева часовым Дутова и самому атаману не предъявляли, потому что его у них не было и не могло быть: наличие его сразу бы вызвало подозрение, т. к. Дутов знал, что Чанышев бежал из-под ареста и наличие у Ходжамьярова осургученного пакета сразу бы вызвало подозрения атамана. Не было также и караульного помещения, и караула: при доме было помещение для посыльных, которых исследователи громко называют федьдъегерями.

Место убийства Дутова разные авторы называют по-разному: одни говорят, что это штаб, другие – квартира Дутова. Однозначно, что теракт произошел в квартире Дутова, в комнате, которая одновременно служила приемной и была его рабочим кабинетом. Здесь он постоянно находился, здесь заслушивал доклады подчиненых. Штаб же располагался в нескольких тесных землянках, мало пригодных для работы, и Дутов там бывал редко.

Ходжамьяров показал записку часовому, и тот вызвал адъютанта. Адъютант взял записку и повел Ходжамьярова и Чанышева к Дутову. Чанышев, намеренно замешкавшись, отстал.

Через несколько минут в доме прозвучали три револьверных выстрела.

Со слов Муки Байсымакова, он сразу же убивает часового, затем еще двух, со слов Кадырова Юсупа – только двух, со слов Чанышева – одного.

Услышав выстрелы, из своего помещения пытались выскочить обитавшие здесь посыльные, но выстрелы Чанышева загнали их обратно. В эти мгновения появился Ходжамьяров. Все вскочили на коней и поскакали к воротам крепости. У них стояла группа китайских солдат, которые также были разогнаны выстрелами боевиков.

«По выезде из крепости, – продолжает Чанышев, – когда мы уже находились в безопасности, Ходжамьяров передал мне: «при входе к Дутову я передал ему записку. Тот стал ее читать, сидя на стуле за столом. Во время чтения я незаметно вытащил револьвер и выстрелил в грудь Дутову. Дутов упал со стула. Бывший тут же адъютант Дутова бросился ко мне, я выстрелил ему в упор, в лоб. Тот упал, уронив со стола горевшую свечу. В темноте я нащупал ногой Дутова и выстрелил в него еще раз».

Некоторые подробности убийства Дутова рассказал Ходжамьяров бывшему сотруднику пограничного пункта Особого отдела № 3 ВЧК Килибаеву работавшему затем в секторе ВУЗов и ВТУЗов Каз. Крайкома ВКП(б) и опекавший того во время учебы в КомВУЗе. 5 ноября 1935 года Килибаев записал воспоминания Ходжамьярова. Отметив, что накануне Ходжамьярова лягнула лощадь и повредила ему ногу он пишет, что Махмут шел к дому Дутова, опираясь на Мукая. «Передав письмо Дутову, – записывает Килибаев рассказ Ходжамьярова, – я остался стоять посреди комнаты. Взяв письмо и раскрыв конверт, Дутов начал читать. Прочитав две-три строчки, посмотрел на меня и продолжил читать дальше. Мне трудно было вытащить спрятанный за пазухой револьвер, ибо я опасался, что малейшая неосторожность могла вызвать его подозрение. Воспользовавшись моментом и, идя на явный риск, поднял руку и начал почесывать шею. В это время Дутов третий раз поднял голову, посмотрел на меня и вновь углубился в чтение. В эту минуту, не теряя времени, я выстрелил ему в бок, думая что если нацелюсь в голову, то могу промахнуться. Действительно, пуля сразила его под мышкой, письмо выпало из его рук, а горевшая лампа стала дымить и тут же потухла. Потом нацелил револьвер на прибежавшего адъютанта, который бросился на меня, но я тут же уложил его одной пулей наповал. Шатаясь в темноте, жена Дутова истерически кричала, ее крик поразил мой слух. Конечно, я был сильно возбужден, в глазах слегка потемнело. Задыхаясь, через окно перебрался во двор. Услышав выстрел в комнате, Мукай тут же разделался с часовым и, не выпуская охрану из соседнего дома, перестреливаясь с ней, подбежал ко мне на помощь, а Кобек[104] подал лошадей, а Касымхан, Азиз и Жусуп перестреливались. Макай и Кобек с Султаном не дрогнули, держали наготове лошадей и подвели их вовремя. Быстро вскочив на коней, мы помчались в сторону ворот крепости»[105].

