5

5

В 1944 году Лейпунского пригласили на преподавательскую работу в Москву, в новый механико-математический Институт (будущий МИФИ). А через год он был привлечен к сотрудничеству с НКВД в качестве заместителя девятого Главного управления по науке. Именно тогда в небольшом городке Обнинске Калужской области по предложению Берия начала сооружаться секретная научная лаборатория „В”. Это была одна из четырех подобных лабораторий, входивших в систему НКВД и предназначенных для использования научного багажа вывезенных из Восточной Германии ученых-физиков. Это представлялось разумным и логичным в условиях нехватки собственных физиков-ядерщиков, многие из которых погибли в лагерях еще до начала войны. Берия, отвечающий перед Сталиным лично за быстрейшее создание атомной бомбы, рассуждал правильно. Почему бы не использовать нерастраченные мозги немецких ученых, вывезенных в качестве научной контрибуции из восточной зоны? Конечно, с русским языком у них похуже, чем у наших евреев-теоретиков, но это не такая уж беда. Почувствуют необходимость — быстро осилят. А уж как заставить ученых добросовестно и благодарно трудиться на благо Социализма, Лаврентий Павлович хорошо знал из богатого жизненного опыта. Знающий иностранные языки Лейпунский был подходящей кандидатурой на роль организатора. В 1948 году Александр Ильич переезжает сюда с семьей на постоянное место жительства в небольшой деревянный домик со скрипучей лестницей, расположенный совсем рядом с основным зданием лаборатории. Вскоре небольшая „закрытая” лаборатория превратилась в Физико-Энергетический Институт (ФЭИ).

В начале пятидесятых годов определились две основные научные темы. Первая была связана с мирным использованием атомной энергии и строительством опытной атомной электростанции (руководитель Д.И. Блохинцев). Эта научная тема обещала достаточно быстрое и успешное решение. Атомный реактор с графитовым замедлителем нейтронов и водяным охлаждением, проектируемый для АЭС, уже имел солидный опыт эксплуатации в Челябинске-40. Хотя там он использовался в сугубо военных целях, для получения оружейного плутония.

Темой второго отдела, который возглавил Лейпунский, была выбрана проблема быстрых реакторов. Еще в конце сороковых годов Александр Ильич пришел к твердому убеждению, что управляемую цепную реакцию деления можно получить не только в тепловых атомных реакторах с „замедлителями” нейтронов, но и без „замедлителя”, исключительно на „быстрых” нейтронах. Но для этого потребуется использовать в качестве топлива не природный уран, а „искусственный”, обогащенный изотопом 235. Конечно, такое топливо будет более дорогостоящим. Зато у быстрого реактора есть очень важное преимущество. В нем можно получить ядерного топлива больше, чем сожжено. Иными словами, быстрый реактор может быть использован для воспроизводства ядерного горючего. Впоследствии его стали называть реактором-размножителем. Александр Ильич уже тогда прекрасно понимал главную трудность при конструировании реактора… При использовании обогащенного топлива потоки нейтронов в активной зоне такого реактора будут значительно выше, чем в обычных реакторах с замедлителями. Следовательно, и удельное тепловыделение, и разогрев топливных элементов будут также выше. По этой причине теплосъем в них невозможно будет осуществить обычной водой. Единственными реальными охладителями могут быть только жидкие, расплавленные металлы, обладающие большей теплопроводностью и высокой температурой кипения.

