НОЧНЫЕ ТЕНИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НОЧНЫЕ ТЕНИ

Над городом уже спускалась тихая декабрьская ночь. Водитель такси Хамитов, завершая очередную смену, возвращался на своей новенькой светло-желтой машине с Арского поля в центр города. «Сейчас, — думал он, — заверну в гараж — и на отдых». Такси было свободно.

Вдруг впереди показалась группа подвыпивших людей. Когда машина приблизилась, один из них поднял руку. Водитель затормозил. Человек в телогрейке, остановивший такси, резко рванул дверцу водительской кабины и, не обращая внимания на шофера, уселся рядом. Затем, высунув голову из кабины, крикнул:

— Эй, братцы! Залезай! Поехали!

И все они неуклюже погрузились в машину. «Волга» наполнилась водочным перегаром.

— В Борисково! — коротко сказал пассажир, одетый в телогрейку.

Хамитов гнал машину, стараясь «поспеть в гараж к окончанию смены. А пассажиры вели себя тихо, даже слишком тихо. Они лишь о чем-то переговаривались между собой. Миновав железнодорожный мост, машина вырвалась на широкое шоссе. Вот и Борисково. Когда машина миновала поселок, водитель спросил:

— Дальше?

— Останови! — пробасил тот, который сидел рядом.

Машина остановилась, и пассажиры молча вышли. «Зачем понадобилось им ехать ночью в открытое поле?» — мысленно спросил себя Хамитов. В этот момент один из пьяных неожиданно скомандовал:

— А ну-ка, брат, дай баранку! Я покажу тебе, как надо газовать.

— Что вы, ребята, — запротестовал Хамитов, — это ведь государственная машина…

— Знаем без тебя… Ты давай, дурака не валяй! Выходи! — И, применив физическую силу, человек в телогрейке грубо вытолкнул Хамитова из «Волги».

«Что они хотят сделать? Ведь у меня в кармане сменная выручка! Неужели ограбят?» — холодея, подумал водитель. На дороге он увидел огонек встречной машины. «Скорей бы подъехала!»

— Да ты не бойся, садись с нами. Мы тебе только покажем, как надо рулить, — ухмыльнулся тип в телогрейке.

И двое, взяв Хамитова за руки, втолкнули его на заднее сиденье. Машина сразу тронулась с места.

«Запомнить бы всех их, гадов!» — вглядываясь в темноту, рассматривал Хамитов лица хулиганов. На вид все они были лет восемнадцати-двадцати. За рулем сидел человек в телогрейке. Управлять машиной он умел, но вел ее неровно, рывками.

— Гоню на Дербышки! — сказал он, не отрывая глаз от дороги.

Грустные мысли одолевали Хамитова в эти минуты. Что делать? Как предотвратить аварию? Как сберечь выручку? Там им помешала встречная машина… Разве они не полезут в карманы? И сам он может стать жертвой негодяев…

На улице Жданова «Волга» на минуту остановилась, чтобы пропустить трамвай. Миг! Но Хамитов решил действовать. Он быстро нажал на ручку, распахнул дверцу и на ходу выпрыгнул, очутившись у самой бровки дороги в снегу.

Шофер ушибся, но, быстро овладев собой, тревожно крикнул:

— Помогите, машину угнали!..

Его услышали, бросились за машиной; та, прибавив газу, поднялась на гору и скрылась в темноте.

Не теряя времени, Хамитов побежал в милицию, где подробно рассказал о случившемся.

* * *

Ночной сторож клиники имени Вишневского, поеживаясь от холода, торопливо проверял объекты охраны. Клиника разбросана, пока обойдешь все тихие уголки, пройдет немало времени. А сегодня Ивану Киселеву было дано еще особое поручение: «смотреть за кочегарами».

Что они, новички? Сами не справятся с работой? Нет, все они дело знают. Но сегодня за ними надо следить, они пришли на работу нетрезвыми. Заснут в котельной — может выйти из строя вся отопительная система больницы. И охранник поспешил в кочегарку…

Дорога вела мимо гаражей, поэтому Киселев на минуту задержался, чтобы проверить замки.

— Все на месте, — пробормотал он, осматривая замок первого гаража, но когда взгляд его упал на двери второго гаража, он удивленно остановился.

