Стратегия: создание силы

Даже в самых примитивных формах вооруженных конфликтов подготовка к ним обычно распадается на две составляющие — на то, что касается людей, и то, что касается военного снаряжения. Людей необходимо созвать, привести в боевую готовность, обучить, подчинить дисциплине, вселить в них боевой дух и настроить их разум на предстоящий бой. Снаряжение нужно произвести, запасти, распределить, поддерживать в рабочем состоянии и подготовить к применению. Эти функции могут называться по-разному, в зависимости от того, какое общество ведет войну. У одних они могут быть разделены, у других — сливаться друг с другом. Современный метод решения этих задач ни в коем случае не является единственно возможным; многие из существовавших в истории обществ вообще не признавали разделения на людей и снаряжение, притом что некоторые виды оружия почитались одушевленными, наделялись магической силой и в значительной степени обладали правом на такое же обращение, как и люди. Тем не менее независимо от того, где и когда происходит война, сложно представить, как ее можно вести без выполнения всех этих функций и предварительного создания вооруженной силы.

Среди взрослого мужского населения примитивных племен едва ли вообще существовало понятие организации в смысле упорядоченного разделения труда, основанного на дисциплине. Ведение войны, как и большинство других видов деятельности, считалось функцией каждого отдельного воина, а это значит почти то же самое, что и ничьей конкретно. Если происходил тот или иной инцидент, например уничтожение сада, угон скота или похищение женщины представителем соседнего племени, то решение отправиться на войну могло возникнуть спонтанно. В боях могло участвовать все племя или только некоторые его члены. Мужчины брали в руки оружие — обычно то же самое, что они использовали для охоты, — и собирались в каком-нибудь традиционном месте. Затем они избирали вождя, власть которого распространялась только на время войны. Собственно начало войны знаменовала пышная церемония. Пока шаман вызывал духов и читал заклинания, воины пели, плясали и прыгали. По окончании похода «армия» сама себя распускала, обычно проходя через те же стадии, но в обратном порядке.

В условиях небольшого количества жителей, хорошо знавших друг друга, тождественности понятий «мужчина» и «воин» и общедоступности оружия, создание вооруженной силы не представляло проблемы. Административный аппарат отсутствовал, да он и не был нужен для того, чтобы в считанные часы привести племя в боевую готовность. Однако по тем же причинам созданные силы были небольшими, неустойчивыми и непостоянными, дисциплина — слабой, тем более что не проводилось организованной тактической подготовки и не предпринималось попыток сделать тактические единицы способными к скоординированным действиям. Даже жизненно важный вопрос о верховном командовании не содержал в себе никакой определенности: ведь власть лидера не имела под собой никакой институциональной основы и к тому же была временной. Вследствие этого межплеменные войны, хотя зачастую и многочисленные, редко протекали долго. Даже если они были затяжными, то их результаты не носили устойчивого характера, так как отсутствовала постоянно действующая организация, ответственная за обеспечение их устойчивости. Как правило, не существовало самой идеи завоевания и даже понятия территориальности как таковой.

Более развитые общества прибегали к различным средствам решения этих проблем. Как в Древней Греции, так и в республиканском Риме выборные военные предводители — так называемые strategoi, или, по-латыни, consules — занимали свою должность как в военное, так и в мирное время. В Риме также существовал dictator — полководец, избираемый на шесть месяцев и обладавший абсолютной властью. При такой системе должностные лица обладали гораздо большей властью, чем любой племенной вождь. Благодаря этому они могли заниматься подготовкой к войне и обучением воинов даже в условиях мирного времени. Тем не менее ни в греческих городах-государствах, ни в республиканском Риме до конца II в. до н. э. не было постоянной армии. Эту проблему до некоторой степени решили эллинистические монархии и в еще большей степени — Римская империя. Они вели войну под единым постоянным руководством царя или императора, который либо сам командовал войсками, либо передавал свои приказы через посредство бюрократического аппарата. Средства ведения войны, находившиеся в их распоряжении, представляли собой постоянную армию, насчитывавшую десятки тысяч человек, регулярно получавших жалование, хорошо обученных и подчинявшихся строгой дисциплине. Появились постоянные тактические формирования, такие, как центурия, манипула, когорта, легион и ала (кавалерийский эскадрон). По всей видимости, в ряде случаев существовали и царские мастерские по производству оружия, хотя сведения об этом носят фрагментарный характер.

