Не трогай море – моменто море

Земля священна не в метафорическом смысле. Она просто священна, и всё. Это данность. Здесь нет никакой мистики, никакой поэзии. Если случится война – она может быть лишь за общее. Общее у нас одно: земля, память, язык. Три слова через запятую, но они нерасторжимы. Память и язык тоже живут на земле.

Дающая жизнь всему живому, подарившая жизнь твоему роду, спрятавшая всех тех, кто был здесь до тебя, – земля. Отправляясь на бой, в дальний край, или в путешествие без надежды на возвращение, люди брали с собой горстку родной земли.

Всякий, кто смеётся над этим, – выказывает, что он просто глуп.

Когда люди всерьёз решают, что им принадлежат леса, реки, озёра и горы, это лишь забавляет.

По сути, выкуп в личное пользование национальных богатств – ровно то же самое развлечение, что и покупка участков на Луне. Нет, даже на Солнце.

Такой маленький человек, живёт такую маленькую жизнь, – но уселся на кочку, сидит, держится за неё двумя руками, приказывает считать себя главнее этой кочки.

Или забрался в лужу – и отдал распоряжения почитать себя за местного водяного.

Кто-то остроумно подметил, что владение общенародными богатствами, водами и лесами – такая же нелепость, как владение крепостными.

Думаю, что даже бо?льшая.

Иные люди даже желают, чтоб их отдали в рабство. С удовольствием подпишут все бумаги и осмысленно переведут себя на общее содержание с домашним скотом.

Но кто спросил мнение у дерева? У озера? У моря? У самой большой горы? У самой глубокой впадины? Вы что, сами её вырыли? Сами насыпали?

Или у вас просто оказалось много денег, и вы имеете право их потратить? Ну так постройте себе на отдельном участке гору из денег. Или нору.

…Я вырос в одной чернозёмной области, в маленькой деревне.

Рядом с деревней были пруды, рыбное хозяйство; мы всё детство ходили туда купаться.

Потом детство, вместе с коммунистической властью, закончилось, и я ушёл во взрослую жизнь.

Вернулся спустя несколько лет, собрались с моими двоюродными братьями, посидели, поговорили; поехали, говорю братьям, на пруд. Там, отвечают мне братья, теперь есть свой хозяин, а у него охрана; но ничего, договоримся.

– Какая ещё охрана? – спросил я.

Братья посмеялись; мы сели на «козелок» и примчали на пруды.

Знаете, мне даже понравилось, что там никого не было: тишина, кувшинки качаются, водомерки бегают туда-сюда.

Минут через десять к нам подошёл невысокий, но крепкий охранник, в форме, и с ним ещё какой-то тип, то ли стажёр, то ли у местного начальства мальчик на побегушках.

Охранник нас осмотрел, оценил свои шансы скромно (вернее сказать, разумно) и сказал:

– Вы только мусор приберите за собой.

Мы так и сделали.

В общем, братья рассказали, что бывший глава местной деревенской администрации вовремя подсуетился, и теперь имеет… что он, кстати, имеет? Все пруды? Или всю деревню?

А он ведь хороший мужик был. В семидесятые у него была единственная машина в деревне, и он на ней начавших рожать баб возил в районный роддом. Мчался и смешно шутил. Мог и роды принять, если что.

Теперь у него автопарк и водный парк. Поднялся! Зоопарк, наверное, тоже есть.

Но с тех пор, когда я слышу, что в советское время «тоже было неравенство», я молчу и ничего уже не говорю. Что скажешь; можно только табуреткой бросить куда-нибудь.

Когда через год мы с братьями снова собрались, и я предложил снова съездить на пруд, братья сказали: вряд ли, теперь уже точно не получится.

Я им не поверил и сел за руль.

Увы, да, не получилось: пруд был обнесён заборами, блок-постами, бетонными плитами и колючей проволокой. Одним взводом не возьмёшь – в лучшем случае ротой, и то при поддержке с воздуха.

Ладно, я могу в другом месте искупаться; но я так и не понял, отчего деревенские ребята теперь не ходят на пруд? У них же теперь будет совсем другое детство.

А у кого другое детство – у того иная жизнь.

Люди привыкают жить у забора.

И целую жизнь мечтают забор сломать.

Вы скажете: это они от зависти.

А я скажу: а то, что у вас выкуплено общее в частную собственность, – это от наглости.

И на всякую наглость неизбежно заведётся зависть.

И посмотрим ещё, кто в итоге победит.

Беда ведь не только в том, что вы отняли у настоящего времени – в частности, у этих голоногих пацанов. Вы же ещё и на будущее нацелились.

Но будущее всегда сильнее. Оно явится за своим и сделает всё как было.

Придётся вернуться к тому, что: общее важнее частного, а народ больше, чем человек.

Потому что начинается с того, что «человек – мера всех вещей», а заканчивается тем, что этих людей вдруг оказывается ограниченное количество, а мы должны на них любоваться.

И, наконец, самое важное.

Общее – вовсе не означает «ничьё». Общее означает – наше, наших предков и наших внуков.

Когда что-то у вас забирают, помните – что забрали сразу и у твоего прадеда, и у твоего правнука.

Хотя, если вам всё равно, я вообще не с вами разговаривал.