ТРЕВОЖНЫЙ ВЕЧЕР

ТРЕВОЖНЫЙ ВЕЧЕР

Возбужденное настроение не покидало Анну ни на минуту. Она решила, что надо действовать активнее, хотя никаких указаний на этот счет от Базова не получала. День ото дня ее все больше занимали таинственные совещания Бюхнера и Фишера, которые велись в гостиной, расположенной как раз под ее комнатой.

И Анна решилась на хитрость. После пожара в Континентальхаузе местами была повреждена осветительная проводка, и над чашкой люстры в гостиной образовалось отверстие, которое еще не было заделано. В комнате Анны это отверстие прикрывал давно лежащий здесь ковер.

После ужина Анна, как обычно, отправилась наверх, в мезонин. Оставив ключ в замочной скважине, чтобы обезопасить себя от подглядывания, она откинула ковер и приникла к отверстию ухом. «Слуховой аппарат» получился отличным, и она сразу же услышала очень важный разговор.

— И все-таки я считаю, что доложить о наших подозрениях консулу Кнаппу необходимо, — чеканил слова Бюхнер.

— Чепуха! Поверь мне — чепуха! — Фишер говорил весело, и Анна поняла, что он уже под градусом. — Надо проверить еще раз Маринову. Только и всего!

— Чем больше ты путаешься с бабами, тем глупее становишься. Проверять еще раз, как ты советуешь, Франц, — бессмысленно.

— Безусловно. Тем более что зашифрованные документы хранятся и у тебя «где-то», и у меня «где-то» в комнатах. Разве не так? И этой бабе легко взять бумаги, находящиеся в комнатах.

— Они зашифрованы.

— Да! Но в ГПУ не дети!

— В чем ты конкретно ее подозреваешь, Иоган?

— Трезор покусал твою пассию около сейфа…

— Ну и что?

— Причем бросился на нее — значит, сейф ее интересовал.

— А может быть, она взбесила Трезора. Он ведь бросился и на меня, Иоган. И я убил его…

«Бежать! — подумала Анна. — Бежать от всего… От всего запутанного, грязного, что окружает ее тут, в Континентальхаузе. Бросить все и бежать!»

Но тогда она предаст людей, поверивших ей, — Базова, Ларцева. Да только ли их? Она бросит начатое дело на полдороге и провалит всю работу по раскрытию шпионской сети. При первых же признаках тревоги эти люди поменяют документы и обличье, скроются, убегут за границу, найдут прибежище в посольстве. Без поимки их с поличным у чекистов будут связаны руки.

Она, Анна Маринова, должна узнать конкретные планы врагов. У них что-то намечается. Только тут, в Континентальхаузе, есть возможность узнать, что собираются предпринять эти лица, выдающие себя за коммерсантов.

Вскоре Анна вновь воспользовалась «слуховым аппаратом». Это был вечер приезда в Континентальхауз Габта и Мюллера. Анна слышала истерику Габта, с удивлением узнала, что Мюллер вовсе не Мюллер, а русский офицер, продавшийся немцам! У него, как он сам сказал, были отличные документы, и он собирался инспектировать русскую агентуру на местах, побывать на Дону, на Урале.

Вскоре за Габтом пришла машина из посольства, и он уехал. Бюхнер предложил Мюллеру коктейль, но тот отказался. Не стали пить и остальные — в угоду достаточно высокому гостю из Берлина. Что гость высокий, Анна поняла по тому, что Мюллер, или как его там, довольно бесцеремонно отчитал Бюхнера и Фишера.

— Сами понимаете, господа, сейфы абвера с досье на агентов в России практически пусты. Бывшие сановники, бывшие фрейлины, бывшие министры либо обитают за границей, либо вообще не у дел. Среди «спецов», как говорят русские, мы пока не имеем особого успеха… Те, кто числится в нашей картотеке, скорее, деляги, огрызки нэпа, но не ученые, не инженеры. Да и таких единицы, и практической пользы для нашего дела от них ожидать трудно. Больше пяти лет вы вели только подготовительную работу! Нужен широкий размах и масштабные операции. Предупредите своих агентов на Днепрогэсе, Волхове, Могэсе, бакинской «Красной звезде», на Урале — в Златоусте, Свердловске, Челябинске, — чтобы они были осторожны и не занимались мелочами. Надо готовиться к будущему…

— Вы не представляете себе, герр Мюллер, всей трудности работы с русскими, — возразил Бюхнер.