Прибегая к сравнениям, можно сказать, что даже Рим в зените своего могущества не мог мобилизовать военные ресурсы, сравнимые с теми, которые доступны современному государству. Римская армия всегда включала в себя столько же ауксилиариев (вспомогательных войск), сколько и легионеров. Воины вспомогательных частей привлекались из различных варварских племен, служили под началом своих собственных вождей и были настолько слабоуправляемыми, что в конце концов захватили власть в империи. «Министерств обороны» в современном смысле этого слова либо не существовало, либо они не оставили никаких следов в исторических источниках. Точно так же не могло быть и речи о регулярном генеральном штабе, ответственном за планирование и проведение операций. По-видимому, не все армейское снаряжение производилось централизованно и не было достигнуто полной стандартизации. Хотя благодаря знаменитым римским дорогам действовала эффективная почтовая связь, технологическая инфраструктура войны оставалась примитивной. Из-за отсутствия хороших карт, часов, средств связи и статистической информации императоры не могли мобилизовать все доступные ресурсы, даже если имели представление об их количестве, что тоже маловероятно. Поэтому даже в поздней римской империи, например, при Септимии Севере, численность армии не превышала 600 тысяч человек, что составляло примерно 1 % всего населения. Этого оказалось слишком много, и ко времени правления Диоклетиана империя начала разрушаться под бременем расходов на содержание армии, что привело к долгосрочным социально-экономическим изменениям и в итоге послужило одной из причин краха.

В Средние века возможности для создания вооруженных сил существенно сократились по сравнению с эпохой Рима. Условия децентрализованной феодальной системы позволяли создать лишь слабо дисциплинированную и временную армию. Кроме того, такая армия была немногочисленной: самая большая из них могла насчитывать от силы 20 тысяч человек, большинство из которых составляли не рыцари, а разношерстная толпа оруженосцев и слуг. В 1350 г. ситуация начала улучшаться, но эти изменения происходили медленно. В позднем Средневековье экономика вновь стала основываться на денежном обмене, большее распространение получил письменный учет, и было изобретено книгопечатание. К 1550 г. самые могущественные монархии уже располагали ядром регулярной армии, хотя большую часть войск по-прежнему составляли наемные солдаты, служившие на временной основе. Политический теоретик конца XVI в. Юст Липсий писал, что «большой» стране достаточно не более двух легионов регулярной армии численностью по 6600 человек каждый. При Людовике XIV, в некотором отношении самом могущественном абсолютном монархе XVIII в., был момент, когда число солдат на действительной службе достигало пяти процентов населения. Создание 400-тысячной армии считалось серьезным достижением, несмотря на то, что сразу в одном месте можно было сконцентрировать войска лишь намного меньшей численности.

Современные военные структуры развитых стран обычно занимаются всеми аспектами процесса создания вооруженных сил. После 1945 г. это достигло такой степени, что стало сказываться на всех сферах жизни страны. Однако еще в XVIII в. многие аспекты создания вооруженной силы считались не имевшими отношения к войне как таковой. Например, армия не имела своего административного аппарата, эти обязанности были возложены на секретаря командующего войсками — гражданское лицо: в соответствии с международной конвенцией, оно не участвовало в боевых действиях и в случае взятия в плен подлежало освобождению. Армии также не занимались вербовкой солдат на военную службу, — это считалось задачей военных подрядчиков или, как в случае с Британскими королевскими военно-морскими силами, знаменитых отрядов вербовщиков, которые рыскали по портам и насильно вербовали моряков на службу на военных кораблях. Это же относилось к материально-техническому обеспечению и перевозкам, медицинской помощи и духовному попечению, продовольственному обеспечению, прачечным услугам и пр. Все эти услуги оказывали или нанятые армией частные лица из гражданского населения, или их в индивидуальном порядке оплачивал отдельно каждый прибегающий к ним солдат.