— Что это? Да тут и дверь настежь открыта! — вслух произнес Киселев. — По вызову, что ли? Не мог же Костя иначе так оставить. Стало быть торопился…

Так успокаивая себя, охранник направился к дежурному врачу Софье Усмановне.

— Доктор, вы посылали куда-нибудь машину? — осторожно спросил охранник.

— Какую?

— Санитарную.

— Нет, — покачала головой Софья Усмановна.

— А Костя, шофер, у вас не был?

— Тоже нет!

«Неужели он ее самовольно взял?» — пожал плечами Киселев. Но оказалось, что Костя Никитин в гараж не приходил.

* * *

Так уж было заведено у них: каждый вечер сводил их в одну компанию. Местом сборища считался вестибюль клуба имени Горького. А морозным вечером 18 января 1960 года все шло как обычно. Словно по какому-то волшебному зову тянулись они поодиночке в клуб. Вид у всех был потрепанный, настроение скверное, от недавней попойки болела голова.

Вчера состоялся очередной пир в честь Нового года по старому стилю. Это первое. А второе — вчера же из заключения вернулся Сашка, которому устроили пышную встречу. В компанию любителей легкой жизни прибыло пополнение.

Было бы, конечно, куда лучше, если бы в Сашке заговорила совесть и он решил бы: «Иду на завод, где дадут мне работу по квалификации. Хватит бездельничать! Я искупил свою вину, лишившись свободы. Родина простила мой старый грех, досрочно освободила меня из колонии…»

Но, к сожалению, совесть в нем не заговорила, и годы заключения ничему не научили его. Поэтому и думал он совсем о другом: «Работа? Пусть пачкают руки дураки. А мы погуляем».

В компании сомнительных молодых людей нередко появлялись, порхая, как мотыльки, какие-то девицы. Что их влекло? Любовь, дружба, или что-нибудь иное? Неужели ни одна из этих девиц не догадывалась, что пышные угощения по поводу и без повода, ежедневные кутежи, бесцельные дальние прогулки на такси устраиваются не на трудовые деньги.

Ни девичьей гордости, ни скромности, видимо, у них не было.

А днем? Днем эти людишки расползались по своим щелям, растворялись в трудовой семье народа, двурушничали перед знакомыми, прикидываясь хорошими людьми.

И вот они снова собрались вместе. Зачем? Чтобы выпить! А когда эти парни пьянели, у них непременно появлялась особая «любовь» к машинам. Дело в том, что скандалить в общественных местах опасно — на каждом шагу дружинники. А вот угнать машину казалось им делом безнаказанным. И вообще, это шик…

Где же раздобыть машину сегодня?

Трамвай доставил бандитскую пятерку на улицу. Салиха Сайдашева, а оттуда они вышли на улицу Сабанче.

— Здесь, — сказал их заводила, человек в телогрейке, и по извилистой асфальтовой дорожке повел их мимо родильного дома в дальний угол двора. Один из парней, высокий, в сером пальто, остался на страже.

Прошло немного времени, и машина с надписью «Санитарная служба» бесшумно покинула двор…

На большой скорости шайка подъехала к площади Куйбышева. Сидевший за рулем с похмелья не заметил, как навстречу выскочило такси. Мгновение — и в городской сводке происшествий могла появиться еще одна запись. Но шофер такси успел затормозить. Авария была предотвращена, рядом прозвучал милицейский свисток. И снова хулиганы несутся вперед, не обращая внимания на бегущего за машиной милиционера.

— Угнали машину из гаража! — волнуясь сообщил следователю шофер Терентьев.

— Санитарную? — осведомился следователь.

— Так точно.

— Ваша машина обнаружена в районе озера Дальний Кабан. Сейчас вы поедете туда с нами.

Вместе со следователем Зиновьевым Терентьев выехал на место происшествия.

Перед ними предстала неутешительная картина.

Новенькая, цвета кофе с молоком, машина с синим пояском, стояла, уткнувшись радиатором в траншею. Зиновьев внимательно исследовал дверные ручки, стекла кабины, но ничего подозрительного не нашел.

Проверил еще раз, опылив перегородочное стекло в кабине каким-то порошком, — и неожиданно обнаружил следы пальцев, которые тут же изъял на пленку.

