Глава первая АРМИЯ И ВОЕННО-МОРСКОЙ ФЛОТ ЯПОНИИ В XIX — конце 30-х годов ХХ в
Создание регулярных сухопутных войск и военно-морского флота. Агрессия Японии против Китая в 1894–1895 гг. Русско-японская война 1904–1905 гг. Участие Японии в первой мировой войне
Формирование в Японии регулярных вооруженных сил на базе обязательной воинской повинности началось вслед за незавершенной буржуазной революцией 1867–1868 гг., в результате которой к власти в стране пришел феодально-буржуазный блок под эгидой монархии. Буржуазия играла вначале подчиненную роль в блоке, что нашло свое отражение, в частности, в сохранении на долгие годы за военно-феодальным сословием (самурайством) всех высших командных постов в создаваемых вооруженных силах: за представителями прежнего феодального княжества Тёсю — в сухопутных войсках и феодального княжества Сацума — в военно-морском флоте[4]. Кадры правительственных чиновников также пополнялись из среды самураев.
Слово «самурай» означает «слуга», «услужающий». На протяжении нескольких столетий японской истории понятие «самурай» существенно видоизменялось. В VII–VIII вв. самураями именовался небольшой слой «дворовых» крестьян, непосредственно обслуживающих феодальную знать. Затем появляются самураи нового типа — вооруженные слуги, образующие зачатки феодальной дружины. В XII в. самурайство, имевшее земельные участки, представляло уже определенное сословие, которое можно назвать военным дворянством. Основная масса самураев существовала за счет эксплуатации крестьянства, работавшего на землях своих господ. Крестьяне отдавали самураям не менее половины урожая.
В своем поведении самураи руководствовались неписаным кодексом поведения — «бусидо» («путь воина»), главными принципами которого были верность своему хозяину, презрение к смерти.
Обычаи, существовавшие в феодальной Японии, освящали самые дикие проявления самурайского произвола. Примером может служить так называемая «проба меча», позволявшая самураю испытать качество нового меча на любом встречном «простолюдине», и если он с одного удара сносил клинком голову этого несчастного, то убийство оставалось безнаказанным.
Японские самураи были идейными носителями, организатора-. ми и участниками агрессий Японии против соседних стран. Уже в период создания единого японского государства в первой половине XVI в. пз Японии неоднократно снаряжались пиратские экспедиции и берегам Азиатского материка. В 1523 г. японцы напали на Нинбо (пров. Чжэцзян) в Китае. В 1552 г. они осадили Нанкин. Японские пираты совершали набеги и на районы важного Китая, на Филиппины и Индокитай. В 1592 г. японские войска численностью 140 тыс. человек по приказу феодального военного правителя Тоётоми Хидэёси высадились на побережье Кореи, находившейся в вассальной зависимости от Китая. Война продолжалась семь лет. Самураи потерпели полное поражение.
Новое буржуазно-помещичье руководство сразу те приступило к созданию регулярных вооруженных сил, усиленно изучая и заимствуя при этом опыт крупнейших капиталистических государств Европы.
В марте 1871 г. была создана императорская гвардия в количестве 10 тыс. человек из отборных частей войск княжеств Тёсю, Сацума и Тоса[5].
Обязательная воинская повинность всех граждан вводилась постепенно. Вначале она была принята в виде опыта в пяти провинциях, и только в ноябре 1872 г. был издан закон о введении всеобщей воинской повинности[6].
Согласно этому закону все граждане мужского пола, достигшие 20-летнего возраста, призывались в вооруженные силы — в регулярные войска и флот, резерв или территориальные части. Страна была разделена на шесть военных округов, штабы которых размещались в городах Токио, Сендай, Нагоя, Осака, Хиросима и Кумамото.
Собственно вооруженные силы включали два вида — сухопутные войска и военно-морской флот. В сентябре 1868 г. были созданы штабы сухопутных войск и военно-морского флота, а в 1870 г. образовано военное министерство, состоявшее из секций армии и флота, а также штабного управления. В феврале 1873 г. военное министерство было преобразовано в два министерства: военное и морское.
В 1872 г. вооруженные силы Японии были еще очень малочисленными. Сухопутные войска насчитывали 17 тыс., флот — 2,6 тыс. человек. Создание военно-морского флота фактически началось еще в 1855 г. с постройкой металлургического и судостроительного заводов и открытием военно-морского училища в Нагасаки, куда были впервые приглашены голландские офицеры для обучения японцев морскому делу — морской тактике, навигации и судостроению[7]. К 1872 г. в военно-морских силах имелось 17 больших и малых военных кораблей общим водоизмещением 13,8 тыс. т.
В январе 1873 г. было принято решение об увеличении вооруженных сил. Численность армии в мирное время определялась в 31,6 тыс., а в военное — в 46,3 тыс. человек. К 1885 г. было сформировано 28 полков[8]. В том же году в Токио была открыта военная академия, куда в качестве преподавателей были приглашены французские офицеры.
Быстрое увеличение японских вооруженных сил и оснащение их — современным оружием явилось следствием экспансионистской политики правящих кругов буржуазной Японии. В. И. Ленин писал о Японии: «Это государство — буржуазное, а потому оно само стало угнетать другие нации и порабощать колонии»[9].
Военно-политическое руководство Японии взяло курс па осуществление вооруженной экспансии на Дальнем Востоке против Китая, Кореи и России. Первым объектом японской агрессии была Корея. В 1876 г. Япония послала в Корею военно-морскую эскадру и заставила корейские власти подписать неравноправный японо-корейский договор, предусматривавший открытие корейских портов для беспошлинной торговли и предоставлявший японским гражданам права экстерриториальности.
В то же время Япония готовила агрессию против другого своего соседа — Китая, привлекавшего ее своими природными богатствами. Японское военно-политическое руководство совершенствовало военные органы управления, увеличивало численность и боевой состав вооруженных сил. В 1879 г. на базе штабного управления армии был создан генеральный штаб вооруженных сил[10]. В 1889 г. генеральный штаб разделился на генеральный штаб армии и штаб флота, в 1893 г. был организован главный морской штаб, наделенный самостоятельностью, а его начальник получил право непосредственного доклада императору[11].
Одновременно с созданием органов управления сухопутные войска с января 1896 г. стали переходить с бригадной на дивизионную систему. К началу агрессии против Китая (1894 г.) Япония имела 7 пехотных дивизий (14 пехотных бригад), в которых насчитывалось 28 пехотных полков, 7 полков полевой артиллерии, кавалерийские, саперные и другие части общей численностью 60,9 тыс. человек. Состав армии военного времени (7 пехотных дивизий) был определен в 123 тыс. человек, 38 тыс. лошадей, 240 орудий, а с учетом охранных и других частей — 220,6 тыс. человек, 47,2 тыс. лошадей, 294 орудия. В состав флота в 1883 г. входило 42 корабля, в том числе 10 броненосных крейсеров и корветов[12].
17 июля 1894 г. в присутствии императора Мэйдзи состоялось первое заседание специально к этому времени созданной ставки верховного главнокомандования, на котором был определен курс на войну с Китаем[13]. В ходе этой и последующих войн ставка традиционно состояла из двух секций: сухопутных войск и ВМФ.
Япония объявила Китаю войну 1 августа 1894 г. — через 6 дней после нападения. Фактически война началась 25 июля, когда отряд японских кораблей в составе 4 крейсеров напал на 2 китайских крейсера на рейде Осан, а крейсер «Нанива» потопил недалеко от порта Чемульпо английский пароход с более чем тысячью солдатами на борту[14]. В тот нее день японские части, находившиеся в Корее, разгромили южнее Сеула китайский отряд, остатки которого отошли к Пхеньяну. С началом войны японские вооруженные силы были отмобилизованы по штатам военного времени, и основная их часть использована в войне против Китая.
Перебросив крупные соединения в Корею, японское командование к осени 1894 г. сумело создать превосходство в силах над китайской армией (171 тыс. против 45 тыс.). Японские войска развернули наступление в северном направлении и 16 сентября нанесли поражение китайской армии в районе города Пхеньяна, оттеснив ее к р. Ялу (Ялуцзян). На следующий день японский флот близ устья р. Ялу одержал победу над китайской эскадрой[15].
Через месяц японцы начали второй этап наступления: 24 октября они форсировали р. Ялу и вторглись в Маньчжурию. Одновременно началась высадка 40-тысячной армии на Ляодунском полуострове. Действуя с суши и моря, японские вооруженные силы оккупировали полуостров и ряд городов в Южной Маньчжурии. 19–21 января 1895 г. еще 30 тыс. японских солдат высадились на п-ов Шаньдунь с целью захвата важной китайской крепости и военно-морской базы (ВМБ) Вэйхайвэй, где были сосредоточены основные силы китайского флота. Крепость имела мощные укрепления со стороны моря, но слабые на суше. Японское командование, блокировав своим флотом гавань, нанесло основной удар по крепости сухопутными войсками. 12 февраля гарнизон крепости и остатки китайского флота капитулировали. В феврале японские вооруженные силы заняли несколько населенных пунктов на юго-восточном побережье Китая, а также о-ва Тайвань и Пэнхуледао (Пескадорские). К весне 1895 г. в боевых действиях против Китая участвовали уже две полевые армии: 1-я (1-я, 3-я, 7-я пехотные дивизии) и 2-я (2-я, 4-я и гвардейская пехотные дивизии), а также 5-я пехотная дивизия и пехотная бригада. Под угрозой оказалась столица Китая — Пекин[16].
Агрессия Японии против Китая была использована некоторыми империалистическими державами для усиления их собственного проникновения в эту страну, что в значительной степени обусловило сочувственное отношение с их стороны (в частности, Англии и США) к действиям Японии.
Другие соперники Японии, в первую очередь Россия, были встревожены серьезным военным успехом Японии. Тревога царской России разжигалась Германией, заинтересованной в том, чтобы отвлечь ее внимание от европейских дел.
Россия, ее союзница Франция и Германия совместно обратились к Японии с «советом» отказаться от аннексии Ляодунского полуострова, с чем японское правительство вынуждено было согласиться[17]. В виде компенсации за уход с Ляодуна Япония получила от Китая 30 млн. таэлей (свыше 45 млн. иен), общая же сумма контрибуции составила 230 млн. таэлей (350 млн. иен). Остальные захваченные Японией территории и приобретенные преимущества (Тайвань, Пескадорские острова и фактическое преобладание в Корее) сохранялись за нею.
Таким образом, вооруженные силы буржуазной Японии с самого начала их создания были использованы правящими кругами этой страны для агрессии против соседних государств. Сухопутные войска и военный флот Японии разгромили китайские вооруженные силы, которые были хуже вооружены и слабо обучены, приобрели практический опыт ведения боевых действий в Корее и Маньчжурии.
Японо-китайская война привела к более быстрому росту японской промышленности, она укрепила еще раньше оформившийся союз помещиков и капиталистов под эгидой полуфеодальной монархии. Феодальные самурайские элементы из Тёсю и Сацума в руководстве армии и флота еще больше укрепили свои позиции.
Едва закончилась японо-китайская война, как Япония развернула подготовку к схватке с более серьезным соперником — царской Россией.
Россия стояла на пути экспансионистских устремлений Японии. После «боксерского восстания» китайского народа в 1900 г., в подавлении которого принимали участие Германия, Англия, Франция, Америка, Россия, Италия и Япония. Царская Россия ввела войска в Маньчжурию с целью охраны КВЖД, соединявшей железнодорожную сеть России с Порт-Артуром и превращавшей его в сильную сухопутную крепость.
Правящие круги Японии стремились захватить Корею и Маньчжурию, укрепиться на Азиатском континенте. Япония усиленно готовилась к войне. Она пользовалась поддержкой американского и английского империализма, поощрявшего ее к нападению па Россию, в расчете, что война ослабит обе воюющие страны.
Еще с начала 90-х годов XIX в. Япония резко усилила подготовку к войне с Россией. За период с 1886 по 1903 г. расходы на армию и флот составили 773 млн. иен, т. е. сумму в 10 раз большую, чем за десять предыдущих лет[18]. Военная промышленность Японии развернула массовое производство вооружения и боеприпасов. Большое количество оружия и снаряжения импортировалось из-за границы, особенно из Германии. Из 26 крупных боевых кораблей, заказанных военно-морским министерством, 11 строилось в Англии, 2 — в США, 1 — в Германии, 1 — во Франции. Кроме того, 8 броненосцев строилось в Японии: 5 — в Йокосука и 3 — в Куре[19]. Японская судостроительная промышленность, созданная с помощью иностранных специалистов, в начале ХХ в. уже могла спускать со стапелей крейсеры, эскадренные миноносцы и другие современные по тому времени корабли[20].
К концу 1903 г. артиллерийские заводы выпустили свыше 1000 полевых и горных орудий[21]. Было освоено производство таких новых типов оружия, как пятизарядная винтовка образца 1896 г., пулеметы, 75-мм пушка «Арисака», 280-мм мортира.
Наличие большого торгового флота позволяло японскому командованию перебросить на Азиатский континент в случае необходимости в течение двух суток 6 пехотных дивизий[22].
К началу агрессии против России японское военно-политическое руководство завершило формирование органов военного управления, создало сильные сухопутные войска и военно-морской флот, оснащеные современным оружием и боевой техникой.
Главнокомандующим японскими вооруженными силами являлся император, возглавлявший ставку (в военное время). Армией и флотом управляли военное министерство и министерство военно-морского флота, генеральные штабы армии и флота. Начальники генеральных штабов армии и флота назначались императором и ведали вопросами стратегии, а также разработкой планов операций[23]. Кроме того, был создан департамент военного обучения и военно-учебных заведений, возглавлявшаяся генерал-инспектором военного обучения.
