Парадоксальная логика

Стратегия, как мы ее до сих пор описывали, включает два основных элемента, а именно: создание сил, с одной стороны, и применение этих сил в борьбе с противником с другой. Из двух элементов первый — в определенной степени наиболее прост. Хотя формирование сил всегда было необходимым условием ведения войны, во времена Клаузевица и даже на протяжении большей части XIX века этот процесс не считался частью стратегии в собственном смысле слова. Мысль о том, что стратегия также включает подготовку к войне, даже если приготовления эти проводятся в мирное время, возникла только в период между двумя мировыми войнами, и принадлежала она Людендорфу. Даже в наше время использование данного термина именно в этом смысле может ввести в заблуждение. Как писал Клаузевиц, искусство подготовки к войне имеет такое же отношение собственно к войне, как искусство оружейника, изготавливающего шпаги, к искусству фехтования. Циники могут пойти дальше, утверждая, что в действительности большая часть стратегии, как она понимается сегодня в развитых странах, на деле представляет собой грандиозное упражнение в притворстве. Поскольку из-за различных факторов, в первую очередь распространения ядерного оружия, большая часть современных армий уже не имеет возможности воевать по-прежнему, они продолжают действовать так, как будто формирование военной силы и подготовка к войне и составляют стратегию.

Причина, по которой формирование силы относительно простой процесс, кроется в отсутствии противодействия на этом этапе тем, кто сие осуществляет. Естественно, это не означает, что людям, ответственным за данный процесс, не приходится делать выбор, иногда весьма и весьма трудный. Для того чтобы сформировать вооруженные силы, которым придется воевать, возможно, только через десятилетие, необходимо обладать дальновидностью и решительностью. Следует спрогнозировать, и как можно точнее, какие ресурсы будут в наличии, с каким противником придется столкнуться вооруженным силам и в какой обстановке тем придется действовать. Когда эти основные вопросы разрешены, наступает черед прояснить, как наилучшим образом противостоять будущим вызовам. Составляется план, распределяются ресурсы. Тысячи и тысячи компонентов как человеческого, так и материального характера оказываются соответственно подготовлены или произведены, собраны воедино и согласованы между собой. Для того чтобы определить, было ли это объединение действительно успешным, проводятся учения и извлекаются уроки. Создается механизм обратной связи, с помощью которого ведется наблюдение за процессом, чтобы убедиться, что все идет по плану, и сам план постоянно оценивается на предмет необходимости пересмотра. Когда вся военная машина приводится в действие и начинает приносить ожидаемые результаты, обнаруживаются такие неприятные моменты, как ее недостаточная маневренность, трение и неопределенность, с которыми нужно будет справляться. А это требует огромных организаторских талантов, чтобы правильно определить приоритеты, распределить дефицитные ресурсы и соблюсти намеченные сроки.

Когда разные силы противопоставлены друг другу, возникает конкуренция. Ее можно определить как испытание сил, происходящее, так сказать, непрямым образом, в какой-либо среде. Природа этой среды может быть столь же разнообразной, как и сама человеческая жизнь. Например, это может быть рынок, а результаты при этом отражаются в бухгалтерском балансе, как в случае с двумя промышленными фирмами, каждая из которых пытается увеличить объем продаж за счет другой. Или это может быть беговая дорожка на стадионе или в плавательном бассейне, как в каком-либо спортивном мероприятии. Соперничество такого рода может, конечно, быть ожесточенным, вплоть до того, что одна из фирм может обанкротиться, а один из спортсменов может умереть от сердечного приступа. Оно может требовать детального планирования, если учесть тот факт, что ресурсы (будь то финансовые средства фирмы или запас сил легкоатлета) всегда ограниченны; их необходимо рационально распределять во времени и пространстве. Иногда мы говорим об экономических войнах, также нередки случаи, когда место проведения спортивного соревнования превращается в поле боя. Тем не менее конкуренция — это не война, и она не требует применения стратегии, как я понимаю это слово.

Конкуренцию от конфликта отличают правила, согласно которым сторонам не разрешается вступать в открытый бой, чинить друг другу препятствия или уничтожать друг друга даже тогда, когда они пытаются окончательно разрешить дело в свою пользу. Напротив, сама идея «честной» конкуренции строится на том, что такие приемы недопустимы. Спортсмена, который ставит подножку другому, дисквалифицируют, если это заметит арбитр. Автомобильную компанию, которая устанавливает «жучки» в офисе конкурирующей фирмы или пытается взорвать ее завод, ожидают судебное разбирательство и, если вина будет доказана, наказание. Приходится признать, что часто грань между конкуренцией и полномасштабной войной немного размыта. Известно, что атлеты, бегающие на средние и дальние дистанции, планируют забеги так, чтобы наилучшим образом использовать свои способности и нейтрализовать преимущества соперников, и это не считается нечестным. Промышленные компании иногда прибегают к недобросовестным методам, чтобы вытеснить соперников с рынка. Они копируют продукцию конкурентов, проводят агрессивные рекламные кампании и сбивают цены. И все же различие между этими двумя явлениями существует, и оно столь важно, что без него само существование «цивилизованной» жизни было бы невозможно.