Так появилась первая улика, но вслед за ней пришла и первая неудача: «Следы пальцев, обнаруженные на перегородочном, стекле машины, оставлены большим и указательным пальцами водителя Ивана Терентьева» — гласило заключение экспертизы.

«В городе уже третий случай угона машины. Но какая шайка этим занимается?» — спрашивал себя следователь.

* * *

Кто не замечал этого аккуратно окрашенного в синий цвет ларька на углу улиц Толстого и Карла Маркса?

Бойко торговала здесь Анна Кузьминична Григорьева. Вот и сейчас, под вечер, двое подошли к крохотному окошечку. Одновременно кто-то постучал в дверь. На минутку Анна Кузьминична задумалась: «Отпустить покупателей или открыть дверь?» Но настойчивый стук прервал ее размышления. Она спросила:

— Кто там?

— Открой, это я! — последовал ответ. Григорьева в спешке даже не поняла, чей голос она услышала за дверью. «Наверное, знакомый», — решила она и взялась за крючок.

Дверь распахнулась, и перед Григорьевой выросли два незнакомых парня, оба в низко нахлобученных шапках и с поднятыми воротниками. В руках у них блестело что-то.

— Давай кассу! Ни звука! — хриплым голосом произнес один из них, в коричневом полупальто с меховым воротником.

Анна Кузьминична бросила взгляд на окошечко, вспомнив о покупателях, — может, увидят, что творится в ларьке.

— Тише! А не то… — процедил сквозь зубы один из «покупателей» в окне, показывая какой-то черный предмет.

Сердце у Григорьевой упало.

Между тем в ларек вошел юноша лет восемнадцати-двадцати, с худощавым продолговатым лицом, в демисезонном сером пальто и черном кепи с пуговкой на макушке, козырек у кепи был узкий. Парень обшарил полку, потом увидел картонную коробку, в которой, лежали деньги.

«Неужели найдут выручку?» — с тревогой думала Анна Кузьминична. В коробке лежала выручка лишь за последних два часа. Основную же сумму она спрятала, как всегда, за ящиком.

Поспешно рассовав по карманам лежавшие сверху деньги и сунув туда же несколько бутылок водки, воры выскочили из ларька и побежали по улице Толстого. Продавщица бросилась за ними, но никого на улице не встретила. Тогда она вернулась, заперла ларек и сообщила обо всем в органы следствия.

Прибывшие на место происшествия следственные работники осмотрели ларек и спросили продавщицу:

— Воры к чему-нибудь прикасались руками?

— Да. Один, который забрал выручку, дотрагивался до банок с консервами. Видите, вот эти банки «Алыча»…

При свете карманного фонаря на двух банках были видны пальцевые отпечатки. Консервы изъяли.

«Не одна ли воровская шайка орудует?» — думали работники следствия. Еще активнее принялись они за розыск темных личностей.

* * *

А в ночь-на следующий день из села Киндери Высокогорского района поступило тревожное сообщение: подломан магазин.

Едва забрезжила заря, работники следствия прибыли на место происшествия.

Что же они увидели?

С одного окна сорвана вместе с петлями широкая деревянная ставня. Она валяется тут же под окном. В двойных рамах окна отсутствуют стекла. На снегу груда битого стекла. В замке торчит сильно погнутый ключ.

Сосредоточенно осматривал все это прокурор. Его охватила досада: за каких-нибудь десять-пятнадцать дней вторая кража в районе. Неужели действует устойчивая шайка, — спрашивал он себя, — или просто произошло случайное совпадение? Вряд ли. Способ совершения краж один и тот же. Скорей всего это дело рук организованной группы.

Прокурор начал следствие с допроса охранника магазина Власова и продавщицы Якимовой. Но их показания сводились к одному: они ничего не видели и ничего не слышали. Было установлено лишь, что неизвестные взяли в основном водочные изделия.

Поступил сигнал о том, что ночью в райцентре появлялась неизвестная машина. Кто может знать об этом в первую очередь? Конечно, охранники.

Перед прокурором сидит сторож сельпо, рыжебородый старик Коломин. Его просят рассказать о случившемся.

— Сижу в своей будке, — волнуясь начинает он, — вижу, около магазина остановилась длинная низенькая машина. Легковая. Вроде белого цвета. Вышли трое, осмотрелись по сторонам и — прямо к магазину. Ну, зачуял я неладное, взял берданку, выскочил из будки и говорю: «Чего вам тут надо? Видите винтовку?» — А они: «Что, старина, испугался? Мы тут по своим делам…» Потом сели и уехали в сторону Казани. Прямо скажу, сомнительные люди.

