Социальные и культурные аспекты

Парадоксальным образом страны, напавшие на Израиль в 1948 году, несколькими годами позже упрочили позиции сионистского государства, способствуя массовому переселению местных евреев в Израиль. Это было частью политики привлечения иммиграции из мусульманских стран. За первые три года 93 000 человек прибыли из Египта и Марокко, 180 000 – из Ирака, Турции и Ирана, 48 000 – из Йемена и протектората Аден[317], хотя влияние сионизма в этих странах было практически неощутимым. По словам Бен-Гуриона, в августе 1939 года среди зарегистрированных членов сионистского движения лишь 0,38 % являлись выходцами из этих стран, а 40,9 % – из Восточной Европы[318]. Эти цифры еще раз показывают, что сионизм – явление типично восточноевропейское, и это серьезно препятствует арабским евреям найти свое место в израильском обществе.

Как и большинство новых иммигрантов из мусульманских стран, арабские евреи, то есть арабы иудейского вероисповедания, по прибытии в Израиль претерпели не только дезинфекцию при помощи ДДТ, но и культурную «стерилизацию». Израильские руководители посчитали это столь же необходимым, как необходимо было «поколению пустыни» – библейским евреям – скитаться сорок лет по пустыне и умереть в ней ради того, чтобы следующее поколение, очищенное от следов прошлого, могло вступить в Святую землю и завоевать ее. Чтобы влиться в израильское общество, считалось необходимым избавиться от пут прежнего образа жизни, былых нравственных ценностей и принять обычаи и устои Нового человека.

Одновременно с этим власти позволяли некоторым арабским евреям продолжать жить в Израиле по-старому, т. е. «по-арабски», с тем чтобы использовать их в качестве разведчиков. Некоторые из них (например, Эли Коэн, которого в Израиле считают героем) вели чрезвычайно эффективную шпионскую деятельность под руководством офицеров – выходцев из Восточной Европы. Показательно, что арабское происхождение таких евреев, эксплуатируемое в военных целях, никогда не использовалось для построения добрососедских отношений с арабскими странами и местными палестинцами.

Иммигрантам, говорившим на арабском и персидском языках, приходилось почти полностью расставаться с родной культурой. Однако от выходцев из Восточной Европы этого не требовалось. Наоборот, их европейский опыт стал краеугольным камнем новой сионистско-израильской культуры. Так, например, в первые годы сионистской колонизации десятки песен, считалок и детских сказок были переведены с русского на иврит[319]. Сегодня же наиболее уважаемыми стали «англосаксы» – немногочисленные иммигранты из англоязычных стран, чью культуру с почтением и подчас восхищением принимают в Израиле.

Напротив, арабским евреям было значительно труднее. Во-первых, они оказались носителями языка и культуры врагов-арабов, со всех сторон угрожавших сионистскому обществу. Во-вторых, новые евреи считали арабскую культуру второсортной, во всем уступающей европейской. Этот евроцентризм не только сохраняется, но и усиливается с каждым годом. В-третьих, арабские евреи часто покидали свои страны, не имея ни гроша, что лишь усиливало их чувство неполноценности. В-четвертых, структура нового общества, скроенного по восточноевропейским лекалам, была чуждой для тех, кто вырос в мусульманских странах. Кроме того, само понятие светского еврея, игравшего ведущую роль в Израиле (и продолжающего ее играть, хотя и в меньшей степени), было им просто незнакомо. Разумеется, после провала социалистов на выборах 1977 года культура арабских евреев была реабилитирована, и наметилась тенденция их возвращения к религии, отражающаяся, в частности, в программе политической партии Шас*.

Арабским евреям впервые в истории пришлось делать выбор между еврейским и арабским национализмом. Сионисты, а за ними и многие арабские националисты, заявили, что невозможно быть одновременно арабом и евреем. Вопреки постулатам сионистской идеологии, арабские евреи куда ближе к мусульманам, чем к евреям русского происхождения, особенно атеистам. Приходится констатировать, что создание Государства Израиль и его политика оказали пагубное влияние на еврейские общины в арабских странах, что, за редким исключением, в итоге просто привело к их исчезновению.