Как видим, рассказ Ходжамьярова, записанный Килибаевым, существенно дополняет детали убийства Дутова. Что касается письма и конверта, то их, конечно же, по причинам, указанным выше, у Ходжамьярова не было. Долгое чтение Дутовым трехстрочной записки Чанышева – плод литературной фантазии Килибаева. Не подавал лошадей Ходамьярову и Чанышеву и Байсымаков Кудек (Килибаев его называет Кобек): он в это время был в другом месте. Московский историк А. Ганин пишет, что, убив Дутова, Ходжамьяров захватил с его стола лучшую фотографию атамана, которая ныне хранится в архиве. Некогда было Ходжамьярову брать со стола фотографию Дутова. Да и кто держит на своем рабочем столе свою фотографию? Фотографии жены, детей, друга – да, но свою – никто и никогда на рабочем столе не держит. Поверьте старому столоначальнику!

Застигнутые врасплох дутовцы растерялись и после тревоги, поднятой прибежавшим в крепость начальником штаба Папенгутом[106], еще долго не могли организовать погоню.

Но вернемся к докладу Чанышева. «Желая точно убедиться действенности совершенного факта, – докладывает он, – я отправил своих товарищей в Джаркент, а сам вместе с Азизом Ушурбакиевым отправились в Кульджу, где проверил факт и 7 февраля отправились в Джаркент» (доклад написан Чанышевым в Алма-Ате 9 февраля 1921 года, его подлинник находится в УАО КГБ СССР, в архивном деле, формуляр 6803).

Объясняя причины поездки в Кульджу, Чанышев несколько покривил душой.

Основываясь на докладе Чанышева, все исследователи пишут, что его отряд уходил из Суйдуна на Джаркент компактно. Это не так. На самом деле, выскочив из крепости, отряд стихийно распался. Участники операции сами были поражены своей дерзостью, и их поразил страх. Байсымаков Мукай показывает: «Ходжамьяров очень испугался и спрятался на сеновале. Я его разыскал, посадил на лошадь и увез в СССР». Кадыров Юсуп 2 июня 1964 года говорит: «Чанышев и Ушурбакиев, не разобравшись в убийстве Дутова, оторвались от нас и бежали в Кульджу оттуда, узнав, что Дутов убит, вернулись на Хоргосскую погранзаставу, спустя 4 дня после нашего возвращения». Распад группы подтверждает и Ушурбакиев Насыр: «после убийства Дутова, разъехались в разные стороны: я – к знакомому в Дачир, Чанышев и Уширбакиев Азиз – в Кульджу, остальные – в Хоргос».

Вот так был совершен этот террористический акт. Он проходил стремительно, не все запечатлелось в памяти исполнителей.

Никаких патриотических чувств при выполнении задания участники операции не испытывали. Они стали героями случайно, помимо своей воли и желания, о славе и наградах не думали. Об этом хорошо сказал Ходжамьяров на допросе 29 января 1938 года: «Силою сложившихся обстоятельств, в целях спасти себя, Чанышева и отдельных арестованных участников заговора я был вынужден совершить убийство Дутова с помощью приданного мне казаха Байсмакова Муки. Это произошло 6 февраля 1921 года. Этим мы добились амнистии и были освобождены от заслуженного наказания».

Все описания терракта, сделанные другими исследователями, не верны.