— Номер машины запомнили? — спрашивает прокурор.

— Я ведь не думал, что кому-то понадобится номер, — оправдывается Коломин. — Впереди номер-то должен быть, да не разглядел, а вот сзади света не было.

— О приметах этих людей что можете сказать?

— Помню, один был здоровый, в телогрейке. У нас в селе есть похожий на него, тракторист Федька. А те двое ростом поменьше. В чем одеты и обуты — сказать затрудняюсь.

Появление ночью в райцентре легковой санитарной машины подтвердили и другие охранники. За версию о приезде грабителей на машине прокурор взялся основательно…

Вскоре в квартире районного прокурора ночью зазвонил телефон. «Неужели опять происшествие?» — подумал он. Говорил работник милиции Хайруллин. «Машина найдена! Там же обнаружены рассыпанные папиросы, конфеты, пустые бутылки. Много разменной монеты. Из роддома ее угнали. Но кто — неизвестно. Розыск преступников продолжаю».

— Ждите. Первым утренним поездом я буду в городе, — коротко сказал прокурор.

Рано утром прокурор прибыл в Приволжский отдел милиции, на территории которого в прошлую ночь была угнана санитарная машина. Эта машина была брошена на улице Калинина против пожарного депо…

На допросе дежурный по депо Асадуллин сообщил некоторые подробности о неизвестных, возившихся ночью около санитарной машины:

— Стою на посту, — рассказывал он, — вижу — рядом забуксовала машина. Санитарная. Один вышел из машины, потом другой… Их было не то трое, не то четверо. А машина в снегу застряла. Подошел тут ко мне парень и говорит: «Видишь, давай пособи!» Все мы машину толкали, толкали, но глубоко сидела она. Надоело мне, и я ушел. После смотрю — их тоже нет.

— А как они были одеты? — с нетерпением спросил прокурор.

— Один — полный и высокий, в телогрейке, другой уж больно мерз, в кепочке с этаким недоразвитым козырьком, то одно ухо прикроет, то другое. Мороз-то был сильный. Одежда у него — коротенькое пальто. По-моему, один еще был в куртке с молниями на карманах. Вроде — стиляга. А больше ничего не припомню…

«А ведь позавчера милицией задержаны двое с похищенным вином из ларька, что против завода «Красный Восток». И здесь и там — любители спиртного. Нет ли тут связи?» — прокурор решил поговорить с задержанными.

Привели одного из них — полного, высокого парня по фамилии Швецов. «Да он тоже в телогрейке!» — сразу отметил прокурор. Парень нехотя присел. Несколько раз провел рукой по взъерошенным светлым волосам. На все вопросы он отвечал односложно и отрицательно. «Видно, тип бывалый». Потом был доставлен на допрос второй его соучастник.

Теперь перед прокурором сидел в куртке с блестящими молниями на всех четырех карманах плюгавый мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати. Он тоскливо озирался по сторонам.

— Как звать?

— Юрий Данилевский.

— За что тебя задержали?

— За ларек. Швецов попросил подсобить ему.

— Скажи, а кто машину бросил у пожарки?

— Не знаю, там я не был…

— Откуда ты знаешь Швецова? Ведь он тебе не товарищ. Ему двадцать пять, а тебе только пятнадцать.

— Он учится в школе киномехаников. Познакомился с ним на улице…

— А что ты скажешь насчет ограбления магазинов в Высокогорском районе.

— Я из магазинов краж не совершал…

И тут после обыска в квартире Швецова явился Хайруллин.

— Дома, у него никаких товаров нет, — доложил Хайруллин, — а живет этот молодец с одним учащимся из школы киномехаников. Не вместе ли ездили? Да, нашел ключ зажигания от машины. Цифры на ключе — не то «060», не то «090». На всякий случай изъял и смотровое зеркальце из кабины легкового автомобиля.

Работники Приволжского отдела милиции сообщили, что только за последние пятнадцать-двадцать дней в городе зарегистрировано четыре случая угона легковых машин неизвестными лицами.