Сухопутные войска Японии строились по образцу европейских армий. Они делились на постоянную армию, территориальную армию и народное ополчение. Постоянная армия состояла из пехоты, артиллерии, инженерных, обозных и полицейских войск. Она делилась на войска, расположенные в метрополии и за ее пределами (шесть отдельных батальонов на о-ве Тайвань)[24].
К февралю 1904 г. сухопутные вооруженные силы Японии имели в своем составе 18 дивизий и несколько бригад общей численностью 850 тыс. солдат и офицеров, а с учетом территориальной армии и ополчения — 4,25 млн. человек[25].
Сухопутные войска комплектовались на основе воинской повинности и по территориальной системе. Страха была разделена на 12 дивизионных округов (по числу армейских дивизий постоянной армии), каждый из которых подразделялся на 2 бригадных участка, которые, в свою очередь, делились на 2 полковых. Каждый полковой участок комплектовал пехотный полк. На действительной службе солдат находился 3 года (на флоте 4 года), затем зачислялся в запас первого разряда, через 4 года и 4 месяца — в запас второго разряда и через 5 лет — в ополчение. На 1 июля 1903 г. в японской армии насчитывалось более 17,5 тыс. офицеров, в том числе около 8,8 тыс. — на действительной службе, 5,8 тыс. — в запасе и 2,9 тыс. — в территориальной армии[26]. Подготовка офицеров велась в военных школах и училищах, часть офицерских кадров пополнялась за счет производства в офицеры фельдфебелей и старших унтер-офицеров.
Высшим тактическим соединением армии являлась дивизия, которая состояла из двух пехотных бригад по два полка в каждой. Полк состоял из трех батальонов, батальон — из четырех рот. В состав дивизии входили также кавалерийский полк трехэскадронного состава, артиллерийский полк из двух дивизионов (в каждом из них — три батареи шестиорудийного состава). В дивизии имелись саперный и обозный батальоны[27]. В военное время дивизия имела до 6 тыс. носильщиков.
На вооружении японского солдата была пятизарядная 6,5-мм винтовка образца 1896 г. с дальностью прицельной стрельбы 2000 м. Она стреляла бездымным порохом, при атаке к ней примыкался штык-кинжал. В снаряжение японского солдата входили 3 патронные сумки со 120 патронами, ранец со скатанной шинелью и запасной парой ботинок, а танке двухдневный запас риса[28]. Кавалерия и обозные войска было вооружены саблями и магазинными карабинами образца 1897 г. В дивизиях на испытании находились пулеметы. К началу войны у японской армии было 147 пулеметов, значительно больше, чем у русской.
Полевая артиллерия имела на вооружении 75-мм пушку «Арисака» образца 1898 г. (дальность стрельбы — 4,8 км, скорострельность — 3 выстрела в минуту) — и горную пушку «Арисака» с дальностью стрельбы 4,3 км[29]. Японская артиллерия уступала русской в скорострельности и дальности стрельбы (артиллерия японцев стреляла шрапнелью с предельной дальностью до 4500 м, а русская — до 5500 м)[30]. Русская 7,62-мм винтовка образца 1891 г. по своим огневым качествам также превосходила японскую.
Японский военно-морской флот состоял из объединенного флота, имевшего две (1-я, 2-я) эскадры, сформированные на базе современных эскадренных броненосцев, крейсеров и миноносцев, и 3-ю отдельную эскадру. В начале 1904 г. в состав флота входил 101 военный корабль, в том числе 6 эскадренных броненосцев, 8 броненосных крейсеров, 12 легких крейсеров, 28 эскадренных миноносцев, 19 миноносцев[31].
Японский флот превосходил русский по общему количеству орудий, их скорострельности, бронированию и скорости хода кораблей.
При планировании войны против России генеральный штаб армии использовал опыт военных действий в Корее и Маньчжурии. «Театром войны, — писала японская газета "Ниппон симбун" в сентябре 1903 г., — будет пространство от корейской границы до Ляодунского полуострова включительно. Наша армия знает эти поля»[32].
Японский план войны имел много общего с планом войны против Китая в 1894–1895 гг.: завоевание в первые же дни господства на море; высадка сухопутных войск в Корее; развертывание наступления в северном направлении и форсирование р. Ялу; высадка новых войск у Дагушаня, а затем против Порт-Артура у Бицзыво. Заключительная операция — взятие Порт-Артура. План основывался на точном учете военных сил России на Дальнем Востоке. Задолго до начала войны генеральный штаб японской армии создал разветвленную шпионскую сеть в районах размещения русских дальневосточных частей, а также в Китае и Корее. Агенты информировали штаб о количестве русских войск, уровне их подготовки, материальных запасах, состоянии и работе транспорта[33].
Оперативно-тактическая подготовка штабов и частей японской армии проводилась под влиянием французской и германской военных доктрин. Японское командование стремилось к тщательной и методической подготовке операций, отдавало приоритет наступательным боевым действиям. Тактика японской армии находилась в целом на современном уровне, хотя пехота наступала обычно в густых боевых порядках. Японский солдат был физически крепок и вынослив, воспитан в духе фанатичной преданности императору и беспрекословного выполнения приказов командиров. Военнослужащим постоянно внушали мысль о превосходстве японской нации и вооруженных сил над вероятным противником. Идеологическая подготовка и суровая дисциплина обеспечивали высокую боеспособность вооруженных сил.
Подготовку к нападению на Россию японское военно-политическое руководство маскировало переговорами, которые начались летом 1903 г. по решению императорской конференции[34], состоявшейся в июне. Одновременно спешно проводились учения, сборы призывников, уточнялись оперативно-стратегические планы, вводились в строй боевые корабли, построенные в Японии и по ее заказам в других странах.
12 декабря 1903 г. состоялось секретное заседание кабинета министров в связи с предстоящей войной. Обсуждались вопросы подготовки страны к предстоящим боевым действиям против России.
6 февраля 1904 г. армия и флот Японии получили секретный приказ императора начать военные действия. В ночь на 9 февраля вероломно, без объявления войны, японский флот под командованием адмирала Того напал на русскую эскадру, стоявшую на Порт-Артурском рейде[35].[36] Началась русско-японская война, которая явилась одной из первых войн эпохи империализма. Основной причиной ее было столкновение интересов японского и российского империализма.
Внезапное нападение японских миноносцев на русскую эскадру в Порт-Артуре нанесло урон флоту России — два броненосца и один крейсер были повреждены. Но и японский отряд миноносцев понес потери. Миноносец «Сирагумо» затонул, а ряд других получили тяжелые повреждения[37].
Днем 9 февраля главные силы японского флота атаковали русскую эскадру в Порт-Артуре и нанесли повреждения нескольким русским кораблям. Однако русский флот дал отпор японцам и заставил их ретироваться. Адмирал Того убедился, что рассчитывать на легкую победу над Тихоокеанской эскадрой не приходится[38].
Тем временем два русских боевых корабля, крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец», пытаясь прорваться из Чемульпо, блокированного японским флотом, вступили в бой с японской эскадрой в составе 6 крейсеров и 8 миноносцев. Этот бой вошел в историю как образец героизма русских моряков. Меткими залпами комендоры «Варяга» сбили мачту на флагманском крейсере противника, разрушили мостик, повредили кормовую башню. Большие повреждения были нанесены крейсеру «Тиода», а один японский миноносец от полученных повреждений затонул. Но и крейсер «Варяг» получил существенные повреждения и понес потери: 31 человек был убит и более 190 — ранены. Был ранен и командир крейсера капитан 1-го ранга В. Ф. Руднев. Около 100 раненых не уходили с боевых постов и сообщили о ранении лишь после окончания боя[39]. С такими серьезными потерями и повреждениями крейсер вести бой не мог, поэтому личный состав был свезен на берег, а корабль затоплен. «Кореец» был взорван.
Использовав фактор внезапности и более выгодное стратегическое положение армии и флота, а также финансовую поддержку США и Англии (за время войны Япония получила иностранных займов на сумму 801 млн. иен)[40], японские вооруженные силы захватили инициативу в войне. Блокада Порт-Артура, где оказалась запертой Тихоокеанская эскадра, позволила им беспрепятственно перебрасывать войска морем на материк.
В феврале 1904 г. японское командование в соответствии с планом высадило в Корее 1-ю армию, которая к середине апреля выдвинулась к границе с Маньчжурией и в бою на р. Ялу разбила русский Восточный отряд. Однако японские войска действовали медленно и не смогли полностью осуществить свой замысел: перерезать главный путь отступления русского отряда и окружить его. Кроме того, японская пехота наступала плотными боевыми порядками и несла большие потери от винтовочного и пулеметного огня русских[41].
Использовав успех в бою на р. Ялу, японцы 5 мая начали высадку на Ляодунском полуострове (у Бицзыво) 2-й армии, которая 26 мая овладела Цзиньчжоу, прервала связь Порт-Артура с русской Маньчжурской армией и развернула наступление вдоль железной дороги на Ляоян. 24 августа — 3 сентября 1904 г. произошло Ляоянское сражение, в котором с японской стороны участвовали 1-я, 2-я и новая — 4-я армии. Японцы стремились ударами с обоих флангов окружить Маньчжурскую армию или заставить отойти ее на главную позицию. В ходе боев 30–31 августа японские войска не сумели выполнить свои задачи. Однако командовавший Маньчжурской армией генерал А. Куропаткин, неверно оценив обстановку, отдал приказ на отступление[42]. Русское командование проиграло и сражение под Мукденом 10 марта 1905 г. Обе стороны понесли тяжелые потери.
В конце мая 1905 г. японцы перехватили у о-ва Цусима шедшую на Дальний Восток Вторую Тихоокеанскую эскадру адмирала Рождественского и навязали ей морское сражение.
Замысел японцев состоял в том, чтобы, обладая значительным превосходством в скорости хода и мощи артогня (по числу орудий — в 1,7 раза, по числу выстрелов в минуту — в 2,68, в весе выпускаемого металла — в 2,68, в весе взрывчатого вещества — в 1,96 раза[43]), совершить охват головы русской эскадры, двигавшейся в двух кильватерных колоннах, и, ведя сосредоточенный огонь по флагманским кораблям, лишить ее управления. Артиллерийский удар должен был завершиться атаками миноносцев.
27 мая 4 японских броненосца и крейсер залпами из орудий главного калибра вывели из строя русский флагман броненосец «Князь Суворов». Командующий эскадрой адмирал Рожественский был ранен, русская эскадра оказалась без руководства[44]. Японские корабли, пользуясь преимуществом в скорости хода, перенесли огонь (на этот раз уже 12 кораблей) на русский броненосец «Император Александр III». Всего в течение дня были потоплены 4 русских броненосца и вспомогательный крейсер — ядро эскадры. В ходе дальнейшего боя русский флот потерял 8 эскадренных броненосцев, 3 броненосца береговой обороны, броненосный крейсер, 8 крейсеров, вспомогательный крейсер и 6 эсминцев[45].
Японский флот, участвовавший в Цусимском сражении, оказался более подготовленным к боевым действиям, чем русский. В его состав входили более современные, хорошо вооруженные и технически оснащенные быстроходные корабли. Была более высокой и подготовка личного состава флота. Однако японское военно-морское командование допустило ряд ошибок. Увлекшись охотой за русскими транспортами, японский флот несколько раз терял своего противника. Атаки миноносцев были малоэффективными.
Война, продолжавшаяся 17 месяцев, тяжело отразилась на экономике как Японии, так и России и обострила в них внутриполитический кризис. Население воюющих государств под тяжестью растущего налогового бремени и все больших потерь убитыми и ранеными стало активно выступать против войны. В России нарастала революционная ситуация. В Японии небольшая группа социалистов мужественно противостояла шовинистической милитаристской пропаганде, развернутой по всей стране. Эта группа издавала газету «Хэймин симбун», которая смело обличала военную политику правительства. В разгар войны, в августе 1904 г., на Амстердамском конгрессе II Интернационала произошла историческая сцена обмена рукопожатиями между Катаяма Сэн, делегатом японских социалистов, и Г. В. Плехановым, как представителем русской социал-демократии[46].
Недовольство населения Японии тяжелым экономическим положением и войной непосредственно отражалось на боевом духе военнослужащих японской армии. «Многие из пленных, — писал А. Куропаткин, — откровенно признавались, что тяготятся войной. Во многих письмах с родины, находимых нами у убитых и пленных, тоже ясно сказывалось утомление войною: сообщалось о тяжелых налогах, которые возросли во время войны в чрезвычайной степени, о дороговизне предметов первой необходимости, об отсутствии заработков. Против расположения 1-го Сибирского корпуса однажды в плен сдалась японская рота полного состава, чего ранее не было»[47].
Английский военный обозреватель Б. Норригаард, находившийся при японской армии во время осады Порт-Артура, свидетельствовал о наступившем в Японии с весны 1905 г. упадке патриотических настроений. По его словам, резервисты ведущих в Японии округов (Йокогама, Кобэ и Осака) высказывали ему желание скорее закончить войну. Он же упоминает, что один из полков японской армии, комплектуемый из этих округов, отказался идти в атаку[48].
После значительных потерь японских армии и флота в ходе сражения под Мукденом и морского сражения в Цусимском проливе уже не хватало резервов и средств для ведения крупных наземных и морских операций. Японское правительство стало стремиться к скорейшему прекращению военных действий. 31 мая 1905 г. оно обратилось к президенту США Т. Рузвельту с предложением о посредничестве. 8 августа 1905 г. в Портсмуте (США) начались переговоры, а 5 сентября был подписан русско-японский мирный договор. Япония получала южную половину о-ва Сахалин (южнее 50' с. ш.), Южную Маньчжурию с Ляодунским полуостровом со всеми русскими правами и концессиями и право рыбной ловли в русских водах. Царское правительство признало свободу действий Японии в Корее[49].