— Я — русский, господа! — отрезал Мюллер. — А вам надо приложить все усилия, чтобы более успешно осуществлялась подготовка наших операций.

— Легко, сидя в Берлине, планировать операции, — обиженно протянул Бюхнер.

— Операции планировались на основе ваших донесений, — парировал Мюллер. — Если ваши донесения соответствуют истине — задание осуществимо.

…Анна потерла пальцами переносицу, но это не помогло, и она громко чихнула. В гостиной повисла тишина.

— В мезонине живет секретарша фирмы, — пояснил Фишер.

— Не слон же она, чтобы так чихать. Не слишком ли у вас тонкие перекрытия в доме?

Бюхнер пробормотал нечто неразборчивое.

Маринова застелила ковер и нервно прошлась по комнате.

Она понимала, что после этой глупейшей случайности ей нельзя оставаться в Континентальхаузе. Надо же ей было выдать себя! Но уйти вот так сейчас, с бухты-барахты, тоже опасно. Уж тогда-то их подозрения подтвердятся окончательно. Что же делать? Что делать?

Размышления Анны прервал стук в дверь.

На пороге стоял Фишер с конвертом в руках.

— Это надо срочно отвезти в Москву.

— Но ведь поздно. Я не успею вернуться.

— Переночуете в посольстве.

— Тогда мне придется взять… кое-что из вещей. Надо будет переодеться, да и без несессера не обойтись.

— Забирайте хоть весь гардероб, — странно усмехнулся Фишер.

— Что за глупости! Я вернусь с первым же поездом! Если только меня не задержит ответ консула Кнаппа.

— Не думаю.

Фишер откланялся и вышел. Анна осталась стоять у стола. Она находилась в странном оцепенении. Дурное предчувствие холодком коснулось ее сердца. «А что, если меня выпроваживают ночью, чтобы убить… Да, чтоб убить!»

Она опустилась в кресло у стола. Взгляд упал на конверт, принесенный Фишером. «Может быть, клей еще не высох?» Она осторожно попробовала открыть пакет. Клей действительно еще не прихватил бумагу. Листок, вложенный в конверт, был чист.

У выхода из подворья ее никто не остановил, и она прошла на улицу. Было уже темно. Расцветшие золотые шары — прощальные цветы лета — казались серыми. Глубокое августовское небо усеяли звезды, крупные, мерцающие. На соседней даче «Утомленное солнце» сменилось заезженной «У самовара я и моя Маша». Маринова вздохнула полной грудью и торопливо пошла по просеке к дороге, ведущей на станцию.

До станционного фонаря оставалось совсем немного. Дачники давно закончили свой вечерний променад, и на серой, вытоптанной песчаной дороге не было ни души. Лишь какая-то тень мелькнула на перроне под фонарем.

— Анна Сергеевна! — послышалось из кустов.

Маринова узнала голос Ларцева.

— Быстрее сюда!

Юркнув в придорожные кусты, Анна действительно увидела Ларцева.

— Откуда вы узнали, что мне трудно? Просто плохо. Совсем плохо!

— Я увидел Фишера, спешащего зачем-то на станцию. Он не любит ночных прогулок. И тут — вы.

— Меня, кажется, хотят… убить.

— Что?

— Дали пакет с пустой бумажкой и отправили ночью в посольство. Якобы к Кнаппу.

— Хорошо, что я вас остановил! Не входите в посольство. Отдайте пакет привратнику. А сейчас я первым пойду на станцию и в Москве вас подстрахую. Поняли?

— Да.

— Ни в коем случае не выходите в тамбур. И помните — я рядом.