С уходом Чанышева в Китай чекисты потеряли его из вида. Срок на выполнение задания истекал, но от Чанышева вестей не было. За кордоном царила тишина. Дутов здравствовал. Чекисты твердо решили, что вновь обмануты и обратились к Председателю Семиреченской областной Чрезвычайной Комиссии с ходатайством о разрешении применения к Чанышеву меры пресечения[107]. И, вдруг, о радость: участники операции начали возвращаться, а через несколько дней в ворота погранотряда въезжает телега с сидящими на ней Чанышевым и Азизом Ушурбакиевым! Что этому предшествовало, рассказывает Д. А. Микрюков: «Через сутки-двое, – пишет он, – ко мне под утро прибыли Чанышев и его связной. Они были утомлены, разбиты и голодные. Связной сразу лег спать, а мой конюх Дауд готовил кушанье. Мне Чанышев рассказывал оттенки убийства Дутова… но, что Дутова и его адъютанта убил сам Касымхан.

Наутро я взял подводу, на которой в сопровождении конвоя отправил Чанышева и связника в Джаркент»[108].

Дутов был ранен в живот и, после мучительной ночи, скончался утром 7 февраля. После панихиды 8 февраля, с воинскими почестями погребен по одним данным в Кульдже, по другим – в крепости среди землянок, занимаемых отрядом, по третьим – на кладбище в урочище Доржинка, в четырех километрах от Суйдуна. О двух последних вариантах, в частности, пишет А. Загорский[109], бывший секретарь российского консульства в Кульдже: «на следующий день после убийства в 14 часов состоялись похороны атамана».

Участник группы К. Чанышева А. Ушурбакиев. Фото из следственного дела

Чанышев и Азиз Уширбакиев возвратились в Джаркент 11 февраля 1921 года. Чекисты ликовали. По случаю убийства атамана в Джаркенте был проведен митинг. О выполнении задания донесли в Ташкент, а оттуда полетели телеграммы в Москву. В материалах, с которыми я знакомился, таких телеграмм нет. Но одну из них, направленную из Ташкента Уполномоченным представителем ВЧК Я. Петерсом в адрес председателя Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК, члена РВС Туркестанского фронта Григория Сокольникова, приводят А. Хинштейн, А. Жадобин, В. Марковчин в статье «Конец атамана» («Московский комсомолец», 30 мая 1999 года). В ней говорится: «в дополнение посланной вам телеграммы сообщаю подробности: посланными через джаркентскую группу коммунистов шестого февраля убит генерал Дутов и его адъютант и два казака личной свиты атамана при следующих обстоятельствах. Руководивший операцией зашел квартиру Дутова, подал ему письмо и, воспользовавшись моментом, двумя выстрелами убил Дутова, третьим адъютанта. Двое оставшихся для прикрытия отступления убили двух казаков из личной охраны атамана бросившихся на выстрел в квартиру. Наши сегодня благополучно вернулись Джаркент».

В этой телеграмме обстоятельства ликвидации Дутова изложены верно, за исключением того, что не убил, а смертельно ранил атамана не руководитель операции, каковым являлся Чанышев, а Ходжамьяров.

Однако чекистам надо было решать вопрос с реабилитацией подследственных – Чанышевым и Ходжамьяровым. Что касается Ходжамьярова, то достаточно было прекратить в отношении него все мероприятия, а вот с Чанышевым было сложнее: ведь он формально был начальник уездной милиции, известный в уезде человек. Пол-тюрьмы занимали его родственники-заложники, надо было их всех освобождать, объясняться, извиняться, возвращать конфискованное имущество. Впрочем, это не особенно беспокоило руководителей операции (ведь победителей не судят!), и они начали процесс реабилитации. Этот процесс осложняли поступавшие чекистам доносы на Чанышева. Вот один из них[110], поступивший на имя Позднышева[111], написанный печатными буквами на двух листах и очень грамотно, но без даты. Анонимный доносчик сообщал, что Чанышев – «отличный» хулиган, контрабандист, грабитель и взяточник – собирается бежать в Китай. «Чанышев стал начальником милиции после визита в Джаркент Шегабутдинова, которого он хорошо встречал и угощал. После этого визита, его вызвали в Верный. Мы думали, что арестуют, а он вернулся начальником милиции». На доносе – резолюция неизвестного начальника от 11 февраля 1921 года о направлении доноса в Семиробчека.