Таким образом, ни процесс формирования сил, ни конкуренция не подразумевают наличие стратегии как таковой. Напротив, стратегия начинается там, где заканчивается процесс формирования сил, а конкуренция — в тот момент, повторюсь, когда мы имеем дело с противником, обладающим разумом и который не соглашается покорно с нашими планами, но активно препятствует их осуществлению, при этом пытаясь претворить свои собственные. Можно выразить эту мысль и другими словами. Действия и процессы, которые не являются конфликтом в указанном выше смысле, такие, как создание сил и конкуренция, не «стратегические». Это так — независимо от затраченных на них физических и умственных усилий. Поэтому стратегию можно определить как учение, которое, с одной стороны, описывает конфликт, а с другой — дает рекомендации по его ведению.

Стратегия, понимаемая как аналитический инструмент, черпает свою исключительную силу в том факте, что не зависит от масштаба конфликта, от среды, в которой тот протекает, от средств, использующихся его участниками, и даже от масштабов применяемого насилия. Например, стратегия как способ мышления представляет собой одно и то же, идет ли речь о двух отделениях, встретившихся на поле боя, или о двух армиях в миллион человек каждая, сражающихся за господство над целым континентом. Она не меняет своей природы в зависимости от того, является поле боя участком земли размером в квадратную милю, океаном, протянувшимся на миллионы квадратных миль, неопределенная и постоянно смещающаяся зона воздушного пространства или даже шахматная доска. Для стратегии также не имеет значения, ведется ли конфликт с применением управляемых ракет, винтовок, копий или камней. Стратегия определяет процесс ведения войны, самого жестокого вида человеческой деятельности. Однако, принимая во внимание тот факт, что многие виды человеческой деятельности можно описать с помощью «стратегических» терминов, таких, как наступление, оборона и т. п., становится очевидным, что стратегия также руководит ходом футбольного и баскетбольного матчей, шахматной партии и даже многих безобидных детских игр, таких как крестики-нолики.

На войне цель стратегии — преодоление силы с помощью другой силы, однако если достигнуто такое соотношение, что одна сторона намного сильнее другой, то нужна не стратегия, а просто нажим. Если разница в силе не слишком велика, начинается игра. Простое противопоставление одной силы другой обычно приводит к патовой ситуации или, самое большее, к полному истощению одного из противников. Соответственно, искусство стратегии состоит в том, чтобы действовать силой против слабости, или, как писал древнекитайский военный теоретик Сунь Цзы, стратегия заключается в том, чтобы бить камнем по яйцу. Однако предполагается, что противник активен и обладает разумом. Он может определить место, куда мы собираемся направить нашу мощь, и либо стянет туда свои силы, либо проведет свои приготовления так, что наш удар придется в пустоту. Таким образом, первичное условие достижения успеха состоит в способности угадывать мысли противника и скрывать собственные. Но то же самое работает и в обратном направлении. Если мы хотим помешать противнику сосредоточить силы с тем, чтобы воспользоваться нашей слабостью, мы должны не дать ему раскрыть наши планы, одновременно пытаясь угадать его. Конечным результатом является сложное динамическое взаимодействие двух противоборствующих разумов, характерное для стратегии на любом ее уровне и являющееся ее уникальной чертой. Поскольку одна сторона пытается перехитрить другую, то возникает ситуация, когда замыслы одного зависят от намерений другого, которые, в свою очередь, зависят от намерений первого. Так же, как и в случае со взаимно отражающимися зеркалами, мы получаем серию взаимно усиливающихся мысленных образов, число которых теоретически бесконечно.