Русско-японская война 1904–1905 гг. подтвердила известное положение основоположников марксизма-ленинизма об определяющем влиянии экономики на строительство вооруженных сил, ход и исход войн. «Связь между военной организацией страны и всем ее экономическим и культурным строем, — указывал В. И. Ленин в 1905 r., - никогда еще не была столь тесной, как в настоящее время»[50].
Говоря о поражении царской России в войне с империалистической Японией, которая «в 1863 году была нулем по сравнению с Россией…»[51], В. И. Ленин подчеркивал высокие темпы ее экономического развития. Он писал: «После 1871 года Германия усилилась раза в 3–4 быстрее, чем Англия и Франция, Япония — раз в 10 быстрее, чем Россия»[52].
Экономический потенциал Японии, будучи полностью мобилизовал на военные нужды, позволил вооружить армию и флот новейшими средствами борьбы, построить дорогостоящие корабли.
В сражениях русско-японской войны участвовали громадные людские массы. В конце войны в военные действия было вовлечено более 1,5 млн. человек[53].
Война дорого обошлась народам воюющих стран, а также населению Китая и Кореи, на территории которых велись боевые действия. Россия потеряла около 270 тыс. человек, в том числе 50 тыс. убитыми, Япония — 270 тыс., в том числе 86 тыс. убитыми[54].
В 1907 г. на совещании японского высшего военно-политического руководства в присутствии императора были выработаны дальнейшие направления внешней политики и стратегии Японии. В качестве главных вероятных противников рассматривались Россия и США[55].
Это свидетельствовало о том, что наряду с японо-русским империалистическим соперничеством, которое продолжало существовать и после войны 1904–1905 гг., возникли и углублялись японо-американские империалистические противоречия, анализ которых впоследствии позволил В. И. Ленину предсказать неизбежность столкновения Японии и Соединенных Штатов «из-за Тихого океана и обладания его побережьями»[56].
Японское правительство, исходя из того, что для борьбы с Россией требовались в первую очередь сухопутные войска, а против Соединенных Штатов — военно-морской флот, поставило своей целью создание армии, превосходящей по мощи русские сухопутные войска на Дальнем Востоке, и военно-морского флота, способного вести борьбу с американскими военно-морскими силами на Тихом океане. В соответствии с этим совершенствовались структура войск, уставы и наставления, создавались новые типы оружия и боевой техники, повышалась эффективность обучения и воспитания военнослужащих.
Численность сухопутных войск в мирное время была определена ориентировочно в 250 тыс. человек, в том числе около 15 тыс. офицеров и 23 тыс. унтер-офицеров[57]. В 1907 г. японское командование держало в строю 25 пехотных дивизий. В случае войны предусматривалось довести их число до 50[58].
Учитывая опыт войны с Россией, в пехотных частях были введены специальные подразделения тяжелого стрелкового оружия. Вместо четвертых рот в батальонах создавались четвертые огневые взводы в ротах[59]. В тактику сухопутных войск было введено понятие «группа поддержки и развития наступления». Это было первым шагом к введению вторых эшелонов, а также резервов для развития успеха в наступательном бою[60].
С учетом опыта действий русской армии в обороне в японские уставы и наставления были внесены разделы о полевой фортификации и огневой системе обороны, а также о проведении ночных операций.
По качеству вооружения к началу первой мировой войны японская армия достигла уровня армий Англии и Франции, приблизилась к Германии и опередила США. С 1912 г. начали поступать на вооружение карабины «Арисака» образца «44», станковые пулеметы образца «3», новые 75-мм горные и полевые орудия[61].
Накануне и во время первой мировой войны был построен ряд линкоров, в том числе «Фусо», «Ямасиро», «Иса» и «Хьюга». При их сооружении был использован опыт строительства в Англии для Японии линейного крейсера (впоследствии переоборудованного в линкор) «Конго». Линкоры «Нагато» и «Муцу» являлись первыми в мире (по времени готовности) линкорами с орудиями главного калибра 406 мм (их проект на 4 месяца опередил аналогичный американский проект)[62]. До 1914 г. подводные лодки для японского флота строились в Великобритании, Франции, Италии и США.
Таким образом, к началу первой мировой войны Японии удалось создать современные по тому времени вооруженные силы. Еще ранее, в 1910 г., Японии удалось, опираясь на военную мощь, подавляя с помощью вооруженных сил освободительное движение корейского народа, осуществить аннексию Кореи. Первую мировую войну Япония использовала для дальнейшего расширения своей колониальной империи.
Накануне войны правительство пристально следило за положением в Европе, тщательно взвешивало расстановку сил великих империалистических держав перед вооруженной схваткой. В конечном счете в Токио решили выступить против Германии, которая не имела значительных сил на Дальнем Востоке, и за счет захвата ее колониальных и зависимых территорий (Шаньдуна в Китае, Маршалловых, Каролинских и Марианскпх островов в бассейне Тихого океана) укрепить свои позиции в Китае против России и на Тихом океане — против Соединенных Штатов Америки.
В ночь на 8 августа 1914 г. японское правительство приняло решение о вступлении в войну, а 15 августа Япония предъявила Германии ультиматум (сроком до 23 августа). Она потребовала немедленно отозвать из японских и китайских вод все германские военные корабли и вооруженные суда, разоружить некоторые из них, передать арендуемую Германией территорию Цзяочжоу на п-ове Шаньдун без всяких условий и компенсаций в течение месяца японским властям[63].
Германия, намеревавшаяся закончить войну в Европe за 2–3 месяца, надеялась удержать в продолжение этого времени и свои колонии. Поэтому германское правительство оставило японский ультиматум без ответа. 23 августа 1914 г. Япония объявила войну Германии. Однако непосредственная подготовка японских вооруженных сил к военным действиям началась раньше: 17 августа выделенная для захвата Шаньдуна пехотная дивизия была погружена на корабли. Одновременно на о-вах Садо и Осима в Японском море проводились маневры флота и пехотных частей, отрабатывавших взаимодействие при высадке десанта. Для этой операции было подготовлено 78 тыс. солдат и офицеров при 120 орудиях, 17 боевых кораблей со 136 орудиями корабельной артиллерии[64].
Непосредственно для десанта предназначались войска численностью 30 тыс. Для переброски десанта было зафрахтовано до 50 судов, а для прикрытия операции с моря был специально сформирован 2-й флот[65].
Правительства США и Великобритании были озабочены активностью Японии в Китае. Они не прочь были сами приобрести германские «арендованные территории». Поэтому подготовка японских вооруженных сил к операции велась под прикрытием миролюбивых заявлений представителей японских властей. Даже по истечении срока ультиматума, предъявленного Германии, когда японские корабли с десантом находились уже в 80 милях от побережья Китая и первый эшелон вторжения приступил к выполнению приказа о высадке, японский премьер-министр Окума продолжал заверять США, что Япония не имеет намерений приобретать чужие территории или лишать самостоятельности какое-либо государство Востока[66].
Что же касается Великобритании, то ее правительство, занятое войной в Европе, понимало, что не сможет воспрепятствовать высадке японских войск в Шаньдуне, и поэтому решило принять участие в ней на их стороне, чтобы иметь возможность оказывать влияние па развитие событий в этом районе.
Целью операции был в первую очередь портовый город-крепость Циндао (40 тыс. жителей). Со стороны моря его защищали восемь батарей калибра 150–280 мм с дальностью стрельбы до 13,5 км. Со стороны суши крепость имела две линии хорошо оборудованных оборонительных сооружений. Гарнизон Циндао к началу военных действий составляли 183 офицера, 4572 рядовых и унтер-офицера[67].
Отправка японского десанта на континент началась 28 августа и осуществлялась четырьмя эшелонами. Высадка производилась со 2 сентября по 5 октября в бухте Лункоу в Чжилийском заливе на территории нейтрального Китая (150 км севернее Циндао) и в бухте Ляошань (Родзан), в 40 км к северо-востоку от Циндао[68]. Помимо японских войск в операции принимали участие английские силы: линкор, эсминец и отряд из 1,5 тыс. солдат и офицеров.
Опасаясь провала своих планов, японское командование внимательно наблюдало за ходом боевых действий в Европе и действовало с большой осторожностью. После высадки японцы лишь к 25 сентября подошли к границам германской концессии в 20–25 км от Циндао, где произошли первые стычки с германскими частями. К 28 сентября крепость была блокирована с суши[69].
Подготовка штурма велась 10 дней. В ночь на 7 ноября японцы предприняли разведку боем, во время которой им удалось захватить форт в центре оборонительной линии. Оттуда японские подразделения проникли в глубину обороны. К этому времени у немцев кончились боеприпасы, поэтому комендант крепости отдал приказ о капитуляции. Область Цзяочжоу на Шаньдунском полуострове оказалась в руках японцев. За пределами Цзяочжоу японские войска захватили принадлежавшую германскому капиталу железную дорогу Циндао — Цзинань, находившуюся в совместном владении Германии и Китая (около 400 км), ряд горнорудных и других промышленных предприятий. Фактически японцы поставили под свой контроль весь Шаньдун, создав в ряде мест этой провинции свою администрацию[70].
Одновременно действовавшая в Тихом океане английская эскадра уничтожила несколько германских военных кораблей в районе Маршалловых, Каролинских и Марсианских островов. Группа японских кораблей, находившихся на близких подступах к этим островам, уже с 18 августа, т. е. в период, когда срок ультиматума Германии еще не истек, теперь воспользовалась благоприятной обстановкой и без труда захватила их[71].
Японские потери в период первой мировой войны составили лить около 2 тыс. человек убитыми и ранеными.
Относительно легкий захват германских владений в Китае и на Тихом океане, увеличение ввоза из Китая и Кореи золота, серебра и стратегического сырья, рост экспорта японских товаров на рынки Азии позволили Японии упрочить свое положение на Дальнем Востоке.
В годы первой мировой войны Япония продолжала укреплять свой военно-экономический потенциал. Были построены и введены в действие 33 новых дока и ремонтные базы. Их число выросло до 271; они позволяли одновременно строить и ремонтировать 443 корабля общим водоизмещением более 540 тыс. т[72]. Увеличилась и военно-промышленная база производства вооружения для армии.
В июле 1917 г. в Токио возвратилась из Европы первая группа японских офицеров, направленных туда в 1915 г. формально для связи с союзным командованием, а фактически — с целью изучения опыта боевых действий и состояния вооруженных сил стран Антанты. Они представили командованию ряд докладов, в том числе об организации артиллерийского огня, групповой поддержке авиацией наземных войск, о применении в бою танков и бронемашин, о возникновении теорий «танковой войны» и воздушной войны». Что касается боевого духа войск Антанты, то японские офицеры отмечали его снижение и все более частые случаи участия военнослужащих в антивоенных выступлениях. В докладах делался вывод о необходимости перевооружения японских вооруженных сил новейшими видами оружия и усиления идеологической обработки личного состава[73].
Японская интервенция против Советской России
Победа Великой Октябрьской социалистической революции и создание первого в мире рабоче-крестьянского государства явились стимулом к активизации борьбы за социальное и национальное освобождение трудящихся во всем мире. Это вызвало глубокую тревогу империалистических держав, поставивших своей целью любыми средствами, вплоть до интервенции, удушить Советское государство и ликвидировать прорыв в системе мирового капитала. В Токио также начали спешно разрабатывать планы преграждения пути «коммунистической революции» на восток от Уральского хребта[74].
Представители Японии приняли активное участие в совещаниях стран Антанты, на которых составлялись планы военной интервенции против Советской России[75]. На Японию возлагались большие надежды, как на силу, которая сможет нанести серьезный удар по Советской России с востока. Один из вдохновителей интервенции, У. Черчилль, писал: «В Сибири был только один союзник, который мог действовать быстро и с надлежащей мощью. Япония была близка, свежа и сильна, готова и глубоко предана делу»[76]. На конференции представителей стран Антанты, состоявшейся в конце ноября 1917 г., территория революционной России была разделена на «зоны действия», причем японцам и американцам отводились в качестве такой зоны Сибирь и Дальний Восток[77].
Япония стала сосредоточивать войска в Корее и Северо-Восточном Китае для интервенции против Советской России. Военное командование принимало меры по усилению соответствующей идеологической обработки японских военнослужащих.
Уже в январе 1918 г. японская военщина начала демонстрацию силы. На Владивостокском рейде, где уже находился американский крейсер «Бруклин», появились японские крейсеры «Ивами» и «Асахи». Вслед за ними на рейде бросил якорь английский крейсер «Суффолк».
Поводом для интервенции послужило организованное агентами японской разведки в ночь на 4 апреля 1918 г. нападение «неизвестных лиц» на японскую контору «Исидо» во Владивостоке и убийство двух коммерсантов. На следующий день, не дожидаясь расследования, японский адмирал Като высадил десант во Владивостоке. В обращении и жителям города он лицемерно заявлял о «глубоком сочувствии» положение России и выражал пожелания «блестящего осуществления революции»[78].
В. И. Ленин предвидел дальнейшие действия японцев. В телеграмме Владивостокскому совету 7 апреля он указывал: «Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать. Это неизбежно. Им помогут, вероятно, все без изъятия союзники»[79].
