Вклад российского еврейства

В XIX веке евреи России жили в основном в пределах черты оседлости* под управлением бездушного и продажного бюрократического аппарата. Ограничения и преследования со стороны властей вызывали у большинства из них гнев и нетерпение. Царское правительство неоднократно издавало законы, направленные на вовлечение евреев в жизнь страны, но большинство обременительных и оскорбительных ограничений продолжали действовать. В то же время параллельно русификации появились новые возможности для получения образования: к 1880-му году число евреев среди студентов российских университетов превышало число воспитанников ешив[216]. Однако в 1881 году со смертью царя Александра II от рук террористов закончилась и эпоха либерализма. По Российской империи впервые за многие годы прокатилась волна погромов.

Царский режим держал большинство евреев в черте оседлости, в стороне от манящих центров русской культуры, поэтому секуляризация русских иудеев не сопровождалась массовой ассимиляцией. Отказавшись от приверженности Торе, это отошедшее от религии еврейство выработало «протонациональный характер и национальное сознание»[217], ибо обладали по крайней мере двумя атрибутами «нормальной» нации: общая территория (черта оседлости) и общий язык (идиш). Сионизм был одним из движений национального возрождения, схожим с течениями, возникающими по всей Европе – например, среди финнов, литовцев, поляков и чехов. В конце XIX века, когда евреев России захлестнула волна секуляризации, успеху сионизма также способствовал возникший тогда расовый антисемитизм, трагические последствия которого наложили свой отпечаток на отношение евреев к идее построения нового общества в Палестине. Развивавшийся в такой тяжелой атмосфере сионизм был далек от идеалов, вдохновивших отцов-основателей. Журналисты лондонской газеты «Джуиш Кроникл» («Jewish Chronicle»), с осторожностью приветствовавшие планы колонизации Палестины, писали: «…в Святую землю нас приведет не процветание, а гонение»[218].

Хотя в период с 1881 по 1914 годы из Российской империи в Палестину отправилось лишь 55 000 эмигрантов-евреев (против 2 217 000, уехавших в Северную Америку)[219], именно они составили костяк сионистского актива. Несмотря на решимость отречься от прошлого, деятели-сионисты не смогли оставить своих корней и воспроизвели в новой стране культурные и политические реалии Восточной Европы.

Основной движущей силой сионизма в России были «маскилим»* – последователи Хаскалы. Нередко это были бывшие студенты ешив. Они имели определенные представления о европейской культуре, но, как правило, не получили систематического европейского образования. Некоторые из маскилим выучили иврит и стали свысока смотреть на родной идиш. В отличие от западных евреев, они живо интересовались преобразованием общества, обличали экономическую несправедливость и резко критиковали еврейские общинные учреждения своего времени. В первые десятилетия существования сионизма в нем преобладали идеи радикального идеализма. Немало поспособствовали обращению еврейской молодежи к идеям этнического национализма и погромы конца XIX века.

Российские евреи отреагировали на погромы по-разному. Верные традиции евреи, озабоченные судьбой своих семей, искали выход в эмиграции в Соединенные Штаты. Однако многие обрусевшие евреи, проникшиеся европейскими идеями, не могли удовлетвориться индивидуальным решением; вслед за царским правительством они заговорили о всеобщем «еврейском вопросе» и, подобно Герцлю и Марксу, искали его широкомасштабного решения.

Шок, гнев и разочарование, вызванные погромами, привели многих евреев в ряды общероссийских радикальных партий, члены которых не гнушались применять насилие[220]. Одновременно создавались и еврейские радикальные партии (в том числе социалистический Бунд*, группы самообороны и разные сионистские партии). На фоне захлестнувших революционные круги в России во второй половине XIX века[221] и ставших господствующими идей нигилизма и пренебрежения человеческой жизнью прокатилась волна террористических актов, последствия которых ощущаются и по сей день.