Евреям в арабских странах приходилось выбирать между двумя сторонами своей культуры, причем чаще всего этот выбор делали за них. В некоторых странах они потеряли общественное положение под влиянием мусульманского большинства, возмущенного разделением Палестины и изгнанием ее жителей. В других, например, в Ираке и Марокко, напряженность создавали сионисты, которые под шумок совершали акты насилия против местных евреев «под чужим флагом» с целью их напугать и подтолкнуть возможно большее число к переселению в Израиль. Чаще всего арабские евреи уезжали в Израиль вовсе не потому, что прониклись идеологией сионизма или их привлекло государство, созданное выходцами из Восточной Европы для себя и себе подобных. Впрочем, за всю историю сионизма иммиграция по идеологическим причинам из всех стран мира едва ли превысила 2 %[320].

Существует определенное сходство между отношением сионистов к «запущенной» арабами Святой земле, которую им предстояло оплодотворить, и к арабским евреям – «пустым сосудам», которые следовало заполнить живительными идеями сионизма[321]. Культуру евреев арабского происхождения сионисты систематически принижали и приложили массу усилий, чтобы заставить новых иммигрантов от нее отказаться.

Основной причиной, по которой Израиль обратил внимание на арабских евреев, была политическая необходимость увеличения процента евреев в национальном составе молодого государства. Расселение их по бывшим арабским деревням, расположенным на периферии страны и постоянно подвергавшимся нападениям, делало бесповоротным обезземеливание палестинцев. При этом арабские евреи оставались низшим слоем израильского общества. Элла Шохат, специалист по изучению арабских евреев, нашла «структурную аналогию» между ролью, которую они играли в колонизации Палестины, и ролью, которую когда-то в лишении земель исконного населения США сыграли афроамериканцы[322]. Стоит также отметить, что социально-экономическое расслоение между арабскими евреями и евреями европейского происхождения не исчезло. По некоторым исследованиям, во втором поколении (рожденном в Израиле) оно лишь усилилось[323].

Историки в последнее время стала признавать, что

«сионизм придумали в Европе колонизаторы-идеалисты, тосковавшие по работе на земле, подобно бурам в Южной Африке или pieds-noirs (“черноногим”, как называли переселенцев из Франции) в Алжире. Хорошо оснащенные… военные и полувоенные организации, обратившие в бегство арабские армии… получили или взяли на себя миссию по “очистке” захваченных районов от палестинского населения… Арабские дома и деревни, ”очищенные” от жителей, предоставлялись прежде всего евреям, привезенным из арабских стран, чьи мессианские ожидания от “возвращения в Сион” быстро развеивались… перед лицом систематической эксплуатации»[324].

Абсорбция арабских евреев на этом не закончилась; государство выделило значительные ресурсы на перестройку уклада жизни переселенцев. Как уже было отмечено, иммигрантов из мусульманских стран насильно лишали присущей им арабской культуры, пытаясь оторвать их от еврейской традиции[325]. Рут Блой писала о положении в Израиле выходцев из Северной Африки следующее:

«Они выросли, подобно палестинским детям, вскормленные горечью, переполнявшей их отцов. Без Торы, которая была основой достоинства их дедов, они стали революционерами. Их родители покорились и замолчали. Они поняли, что их привезли в страну, чтобы сделать из них даровых солдат, чтобы заставить их рисковать жизнью. Чтобы защищать государство, управляемое ашкеназами для ашкеназов. От сионистов они научились бунту. Их научили ненависти, и они стали ненавидеть своих ашкеназских хозяев»[326].