Таким образом, на протяжении большей части истории воюющие общества были или слишком малочисленны, чтобы нуждаться в централизованной военной организации, или слишком большие, чтобы создание такой организации было возможным, как это наблюдается на примере императорского Рима. В любом случае процесс создания вооруженных сил оставался несовершенным. Лишь часть имеющихся ресурсов могла быть мобилизована. Отсутствие институционализированного мозгового центра, подробной информации и эффективных средств связи приводило к тому, что те ресурсы, которые удавалось мобилизовать, не могли эффективно координироваться и контролироваться. Все это приводило к существенному ограничению максимального размера вооруженных сил как в целом, так и в решающем пункте. Со времен битвы при Рафе в 217 г. до н. э. и до битвы при Мальплаке в 1709 г. полевые армии, намного превосходящие численностью 100 тысяч воинов, существовали, по всей видимости, главным образом в легендах. Наполеон был, вероятно, наиболее способным из когда-либо живших военачальников, но, сосредоточив в 1813 г. под Лейпцигом 180 тысяч человек, даже он потерял управление войсками.

Здесь, равно как и во многих других сферах, поворотным пунктом стало появление железной дороги и телеграфа, что начало серьезно сказываться на ведении войны начиная с 30-х годов XIX в. Благодаря железным дорогам увеличилась скорость и объем перевозок, и в то же время сократились затраты на последние. Железные дороги и телеграф впервые позволили связать воедино и мобилизовать в военных целях сначала целые страны, а затем и континенты. Телеграф чрезвычайно способствовал этому, позволив в полной мере использовать мощности железных дорог, а также быстро и эффективно передавать мобилизационные приказы. По завершении мобилизации опять-таки именно железная дорога и телеграф давали возможность прокормить новобранцев и ими управлять. Хотя с новыми изобретениями экспериментировали военные министерства многих стран, первыми поняли и начали в полной мере использовать возможности новой техники пруссаки. Генеральные репетиции состоялись в 1859 г., когда франко-австрийская война привела к мобилизации прусских войск на Рейне, в 1864 г. во время войны против Дании. В 1866, а затем и в 1870 г. быстрота, с которой прошла мобилизация соответственно против Австрии и Франции, заставила весь мир раскрыть рот от удивления и во многом определила исход войны еще до того, как был сделан первый выстрел.

Более того, телеграф и железная дорога были всего лишь первыми из целой серии новинок, таких, как радио, телефон, ротационная печатная машина, автомобиль и, незадолго до начала Второй мировой войны, — счетная машина, ставшая прообразом современных компьютеров. Опутав цивилизацию тонкой сетью, эти изобретения ускорили процесс создания сил и значительно расширили его масштабы. Появилась возможность развертывать миллионные армии и поддерживать их в боевом состоянии практически неограниченное время. Такие армии напоминали не что иное, как кочующие, хотя и довольно-таки неряшливые города. Их нужно было кормить, одевать, вооружать, обучать, поддерживать в них порядок и во всех отношениях о них заботиться. Поскольку в армии стали воспроизводиться практически все функции гражданского сообщества, старого, стихийно сложившегося административного механизма для мобилизации сил и контроля над их действиями уже было недостаточно. Требовался новый управляющий институт, и он по необходимости возник в виде генерального штаба.

Генеральные штабы состояли из групп специально отобранных и специально обученных экспертов, предпочитавших в качестве места работы кабинет полю боя. Вместо того чтобы сражаться, они планировали и управляли, в результате чего, учитывая их исключительный авторитет, иногда складывалось впечатление, что суть войны состояла в управлении и планировании. Подобно другим недавно появившимся и уже добившимся успеха институтам, генеральные штабы вскоре приобрели собственную динамику, стремясь расширить свою власть. Со временем они приняли на себя ответственность за все, имеющее отношение к войне, от операций крупных соединений и до обеспечения безопасных в плане венерических заболеваний солдатских борделей, как это было в вермахте во время Второй мировой войны. Функции, которые раньше никогда не связывались с войной, сейчас вышли на военную арену. И теперь не только от солдат ожидали службы родной стране. Современные средства связи позволяли вовлечь в процесс создания вооруженных сил всех и вся. Даже эксцентричные университетские профессора были помещены в здания, обнесенные колючей проволокой, и загружены работой по раскрытию шифров и изобретению необычных устройств.