Для опознания Юры и Швецова был вызван пожарник Асадуллин. Последний тотчас же твердо опознал в Швецове человека в телогрейке, в Данилевском — парня в стиляжьей куртке.

На следующем допросе Юра рассказал, как был ограблен магазин.

* * *

После подлома магазина в д. Киндери воровская компания пришла в отличное расположение духа. Еще бы, теперь есть, что выпить! Человек в телогрейке, наняв такси, ездил по городу, скликая собутыльников на пирушку… Вскоре у клуба имени Горького собралось восемь человек. Были там еще какие-то две девицы.

— Билетов нет! — деланно вздохнул парень в серой кепке.

— Гульнем, что ли, ребята? Все равно делать больше нечего, — сказал человек в телогрейке.

— А где? — вмешался в разговор юноша в кирзовых сапогах.

— Найдем, — усмехнулся тот. — У меня тут недалеко есть один кореш. Айда к нему…

Человек в телогрейке, отойдя немного в сторону, подозвал парня в полупальто с поднятым воротником, шепотом сказал ему:

— Привези еще вот столько, — показал он все свои десять пальцев. — Я взял только пару бутылок.

И все двинулись к знакомому…

— Вася, здорово, — с ходу проговорил парень в телогрейке. — Понимаешь, мои ребята хотят выпить. Выпивон, закусон при нас. Только стаканы давай.

— Пожалуйста, располагайтесь, — улыбаясь, сказал хозяин. — Было бы выпить — стаканы найдутся.

Маленькую комнату Цыгановых наполнили незнакомые люди. Плотным кольцом окружили они столик. На столе появились бутылки, колбаса, селедка.

Изрядно подгуляв, молодчики затеяли драку.

— Ай-ай! — испуганно закричал Моисеев, сосед по квартире, заглянув на шум. — Что вы делаете… — Окончить фразу он не успел.

— Всем сейчас же срываться! — громко скомандовал кто-то.

Хозяин квартиры, выпив лишнего, дремал на диване, Когда он очнулся, в комнате было уже тихо и темно. Цыганов встал, добрался до включателя. «Боже мой! Что теперь будет?» — На полу лежал окровавленный сосед, двумя руками зажимая рану в левом боку. Кровь большим пятном расплылась по серому пиджаку…

Цыганов сообщил о случившемся в милицию и позвонил в скорую помощь.

К дому одновременно подъехали две машины: одна — скорой помощи, другая — следователя прокуратуры Борисова, прибывшего вместе с работниками милиции.

Моисеев тяжело дышал, на вопросы отвечать не мог.

— Пульс прощупывается, — тихо сказал врач. — У него два ножевых ранения.

Борисов распорядился отправить потерпевшего в больницу, а сам приступил к осмотру места происшествия.

«Хозяин квартиры должен знать все», — подумал следователь.

— Расскажите, Цыганов, кто порезал вашего соседа? — спросил Борисов.

— Знаю одного Курочкина, других не знаю…

Вызванный на допрос Курочкин невнятно бормотал:

— Я знаком с Юрой. Данилевским. Где живет? На Ветеринарной. Остальных знаю только по имени: Пантелеич, Шамиль, Сашка, Альфред.

— А девушек? Их адреса?

— Одну Аней, другую Клавой звать. Дом Ани показать могу…

— Кто ударил ножом Моисеева?

— Я не видел…

Пошел уже второй час ночи на 26 января. На улице с полуночи начал падать пушистый снег. Следователь спешит установить всех участников этой попойки.

Усадив в машину Виктора Курочкина, работники милиции помчались в Кировский район к дому, где проживала Аня. Следователь же связался по телефону с пятой городской больницей, чтобы справиться о здоровье Моисеева.

— Операция прошла удачно… Будет жить! — ответили ему из больницы.

Вскоре доставили Аню. Она оказалась учащейся школы киномехаников. На первом же допросе Аня Шайдуллина назвала всех участников «вечеринки».

— Скажите, кто ударил ножом Моисеева?

— Не знаю. Но я видела нож в руках Альфреда. Когда началась драка, мы, девушки, закричали. Какой нож? Думаю, перочинный. Потом мы все разошлись.

— Кто платил за водку?

— Кто-нибудь из ребят.

— Кто ее принес?

— Альфред Урманчеев.

— Где взял?

— Не знаю…

— Вы часто так гуляли?