Действительно, японский генеральный штаб надеялся на захват Дальнего Востока и Сибири. В основу замысла боевых действий на территории России был положен «План национальной обороны империи», разработанный еще в 1905 г. и уточненный в 1914 г. План интервенции предусматривал быструю переброску войск, захват Приморья, Забайкалья и стремительное продвижение японских дивизий в глубь страны по сибирской магистрали. Союзники по интервенции должны были оказывать Японии финансовую и материально-техническую помощь и участвовать небольшими силами в отдельных операциях[80]. Главной целью вторжения была ликвидация Советской власти на Дальнем Востоке и в Сибири. Для осуществления своих целей японские генералы считали необходимым привлечь внутренние контрреволюционные силы и марионеток в лице казачьих атаманов Семенова — в Забайкалье, Гамова и Кузнецова — в Амурской области, Калмыкова — в Приморье, а также чехословацкий корпус[81].
29 июня 1918 г. в результате мятежа белочехов была временно свергнута Советская власть во Владивостоке. В Приморье высадились крупные десанты японских, английских, а затем и американских войск. В августе к ним присоединились канадские и французские войска. Командующим союзными войсками на Дальнем Востоке стал японский генерал Отани.
Весть о победе Великой Октябрьской социалистической революции достигла Японии и становилась стимулом для подъема японского рабочего и демократического движения. Непосредственным откликом на революцию в России были так называемые «рисовые бунты», охватившие страну в августе 1918 г. В них участвовало около 10 млн. человек. Рабочие и крестьяне захватывали рисовые амбары, раздавали рис нуждавшейся бедноте, уничтожали дома спекулянтов, сжигали полицейские участки[82]. «Рисовые бунты» были жестоко подавлены, в карательных операциях наряду с жандармерией принимали участие и вооруженные силы Японии, выполняя функцию стража капиталистического государства.
Правящие круги Японии торопились ликвидировать Советскую власть на Дальнем Востоке. Начав с высадки небольшого контингента войск в апреле 1918 г., японское командование в августе — сентябре 1918 г. ввело на Дальний Восток 70-тысячную армию.
Японские интервенты продвигались в глубь советской территории по железным и шоссейным дорогам, захватывая прежде всего города, железнодорожные станции с подвижным составом, промышленные предприятия. Вслед за японскими войсками шли банды Калмыкова и Семенова. О том, что они собой представляли, генерал Грэвс, руководивший тогда интервенционистскими войсками США в Сибири, пишет следующее: «Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, действовали в стране подобно диким животным, убивали и грабили народ». Атамана Семенова генерал Грэвс характеризует как «убийцу, грабителя и самого беспутного негодяя», а Калмыкова — как «знаменитого убийцу, разбойника и головореза»[83].
С помощью японских войск Семенов захватил центр Забайкалья г. Читу, а Калмыков — Хабаровск и ряд других городов Приморья. В руках японцев оказалась Амурская область, 18 сентября 1918 г. они вошли в Благовещенск и захватили корабли Амурской флотилии. Одновременно, опираясь на военное соглашение с китайским правительством, японские интервенты заняли КВЖД (там хозяйничал белогвардейский генерал Хорват) и превратили Северную Маньчжурию в плацдарм для дальнейшего развертывания интервенции[84].
Японские монополии использовали оккупацию советской территории для грабежа ее природных богатств — леса и рудных месторождений. Из захваченного белогвардейцами в Казани и вывезенного в Омск золотого запаса России Япония получила 2672 пуда (Англия — 2883 пуда, США — 2118, Франция — 1225 пудов). Японские капиталисты начали скупать у вернувшихся русских помещиков и капиталистов земельные участки, заводы и фабрики. Японские монополии (Мицубиси, Мицуи, Кухара) и банки открыли на оккупированной территории советского Дальнего Востока свои конторы и отделения[85].
Японские интервенты с помощью русских белогвардейцев установили режим террора и насилия на оккупированных территориях. За время пребывания только в Амурской области интервенты ограбили 5775 крестьянских хозяйств, сожгли 1617 построек. Ущерб, нанесенный крестьянам, достигал суммы 25 млн. руб. золотом[86].
Японское командование перебрасывало на территорию Советской России все новые контингенты войск. В октябре 1919 г. на Дальнем Востоке и в Сибири было уже 120 тыс. японских солдат и офицеров. Американский экспедиционный корпус насчитывал 10 тыс. человек, войска других стран — 28 тыс.[87].
Население Дальнего Востока под руководством подпольных большевистских организаций создало партизанские отряды, героически боровшиеся против японцев и белогвардейцев.
Победа Красной Армии над белогвардейскими войсками к концу 1919 г. заставила правительства стран Антанты пересмотреть свою политику в отношении Советской России. Они на деле убедились, что свергнуть Советскую власть путем интервенции не удастся. Кроме того, в армиях интервентов началось революционное брожение. На совещании в Лондоне 16 декабря 1919 г. союзные правительства были вынуждены принять решение об отзыве своих войск с Дальнего Востока и из Сибири. В начале 1920 г. английские, французские и американские войска были в основном эвакуированы (американская эскадра оставалась во Владивостоке до 1922 г.)[88].
В это время на советской территории находились 11 японских пехотных дивизий (из 21 имевшейся в то время в японской армии) общей численностью около 175 тыс. человек, а на рейде Владивостока и в районе города — крупные боевые корабли и морская пехота[89]. Помимо войск, действовавших совместно с воинскими частями других стран, Япония направила на советский Дальний Восток и в Сибирь соединения, действовавшие независимо от союзных войск и руководимые штабом Квантунской армии в Порт-Артуре и генеральным штабом армии в Токио[90].
Японское правительство решило использовать уход войск союзников с Дальнего Востока и из Сибири, чтобы установить единоличный контроль над этими районами. Оно заключило соответствующие договоры с атаманом Семеновым, которого еще Колчак назначил своим преемником «на всей территории Российской восточной окраины»[91].
Для того чтобы как-то оправдать «необходимость» сохранения своих войск на Дальнем Востоке (более того, Япония продолжала наращивать их численность), японские власти спровоцировали кровавые события в Николаевске-на-Амуре. В начале 1920 г. партизанские отряды осадили город. Располагая значительным превосходством в силах, партизаны имели полную возможность разгромить небольшой японский гарнизон. Во избежание излишнего кровопролития и в надежде на благоразумие японского командования партизаны трижды предлагали противнику начать переговоры о перемирии. Однако посланные от них парламентеры были зверски убиты. 28 февраля партизанам все же удалось заключить с японским командованием соглашение «о мире и дружбе японцев и русских», предусматривавшее полное разоружение белогвардейцев и передачу караулов в городе частям Красной Армии по мере их подхода[92]. Но японская сторона вероломно нарушила соглашение. В ночь на 12 марта 1920 г. японцы напали на партизан, убив и ранив многих бойцов и мирных жителей. В городе развернулись ожесточенные бои, в ходе которых японцы были разбиты. Остатки японского гарнизона, укрывшись в помещении консульства и в казарме, продолжали оказывать упорное сопротивление. Здания были обстреляны партизанской артиллерией, в них возник пожар, который привел к гибели засевших там японцев[93]. Пожар уничтожил значительную часть города.
Этот инцидент, ответственность за который полностью несет японская военщина, был немедленно использован правящими кругами Японии, поднявшими шумную антисоветскую кампанию. День гибели японских военнослужащих был объявлен днем траура. По всей стране были проведены «митинги мщения». Парламент в присутствии членов императорской семьи провел траурное заседание. Было решено соорудить памятник «жертвам большевизма»[94].
Еще одним характерным примером вероломства японского командования явились события в ночь на 5 апреля 1920 г. в Приморье. В нарушение достигнутого соглашения с владивостокскими властями — Приморской областной земской управой, объявившей себя 1 апреля Временным правительством Дальнего Востока, японские войска внезапно атаковали партизан, а также воинские части Приморской земской управы, расположенные во Владивостоке, Хабаровске, Никольске-Уссурийском, Спасске и ряде других городов и разоружили их. Жертвами японской провокации стали свыше 5 тыс. человек (убитых, раненых и арестованных), в том числе мирные жители.
Этой военной акции японских войск предшествовало заявление генерала Сиродзу, командовавшего японскими частями в Хабаровске. Стремясь замаскировать подготавливаемую провокацию, он объявил о предстоящей эвакуации войск и поместил в местной газете статью, где, в частности, говорилось: «В стране водворился долгожданный порядок и мир, за сохранение и поддержание которого японцы боролись… Жалко покидать население Дальнего Востока, с которым мы познакомились так близко, так кровно, питая к нему самую теплую дружбу. Желаем полного успеха в строительстве и сохранении мира и порядка».
Временное правительство Дальнего Востока обратилось к происходившему во Владивостоке совещанию консулов Великобритании, Франции, США, Японии и других стран с резким протестом, настаивая на освобождении арестованных, возвращении оружия и принесении извинений со стороны японского командования. Совещание консулов высказалось за восстановление власти Приморской областной земской управы, и 7 апреля она возобновила свою деятельность.
Новые попытки японского командования перейти к активным действиям имели ограниченный успех. Тылы и коммуникации японских войск систематически подвергались ударам со стороны партизан. Кроме того, части 5-й Красной Армии, громившие остатки колчаковских войск, в начале марта 1920 г. дошло уже до Верхнеудинска.
Вместе с тем Советская Россия не хотела допускать прямого столкновения частей Красной Армии с японскими войсками, чреватого войной с Японией. По указанию В. И. Ленина предпринимались усилия по созданию на Дальнем Востоке самостоятельной республики в качестве буферного государства между РСФСР и японцами. Это облегчило бы использование в интересах борьбы против иностранной интервенции японо-американских противоречий, их соперничества в получении концессий и установлении сфер влияния и политического господства на Дальнем Востоке. Решено было создать такой буфер в форме буржуазно-демократического государства, но под руководством большевиков. 6 апреля 1920 г. съезд трудящихся Забайкалья провозгласил образование Дальневосточной Республики (ДВР), объявив ее парламентской демократической республикой. 14 мая ДВР была признана правительством РСФСР[95].
Правительство ДВР решило в первую очередь покончить с семеновскими бандами, находившимися в районе Читы. Поддерживаемые японцами, они мешали объединению Забайкалья с Амурской областью и Приморьем. В апреле 1920 г. Народно-революционная армия ДВР и партизаны начали наступление на семеновцев и, разгромив их, дошли до Читы. Одновременно начала действовать Амурская армия, организованная из партизанских отрядов.
Поняв, что японским войскам не удержаться в Забайкалье, и боясь их окружения Народно-революционной армией, японское правительство заявило 3 июля 1920 г., что оно эвакуирует свои войска из Забайкалья, но оставит их во Владивостоке, Хабаровске и их окрестностях[96].
25 июля японские войска приступили к эвакуации Читы. Уходя из Забайкалья, японское командование решило оккупировать Амурскую область. 2 августа генерал Оои послал в Хабаровск командиру 14-й японской пехотной дивизии секретное указание начать не позднее конца августа наступление на Благовещенск[97].
Однако это наступление не состоялось вследствие усиления мощи РСФСР, ухудшения международного и внутреннего положения Японии. Японское правительство сообщило 4 августа 1920 г. штабу сибирской экспедиционной армии: «Общее положение в Европе, победы советских армий на польском фронте, возрастающее давление со стороны советского правительства, ощущаемая антипатия со стороны США и Китая, шаги, предпринимаемые Америкой в вопросе о Сахалине, общая подготовка Соединенных Штатов к войне… заставляют нас не осуществлять полностью наши политические проекты в Сибири… Настоящее положение вынуждает нас отказаться на некоторое время от оккупационных планов в отношении ее, оставаясь, однако, в тех районах, где расположены наши войска… Операцию против Амурской области необходимо приостановить, но войска должны находиться в готовности»[98].
В Японии тем временем нарастало движение протеста против интервенции в Сибири, даже в буржуазных кругах высказывалась тревога в связи с начинающимся разложением в армии, появлением среди военнослужащих революционных настроений.
Японские войска полностью очистили Забайкалье, а затем и Хабаровск. После их ухода семеновские банды были разгромлены войсками Народно-революционной армии и их остатки отброшены в Монголию и Маньчжурию. Оттуда японцы перебросили их по КВЖД в Приморье. Под прикрытием японских штыков белые банды засели в Гродеково, недалеко от маньчжурской границы.
31 марта 1921 г. японцы руками белогвардейцев предприняли попытку свергнуть народную власть во Владивостоке, но потерпели неудачу. Однако 26 мая им все же удалось организовать во Владивостоке контрреволюционный переворот. Во главе приморского правительства японцы поставили крупных купцов братьев Меркуловых. Одновременно японское командование предприняло «общее наступление» на ДВР силами зависимых от него белогвардейских банд атамана Семенова, барона Унгерна и генерала Сычева. Однако барон Унгерн, пытавшийся вторгнуться со своими войсками в Забайкалье из Монголии, был разбит, банды генерала Сычева, находившиеся в Маньчжурии на китайском берегу Амура, под давлением правительства ДВР были разоружены китайскими властями, а действия атамана Семенова были блокированы революционными частями. «Общее наступление» на ДВР провалилось.
Японцы были вынуждены пойти на переговоры с ДВР, открывшиеся 26 августа в г. Дайрене. Но и во время переговоров японское командование вновь предприняло попытку организовать наступление против ДВР силами так называемой «белоповстанческой армии» из остатков семеновских и каппелевских (бывших колчаковских) отрядов. В ноябре 1921 г. эта «белоповстанческая армия» начала наступление. 22 декабря она захватила Хабаровск. Но уже через несколько дней ее наступление было приостановлено. Белые с помощью японцев укрепили свои позиции под Хабаровском. 7–8 февраля 1922 г. Народно-революционная армия ДВР совместно с партизанами перешла в наступление. 12 февраля в решительном бою под станцией Волочаевкой белые потерпели поражение. 14 февраля Хабаровск был освобожден Народно-революционной армией. Белые укрылись под защитой японских войск.