Но если в случае взаимно отражающихся зеркал изображение получается более или менее точным, то сущность стратегии, будь то на войне, в футболе или в шахматах, заключается в способности маневрировать, обманывать и сбивать с толку противника. Каждая сторона демонстрирует свое намерение предпринять какие-либо действия, тогда как тайно готовится сделать совершенно другое. Каждая сторона сосредоточивает силы в пункте А, делая вид, что находится в пункте В, ведет себя так, как будто собирается нанести удар в направлении С, тогда как ее истинная цель — направление D. И на этом дело не заканчивается. Подлинное искусство заключается в том, чтобы заставить реальность и вымысел в случае необходимости мгновенно поменяться местами, «приспосабливая» их соответствующие роли к шагам противника, дабы помешать осуществлению его планов и воспользоваться его ошибками. В развитии данного процесса наступает определенный момент, когда обманный маневр превращается в решающий удар, и наоборот, изначально планируемый решающий удар сводится к простому маневру. С течением времени реальность и вымысел становятся неотличимыми друг от друга. Поскольку секретность часто требует, чтобы о подлинных намерениях командования не догадывались даже его собственные подчиненные, может наступить момент, когда одна из противоборствующих сторон или обе перестают различать реальность и вымысел.

Парадоксальная логика стратегии раскроется в полной мере после того, как мы проиллюстрируем данный вид взаимодействий с помощью конкретных примеров. В обычной жизни можно ожидать, что действие, которое было успешным однажды, будет таковым и в следующий раз, при условии, что обстоятельства не изменятся. Если я брошу предмет один раз и увижу, что он упадет на землю спустя определенный промежуток времени, я вправе ожидать, что это повторится снова, независимо от того, сколько раз я буду это делать. Однако эта простая истина, на которой основана вся современная наука и техника, неприменима к войне, футболу, шахматам и любому другому виду деятельности, ходом которой управляет стратегия. В данном случае вполне вероятно, что действие, которое было успешным один раз, не будет таковым во второй. Оно потерпит неудачу не вопреки тому, что сработало один раз, а из-за того, что именно этот успех, вероятно, насторожит умного противника. Данное рассуждение применимо и в обратную сторону. Если операция провалилась один раз, противник может сделать вывод, что она не будет проводиться повторно. Как только он поверит в это, лучшим способом добиться успеха будет повторить ее еще раз. Результатом будет непрерывное активное взаимодействие, способное превратить победу в поражение, а поражение — в победу.

Логика, применимая ко времени, также применима и к пространству. В «нестратегических» видах деятельности обычно кратчайшим расстоянием до объекта будет прямая линия. На войне наиболее вероятно, что будет избрана кратчайшая операционная линия, в результате чего она окажется усеянной телами тех, кто ее выбрал. Вдоль кратчайшего пути наш противник сосредоточит свои силы, превратив ее в самый длинный и тем самым срывая наши планы. Напротив, противник меньше всего ожидает действий вдоль наиболее длинной линии, что делает ее в реальности самой короткой. При прочих равных условиях атака, проведенная вдоль данной линии, вполне может оказаться имеющей наибольшие шансы на успех. Читатель не должен обманываться, полагая, что обсуждаемый вопрос чисто теоретический, игра, которой кабинетные стратеги забавляются на досуге. Преимущества так называемого непрямого подхода иногда преувеличиваются до степени карикатуры, а сам термин приобрел столь расширительное толкование, что практически потерял смысл. Тем не менее нет никакого сомнения: с точки зрения истории и теории данный подход является одним из основополагающих принципов, на которых основана стратегия. Равно важна для понимания стратегии взаимосвязь между сосредоточением и рассредоточением сил. Сосредоточение во времени и пространстве, возможно, важнейший инструмент ведения войны, если учитывать факт, что для того, чтобы успешно атаковать противника, обычно необходимо иметь превосходство в силе. Однако чем сильнее сосредоточение сил, тем труднее скрыть его от врага. Обнаружив это, он будет оказывать сопротивление, вероятнее всего, посредством встречного сосредоточения. Следовательно, искусство стратегии состоит не в простом сосредоточении собственных сил, а в том, чтобы заставить противника рассредоточить свои силы. Для того чтобы это сделать, необходимо рассредоточить собственные силы, чтобы ввести противника в заблуждение и отвлечь его от нашей реальной цели. Таким образом, в действительности сосредоточение сил подразумевает их рассредоточение, в то время как рассредоточение сил подразумевает их сосредоточение, и победа достается тому, кто способен держать ситуацию под контролем и кого трудно ввести в заблуждение; причем необходимо уметь быстро чередовать одно с другим. Замечательной иллюстрацией всего вышесказанного служат бесконечно разнообразные и сложные действия корпусов наполеоновской Великой армии. Проводя эти непревзойденные по виртуозности операции, комбинировавшие рассредоточенные марши и концентрированные сражения, Наполеон смог завоевать большую часть Европы всего за несколько лет.