В то время как другие еврейские общины мира оставались верными принципу отказа от насилия и даже не помышляли о каких-либо вооруженных действиях против населения стран, где они проживали, в России этот принцип ослабевал по мере того, как все большее число евреев открывало для себя возможность бороться за свои идеи с оружием в руках. Многие российские евреи поддерживали радикальные политические партии, по определению незаконные. Революционное насилие было логичным выбором в ситуации, когда евреи оставались в основном вне общества, а любая политическая деятельность – по крайней мере, до революции 1905 года, – была запрещена. Самодержавие просто подталкивало евреев к политическому экстремизму – во всяком случае, тех, кто, в отличие от своих отцов, не воспринимали испытания как стимул к моральному самосовершенствованию.

Среди еврейского населения Российской империи, пережившего погромы, возникло острое чувство незащищенности. Страх насильственной смерти резко усилился после волнений 1881 года, а затем, поколение спустя (после Кишиневской бойни в 1903 году), появился безотчетный страх перед соседом-христианином, который в любой момент мог стать убийцей, насильником или грабителем. В отличие от реакции на более жестокие и кровавые погромы на Украине в середине XVII века, насилие, которому подверглись евреи в конце «столетия прогресса», не имело никакого религиозного значения для растущего слоя отошедших от иудейства евреев. Евреи, порвавшие связи с Торой, отреагировали на погромы совершенно иначе. Вместо того чтобы бежать от насилия, пересмотреть свое поведение и предаться покаянию, как того требовала еврейская традиция, они заявляли о попранной гордости и призывали к сопротивлению. В черте оседлости стали появляться отряды самообороны, состоявшие в основном из членов рабочего движения «Бунд».

Сионизм «вырос» из чувства стыда и оскорбленного достоинства. Сионист русского происхождения признавался: «Неприятие Изгнания… трансформировалось в ненависть! Я ненавижу его, как ненавидят стыдное физическое уродство, ради избавления от которого можно пожертвовать даже жизнью»[222]. Мотив гордости обрел новое звучание. В то время как иудейство, подобно другим религиям, видит в гордости порок, светские евреи стремились обрести ее любой ценой. Героическая романтика, столь чуждая традиционному еврейскому мироощущению, быстро нашла благодатную почву в кругах этих «новых евреев». Примером такого увлечения можно считать идею Герцля о легализации в предвиденном им еврейском государстве дуэли – высшего проявления чести и благородства. Для вдохновлённых европейскими примерами сионистов респектабельность означала политическую независимость и наличие собственной армии. Сионизм подпитывался не страданиями евреев от погромов, а унижением отвергнутого претендента – того, чьи надежды вписаться в российское общество эти погромы повергли в прах.

Русско-еврейские интеллигенты – даже Ахад Ха-Ам, ранее выражавший сомнения по поводу использования силы против коренных народов Палестины, – ныне призвали евреев к самозащите. Ахад Ха-Ам четко различал ненависть к евреям в Восточной Европе и сопротивление действиям сионистов со стороны палестинских арабов. Особенно гневно взывал к возмездию и ответному насилию Хаим Нахман Бялик. В стихотворении, написанном вскоре после Кишиневского погрома, он осуждает выживших, презирает их и призывает к бунту не только против мучителей, но и против иудейства. Бялик стыдит обывателей, которые прячутся в зловонные ямы, в то время как погромщики насилуют их жен и дочерей.

Гнев, охвативший множество евреев, заставляет Бялика, некогда учившегося в ешиве, перевернуть всю иудейскую систему ценностей с ног на голову. Он открыто издевается над традицией, связывающей все несчастья с прегрешениями самих евреев: «Да рушится трон ее в бездну! // Пусть небо сгниет и в проклятии канет!»[223] Бялик решительно порывает с иудейством и бросает смелый лозунг: «Самооборона или гибель!»

Поэт Бреннер, происходивший из семьи благочестивых российских евреев, тоже восстает против традиции. Он переиначивает самый известный стих Писания, вошедший в еврейскую молитву: «Слушай, Израиль, Господь, Бог наш, Господь един» – первый стих, который еврей учит в детстве, и последние слова, которые он произносит перед смертью. В преобразованном виде этот стих становится таким: «Слушай Израиль! Не око за око – два ока за око, все их зубы за каждое унижение!» Бреннер полностью извратил значение библейского выражения «око за око», которое в иудейском праве означает всего лишь обязательство выплачивать причитающуюся за увечья денежную компенсацию. Поэт погиб во время стычек с местными арабами в Яффе в 1920 году.

