Легкомысленная прогулка по Мюнхену

Выходы и посадки в аэропорту города Мюнхен объявляют по-английски, но с ужасным немецким акцентом, слышным даже мне.

Мои немецкие друзья смеются: неужели во всём Мюнхене нет хотя бы одного британца, чтоб записать эти объявления? – спрашивают они риторически.

И тут же, не без уважения, отмечают: объявления в московских аэропортах делаются на безупречном английском.

Представьте, если бы всё было наоборот?

Всякий российский интеллигент сказал бы: о, какой стыд, всё так у нас. Иное дело, сказал бы он, в Германии.

Но в данном случае он ничего не скажет, так как не имеет повода для печали.

В пивном баре, находящемся вдали от туристических маршрутов, сидят милейшие немецкие бабушки: до синевы седые, ухоженные, короткие стрижки, голубые, очень живые и любопытные глаза, отлично одеты, удивительно обаятельны. У них ужин: съели по коржику, выпили кофейку, а то и пива немножко. Болтают, смеются.

Мы садимся к ним за стол – здесь все сидят за общими столами, никто никому не мешает. Все блюдут личное пространство друг друга, при этом вежливы какой-то врождённой, высочайшей пробы вежливостью.

Разговаривают в пивном баре негромко, спокойно, достойно: в отличие, скажем, от британцев, которые орут как сумасшедшие.

Рядом с этим мюнхенским баром – католический храм.

В Германии, как известно, в основном исповедуют католичество и протестантство.

В церковь ходит с каждым годом всё меньше людей.

Только за последнее время, как равнодушно сообщили мне немцы, из протестантской церкви вышло почти два миллиона человек. В католической церкви не такие потери, но тоже исчисляются сотнями тысяч.

Раньше это объяснялось материальной логикой: все прихожане платят налог – уходили из экономии. Теперь уходят, потому что церковь стала в общественном представлении признаком прошлого, рудиментом.

«Службы посещают только старики», – сказали мне немцы.

Наш российский просвещённый брат отреагировал бы на это соответствующим образом: сообщив нам, что в Германии совершенно нормальная ситуация, и вообще – долой попов.

Но здесь мы просвещённого российского брата чуть-чуть огорчим.

В немецких школах преподают на выбор – историю католической церкви, историю протестантства или этику. Причём если родители ребёнка являются прихожанами католического храма – они не имеют права отказаться от посещения их ребёнком соответствующих уроков в школе.

Ущемлением прав и цветущим мракобесием это никто не считает; ну, надо же.

Просвещённые люди Западной Германии твёрдо убеждены, что Россия – зло, Крым – Украина, Донбасс – Украина; но при этом немцы ведут себя по-европейски, и в дебри споров стараются не забираться. Основной массив информации, которым они оперируют по этой теме, – в целом антипутинского и русофобского (никогда не думал, что когда-нибудь буду эти два слова писать подряд) толка; однако при этом немцы более-менее в курсе, что есть и другая точка зрения.

Когда я эту точку зрения настойчиво излагаю, они говорят: ну да, ну да, мы знаем, мы всё знаем, но это же так отстало – нации, этносы, подобные вещи уже не имеют значения, вот живут же каталонцы, ирландцы, зачем воевать из-за какой-то ерунды, когда можно есть хлеб и масло…

Это, говорю, вопрос личного выбора; кто-то родился каталонцем, кто-то русским.

У нас, отвечают мне немцы, молодые люди уже не помнят, что они немцы, они – люди мира, а вся эта национальная история и прочая география – мишура для них.

И у нас, говорю, большинство молодёжи – точно такие же; но в определённый момент выйдет малая часть молодёжи, пять или десять процентов, и навяжет всей остальной молодёжи свои правила игры.

У вас, говорю я немцам, есть свои «правые», и не говорите мне, что их нет. И этих «правых» будет у вас всё больше и больше. И этим «правым» будет глубоко плевать, кем себя считает вся остальная молодёжь.

Немцы вдруг соглашаются.

Более того, они вдруг говорят, что у них «левые» и «правые» в последние годы находят общий язык, и уже совместно проводят митинги и акции – особенно их позиции сильны в Восточной Германии.

Что ж, это не новость. Право-левые скоро будут рулить в Европе, говорю я своим приятелям немцам.

В ответ они признаются мне в другом забавном наблюдении.

У них, как и у нас, имелись в своё время неолибералы, – те самые, которых в России называли то «чикагскими мальчиками», то «младореформаторами».

Немецкий аналог наших либеральных партий традиционно, как и у нас в своё время, набирал свои 10 %. Но в последние годы немцы так устали от своих неолибералов, что опрокинули их: либерал-буржуа элементарно не прошли в парламент.