Поражение белых войск вызвало отставку «правительства» Меркуловых во Владивостоке. Их заменил генерал Дитерихс. Японское правительство приняло решение об эвакуации экспедиционный войск из Приморья, о чем объявил 15 августа командовавший ими генерал Татибана. Однако оно не спешило с выполнением этого решения.
Народно-революционная армия, возобновив 6 октября 1922 г. наступление против белогвардейцев, разбила отряды Дитерихса, взяла штурмом укрепления Спасска и 19 октября подошла к Владивостоку. Японские солдаты были вынуждены 25 октября 1922 г. покинуть Владивосток, однако на Северном Сахалине они оставались до 1925 г. — вплоть до установления дипломатических отношений между СССР и Японией.
События 1918–1922 гг. развеяли в прах далеко идущие намерения Японии в отношении восточной части Советской России. Японские интервенты вместо перспективы удержать захваченные районы на Дальнем Востоке и эксплуатировать их богатства столкнулись с необходимостью вести затяжную, кровопролитную войну против народа, руководимого большевиками. Участник интервенции — японский офицер Т. Мори впоследствии писал: «Порой казалось, что земля под нами полна таинственной враждебности, готова поглотить нас». Японцам становилось ясно, что «идеи большевизма близки народным массам и никакие обещания и посулы, никакое насилие не в состоянии их повернуть спиной к большевикам, которым они верят и за которыми идут»[99].
Солдаты и офицеры японских сухопутных войск тяжело переносили тяготы войны, зимнюю стужу. Имели место случаи массового обморожения со значительным числом смертельных исходов. Отмена командованием наказаний за насилия и грабеж населения привела к еще большему разложению войск. Росло недовольство среди солдат, которое все чаще проявлялось в их неповиновении офицерам. Японская газета «Хоти» в январе 1920 г. писала: «Число солдат, осужденных военным судом в Сибири к тюремному заключению, все время возрастает. Не было случая, чтобы шедший из Владивостока пароход не привез нескольких арестованных»[100].
Цели, поставленные военно-политическим руководством Японии при принятии решения о направлении своих войск на Дальний Восток, не были достигнуты. Разумеется, японская оккупация нанесла большой ущерб нашей стране, но она не смогла повернуть вспять развитие событий. Дальний Восток остался советским.
Сухопутные войска Японии оказались неподготовленными к интервенции не только в морально-политическом, но и в техническом отношении. Японская армия, прошедшая школу русско-японской войны 1904–1905 гг., хорошо натренированная для наступательных действий и для штыкового боя, столкнулась с незнакомой ей маневренной партизанской тактикой. Командиры частей и подразделений сетовали на то, что большевики ведут войну не по правилам: они появляются неожиданно там, где их совсем не ждут, и исчезают, как только японцы открывают ответный массированный огонь и готовятся к атаке. Офицеры жаловались на невозможность определить как численность противника, так и границу между тылом и фронтом, ибо воюют не только регулярные части и партизанские отряды, но и все население[101].
Таким образом, опыт русско-японской и первой мировой войн мало пригодился японской армии во время ее интервенции против Советской России. В сложной политической обстановке успех в борьбе с революционными силами России не мог быть достигнут действиями хотя бы и умелыми, но рассчитанными на борьбу с регулярной армией. Успех, и то временный, достигался лишь посредством организации военных переворотов, поддержкой марионеток-белогвардейцев, блокированием районов с целью создания условий для массовых расправ с населением, поддерживающим большевиков.
Вместе с тем японский командный состав приобрел навыки офицеров колониальных войск, действующих особыми методами в новой, чрезвычайно сложной обстановке гражданской войны и иностранной интервенции. Эти навыки были использованы несколько лет спустя японской армией в Маньчжурии, а затем и в других районах Китая.
Агрессивные действия Японии против СССР и стран Азиатско-Тихоокеанского региона (1927–1939)
Курс на дальнейшее развитие японских вооруженных сил был выработан в 1923 г. на совещании военно-политического руководства в присутствии императора. Было определено по-прежнему совершенствовать японскую армию и флот с учетом того, что вероятными противниками Японии являются в первую очередь Россия (теперь уже Советская Россия) и США[102]. Что касается первого из противников, Советского Союза, то он вызывал особую тревогу Японии как новый фактор, появившийся на Дальнем Востоке, оказывающий на народы этого региона революционизирующее влияние и мешающий тем самым японскому империализму в осуществлении его экспансионистских планов. Что те касается США, то империалистические противоречия между ними и Японией продолжали углубляться. Поэтому японское высшее руководство поставило перед собой задачу иметь сухопутные войска, превосходящие по мощи соединения Красной Армии на Дальнем Востоке, и военно-морской флот, способный вести успешную борьбу с американскими ВМС, дислоцированными в бассейне Тихого океана. Это, по расчетам японского командования, должно было бы обеспечить Японии «свободу рук» как в осуществлении ее агрессивных замыслов в Китае, так и на Азиатском континенте в целом.
Военщина продолжала форсировать планы перевооружения, невзирая на экономические трудности, с которыми Японии пришлось столкнуться сначала в связи с крупным землетрясением, разрушившим важнейший промышленный район страны — Токио — Йокогама в сентябре 1923 г., а затем в связи с началом мирового финансово-экономического кризиса в 1929 г.
В 1925–1930 гг. сухопутные войска получили новые образцы оружия, в том числе ручной пулемет, батальонную пушку, 105-мм орудие, зенитное орудие японской конструкции.
Однако общая слабость промышленной базы не позволяла осуществить современную по тому времени механизацию войск, в частности создать крупные танковые и механизированные соединения, необходимость использования которых подсказывал опыт первой мировой войны на европейском театре военных действий. Первая танковая группа в японской армии была создана в апреле 1925 г. В нее входили устаревшие английские и французские танки типа «А» и «Рено». Первый танк собственной конструкции японская промышленность выпустила лишь в 1929 г.[103]. В целом к 1931 г. японская армия по качеству и количеству вооружения значительно уступала армиям крупнейших империалистических держав.
Что касается военно-морского флота, то он за годы первой мировой войны был основательно пополнен.
Учитывая ограничения, наложенные на Японию Вашингтонской конференцией 1922 г. в отношения числа линкоров, японские военно-морские круги форсировали строительство кораблей других классов. В 1922–1926 гг. было построено 11 крейсеров, 29 эскадренных миноносцев и 28 подводных лодок, всего 68 боевых кораблей общим водоизмещением примерно 120 тыс. т[104]. Строительство подводных лодок осуществлялось на основе иностранных образцов. Если до 1914 г. Япония заказывала подводные лодки в Великобритании, Франции, Италии и США, то в 20-х годах в Японию были приглашены немецкие инженеры-кораблестроители. С их помощью на верфях Куре и Йокосука были построены подводные лодки дальнего действия «Г-1», «Г-8» со стандартным водоизмещением 1970 т и скоростью хода до 17,5 узла; подводные лодки большого и среднего типа; подводные заградители; подводные лодки-малютки[105]. Всего за 1920–1931 гг. в Японии было построено 68 подводных лодок (за эти же годы Франция построила 67 подлодок, Англия — 20, США — 14), причем большинство их было новейших конструкций.
Еще до окончания Вашингтонской конференции 1922 г. Япония спустила на воду авианосец «Хосё» (вступил в строй в 1922 г.). Стремясь обойти ограничения на строительство линкоров и крейсеров, Япония переоборудовала в авианосцы линкор «Кага» и линейный крейсер «Акаги»; в 1929 г. оба авианосца были введены в строй. С учетом опыта постройки трех авианосцев в 1930 г. на верфи в Йокогама был заложен авианосец «Рюдзё», который в апреле 1931 г. был уже спущен на воду. Эти три первых авианосца имели на борту 134 самолета, в основном истребители «Т-3» с моторами «Бристоль-420»[106].
Военно-политическое руководство Японии, считавшее, что достигнутый уровень вооружений армии и флота недостаточен для осуществления широких завоевательных планов, осуществило ряд мер по дальнейшему развитию отраслей военного производства. В сентябре 1928 г. правительству был представлен «План подъема национальной экономики», в соответствии с которым предлагалось увеличить государственные субсидии компаниям военной промышленности[107]. Были ассигнованы дополнительные средства на развитие металлургической и машиностроительной промышленности. На ряде металлургических и металлообрабатывающих заводов были созданы орудийные цеха. Частные компании при субсидировании со стороны правительства построили к 1931 г. восемь самолетостроительных и шесть авиамоторных заводов. Создавались заводы и цеха по выпуску приборов, радио— и телеграфной аппаратуры.
Наращивая свои вооружения, Япония внимательно следила за развитием событий в соседнем Китае. Китайская революция 1925–1927 гг. чрезвычайно обеспокоила японские правящие круги, рассматривавшие Китай в качестве объекта дальнейшей колониальной экспансии японских монополий. Совместно с другими империалистическими державами Япония стремилась помешать развитию революционного процесса в Китае и использовать борьбу различных сил в этой стране для упрочения своих позиций за счет других империалистических стран-конкурентов. В 1925–1926 гг. Япония оказала прямую военную поддержку своему ставленнику в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии) генералу Чжан Цзолиню.
Особенно усилились провокационные действия японской военщины в Китае после контрреволюционного переворота Чан Кайши в апреле 1927 г. 28 мая 1927 г. на основании принятого накануне кабинетом министров решения японские войска были отправлены из Маньчжурии в Шаньдун, в частности в крепость Циндао, откуда они должны были помогать Чжан Цзолиню удерживать за собой Северный Китай[108]. В апреле 1928 г. Япония вновь ввела войска в Шаньдунь якобы для защиты жизни и имущества своих подданных, в действительности же для того, чтобы поддержать прояпонское пекинское правительство перед лицом продвигавшихся на север войск нанкинского правительства. Японская военщина спровоцировала так называемый Цзинаньский инцидент, когда под тем предлогом, что китайцы якобы стреляли по японским солдатам, японские войска (6-я японская дивизия в Цзинани и высадившаяся в Циндао 3-я японская дивизия) с 3 по 11 мая вели военные действия против китайских войск (за эти дни было убито и ранено около 5 тыс. китайских солдат и гражданских лиц).
Несмотря на поддержку японцев, пекинское правительство (формально считавшееся Центральным правительством) прекратило свое существование[109]. Северный Китай оказался под властью нанкинского правительства Чан Кайши. Генерал Чжан Цзолинь бежал из Пекина в Маньчжурию. По дороге в Мукден поезд Чжан Цзолиня был взорван. Сам Чжан Цзолинь погиб. Последующие события показали, что его убийство было организовано японцами, которые подозревали Чжан Цзолиня в связях с Соединенными Штатами. В условиях возрастающего сопротивления народных масс Китая японскому проникновению сын Чжан Цзолиня генерал Чжан Сюэлян номинально признал нанкинское правительство центральным китайским правительством.
Япония не отказалась от своих намерений в отношении Китая. В сентябре 1930 г. штаб Квантунской армии приступил к разработке плана захвата Северо-Восточного Китая (Маньчжурии). Наиболее активную роль в подготовке агрессии играла фашизированная военщина, деятельность которой инспирировалась высшим военным командованием и финансировалась представителями так называемых «новых» концернов.
В ночь на 19 сентября 1931 г. японские войска, провокационно обвинив китайцев в разрушении полотна железной дороги близ Мукдена, напали на их казармы. К утру 19 сентября в руках японских войск оказались Шеньян (Мукден) и другие крупные города на ЮМЖД: Далянь, Инькоу, Ляоян, Фынхуанчен, Порт-Артур. Численность Квантунской армии, которая насчитывала до сентября 1931 г. всего 11,5 тыс. солдат и офицеров (2-я пехотная дивизия и части усиления), к 15 декабря того же года выросла уже до 50 тыс. человек[110].
Маньчжурские войска в 1931 г. численно превосходили японцев (они имели в своем составе 12 пехотных и 3 кавалерийские бригады общей численностью 115 тыс. человек)[111]. Однако Чан Кайши под нажимом США запретил китайской армии оказывать сопротивление японцам. Лишь отдельные части войск Чжан Сюэляна, вопреки его распоряжениям, оказывали сопротивление японцам[112].
В течение сентября — декабря 1931 г. японские войска, почти не встречая сопротивления со стороны армии Чжан Сюэляна, заняли значительную часть Северо-Восточного Китая. В середине ноября они начали продвигаться к Большому Хингану и Барге. В конце 1931 г. началось наступление японских войск на южный маньчжурский город Цзиньчжоу. Одновременно японские военные корабли стали прибывать в Шанхай, создавая угрозу вторжения в бассейн Янцзы. В Тяньцзине переодетые в штатское японские солдаты совершили нападение на китайскую полицию и население[113].
К концу 1931 г. весь Северо-Восточный Китай с населением 35,8 млн. человек был оккупирован японскими войсками. Там был создан марионеточный режим под строгим контролем японцев. В марте 1932 г. было объявлено о создании «независимого» государства Маньчжоу-го. Для внешнего мира Маньчжоу-го выглядело как государство, где есть император, конституция, правительство, суд, полиция, армия. Но за «национальным» фасадом скрывался механизм жесточайшего японского контроля, превращавшего государственный аппарат в фикцию. Этот контроль осуществлял командующий Квантунской армией — он же чрезвычайный и полномочный посол Японии в Маньчжоу-го. Жизнь марионеточного государства регулировалась многотысячной армией японских советников, большинство которых являлись офицерами резерва императорской армии[114].