Европейский национализм оказал такое влияние на еврейскую молодежь русского происхождения потому, что эта будущая элита сионизма была не слишком хорошо образована и не блистала ни знанием Талмуда, ни культурой европейского образца[224]. Например, идеи Арона Давида Гордона (1856–1922), сыгравшие важную роль в становлении сионистской идеологии, оформились в его бытность управляющим поместьем в России.

Многие иудейские мыслители протестовали против выделения сионистами национальной составляющей еврейского самосознания, исторически подчиненного религиозным канонам. Иудейское понимание народа строится на приверженности Торе, а не на принадлежности к этнической группе или территории. Однако в нем присутствует и объективная составляющая, не характерная для западного понимания религии: человек, рожденный матерью-еврейкой, остается евреем, даже если его верность Торе оставляет желать лучшего. По мнению раввинов, сионистская версия еврейского самосознания «полностью перевернула традиционные ценности: то, что раньше считалось лишь средством, стало целью, а то, что раньше было целью, превратилось в средство»[225]. Однако сионизм продолжает находить последователей. Большинство из них – выходцы из бывшего Советского Союза, чуждые еврейской традиции, но ощущающие себя частью «еврейской национальности», ставшей столпом израильского самосознания.

Переворот во взглядах многих российских евреев в конце XIX века был, без сомнения, гораздо более значимым, чем реальные возможности еврейской самообороны. Понимание истории среди молодежи радикально изменилось, и новое поколение жаждало специфически еврейской деятельности нового типа. Переосмыслив свою историю и исключив особые отношения между Богом и Его избранниками, эти евреи стали для самих себя жертвами исторической несправедливости. Такой взгляд на историю является мощной побудительной силой. Следует отметить, что некоторые основатели вооруженных еврейских частей в России и Палестине признавали значение применения силы в деле отрыва евреев от их иудейского прошлого.

Утверждение попранной национальной гордости евреев было важным мотивом деятельности Жаботинского. Во время Первой мировой войны он как основатель Еврейского легиона восхвалял самый убедительный путь утверждения этой гордости, а именно – применение силы. Если верить его биографу, «Еврейский легион стал лелеемой легендой и вдохновляющим прецедентом»[226]. Милитаризм был характерной чертой многих националистических движений ХХ века. Сионизм и здесь не стал исключением.

Воплощением романтического героизма в сионистском пантеоне стал потерявший руку на Русско-японской войне 1904–1905 годов. Иосиф Трумпельдор. Даже в японском плену Трумпельдор сумел организовать сионистскую ячейку, которую признали лидеры движения. Он был убит в Палестине во время перестрелки с местными арабами, и его последние слова, по преданию, звучали так: «Хорошо умереть за Родину». Эта фраза – вариант латинского выражения «Dulce et decorum est pro patria mori», – наряду с клятвой бойцов Масады, стала одним из символов решимости новых евреев, взявшихся за оружие.

В сионистской версии стремление к Святой земле выразилось в сведении еврейской истории к непрерывной череде страданий, Избавление от которых могло прийти лишь через автоэмансипацию и самоопределение евреев как «свободного народа на своей земле». В Израиле часто можно услышать выражение «эйн брера»* («нет выбора»), которое означает, что у евреев нет другого места в этом мире, кроме Израиля. Другое его значение – отсутствие альтернатив применению силы – является тезисом, который Израиль регулярно подтверждает все более жестокими военными действиями.