Наш просвещённый брат в России считает, что низкий рейтинг «младореформаторов» и всех их бодрых детей объясняется «крепостным сознанием» русского населения. Но неужели и в немцах неистребимо рабское сознание? О, ужас.

В качестве примера немцы рассказали мне, что у них передали канализацию в частные руки – вследствие этого канализация стала дороже и хуже.

Таких примеров у них – вагон и маленькая тележка.

Наш просвещённый брат в России неистово уверен, что всё частное – дешевле и лучше, а государство – это враг и дурак; однако опыт Германии порой доказывает, что это не государство, а наш просвещённый брат… ну, немного ошибается.

В Германии гораздо более высокое социальное расслоение, чем во Франции или в Британии, – хотя и не такое, как в России и США. Однако порядка 60 % всевозможного «имущества» держит в руках порядка 8 % населения.

В Мюнхене идут некоторые обычные неолиберальные процессы: центр города, к примеру, покидают местные жители – им уже не по карману жить там и платить за квартиры. Исторический Мюнхен заселяют иностранцы и сверхбогатые представители элит.

Бабушки в барах – это, конечно, хорошо, но, если смотреть на людей, просто гуляя по улицам, – улыбаются они мало, одеты и выглядят, пожалуй, хуже жителей главных российских мегаполисов.

Наш просвещённый брат в ответ на это обязательно скажет, что в нормальных странах не принято кичиться своим богатством. Ну-ну.

Однако я спрашиваю своего немецкого приятеля: отчего он ездит на работу в электричке, а не на своей машине? Он – представитель, по российским меркам, вполне элитарной профессии – отвечает мне: дорого. Въезд в город платный, бензин, стоянка. Ему – дорого.

Немецкая власть сейчас решает глобальные вопросы перераспределения доходов в пользу не самой богатой части населения.

Наш просвещённый брат в этих случаях нехорошим голосом спрашивает: «Вы собрались всё отнять и поделить?»

Очень, к примеру, волнует немецкую власть, что в ряде семей, скажем, контролирующих автомобильное производство, слишком весомые состояния передаются по наследству. Наверное, наследство теперь будет облагаться высоким налогом.

Мы в России тоже в своё время предлагали ввести налог на богатство, но нам, конечно же, в ответ, в качестве последнего довода, назвали фамилию одного героя Булгакова.

Забавно, но даже миграция местного населения внутри самой Германии тоже напоминает российские реалии. У нас едут в сторону Москвы и Питера из Владивостока, Омска и Челябинска, а в Германии молодёжь бежит с востока на запад.

Из бывшего ГДР в бывшее ФРГ только за последнее время переехало более двухсот тысяч молодых людей.

Западные немцы – здесь я тоже посмеялся – сетуют, что их восток испорчен социализмом.

На востоке, кстати, людей, которые в русско-украинском вопросе болеют не за Украину, а в сирийском вопросе – всерьёз на стороне России, гораздо больше, чем на западе.

Вы, говорю я немцам, считайте, как хотите, но вообще у вас социализм был немногим более сорока лет – а с тех пор ещё двадцать пять лет прошло: чего ж вы их не переучили, своих восточных лентяев, у вас времени было – предостаточно.

Немцы говорят: не успели.

Не успели, смеюсь я, а теперь времени у вас на это не будет. Упустили время.

По дороге в гостиницу – самый центр Мюнхена – переступаю через укладывающегося спать бомжа. Бомж разложил матрац, улёгся, сверху накрывается одеялом. На улице, между прочим, зима – не такая, как у нас, но вполне себе холодная.

Хотя во Франции и в Италии таких персонажей – ещё больше. В разы больше, чем в Нижнем Новгороде, где я живу. Да и вообще я подобную публику у нас всё реже наблюдаю. А у них – всё чаще.

Зато разноцветных мигрантов в Мюнхене почти нет.

Может быть, и поэтому тоже всерьёз обсуждать проблемы миграции местные немцы не очень хотят.

Иногда мне кажется, что они что-то скрывают. Что они привыкли себя уважать, и не хотят в себе разочароваться.

Но общего между нами всё равно гораздо больше, чем им кажется.

Разве что вот бабушки в пивном баре… Таких бабушек у нас пока нет. Будем растить.

В аэропорт еду мимо фигуры золотого ангела на постаменте. Там, неподалёку, жил один из самых любимых моих писателей – Томас Манн, гений.

Говорят, однажды, накануне Первой мировой, у ангела отвалилось крыло. Все посчитали, что это дурной знак. И угадали.

Я посмотрел – крылья пока на месте.

А в то кафе, где пил своё пиво Гитлер и пил своё пиво Ленин, я не зашёл: немцы сказали, что его закрыли.

Закрыли – и ладно.

Новые параноики и новые идеалисты теперь пьют в каких-нибудь других кафе.