Японская оккупация Северо-Восточного Китая не встретила противодействия со стороны США и Великобритании, несмотря на то что она затрагивала их интересы в Китае, поскольку оккупация проводилась под антисоветскими лозунгами. Империалистические круги Соединенных Штатов и других стран рассчитывали, что Япония вслед за захватом Маньчжурии приступит и осуществлению агрессии против СССР.
Действительно, усиление Квантунской армии (к началу 1933 г. ее численность была доведена до 100 тыс. солдат и офицеров)[115] имело целью подготовку нападения на советский Дальний Восток и МНР. Однако вместе с тем оно представляло и прямую угрозу распространения японской агрессии на Северный Китай.
Десантная операция в районе Шанхая — Ханчжоу, начатая японским командованием вслед за оккупацией Маньчжурии 23 января 1932 г., серьезно встревожила американское, английское и французское правительства, надеявшихся, что острие японской агрессии будет направлено против СССР.
С 23 по 28 января корабли японской эскадры высадили на берег 2800 морских пехотинцев, которые должны были «поддержать шанхайский, японский охранный гарнизон и подавить антияпонский выступления и антияпонскую пропаганду в Шанхае»[116].
19-я китайская армия, поддержанная населением, оказала японским морским пехотинцам упорное сопротивление. Японцам не удалось с ходу захватить Шанхай. 7 февраля 24-я японская смешанная бригада высадилась севернее Шанхая и начала наступление на 19-ю армию с тыла. 13 февраля в Шанхай прибыла 9-я японская дивизия. Японцы попытались развернуть наступление, но не смогли продвинуться дальше побережья. После этого в район Шанхая были переброшены 11-я и 14-я дивизии. Всего в районе было сосредоточено около 100 тыс. японских солдат и офицеров, 60 боевых кораблей и 100 самолетов. При поддержке авиации и флота японская армия предприняла новое наступление. К 1 марта японским войскам удалось захватить северную часть Шанхая. Однако упорное сопротивление китайских войск и протесты со стороны США, Англии и Фракции, империалистические интересы которых были ущемлены, вынудили японцев 5 мая подписать японо-китайское соглашение о перемирии. Войска агрессора были выведены из Шанхая.
Военно-политическое руководство Японии сделало вывод, что и широкомасштабной войне против Китая японская армия еще недостаточно подготовлена. Поэтому в Токио было решено принять меры по наращиванию мощи вооруженных сил, ускоренно создания в Маньчжурии военно-экономического плацдарма. Кроме того, разрабатывались планы «ползучей» агрессии против Китая путем поддержки сепаратистов в соседних с Маиьчжоу-го китайских провинциях и насаждения там своих марионеток.
Особое внимание уделялось оснащению сухопутных войск новым вооружением, особенно танками, самолетами, противотанковыми и зенитными орудиями. В 1930 г. армия имела 720 танков, 600 самолетов, 1184 орудия, 5950 крупнокалиберных, станковых и ручных пулеметов[117]. В течение 1931–1935 гг. сухопутные войска получили 574 танка, 1070 самолетов, 1651 орудие, более 10 тыс. пулеметов[118]. В составе артиллерийского вооружения в армию поступили 498 противотанковых и 170 новых 105-мм орудий. Количество 75-мм пушек увеличилось вдвое, а зенитных возросло в семь раз[119]. Однако по-прежнему была слаба моторизация армии. Японские танки по своим тактико-техническим данным уступали советским. Средний японский танк модели «2594» (1934 г.) имел скорость до 45 км/ч, но толщину брони — всего лишь 11–17 мм. В другой модели — «2597» (1937 г.) — толщина брони была увеличена до 22–25 мм, однако скорость одновременно снизилась до 25 км/ч[120].
К началу 1937 г. японскому командованию не удалось перевооружить армию в такой степени, чтобы она могла быть с успехом использована против хорошо вооруженных войск.
Военные приготовления Японии были нацелены не только против Китая. Летом 1936 г. японское правительство приняло секретную программу достижения господства Японии в Восточной Азии и бассейне Тихого океана. 11 августа на узком заседании кабинета (в котором участвовали пять членов кабинета: премьер Хирота, министр иностранных дел Арита, военный министр Тэраути, морской министр Нагано и министр финансов Вада) был подписан документ «Основные принципы государственной политики Японии», по сути дела являвшийся программой создания обширной японской колониальной империи. Характерно, что в нем ставилась задача достижения Японией такой мощи, чтобы она могла «противостоять любым вооруженным силам, которые СССР сможет выставить и использовать на Дальнем Востоке». Особое внимание уделялось усилению японской военной мощи в Корее и Маньчжурии, с тем чтобы Япония могла «нанести решающий удар русским в самом начале войны». Военно-морские силы страны планировалось довести до такого уровня, который позволил бы обеспечить превосходство над флотом Соединенных Штатов в западной части Тихого океана[121].
После принятия японским правительством упомянутой выше программы подготовка широкой агрессии против Китая и «большой войны» стала проводиться ускоренными темпами. Своего союзника по реализации агрессивных планов передела мира Япония видела в фашистской Германии. 23 октября 1936 г. в Берлине между Японией и Германией был подписан «Антикоминтерновский пакт», который 25 ноября был ратифицирован Тайным советом Японии[122]. В конце 1936 г. командование ВМФ освободило себя от всех обязательств по ограничению военно-морских вооружений в связи с истечением срока действия Вашингтонского договора (31 декабря 1936 г.). Вслед за этим 20 января 1937 г. японские подмандатные территории — Марианские, Маршалловы и Каролинские острова, находящиеся в центральном районе западной части Тихого океана, — были переданы правительством в административное управление японскому военно-морскому флоту[123]. На этих островах спешно стали создаваться военно-морские базы.
Японские вооруженные силы в ' 1937 г. насчитывали 1084 тыс. человек, в том числе сухопутные войска — 950 тыс.
В 1937 г. в составе сухопутных войск было 25 дивизий (1 — 3-я гвардейские, 1 — 20, 26, 101-я пехотные). Из них в Маньчжурии к 1937 г. было сконцентрировано 6 дивизий, свыше 400 танков и до 300 самолетов[124].
Военно-морской флот Японии имел в строю 289 кораблей, из которых 235 — основных классов, в том числе 6 линкоров, 3 линейных крейсера (и 1 учебный), 14 тяжелых и 17 легких крейсеров, 4 авианосца, 112 эсминцев и 79 подводных лодок. С 1928 по 1936 г. численность личного состава ВМФ увеличилась с 80599 до 107641 человека[125].
План кораблестроения, принятый в 1937 г., предусматривал постройку еще 70 военных кораблей, в их числе 2 линкоров, 2 авианосцев, 18 эсминцев и 14 подводных лодок[126]. За 3 года (1938–1940) было построено 62 военных корабля[127], часть которых заменила устаревшие.
В июле 1937 г. японское военно-политическое руководство начало широкомасштабную агрессию против Китая с целью превращения его в японскую колонию. Поводом для нападения стал спровоцированный японской стороной инцидент у моста Лугоуцяо близ Пекина. В ночь на 7 июля 1937 г. японские войска, проводившие здесь учения, напали на китайские части. Бои продолжались до 9 июля, после чего было заключено перемирие. На 10 июля генеральный штаб японской армии принял решение послать крупные подкрепления японским войскам в Северном Китае путем переброски двух бригад из Маньчжурии, одной дивизии из Кореи и трех дивизий из Японии. Это решение получило одобрение японского правительства. Сосредоточив в районе Тяньцзиня и Пекина 20 тыс. войск и более 100 самолетов, 14 июля японские войска возобновили боевые действия. 26 июля, получив новые подкрепления, японское командование предъявило ультиматум, потребовав, чтобы в течение 48 часов из Пекина была выведена 37-я китайская дивизия. Китайское командование отклонило ультиматум, и с 27 июля начались крупные военные действия. С тех пор война не прекращалась в течение восьми лет (вплоть до разгрома и капитуляции Японии). В этот день (27 июля), выступая в парламенте, премьер-министр Ф. Коноэ заявил о решимости правительства добиться установления «Нового порядка в Азии»[128].
Одновременно началась мобилизация 2-й очереди призывников, в результате которой были сформированы три пехотные дивизии, а также танковые, артиллерийские и инженерные части общей численностью 209 тыс. человек. К концу сентября количество японских войск в Китае достигло 350 тыс., из которых около 100 тыс. участвовало в военных действиях в районе Шанхая. С моря их прикрывал японский флот в составе 38 военных кораблей[129].
Руководствуясь положением военной доктрины о «молниеносной войне», японское командование рассчитывало завершить войну в течение трех месяцев. План войны предусматривал, что вооруженные силы Японии на первом ее этапе, «июле — августе 1937 г., захватят Пекин и Шанхай и образуют два изолированных фронта — Северный и Центральный, а затем ударами по сходящимся направлениям объединят их. На втором этапе — после захвата в Южном Китае городов Гуанчжоу (Кантон), Шаньтоу (Сватоу), Сямынь (Амой) — будет создан Южный фронт и встречными ударами этого нового, Южного, и Центрального фронтов их войска соединятся и овладеют южной частью Китая. Затем японское командование планировало ударом из района Гуанчжоу и Нанкина па запад прервать пути сообщения, связывающие Китай с французским Индокитаем и Бирмой. Кроме того, предусматривались бомбардировки городов западной части Китая. Все это, по мнению генерального штаба армии, должно было привести к быстрой капитуляции Китая[130].
Однако японские стратеги просчитались. Они не учли способности китайского народа противостоять агрессии, возможности создания антияпонского фронта и эффективности советской помощи Китаю. Наступательные операции японской армии затянулись. Сосредоточив в Северном Китае до 300 тыс., а в Центральном Китае — более 100 тыс. солдат и офицеров, японское командование потратило пять месяцев на захват Пекина и Шанхая с прилегающими районами и еще столько же — на объединение Северного и Центрального фронтов[131].
Лишь осенью 1938 г. японское командование приступило к операциям на юге Китая, захвативший октября Гуанчжоу. Одновременно 240-тысячная группировка японцев, наступавшая от Нанкина вверх по Янцзы при поддержке 180 танков и 150 самолетов, заняла Ухань и перерезала связь между военными районами гоминьдановской армии. Гоминьдановское правительство эвакуировалось в Чунцин (пров. Сычуань), где находилось до окончания войны.
Ведя военные действия в Китае, японские войска в соответствии со своей теорией «тотальной войны» наносили удары с воздуха по гражданскому населению. Только с июля 1937 по июнь 1938 г. 275 уездов в 16 провинциях Китая 2472 раза подвергались налетам авиации, в результате чего было убито и ранено 38 тыс. человек, главным образом женщин и детей[132].
Японская армия творила на китайской земле неслыханные злодеяния. Массовое уничтожение жителей городов и сел было повседневным явлением. Захватив столицу Китая г. Нанкин, японские солдаты уничтожили более 200 тыс. его жителей. Международный военный трибунал в своем приговоре дал следующую картину того, что произошло в этом многострадальном городе: «К моменту вступления японской армии в город утром 13 декабря 1937 года всякое сопротивление прекратилось. Японские солдаты бродили толпами по городу, совершая различного рода зверства. Многие солдаты были пьяны, они проходили по улицам, без разбору убивая китайцев: мужчин, женщин и детей, пока площади, улицы и переулки не были завалены трупами. Насиловали даже девочек-подростков и старух. Многих женщин, изнасиловав, убивали, а их тела обезображивали. После ограбления магазинов и складов японские солдаты часто поджигали их»[133].
Взятие Нанкина сопровождалось массовым убийством десятков тысяч китайских военнослужащих, сдавшихся в плен. Выступивший на заседании Международного военного трибунала капитан санитарного корпуса китайских войск Ли Тинфан рассказал, что произошло с ним и другими пленными китайцами в ночь на 17 декабря 1937 г.: «Японцы приказали нам отправиться на берег реки Янцзы. Нас было пять тысяч человек, и мы шли в колонне, которая растянулась на три четверти мили. Когда подошли к реке, нас расставили вдоль берега, с боков и сзади стояли японские солдаты с пулеметами, нацеленными на нас. На двух грузовиках привезли веревки, пленных начали связывать по пять человек. Кроме того, каждому связали за спиной руки. Я видел, как первых расстреливали из винтовок и трупы сбрасывали в реку. Нас привезли на берег в семь часов вечера… расстрел пленных продолжался до двух часов ночи»[134].
Основной способ проведения японским командованием оперативно-стратегических операций состоял в том, что подвижные группировки войск при поддержке авиации прорывали фронт на сравнительно узком участке в направлении железнодорожных и шоссейных дорог и стремились окружить противника. Однако китайским войскам, как правило, удавалось выйти из окружения. Упорство вооруженных сил Китая возрастало. С помощью советских военных советников командный состав гоминьдановской армии совершенствовал навыки управления войсками в бою. Китайские соединения и части создавали на направлениях наступления японских войск оборонительные рубежи, выводили из строя железнодорожные пути и шоссейные дороги, затопляли отдельные участки территории. Китайские войска применяли контратаки, замедляя наступление врага. Если в начале войны тактические темпы продвижения японских частей составляли 10–20 км в сутки, то в Уханьской операции они не превышали 1–3 км. Темп продвижения японцев в оперативном масштабе был еще ниже. В первый год войны японские войска продвинулись на 1100 км, а в первую половину второго года — менее чем на 300 км[135].