Российские евреи отличались от своих собратьев в других странах тем, что среди них было значительное число сторонников применения силы. В других еврейских общинах мира не было ни необходимости в вооруженном сопротивлении, ни даже помыслов об этом. Следы русского культурного влияния заметны и в израильской военной истории: Моше Даян, Эзер Вейцман, Ицхак Рабин, Рехавам Зееви, Рафаэль Эйтан и Ариэль Шарон – потомки российских евреев. Степень их готовности использовать силу соответствовала степени их отчужденности от еврейской традиции. Только полностью отвергнув иудейство с его культом смирения, российские евреи смогли обрести уверенность в собственных силах и способности отвоевать и защитить Израиль.

Российское влияние в сионизме трудно переоценить. Одним из красноречивых показателей стал состав Кнессета через двенадцать лет после основания государства. Несмотря на почти полный запрет на эмиграцию из Советского Союза на протяжении более четырех десятилетий, свыше 70 % политической элиты были уроженцами России, а еще 13 % родились в Палестине/Израиле от родителей-выходцев из Российской империи. Руководство американских сионистов, чья поддержка была жизненно важна для успеха проекта в Израиле, также состояло в основном из евреев российского происхождения[227]. Поворот в общественном мнении евреев США относительно сионизма связан с тем, что немецких евреев в руководстве основных еврейских организаций страны сменили выходцы из России. На преимущественно российский характер сионизма указывают его понятия, методы и та поддержка, которую он получил от наиболее влиятельной общины мира – американской. В Голландии русские студенты приобщили к сионизму Якоба де Хаана (1881–1924), журналиста и адвоката, который после двухлетнего путешествия по России стал сионистом. Даже в Марокко сионистские идеи и мероприятия внедрялись почти исключительно российскими евреями[228]. Неудивительно, что Израиль называют иногда «еврейским осколком русского революционного движения»[229].

По результатам исследования, проведенного каналом BBC в 2011 году, в России относятся к Государству Израиль куда лучше, чем в большинстве других индустриальных стран[230]. Российская пресса освещает в основном точку зрения правых израильских националистов. Однако журналисты еженедельника «Московские новости» отметили, что взаимная симпатия между Россией и Израилем на рубеже XX–XXI веков основана на общности жестокого отношения к чеченцам и палестинцам соответственно. «Не Россия Достоевского прозрела и полюбила евреев, а наши будановы и шамановы почувствовали родство с их шаронами»[231]. Безусловно, израильская практика применения силы вызывает восхищение не только в России: правые партии многих европейских стран вдохновляются примером сионистского государства.

Евреи русского происхождения составляют ядро израильского «правого» электората. «Русским естественно быть в Израиле “правыми”: этот лагерь воспитан на идеологическом наследии великих лидеров сионизма Жаботинского и [Менахема] Бегина (1913–1992) – выходцев из Российской империи», – говорит израильский активист русского происхождения[232]. Русское влияние на сионизм лишний раз подтверждается существованием правой партии «Наш дом – Израиль», созданной относительно недавними иммигрантами из России. Ее лидера Авигдора Либермана – выходца из СССР, заместителя Премьер-министра Израиля и министра иностранных дел, – в прессе часто называют фашистом. Еще более радикальные внепарламентские объединения поддерживают связи с крайне правыми организациями многих стран, прежде всего – России[233].

Влияние иммигрантов из стран бывшего СССР, по крайней мере треть из которых не является галахическими (т. е. по иудейским законам) евреями, ощутимо способствует правому повороту в израильской политике. Острословы из стана новых русскоговорящих израильтян, перефразировав слова русского поэта XIX века Николая Некрасова «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», придумали злободневный лозунг: «Евреем можешь ты не быть, но сионистом быть обязан». И в самом деле, иммигранты из стран бывшего Советского Союза, привыкшие к понятию еврейской национальности, прекрасно вписываются в образ светского сиониста – столпа и причины существования Государства Израиль, созданного в свое время в основном российскими евреями. В начале 2012 года русские евреи-сионисты объединились в рамках «Всемирного форума русскоязычного еврейства», открывшего отделения во многих странах, в частности в Израиле, России, США и Канаде[234]. Израильское правительство доверило ему ключевую роль в улучшении имиджа Израиля по всему миру, в особенности в странах бывшего СССР.