Конечно, в то время в СССР, да и во всем мире, не существовало научных методик расчета подобных реакторов. Не было опыта использования жидких металлов в качестве охладителей. Да и вообще, проблема быстрых реакторов в период атомной гонки представлялась проблемой не сегодняшнего дня, а далекого двадцать первого века. Она не обещала быстрого триумфа. И все-таки Лейпунский сознательно выбрал эту тему. И „увяз” в ней до конца своей жизни. Отныне оба отдела ФЭИ стали в какой-то степени конкурентами. В конечном итоге обе научно-технические проблемы были успешно решены и принесли заслуженную славу этому Институту. Но не все шло гладко, особенно во втором отделе…

В марте 1954 года сотрудники Лейпунского по технической небрежности допустили на одном из испытательных стендов сверхкритическую сборку топлива. Начался мгновенный неконтролируемый разгон мощности. Цепная реакция деления продолжалась, по-видимому, несколько секунд. Но этого было достаточно для серьезного переоблучения всего персонала, находящегося в помещении. Александр Ильич стоял в этот момент в десяти метрах от стенда, не вмешиваясь в обычную работу своих подчиненных. Последствия были тяжелые. В ту же ночь всех доставили в Москву, в Институт биофизики. Диагноз — острая лучевая болезнь. К счастью, обошлось без смертельного исхода. Несколько дней работала комиссия по расследованию причин аварии. Всю вину и ответственность принял на себя Лейпунский.

А через два месяца контролируемая цепная реакция была успешно осуществлена в первом отделе, на реакторе АЭС. 26 июня 1954 года первый пар с этого реактора был подан на турбогенератор. Впервые получена электроэнергия от атомного котла! Первая АЭС вступила в работу. О городе Обнинске узнал весь мир. Сюда потоком хлынули делегации ученых и политических деятелей. На фоне этого шумного триумфа пуск в следующем году экспериментального быстрого реактора БР-2 с ртутным охлаждением прошел почти незамеченным. Реактор предназначался для физических исследований и определения коэффициента воспроизводства. Незадолго до его пуска у Лейпунского случился тяжелый, обширный инфаркт. АИЛ — таково было уважительное прозвище Александра Ильича Лейпунского в Институте — надорвался! Он долго болел. Сказались и переоблучение во время аварии, и хроническое отравление парами ртути при подготовке к пуску БР-2, и общее переутомление И все-таки после выхода из больницы он безоглядно ринулся в работу. Несмотря на успешную работу БР-2, АИЛ решился на его полный демонтаж. Он считал его неперспективным, так как ртуть обладает сравнительно низкой температурой кипения и не может быть по этой причине использована для мощных реакторов. На месте БР-2 началось строительство нового реактора БР-5 с использованием в качества охладителя жидкого натрия. В конце 1958 года натриевая технология была освоена, реактор введен в эксплуатацию. И оказался устойчивым, надежным и достаточно простым в эксплуатации. В следующем году Лейпунскому и нескольким сотрудниками его отдела была присуждена Ленинская премия за успешное решение в СССР проблемы реакторов-размножителей на быстрых нейтронах.

Но сам Лейпунский категорически не хотел видеть в акте награждения завершение проблемы. Он искренне считал, что теперь предстоит самое главное: проектирование и строительство мощного промышленного реактора, предназначенного для выработки пара и электроэнергии. Александр Ильич уже видел его перед глазами. Огромное бетонное здание с высоченной вентиляционной трубой. А перед фасадом — высокие деревья с развесистыми кронами, клумбы ярких цветов, пешеходные дорожки из розовых плиток. Великие ученые — всегда немного поэты в душе и идеалисты…

Решить вопрос о строительстве такого дорогостоящего объекта мог только главный Хозяин страны, Первый секретарь ЦК Партии. И Лейпунский сумел при личной беседе с Хрущевым убедить его в целесообразности подобной стройки. Наряду с техническими аргументами фигурировал и эмоциональный: „Утрем нос империалистическим засранцам!” Местом строительства был выбран город Шевченко в Казахстане.

Модель советского атомного опреснителя была выставлена в 1967 году на Всемирной выставке в Монреале. Зарубежным ученым проект казался фантастикой. Они не подозревали, что БН-350 уже третий год строится в безводной степи. Но увы! Объект оказался настолько сложным и дорогостоящим, что даже централизованной индустрии СССР оказалось не по зубам его авральное сооружение. Строительство продолжалось почти десять лет.