Беря пример с прусской армии, которая успешно провела мобилизацию в 1866 и 1870 гг., генеральные штабы стремились к порядку, согласованности и в первую очередь эффективности. Для того чтобы создать величайший военный потенциал, мало было лишь мобилизовать все имеющиеся ресурсы. Прежде всего необходимо было соединить эти ресурсы так, чтобы они составили единое целое. Хотя изобретение понятия эффективности нередко приписывалось генеральному штабу, оно проникло и в другие сферы. Стоило пруссакам показать, чего можно было достичь с его помощью, как известные писатели, подобно Эдварду Беллами в его книге «Оглядываясь назад», начали требовать, чтобы общество в целом стало таким же эффективным, как армия Мольтке. Менеджеры, такие, как Фредерик Тейлор и Генри Форд, стали проповедовать новое евангелие. Они ввели на производстве ленточный конвейер и по секундомеру отслеживали и вели учет движений рабочих, стремясь сделать их столь же эффективными в производстве, как и обслуживаемые ими машины. Что касается человеческих существ, то здесь также требовалось выведение новых пород и выращивание их с целью повышения эффективности. Эта идея впервые была выдвинута евгениками на рубеже веков и впоследствии отобразилась в комическом виде в популярном романе Олдоса Хаксли «О, дивный новый мир». В 1930-х гг. специалисты Министерства иностранных дел Великобритании оценивали государства по критериям «производительности». А так как гитлеровская Германия опережала остальные государства, политика умиротворения по отношению к ней была вполне естественной.

Хотя обстоятельства разнились, методы достижения эффективности были везде одинаковыми. Главной предпосылкой было наличие сильного управляющего центра, уверенного в себе и в своих целях. Этот коллективный разум должны были составлять лучшие кадры, тщательно подготовленные для выполнения задания и, предположительно, лишенные каких-либо личных интересов, а власть центра должна оставаться одновременно и всеохватывающей, и абсолютной. Первым этапом его деятельности являлась полная инвентаризация человеческих, а затем и материальных ресурсов нации, вплоть до последней вагонной сцепки. После этого надлежало разработать планы мобилизации имеющихся ресурсов в военных целях. Эти планы включали сотни тысяч, вероятно даже, миллионы компонентов, которые следовало тщательно согласовывать, координировать, связывать друг с другом для обеспечения максимальной скорости и бесперебойности реализации этих планов. Последние, выражаясь современным компьютерным языком, «отлаживались» посредством многократного повторения. Путем периодического пересмотра следовало приспосабливать их к меняющимся обстоятельствам и обеспечивать учет новейших технологий. Ничто не должно было мешать их действию, даже если это требовало постоянного нахождения главнокомандующего на телефоне.

Для того чтобы привести планы в действие, требовалась лишь подпись соответствующего министра на заранее подготовленном листе бумаге, в котором оставалось лишь проставить дату. Как только бумага была подписана, а приказ о мобилизации разослан, процесс запускался автоматически. Мужчины отправлялись в учебные части, где они официально становились солдатами, надевали военную форму и получали оружие. Роты объединялись в батальоны, батальоны в полки, полки в дивизии и корпуса. Последние соединялись со своими обеспечивающими службами, такими как товарные поезда, тяжелая артиллерия и разведывательная авиация. Затем они отправлялись к границе по железной дороге или позднее на автотранспортных средствах передвижения. Их высадка на месте назначения подготавливалась заранее, и прохождение войск в район боевых действий велось настолько упорядоченно, что заранее просчитывалось даже число колесных осей, которые пройдут по определенному мосту в определенное время. После того как войска оказывались, наконец, на месте дислоцирования, а процесс создания сил завершался, можно было начинать войну в собственном смысле слова. Однако прежде необходимо было найти способы преодоления существенных препятствий на пути достижения эффективности, таких, как неманевренность, наличие трений и фактора неопределенности.