Сухопутные войска Японии несли в боях все большие потери. Если в Шанхай-Нанкинской операции их потери по отношению к китайским составляли 1:5, то в Уханьской операции они почти сравнялись (японцы потеряли до 120 тыс. солдат и офицеров убитыми и ранеными). План «молниеносной войны» против Китая провалился.
В это время правящие круги империалистических держав, все еще надеясь на столкновение Японии с Советским Союзом, не предпринимали для прекращения ее агрессии в Китае каких-либо эффективных мер, ограничиваясь лишь дипломатическими жестами. Более того, в 1937–1939 гг. США предоставили Японии военные материалы и стратегическое сырье на сумму 511 млн. долл.[136].
Председатель сенатской комиссии по иностранным делам конгресса США Питтман заявил в сенате: «Заблуждаются те, кто думает, что США являются нейтральной нацией и не участвуют в уничтожении человеческих жизней. Мы участвуем в массовом убийстве в Китае, помогая военными материалами Японии, которая покупает у нас 80 % бензина, а также железного и стального лома, нужного ей для вооружения»[137]. Китай имел к началу войны с Японией до 1900 тыс. солдат и офицеров, 500 самолетов, 70 танков, 1000 орудий различных калибров, 10 крейсеров, 15 сторожевых и торпедных катеров. В решающих боях за свою столицу китайские вооруженные силы потеряли практически все самолеты, танки, артиллерию и боевые корабли. В этих условиях жизненно важное значение для Китая имела военная помощь СССР. К весне 1938 г. СССР поставил Китаю 297 самолетов, 82 танка, 425 артиллерийских орудий, 1825 пулеметов, 400 автомашин, 360 тыс. снарядов и 10 млн. винтовочных патронов. В ноябре 1938 г. были доставлены в Рангун, а затем переправлены в Китай 100 37-мм противотанковых пушек, 2 тыс. ручных и станковых пулеметов, 300 грузовых автомашин, а также боеприпасы[138]. Поставки Китаю оружия и боевой техники осуществлялись и в последующем.
Благодаря советской военной помощи, а также поставкам из других страх и середине 1939 г. Китай развернул крупные вооруженные силы: 245 пехотных, 16 кавалерийских и одну механизированную дивизию (всего 3 млн. человек, имевшие на вооружении в первой линии 800 тыс. винтовок, 50 тыс. пулеметов, 1075 орудий, 213 танков, 150 самолетов)[139].
В Токио хорошо понимали, что без изоляции Советского Союза никакие военные усилия Японии не могут привести к победе в Китае. Поэтому летом 1938 г., используя напряженную обстановку в Европе в связи с подготовкой Германии к захвату Чехословакии, японское военно-политическое руководство решило предпринять агрессивные акты против СССР и МНР.
15 июля 1938 г. японское правительство потребовало от Советского правительства вывести пограничные войска с высот Заозерная и Безымянная, якобы принадлежавших Маньчжоу-го. Оно отказалось принять во внимание представленный советской стороной текст Хуньчуньского протокола, подписанного Китаем в 1896 г., с картами, из которых было видно, что претензии японской стороны незаконны. Одновременно японское правительство обвинило СССР в нарушении границ с Маньчжоу-го и развернуло вокруг этого широкую пропагандистскую кампанию.
К 29 июля японское командование, подтянув к границе 19-ю пехотную дивизию, несколько других частей (в том числе маньчжурские), танки, самолеты и бронепоезда, отдало приказ о наступлении. После двухнедельных ожесточенных боев силами 32-й, 40-й стрелковых дивизий и 2-й механизированной бригады японские войска были разбиты и отброшены за пределы советской территории[140]. 12 августа открылись переговоры о прекращении военных действий, Япония вынуждена была признать суверенитет Советского Союза над высотами Заозерная и Безымянная[141]. Победа советского оружия морально поддержала бойцов китайских вооруженных сил в их трудной войне против захватчиков.
После стабилизации фронта в Китае генеральный штаб армии Японии осенью 1938 г. приступил к разработке нового плана агрессии против Советского Союза, получившего наименование «План операции № 8». Этот план включал два варианта: «А» и «Б». Вариант «А» предусматривал нанесение главного удара в направлении советского Приморья, вариант «В» — в направлении Забайкалья. Военное министерство настаивало на проведении плана «А», генеральный штаб с командованием Квантунской армии — плана «Б». С весны 1939 г. развернулась подготовка к осуществлению агрессии против МНР и СССР согласно плану «Б»[142].
Японское командование, готовясь к проведению операции, приступило к строительству в дополнение к бывшей КВЖД новой стратегической железной дороги из Солуня на Халун-Аршан и далее на Ганьчжур. Новая железная дорога также велась через хребет Большой Хинган, а затем шла параллельно монголо-маньчжурской границе, местами на удалении от нее всего в 2–3 км[143].
Японское командование решило захватить часть территории МНР восточнее р. Халхин-Гол, чтобы создать плацдарм для агрессии против этой страны, а также против СССР, подписавшего 12 марта 1936 г. советско-монгольский протокол о взаимной помощи против агрессии.
Стремясь оправдать свои захватнические действия, японцы пошли па подлог. На своих топографических картах они обозначили границу Маньчжоу-го по р. Халхин-Гол, хотя фактически граница проходила восточнее реки.
Советское правительство заявило в начале 1939 г., что «границу Монгольской Народной Республики, в силу заключенного между нами договора о взаимопомощи, мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную»[144].
Несмотря на это заявление, японское командование начало осуществлять вооруженные провокации па границе МНР и сосредоточило здесь части из состава 23-й пехотной дивизии и несколько полков баргутской конницы. В районе Хайлара находилась японская авиационная группа, имевшая в своем составе бомбардировщики, истребители и разведчики. 11 мая 1939 г. произошло серьезное нарушение границы МНР японским подразделением. На другой день японцы ввели в бой пехотный полк, поддержанный авиацией, и вышли к р. Халхин-Гол. Началась неспровоцированная японская агрессия Японии против МНР.
Сосредоточив у границ МНР значительные силы (38 тыс. солдат и офицеров, 310 орудий, 145 танков и бронемашин, 225 самолетов), японское командование 2 июня ввело их в действие. Но ударная группировка агрессора была наголову разгромлена советско-монгольскими войсками. 8 июня противник возобновил наступление. После четырехдневного кровопролитного боя его войска были вынуждены отступить. В течение всего июня и июля, то затихая, то разгораясь, на берегах Халхин-Гола шли бои. Вначале превосходство в количестве войск и основных видов техники было на стороне противника. В августе положение изменилось. Из Советского Союза в МНР подошли подкрепления. На рассвете 20 августа советские войска под командованием комкора Г. К. Жукова при мощной поддержке авиации и танков перешли в наступление. Захватчики были окружены и разгромлены[145].
Конец японской агрессии против МНР практически совпал с началом второй мировой войны.
Идеологическая обработка населения и вооруженных сил
Характерной чертой японского милитаризма было большое внимание, уделяемое правящими кругами Японии военно-идеологической обработке населения страны и личного состава вооруженных сил. Это было обусловлено рядом причин.
Во-первых, высшее военно-политическое руководство и японские монополии («дзайбацу»), оказывавшие огромное влияние на формирование милитаристской политики, учитывали, что военный потенциал страны, несмотря на его быстрое развитие, недостаточен для успешной борьбы с такими мощными индустриальными государствами, как СССР, США и Великобритания, и поэтому стремились компенсировать этот недостаток путем создания высокого боевого духа у военнослужащих и идеологического единства населения, являющегося необходимым условием прочного тыла.
Во-вторых, идеологическая обработка, пропаганда необходимости «сплочения нации против общего врага» и других милитаристских идей должны были способствовать, с одной стороны, укреплению единства народа, а с другой — создавать условия для усиления эксплуатации трудящихся с целью повышения прибылей капиталистов.
В-третьих, правящие круги принимали меры для противопоставления идеям социализма, получившим широкое распространение после Великой Октябрьской социалистической революции, реакционных, милитаристских идей. Пропаганда идеи «общности судьбы народов Восточной Азии», распространение лозунгов о необходимости их объединения для «освобождения от белых колонизаторов», с одной стороны, помогали японским монополиям конкурировать с американскими и европейскими монополиями и овладевать рынками сбыта и сферами влияния экономическими методами, а с другой — создавали более благоприятные условия для захвата азиатских стран. Вместе с тем идеям паназиатизма придавалась антисоветская и антикоммунистическая направленность: японская пропаганда изображала коммунистов, Советский Союз главными противниками национального освобождения азиатских народов.
Особенностью военно-идеологической обработки населения Японии явилось использование в милитаристских целях идей не только буржуазного, но и феодального общества, а также — в самых широких масштабах — религии.
Идеологи военщины пропагандировали принципы морально-этического хчо1хекса самураев «бусидо» («путь воина»). Главными принципами этого кодекса являлись: преданность императору и своему хозяину (командиру), храбрость, презрение к смерти, скромность в быту (умение довольствоваться малым).
«Бусидо» тесно связан с национальной японской религией синто. Синтоистский культ почитания душ умерших героев (погибших, выполняя приказ командира, хозяина) был использован для включения в правила поведения воинов принципа храбрости и презрения к смерти.
Догматы буддизма также оказали влияние на формирование морального кодекса самураев. Буддийский догмат о перевоплощении, утверждающий, что в случае «добродетельного» поведения простой солдат, рабочий или крестьянин может перевоплотиться в человека высокого общественного положения, содействовал формированию одного из принципов «бусидо» — дисциплинированность. Повиновение своему хозяину — командиру, считавшееся, согласно буддийской религии, «добродетелью», являлось одним из главных правил кодекса поведения самураев.
Известно, что ортодоксальный буддизм категорически запрещает убийство. Однако японских милитаристов явно не устраивал этот принцип. Поэтому в Японии получила широкое распространение одна из относительно самостоятельных ветвей буддизма — школа секты «дзэн», предусматривавшая различного вида «искупления» своего жизненного пути, на котором убийства как бы носили характер «профессионально-бытовой» необходимости. Японская военщина, отдавая определенную дань буддизму, чтила также различные синтоистские божества, менее взыскательные в отношении пролития крови, особенно бога войны Хатимана[146].
Особенно широко использовался для идеологической обработки населения и военнослужащих синтоизм, который в отличие от других религий, выбравших в качестве объекта религиозных спекуляций внутренний мир и переживания отдельного человека, с самого начала возник как государственная религия, обожествлявшая главу японского государства[147]. Японское правительство 3 августа 1935 г. выступило со специальным раз выяснением сущности национального государственного строя: «Государственный строй Японии определился еще тогда, когда по божественному повелению спустились на землю потомки Аматэрасу (богини Солнца — Примеч. ред.). Непрерывная в веках линия императоров правит нашей страной»[148]. Используя чувства верующих японцев, которые считали императора живым богатством, правящие круги сделали «тенно» («божественного императора») знаменем агрессии, провозгласив лозунги: «Император за народ, а народ за императора!», «Сто миллионов — одно сердце!». Буржуазная пропаганда вносила свою лепту в усыпление классового сознания народа, называя рабочих «бойцами производства», а семьи, у которых мужчина ушел воевать, — «домами славы»[149].
Фашизация Японии, проводившаяся военщиной и «дзайбацу» особенно интенсивно в конце 30-х и начале 40-х годов, в период непосредственной подготовки к расширению японской агрессии, осуществлялась в обстановке оголтелой пропаганды идей, почерпнутых из своего рода библии японских фашистов — книги К. Икки «Программа реформ Японии». Важное место в пропаганде занимало абсолютизирование роли государства, которое якобы имеет «право» объявления войны, например, «во имя освобождения Индии от английского ига, Китая — от иностранного гнета», а также «тем нациям, которые владеют чрезмерными территориями или управляют ими бесчеловечным образом, например, для отторжения Австралии от Англии и дальневосточной Сибири от России»[150].
Главное внимание уделялось обоснованию «необходимости» ведения большой войны «во имя процветания» японцев и других народов Азии. Японские проповедники агрессии использовали для своих целей идеи «хакко ити у» и «кодо».
Понятие «хакко ити у» («восемь углов под одной крышей», т. е. объединение всех «углов» мира в одну «семью») взято из древней японской рукописи «Нихонсёки», где оно выдавалось за высказывание мифического императора Дзимму, который, как гласит предание, правил Японией в 660 г. до н. э. В своем традиционном значении оно означало всеобщий принцип гуманности, который, как предполагалось, в конце концов распространится на весь мир[151]. Однако в период Токугава (XVII–XIX вв.) это изречение стало толковаться как идея господства Японии над всем миром[152].
«Кодо» является сокращением фразы, которая буквально обозначала «единство императорского пути». В эпоху феодализма считалось, что идея «хакко ити у» должна быть осуществлена в результате правления императора. Принцип «хакко ити у» в трактовке идеологов феодализма являлся целью, а преданность императору была тем путем, который вел к ней[153].
Эти идеи были связаны с императорской династией и в период незавершенной буржуазной революции 1867–1868 гг. Император Мэйдзи провозгласил их в рескрипте, обнародованном в 1871 г. Они интерпретировались вначале правящими кругами как призыв к патриотизму японского народа. Однако в 20-30-х годах ХХ в. японские пропагандисты милитаризма призывали во имя этих двух идей и территориальной экспансии, и постепенно понятия «хакко ити у» и «кодо» стали символами мирового господства, осуществляемого при помощи военной силы[154].
Так как Советский Союз и мировое коммунистическое движение рассматривались японскими правящими кругами в качестве главного препятствия в деле реализации их агрессивных планов на континенте, то понятия «хакко ити у» и «кодо» приобрели также антисоветскую и антикоммунистическую направленность.