По мнению раввина Блоя, сионизм принес больше вреда самим евреям, нежели арабам. Арабы, возможно, потеряли земли и дома, но евреи, приняв сионистскую идеологию, утратили самих себя, свою сущность[327]. Его жена, посетившая евреев в Марокко до их эмиграции в Израиль, спустя десятилетия задается вопросом:

«У них у всех лица светились добротой, простотой и великой чистотой. Эти евреи, отношения которых с арабскими соседями складывались прекрасно, жили скромно, счастливо, обращая взоры к своему раввину… С тех пор я не перестаю думать о евреях этой деревушки, затерянной в горах Атласа. Где они теперь? Удалось ли израильским агентам сорвать их с места? Приехали ли они в Страну Израиля? Да и вообще, похожи ли они еще на евреев?»[328]

Избыток рвения, принесший триумфальные победы сионистам в первые годы существования Израиля, остается поводом для критики со стороны правоверных иудеев. Несколько сотен детей иммигрантов из Йемена были похищены сионистами с целью воспитания их по светской модели «нового еврея». При этом государство заверило иммигрантов, что их дети умерли. Лишь много лет спустя, когда некоторым родителями стали приходить повестки в армию на имена пропавших детей, они заподозрили неладное[329]. В этом событии можно увидеть не только желание подзаработать на последующей продаже-усыновлении детей, но и часть куда более масштабного проекта модернизации государства. Врачи, санитары и социальные работники обеспечивали европейское будущее евреям, которые иначе остались бы «пленниками своего арабского прошлого».

В массовом порядке переброшенные в Израиль йеменские евреи, известные своей богобоязненностью и любовью к Торе, пережили в конце 1940-х годов настоящую кампанию по атеистическому перевоспитанию, для чего их нередко подвергали изоляции в специальных лагерях. Эта кампания была направлена преимущественно на молодежь, которая испытала мощное идеологическое давление с целью отторжения их от иудейства. Есть свидетельства и о применении физического насилия, причем начальство не допускало в лагерь молодых правоверных евреев, пытавшихся помочь заключенным в них собратьям. Один из депутатов заявил в Кнессете: «Я не могу назвать ситуацию в этих лагерях иначе, как духовным насилием и инквизицией против еврейской религии. То, что происходит в этих лагерях, может быть названо культурным и духовным убийством колен Израилевых»[330].

Воспитатели-сионисты заставляли молодых йеменских евреев собирать апельсины в субботу, ходить с непокрытой головой и стричь пейсы*, которые столетиями носили евреи в Йемене. Контраст новой жизни с жизнью в их родной стране был разительным:

«Арабы, среди которых мы жили, нас не беспокоили, не нарушали даже самых незначительных из наших религиозных предписаний. Наоборот, правительство признавало нашу религию, веру и права. Если чиновник или полицейский заходил к нам в субботу, он не осмеливался даже закурить или иным образом осквернить субботу. Здесь же к нам относятся с презрением, заставляют наш народ нарушать субботу. Они издеваются над нами, смеются над нашими традиционными верованиями, над нашими молитвами и над соблюдением заповедей святой Торы»[331].

Сегодня вопрос об отношении к евреям в арабских странах стал важным предметом полемики: сионисты публикуют отчеты о зверствах арабов по отношению к евреям, а их оппоненты напоминают, что именно сионизм испортил отношения евреев с арабами. С сионистской точки зрения у евреев из арабских стран не было другого выхода, кроме немедленного бегства в Израиль ради спасения жизни. При таком толковании истории их следует считать беженцами, подобно палестинским арабам, покинувшим свои дома в 1947–1948 годах. Произошел как бы обмен населением, нечто подобное запоздалому восстановлению справедливости. Подобный коренной пересмотр истории иудеев мусульманских стран начался в конце XX века с тем, чтобы подогнать ее под куда более трагическую историю евреев в Европе и тем самым укрепить сионистское мировоззрение. В то же время антисионистские источники подчеркивают добрососедские отношения между евреями и мусульманами в странах Ближнего Востока, включая Святую землю, и обвиняют сионистов в прямом разжигании антиеврейских беспорядков – как открытой агрессией в Палестине, так и тайной провокационной деятельностью в ряде арабских стран.