— Редко. Помню: справляли Новый год и по-новому и по-старому, организовали вечер встречи Саши Соколова. Он из заключения вернулся. И еще раза три…

«Какая легкомысленная! — подумал следователь. — Гулянки, шпана всякая…»

— Кого называли Пантелеичем? — спросил в заключение Борисов.

— Это Швецов Пашка. Я даже не знаю, почему его так зовут…

Вот на допросе и Альфред Урманчеев. Лицо его хмурится.

— Я никого ножом не ударял.

Борисов тщательно осмотрел одежду Урманчеева и Курочкина. На демисезонном пальто последнего он обнаружил темно-бурые пятна. Вынул из следственного чемодана крохотную пробирочку и осторожно вылил одну каплю жидкости на пятно. Капля зашипела и покрылась белой пеной.

— Кровь! — сообщил Борисов. Вещественное доказательство было им изъято и направлено на биологическую экспертизу. — Пусть скажут: чья это кровь?

Доставленные в милицию. Сашка Соколов и Шамиль Имамов не смогли вспомнить, кто же в конце концов ударил ножом Моисеева.

Пантелеич — Швецов в эту ночь дома не появлялся.

Казалось бы, Борисов может свободно вздохнуть. Теперь ему нетрудно будет изобличить хулигана, пустившего в ход нож, так как круг участников гулянки уже был точно очерчен.

А вот где они взяли такое количество водки? Над этим Борисов теперь ломал голову. Оказалось, никто из них за водку ни копейки не платил. А может, Швецов вместе с Данилевским? Но вряд ли. Первый получает только стипендию, а второй нигде не работает. И следователь взялся за дело об ограблении ларька, совершенном лишь накануне.

* * *

В Советском и Приволжском районах были задержаны лица, подозреваемые в преступлениях. Тогда же прокурор Высокогорского района доложил в прокуратуру республики о раскрытии двух краж из магазинов. Вся казанская милиция, да и высокогорская, была поднята на ноги. Много трудов было положено на розыски преступников… И теперь расследование этих дел поручено старшему следователю прокуратуры Татарской республики Федоркину…

В здании прокуратуры уже давно погасли огни. Только в кабинете Федоркина светится окно. На столе следователя стопками лежат в коричневых корочках дела о человеческих судьбах. Перечитывая каждое из них, он делает для себя пометки. Перед ним бумаги, испещренные записями, — это планы ближайших действий, стратегия и тактика следователя.

«С кого начать? — мысленно спрашивает себя Федоркин. — Швецов и Данилевский задержаны с поличным. Пожалуй, надо поговорить с Юрой».

Итак, на допросе Юра Данилевский, изнеженный курносый мальчуган. На нем та же самая «стиляжья» куртка защитного цвета с молниями на карманах.

Юра настроен явно агрессивно. Усаживаясь на стул, он бросает настороженный взгляд на старшего следователя.

— Где работаешь или учишься?

— Учусь на токаря.

— Дома как идут дела, помогаешь родителям?

— Нет, — усмехается Юра, — у нас домработница. Мама всегда в институте, а я на улице…

— Где отец?

— В Уфе. Тоже в институте работает. Там у него другая семья.

— Скажи, Юра, а почему ты совершил преступление?

Нелегко отвечать на такой вопрос. Юра задумался. В кабинете установилась тишина.

— У тебя ведь дома условия есть. Вас трое, и у каждого по отдельной комнате. Тебе бы только заниматься и заниматься, — говорил следователь.

— Так получилось. — Юра сбит с толку мирным тоном следователя. Неожиданно для самого себя он начинает оправдываться: — Я же не знал, чем они занимаются. Сказали — кататься. Ну, я и катался. Мне что, думал я, они взрослые, в случае чего, они будут отвечать… Я же с ними ходил ради интереса…

Он откровенно рассказал обо всем. И при этом держал себя так, словно он не участник тяжелых преступлений, а лишь свидетель. В чем же причина падения Юры? Картина была бы не полной, если бы старший следователь не допросил мать Данилевского и тех, к кому попал Юра на «ученье».

Извещение о вызове на допрос очень встревожило Юрину мать.

— Юра отбился от рук. Я ничего не могла сделать, — с грустью говорила она. Стыдно было ей, педагогу, сидеть перед следователем.