Понятие «кодо» часто связывалось милитаристами с термином «национальная оборона», под которой подразумевался захват чужих территорий. «Национальная оборона, — заявлял военный министр С. Араки, — не ограничивается обороной самой Японии, но включает также оборону "пути, по которому идет страха", а именно "кодо"»[155]. Араки ясно показал, что национальная оборона «означала завоевание других стран», а «кодо» является путем агрессии. Что касается «хакко ити у», то этот принцип все более приобретал смысл господства Японии в Восточной Азии и бассейне Тихого океана.
В пропаганде милитаристских идей среди японского населения и военнослужащих широкое распространение получило выражение «жизненная линия» Японии. Когда японские милитаристы решались на захват какой-либо страны или района, они объявляли, что именно там пролегает «жизненная линия» Японии, т. е. линия, от которой якобы зависит жизнь или смерть японского народа. «Военщина всегда стремилась оправдать свои агрессивные военные авантюры, — свидетельствует Приговор Международного военного трибунала для Дальнего Востока, — претендуя на то, что они были оборонительными. Именно в этом смысле Маньчжурия рассматривалась как "жизненная линия" Японии»[156].
Важное значение для обоснования агрессивного курса Японии имели утверждения государственных деятелей и буржуазных пропагандистов о перенаселенности страны и бедности ее полезными ископаемыми, что якобы дает право на захват новых территорий и источников сырья. Эта теория появилась еще до японо-китайской войны 1894–1895 гг. Однако и после того, как Япония в результате войны с Китаем захватила Тайвань, а затеи фактически превратила в свою колонию Корею, она не только не отказалась от войн, но, наоборот, использовала эти факторы для подготовки к еще большим по своим масштабам войнам. По мере того как расширялись захваченные территория и сферы влияния Японии, теория о «перенаселенности» страны пропагандировалась все настойчивее. Особенно широкое распространение эта теория получила между двумя мировыми войнами. О необоснованности этой «теории» весьма откровенно высказался премьер-министр И. Хара, записавший в своем дневнике в связи с его беседой на эту тему с советником императора (гэнро) Ямагата: «Нам выгодно убедить иностранцев в том, что в связи с перенаселенностью страны японцы должны эмигрировать за границу, и нам нужно получить на это согласие иностранных держав. Фактически же процент прироста населения нашей страны весьма сомнителен, а территория ее вполне достаточна для расселения населения внутри страны, и нет оснований беспокоиться о перенаселенности. На самом деле, когда мы за последнее время добились некоторого подъема промышленности, мы столкнулись с нехваткой рабочей силы»[157].
Большое место в идеологической обработку, населения и вооруженных сил занимали уже упоминавшиеся ранее идеи паназиатизма. В метрополии и на территориях, намеченных японским военно-политическим руководством в качестве объекта агрессии, широко пропагандировалась «великая миссия» Японии по освобождению цветных народов от гнета белых, установлению на Востоке благоденствия, укреплению там «военного мира»[158].
Конкретным выражением идей паназиатизма явился лозунг о создании «сферы сопроцветания» стран «Великой Восточной Азии», впервые провозглашенный японским министром иностранных дел Мацуока 1 августа 1940 г.[159]. Правительственные органы пропаганды изображали «сферу сопроцветания» в качестве союза «независимых» государств Восточной Азии, который будет создан после изгнания (с помощью Японии) белых колонизаторов[160]. На самом деле речь шла о японской колониальной империи, в состав которой, по замыслам военщины, должны были войти оккупированные японскими войсками территории, где власть будет принадлежать (по типу Маньчжоу-го) марионеточным правительствам, действующим целиком в интересах и по указке японских «дзайбацу» и «гумбацу».
В распространении милитаристских идей принимали участие органы государственной пропаганды, пресса, кино, радиовещание, милитаристские организации, школы, высшие учебные заведения, храмы, аппарат идеологической обработки вооруженных сил.
В 1939–1941 гг. правящие круги Японии приняли дополнительные меры с целью усиления милитаристской пропаганды среди населения и военнослужащих. В марте 1939 г. по указанию министерства культуры было введено военное обучение в высших учебных заведениях, а в мае того же года — в начальных школах, где пяти-шестилетним мальчикам стали внушать принципы «бусидо»[161].
С 1 сентября 1939 г., со дня начала второй мировой войны, в Японии первое число каждого месяца было объявлено «днем служения процветанию Азии». В этот день особенно широко пропагандировались идеи паназиатизма[162].
В апреле 1939 г. власти провели ряд мероприятий по милитаризации кино. Были изданы распоряжения, вменявшие в обязанность кинокомпаниям: не подрывать воинскую дисциплину, не высмеивать армию; не изображать в преувеличенно мрачных тонах военные действия; не притуплять боевой дух Народа; не подрывать моральное состояние мобилизованных и их семей; избегать развлекательных и упаднических фильмов. Фильмы, поставленные в соответствии с инструкциями властей, активно пропагандировали японскую агрессию против китайского народа. Они выходили обычно с начальными титрами: «Сплотим нашу страну», «Защитим наш тыл» и т. д.[163].
В 1939 г. в стране была развернута подготовка к празднованию 2600-летия основания государства («кигэнсэцу»), которое состоялось 11 февраля 1940 г. К этой дате было выпущено много верноподданнических статей и книг, в которых представители официальной японской исторической науки, признавая существование нескольких сильных родов (удзи) в VII в. до н. э., давали совершенно извращенную картину присутствия наряду с ними единого «императорского дома», якобы непрерывно и безраздельно правившего Японией с 660 г. до н. э. Одновременно была развернута травля тех историков, которые трактовали древнюю историю не в соответствии с официальной точкой зрения, например известного ученого С. Цуда, который в ряде своих трудов на основании изучения конкретного материала опровергал официальную точку зрения и показывал, что все якобы «точные» данные о жизни первых императоров сочинены гораздо позже[164].
Осенью 1940 г. под руководством Ассоциации помощи трону, созданной вместо распущенных политических партий, было проведено объединение интеллигенции в различного рода общества «служения отечеству». К концу 1941 г. в такие общества вынуждены были вступить почти все писатели и журналисты, художники и артисты. Общества «служения отечеству» строго регламентировали их творческую деятельность, добивались того, чтобы она упрочивала дух милитаризма[165].
В конце 1940 г. было создано Управление информации при совете министров на базе бюро информации и отделов информации министерств: военного, военно-морского, внутренних дел и иностранных дел. Это Управление, укомплектованное офицерами армии и флота и чиновниками других министерств, получило значительную самостоятельность и взяло в свои руки руководство милитаристской пропагандой среди населения[166]. Ежемесячно Управление проводило совещания руководителей издательств, на которых участникам сообщалось о военной обстановке и давались указания о направлении их деятельности. Была введена система предварительного представления рукописей, подлежавших сдаче в печать. Заметную роль в милитаристской пропаганде играла так называемая репортажная литература — публикации наиболее известных писателей, направленных на фронт Управлением информации[167].
Роль самой армии в таких условиях заключалась в закреплены идеологического влияния на военнослужащих и соотнесении его с требованиями военной дисциплины.
На командиров всех степеней возлагалась ответственность за «моральное воспитание» солдат. В одном из руководящих армейских документов указывалось: «Духовное воспитание является мозгом обучения, и об этом командир не должен забывать даже во сне»[168]. Командование жестоко наказывало офицеров за упущения в «моральном воспитании». На Шанхайском фронте, например, взбунтовавшаяся рота 24-й бригады была расстреляна в полном составе, включая офицеров: солдаты — за мятеж, а офицеры — за то, что не смогли предупредить бунт и справиться с ним.
Основным звеном в идеологической обработке солдата японское командование считало роту, а организатором «морального воспитания» — командира роты[169]. Значительная часть работы по милитаристскому воспитанию проводилась в «учебной комнате», где вывешивались портреты генералов, агитплакаты, велись беседы.
В батальонах, полках, дивизиях, полевых армиях организаторами и руководителями идеологической обработки личного состава являлись их командиры, при которых в качестве исполнительных и совещательных органов были созданы «комиссии по моральной подготовке». В их состав входили соответствующие начальники штабов, по одному офицеру из нижестоящих подразделений, частей и соединений, офицеры штабов и жандармские офицеры. «Комиссии по моральной подготовке» изучали вопросы политико-морального состояния военнослужащих и населения в районах их дислокации, разрабатывали меры по идеологической обработке военнослужащих и населения и по предотвращению появления революционных, пацифистских и других настроений.
Непосредственно в частях и соединениях «моральное воспитание» личного состава осуществляли «отделы подготовки и воспитания», которые составляли планы идеологической обработки и руководили ее проведением.
При частях и соединениях па фронте имелись постоянные служители религиозных культов, а также агитационные отделы для пропаганды среди населения.
Основной формой идеологической обработки являлись уроки по «моральному воспитанию», а также ежедневные получасовые наставления командира подразделения. В частях проводились также лекции, доклады, выставки, демонстрировались фильмы, торжественно отмечались праздники — особенно день армии и день флота (приуроченные к очередным годовщинам Мукденского и Цусимского сражений русско-японской войны), праздник в честь императора Мэйдзи, а также полковые и дивизионные праздники.
Вся пропаганда, проводимая в армии, как правило, была окрашена в религиозные тона и имела антисоветскую, антикоммунистическую направленность. Догмат о божественном происхождении Японии и императора, догматы, культивирующие «обожествление» героев, использовались в целях восхваления японского милитаризма и агрессии.
В методике пропаганды в императорской армии требовался строго индивидуальный подход к солдату, тщательный отбор аргументов. Командиры заводили переписку с семьей солдата. По настоянию офицеров родители нередко присылали своим сыновьям письма с наставлениями и советами «служить честно», а иногда и с угрозами лишить наследства и т. п. Солдату повседневно внушалась мысль, что «нет цветка краше вишни и человека лучше военного», что «военная слава — наивысшая слава».
Японские правящие круги, ведя подготовку к агрессии против СССР, США и Великобритании, стремились убедить народ своей страны в вынужденном, справедливом характере предстоящей войны. Органы пропаганды изображали Советский Союз агрессором, стремящимся поработить народы Китая, в первую очередь Маньчжурии, и захватить Японию[170].
США и Великобритания также обвинялись в подготовке агрессии против Японии, а шаги американского и английского правительств по введению некоторых ограничений на торговлю с Японией в период развертывания ею агрессии против Китая изображались как попытка задушить японскую нацию путем организации экономической блокады. После оккупации японскими войсками северной части французского Индокитая, когда в США были установлены некоторые ограничения па экспорт в Японию стратегических материалов, японские газеты писали, что «состояние экономической войны уже имеет место на Тихом океане»[171]. Летом 1941 г. после объявления Соединенными Штатами запрета на ввоз нефти в Японию «японские газеты с таким отчаянием убеждали своих читателей, что Японию "окружают", как будто петля голода уже затягивалась на шеях редакторов», хотя запрет не прекращал, а лишь ограничивал американо-японскую торговлю[172].
Осенью 1941 г. выступления японских государственных и политических деятелей приняли особенно провокационно-истерический характер. Так, депутат Т. Симада заявил в японском парламенте, что «Япония является объектом невидимого воздушного балета», что США и Англия «не перестают издеваться над Японией», но «даже над Буддой нельзя смеяться больше трех раз». Далее Симада сказал: «Раковая опухоль на Тихом океане находится в умах высокомерных американских лидеров, которые стремятся к мировому господству». Он утверждал, что для борьбы с раком необходим «большой нож», и вопрошал: «Когда нее правительство разрешит нации взять скальпель?»[173].
В конце ноября 1941 г. ряд членов японского правительства выступили с резкими нападками на США и Англию, а пресса стала публиковать статьи 00 «антияпонской политике этих стран»[174].
Правящим кругам Японии удалось путем усиленной идеологической обработки населения, а также широкого применения террора сделать его послушным исполнителем воли эксплуататорских классов, военно-фашистского режима. Вооруженные силы, где милитаристская пропаганда проводилась особенно интенсивно, превратились в послушное орудие агрессивной политики японской военщины.
Разумеется, в Японии существовали силы, которые вели борьбу против разгула милитаризма. Это были прежде всего коммунисты и левые социалисты. Антивоенная борьба, разоблачение агрессивных планов и действий правящих кругов приняли после победы Великой Октябрьской социалистической революции более массовый характер, чем в период русско-японской войны 1904–1905 гг. Профсоюзы, прогрессивные студенческие и женские организации в период японской военной интервенции против Советской России и агрессии против Северо-Восточного Китая, несмотря на политику репрессий в отношении антивоенных демократических сил, проводили митинги протеста против экспансионистской политики правящих кругов, требовали возвратить японские войска на родину.
Катаяма Сэн отмечал в 1933 г., что с 1928 г. арестовано «свыше 25 тысяч революционных рабочих, крестьян, интеллигентов»[175].
В конце 1937 г. после начала широкомасштабной агрессии Японии против Китая были произведены массовые аресты противников войны[176]. КПЯ в результате жестоких репрессий и полицейских провокаций была сильно ослаблена: по существу, борьбу продолжали лишь отдельные нелегальные группы коммунистов. Со второй половины 30-х годов в стране имела место лишь «разобщенная деятельность некоторых групп коммунистов, борьба отдельных коммунистов»[177].
Таким образом, при помощи усиленной идеологической обработки населения и вооруженных сил, репрессий и террора против демократических антивоенных сил правящие круги Японии готовились к осуществлению своих далеко идущих агрессивных планов, к расширению территориальных захватов, активному участию в надвигавшейся второй мировой войне.