Но эти доносы уже не могди повлиять на исход реабилитации Чанышева. Но в дальнейшем пригодились…

Уже 4 марта 1921 года Семиреченским областным ЧК сделано заключение о прекращении в отношении Чанышева уголовного дела, переделанное из старого, о его возбуждении, и плохо, в связи с этим, отредактированное:

Заключение

1921 года марта, 4 дня, гор. Алма-Ата

Помощник Уполномоченного Первой группы Следчасти Семиробчека Паклин, рассмотрев дело № 388 по обвинению гражданина Чанышева Касымхана в участии в контрреволюционной организации, возглавляемой полковником Бойко, нашел:

Что гр. Чанышев, из сего дела видно, не причастен («не» вписано) к Бойковской организации только косвенно и весь обвинительный материал на Чанышева имеется в Джаркентской Военследкомиссии, который по известным причинам не доставлен в Облчека, без которого также определить вину Чанышева невозможно, но, принимая во внимание его, Чанышева, огромную заслугу в порученном ему деле по ликвидации находившегося в Китае в городе Кульдже[112] известного не только всей Российской Советской Республике, но и западным государствам контрреволюционного генерала и вождя Оренбургского казачьего войска атамана Дутова,

Полагал бы:

Дело о Чанышеве прекратить и предать забвению, передав таковое в архив Облчека.

Помощник Уполномоченного Подпись[113]

В этот же день решение о прекращении уголовного дела в отношении Чанышева и судьбе его имущества было вынесено на более высоком уровне:

Постановление

1921 года, марта, 4 дня, гор. Алма-Ата

Следственная часть Семиреченской областной Чрезвычайной Комиссии в составе Заведующего Уполномоченного Шпарковского и Помощника Уполномоченного Первой группы Паклина, рассмотрев дело за № 388 по обвинению гр. Чанышева Касымхана в участии в контрреволюционной организации, возглавляемой полковником Бойко, нашла, что гр. Чанышев Касымхан виновен и причастен к Войсковой организации только косвенно, но, хотя и имеются обвинительные материалы в Джаркентской Военследкомиссии, который в Облчека не доставлен, но, принимая во внимание огромную заслугу Чанышева перед Российской Советской Республикой по порученному ему делу по ликвидации известного контрреволюционера генерала Дутова, а потому, на основании вышеизложенного, полагали бы гражданина Чанышева оправдать и дело о нем прекратить, сдав таковое в архив Облчека.

Всякий арест и запрет на имущество, принадлежащего Чанышеву и его брату с семейством снять.

Настоящее Постановление передать на утверждение Коллегии Облчека.

Подписи[114]

Наконец, дело Чанышева было рассмотрено в высшей инстанции Семиробчека – ее Коллегии.

Протокол

Заседания Коллегии Семиреченской Областной Чрезвычайной Комиссии от 7 марта 1921 года № 146

Слушали: дело № 388 по обвинению гр. Чанышева Касымхана в участии в контрреволюционной организации, возглавляемой полковником Бойко.

Постановили: принимая во внимание огромную заслугу Чанышева перед Российской Советской Республикой по порученному ему делу для ликвидации известного контрреволюционера генерала Дутова, а потому гр. Чанышева оправдать и дело о нем прекратить, сдав в архив.

Председатель Эйхманс

Члены: Круглов, Соколовский

Секретарь Масленников[115]

Таким образом, Чанышев, Ходжамьяров и другие участники операции были реабилитированы и подлежали поощрению, заложники освобождены, имущество возвращено.