Тревожиться надо было раньше.

Даже когда Юра ночами пропадал неизвестно где, возвращался домой пьяный, мать не слишком волновалась.

«Со временем пройдет. Все мальчишки такие», — легкомысленно рассуждала она, обманывая себя самое.

Знает ли о печальной судьбе сына Григорий Петрович, его отец? Да, знает! Он тоже в недоумении. Но слишком ничтожно было его участие в воспитании сына. Правда, каждое лето он заглядывал в дом. Привозил подарки. А разве достаточно было одного-двух дней, которые уделял он воспитанию Юры? Конечно, нет. Как правило, папаша отчаливал из Казани на том же пароходе, на котором совершал увлекательную прогулку по живописным берегам Белой, Камы и Волги.

А вот и Соколов, двадцатилетний юноша. В 1958 году он угодил в тюрьму за кражу. Освобожден досрочно 16 января 1960 г. Через семь дней снова был задержан и теперь опять арестован. Случайно это? Следователя интересовало его окружение, среда, где он воспитывался, где формировались его взгляды.

Соколов активно участвовал в угоне машины из родильного дома № 5, в ограблении ларька, где работала Григорьева, и магазина в деревне Киндери, угнав для этой цели второй раз машину из того же родильного дома. После некоторого запирательства он во всем был вынужден признаться.

— Скажите, гражданин следователь, кто из нас первый до конца раскололся? — небрежно спросил он потом.

— Вы, между прочим, — сказал следователь.

«А как думает мать о своем сыне? Как она его воспитала?»

…— Я к вам. У меня повестка, — певучим голосом заговорила не в меру накрашенная полная дама; все ее манеры, ярчайший маникюр, привычка произносить слова нараспев показались Федоркину отталкивающими.

Это была выхоленная, разодетая и раскормленная женщина, строящая свои жизненные расчеты на том, чтобы без труда обеспечить себе сытое существование. Наглая и циничная, она на ворованные деньги организовывала попойки с сыном, а потом замаливала грехи в церковном хоре.

— Долго ли я пробуду у вас? А то у меня спевка в церкви…

— Вы все поете в церкви, а кто же должен воспитывать Сашу? — заметил следователь.

— Воспитывать его мне было некогда, — манерно протянула Соколова. — И вообще я удивляюсь, куда смотрел комсомол? Он же в свое время числился комсомольцем. Такого способного парня, как мой Сашка, упустили. Вы, наверное, знаете, он уже однажды отбывал срок…

Итак, виновата не она, а комсомол, церковная певичка не признает никаких родительских обязанностей.

— Нам известно, что вы вместе с сыном устраивали дома попойки. Например, три дня назад, после совершенной им кражи из магазина. Так ли это?

— Вы имеете в виду ту вечеринку? Но я не знала, что они совершили кражу. Судите сами, зачем в пустяках отказывать ребенку?

— Вы должны были знать, на чьи деньги они пили, — наступал следователь на Соколову.

— Как хотите, это ваше дело. Вы меня спрашиваете, я вам отвечаю.

И вот такая мать живет среди нас, пользуясь всеми благами нашего общества. А что она дает обществу? Сын ворует, грабит, но это ее нисколько не волнует.

«А почему Шамиль Имамов пошел на открытый разбой?»

Если послушать его родителей, то лучше, честнее и умнее, чем их сынок, мальчиков нет.

Отец его, Бари Кашапович, более тридцати лет трудился честно и добросовестно, а мать, Ханифа Насыровна, возглавляла крупный магазин, Судя по характеристикам, на работе оба прекрасные труженики, «незаменимые» люди.

А вот дома…

— Что еще ему надо было? — заметно волнуясь, рассказывает Ханифа-апа, сидя на допросе у следователя. — Велосипед просил — купили. Мотоциклом увлекался — приобрели. Интересовался мотоциклом с коляской — собрали денежки и тоже достали. Ну что еще ему нужно?

— А машину вы ему не купили? — зло спросил следователь. — Он машины любит.

— Просил и машину. Да ведь… много ли у нас сбережений? — упавшим голосом проговорила мамаша.