И наконец, ничто так не характерно для сферы стратегии, как взаимоотношения между эффективностью и боеспособностью. В мирной жизни и, конечно, во время любого процесса формирования сил, о котором шла речь выше, эффективность обычно результат согласованности. Каждый из множества компонентов необходимо расположить в определенной последовательности, согласовать их между собой, пригнать и адаптировать друг к другу. Необходимо избавиться от трения и неопределенности: это поможет добиться гладкого хода операций, подобного тому, как это происходит на хорошо управляемом автомобильном заводе или крупном нефтехимическом предприятии. Однако эти принципы неприменимы к войне или применимы только в ограниченной степени. Чем более экономична, эффективна, рационализирована организация, тем более она уязвима. Если выходит из строя один-единственный компонент, то именно совершенство системы приведет к ее сбою, волной «прокатится» по всей системе, многократно усиливая свое воздействие. Что еще хуже, организация, которая достигает эффективности благодаря таким средствам и свойствам, как строгий централизованный контроль, хорошее взаимодействие «на стыках», эффект масштаба и стандартизация, скорее всего, не будет гибкой. Не будучи таковой, она, вероятно, все же будет способна сосредоточивать огромные силы в определенной точке и направлять их на определенную цель. Однако умение переключать силы с одной цели на другую незаметно от противника — это совершенно другая задача.

Таким образом, секрет искусства состоит в том, чтобы найти нужный баланс между боеспособностью и эффективностью — двумя составляющими, которые, если говорить о сфере стратегии, не дополняют друг друга, а находятся в оппозиции. Хотя необходимо создать как можно более сокрушительную силу, ее размеры нужно заранее соотнести с возможностью использования той в условиях неопределенности. Необходимо построить как можно более крупную «машину», но с габаритами, позволяющими маскировать ее от врага. Она должна быть очень мощной, но не настолько, чтобы быть не в состоянии маневрировать от одной цели к другой. Она должна сосредоточивать все ресурсы в одной точке, но она также обязана быть в состоянии быстро их рассредоточить и передислоцировать с одного места на другое. Она должна быть достаточно хорошо обучена, чтобы проводить одну и ту же операцию с минимальными издержками, но боевая подготовка не должна доходить до полного удушения любой инициативы и вести к неспособности боевых сил действовать в непредвиденных обстоятельствах.

Уникальные характеристики стратегии требуют от людей личных качеств, необходимых для того, чтобы чувствовать себя уверенными в хитросплетениях всех маневров и уловок; неспроста многие знаменитые стратеги-практики имели репутацию повес. Юлия Цезаря с симпатией называли «лысым распутником». Король Франции Генрих IV имел обыкновение бросать знамена поверженных врагов к ногам своей любовницы Габриэлы Д’Эсте. Молодой герцог Мальборо соблазнил любовницу самого короля Карла II Нелл Гвинн, и однажды ему пришлось убегать через окно, чтобы не быть пойманным. Еще один, а именно Наполеон, любил жульничать в картах, равно как и совершать марши незаметно для противника. Одновременно с этим он обладал исключительными организаторскими способностями, и его сила ума и управленческие навыки были совершенно незаурядными. Мольтке также был исключительно талантливым организатором; его распоряжения были образцом ясности и четкости; однако в его характере присутствовала хитринка, благодаря которой он блестяще играл в карты и отпускал едкие, язвительные шутки в свой адрес и в адрес созданного им генштаба. Эйзенхауэр и его британский коллега, генерал Арчибальд Уэйвелл, походили в этом отношении на Мольтке. Оба отличались некоторой хитростью, даже коварством, что в обоих случаях скрывалось за обманчиво открытой и непосредственной манерой держаться.

В конечном счете ни чистой логики, ни ее сочетания с лисьей хитростью, характерной чертой шулеров и волокит, недостаточно, чтобы выиграть войну. Война подразумевает нечто большее, чем просто концентрацию имеющихся ресурсов с целью формирования сильнейших вооруженных сил, сосредоточение их в определенной точке и нанесение сокрушительного удара. Она также не сводится к простому применению силы в сочетании с какой-либо ловкой игрой вроде пряток. Если же абстрагироваться от хитроумных стратегий, то война — это еще и танец смерти. Как говорил Наполеон, «на войне решаются судьбы народов, армий и престолов». Необходимо обладать выносливостью, чтобы справиться с нескончаемой чередой трудностей, стрессовых ситуаций и опасностей. На более высоком уровне неопределенность вкупе с бременем ответственности за жизни и смерти людей может с легкостью сломить того, кто не готов к таким испытаниям. Часто на войне необходимо обладать великой силой характера, чтобы просто сохранять способность здраво мыслить, а тем более — сохранять управление войсками и обеспечивать эффективность их действий. Ни одна стратегическая доктрина не стоит ни гроша, если при этом нет должного понимания того, за что люди воюют, а также мотивов, побуждающих их к битве. И наоборот, любая попытка понять суть войны должна отталкиваться от осмысления этих вопросов.