Сантехник по профессии, Шамиль расходовал свою зарплату как хотел. Если ее не хватало, то родители, конечно, его не обижали: «подбрасывали». Однако не всегда бывало удобно выпрашивать родительские деньги. Тогда он обращался к государственному добру. Порой не приходил ночевать, порой возвращался пьяный — на это папа и мама смотрели сквозь пальцы. «Ребенок очень общителен», — улыбались почтенные родители. Между тем Шамиль оказался активным и «общительным» участником воровской шайки.

И родители Виктора Курочкина не занимались своим сыном. Вите исполнилось восемнадцать лет, личные его интересы «расширились», а отказывать ему в чем-либо было не принято. Родители больше баловали его, чем воспитывали. Однажды Виктор уже испытал, что значит потерять свободу, когда за кражу отсидел положенный срок. Затем он устроился слесарем в крупную клинику. И вот опять… Но теперь уже от «шалостей» с машинами он докатился до открытого грабежа и поножовщины. Сколько бы ни крутился он, следы крови на его пальто, совпадающей по группе с группой крови потерпевшего Моисеева, окончательно изобличили вора и хулигана. Сам он теперь толком не помнил, как вырвал нож из рук Альфреда и ударил Моисеева.

Это они — Курочкин, Урманчеев, Имамов и Данилевский — ворвались в ларек к продавщице Григорьевой и совершили грабеж.

Теперь следователь решил заняться Швецовым, иначе Пантелеичем. Между прочим, Швецову эта кличка дана была неспроста: она означала, что носитель ее — главарь всей шайки.

— Расскажите о своих «геройствах», — обратился к нему старший следователь.

— Я ничего такого не совершал, — глухо ответил Швецов.

— А зеркальце от машины, а ключи зажигания от двух машин?

Швецов хмуро молчал. Потом невнятно пробормотал:

— Кроме подлома ларька ни в чем не виновен.

— Где у вас мать?

Съежившись, Швецов все ниже опускал голову.

О матери он вспомнил только сейчас, на допросе.

Ведь недавно он получил письмо из Сармановского района. Мать при смерти. А он, негодяй, даже не потрудился ответить ей, родной матери.

И когда следователь одно за другим предъявил Швецову доказательства его вины, преступник не выдержал.

— Признаюсь, — и сразу облегченно вздохнул. — Теперь уже все кончено…

И Павел Швецов, и Альфред Урманчеев были учащимися школы киномехаников. Между прочим, директор школы Асаф Ибрагимович, классные руководители Матвеев и Богданов дали о них прекрасные отзывы. Как это случилось? Очень просто — преподаватели их не знали.

Все они, равно как и общественные организации этой школы, услышали о «проделках» хулиганов и воров только от работников следствия. В пространной характеристике, выданной Швецову, нет ни одного слова, ни одной строчки о безобразном поведении этого прохвоста. Но разве здесь не знали, что ученики Швецов и Урманчеев не раз появлялись в стенах школы во хмелю? И на уроках их можно было видеть с красными заспанными глазами. Конечно, знали, но…

Такое «невмешательство» привело к очень тяжелым последствиям.

Итак, допрошенные один за другим Юра Данилевский, Павел Швецов, Саша Соколов, Шамиль Имамов, Альфред Урманчеев и, наконец, Виктор Курочкин полностью признались в совершенных ими преступлениях. Прокурором республики все они, за исключением Юры, были арестованы. Юра сбился с пути под дурным влиянием взрослых, а для его исправления суд может найти другие меры наказания, не лишая его свободы…

Спрашивается: откуда же взялись эти отбросы в нашем советском обществе? Кто виноват в их моральном падении?

Следователь, допросив по делу немало людей, убедился, что прежде всего виноваты сами преступники, те, кто, начав с невинной забавы, дошли до открытого разбоя. Им были чужды радости труда и творчества, они хотели только брать и ничего не давать взамен.

Хорошо, что таких у нас ничтожно мало: капля в море.

Но не одни они виноваты: большая вина лежит на их родителях, на глазах у которых сынки сползали с правильного пути. Советские законы возлагают на родителей обязанность не только кормить и одевать детей, но и заниматься их воспитанием.

Немало горьких слов можно сказать и в адрес руководства школы киномехаников, ее общественности.

Закончив дело, старший следователь довел до сведения школы свои выводы о серьезных недостатках в воспитании учащихся.

Такова печальная история духовного краха группы молодых людей, грязные делишки которых были окончательно разоблачены органами следствия.