14

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

14

Городской телефон зазвонил в кабинете Мартюшева рано утром.

— Мартюшев, — привычно представился он в трубку.

— Федор Григорьевич?

— Да, я.

— Это майор Семенов, из Управления. Полковник Карамышев срочно вызывает вас к себе на совещание.

— Когда совещание? — поинтересовался Федор Григорьевич.

— Выезжайте немедленно.

— Я еще почту не подписывал…

— Не до почты! Дело серьезное.

— В туалет-то хоть можно сходить? — пошутил неловко Мартюшев, чтобы прощупать обстановку на том конце провода.

— Можно, если по-маленькому.

— Ладно, сейчас выезжаю.

Совещание еще не началось. Все серьезны, официальны. Федор Григорьевич занял указанное ему место за длинным приставным столом. Карамышев начал без предисловия, спокойно и деловито.

— Итак, что мы имеем по данному вопросу на сей момент. Доложи, Иван Алексеевич.

Пожилой майор Удовиченко открыл папку, но практически в нее не заглядывал. Вся необходимая известная информация умещалась в памяти, буквально в нескольких фразах.

— Восьмого апреля в 17 часов 50 минут дежурный по зданию № 130 — это здание строящегося реактора — сержант Евсеев камерой внутреннего наблюдения зафиксировал в коридоре, на отметке +28 метров три подозрительные фигуры. Видимость на экране была нечеткой, с горизонтальными полосами, но сержант утверждает, что одна или две фигуры были женские. Третий, в шляпе, точно мужчина. Через неделю, 15 апреля, дежурный Петренко в 19 час 40 минут, то есть после вывода заключенных из зоны и окончания рабочего дня, примерно в том же месте зафиксировал одинокую женскую фигуру. Осмотр помещений на седьмом и восьмом этажах ничего подозрительного не выявил. Устные дознания среди работающих заключенных также ничего не дали…

Удовиченко произнес еще несколько шаблонных фраз, по существу ничего не прибавляющих к уже доложенной информации.

— У меня все, — сказал он в заключение, закрыл папку и сел. Продолжил Карамышев.

— Я думаю, все сидящие за этим столом понимают серьезность происходящего. Ни для кого из вас не секрет, что за все время строительства БН-350 ни одного (повторяю: ни одного!) женского пропуска в зону выписано не было. Появление в здании женщин в принципе невозможно. Однако… Тем не менее… Вот такая информация. Кто был третий в шляпе, тоже непонятно.

Полковник помолчал пару минут, давал возможность всем переварить информацию и настроиться.

— Не надо забывать, что БН-350 — это первый в мире быстрый реактор такой мощности. Сооружение уникальное и единственное в своем роде. Интерес к нему со стороны вражеских разведок вполне вероятен и реален. Этот интерес может проявляться, так сказать, на разном уровне: научном, проектном и даже строительном. Я связывался уже по этому поводу с Москвой. Каких-то признаков активизации разведки в этом направлении в последние годы не наблюдалось. Ничего конкретного сообщить не смогли. Однако рекомендовали нам отнестись к этому делу очень серьезно. И через неделю — доложить о результатах. Вот такие пироги…

Карамышев позволил себе сделать еще одну паузу. И, наконец, сообщил главное:

— Мы решили провести в ближайшие дни операцию „Ожидание”. С деталями каждого из вас после совещания ознакомит майор Удовиченко. А на вас, Федор Григорьевич, ложится тоже ответственная задача. Организация круглосуточного дежурства в одном из помещений внутри здания № 130, лучше всего — на первом этаже. Там установим станцию связи и посадим нашего оперативника. На этом — все. Все вопросы — с майором…

Федор Григорьевич привык за долгие годы к чисто бумажной работе. Подписывал и отправлял спецсвязью секретную документацию. Следил за хранением ее в сейфах. Периодически докладывал в Управлении о положении на вверенном объекте. В столь серьезной операции он никогда не участвовал. Охрана закрытых городов была настолько продуманной и совершенной, что за все время их существования были известны только единичные случаи попыток проникновения агентов. Да и то легальным путем. Конечно, Шевченко не был в полной мере закрытым городом, поскольку сплошной заградительной сети по всему периметру не существовало. И это оставляло шанс…

Услышанное в кабинете полковника как-то сразу приподняло Мартюшева в собственных глазах. „А оклад, как у какого-нибудь простого начальника отдела, — с обидой подумал Федор Григорьевич, — разве это справедливо? Даже дополнительных дней к отпуску не положено”.

Все устные инструкции майора Удовиченко Федор Григорьевич выполнил быстро и с неукоснительной точностью. Доложил по телефону лично Карамышеву: „Товарищ полковник, ваше задание выполнено”…

Операция „Ожидание” началась на следующий день после совещания. Охранная зона по периметру здания была взята под дополнительный контроль замаскированными оперативными группами, снабженными рациями и биноклями ночного видения. Параллельно была проведена обстоятельная разъяснительная работа с солдатами, дежурившими на вышках, и со всеми завербованными „суками” среди заключенных. Операция продолжалась уже четыре дня. Однако никаких признаков появления в зоне или рядом с ней неизвестных или подозрительных лиц зафиксировано не было. Собственно, сам Карамышев особенно и не рассчитывал на успех. Он считал так: „Если выявится что-то само, случайно, то всегда успеем принять срочные меры”.

А бесконечно держать ночных наблюдателей по всему периметру — процедура дорогостоящая и, скорее всего, совершенно бесполезная. Только отвлекает людей от других оперативных дел. Он уже подумывал об отбое и отмене операции…

…Звонок в три часа ночи сбросил его босые ноги на прохладный пол.

— Слушаю. Карамышев.

Дежурный лейтенант Коровкин докладывал с периметра наблюдения торопливо и сбивчиво:

— Пять минут назад с южной стороны замечены двое неизвестных. Один — с большой хозяйственной сумкой через плечо. Дали им свободный проход. Через прорытые заранее ямы под проволокой проникли на территорию. Двигаются осторожно в сторону здания…

Сна как не бывало. Голова работает четко, как будильник на тумбочке.

— Коровкин?

— Да, товарищ полковник.

— Не трогать до проникновения в здание! Нам надо знать, как и куда именно они проникают на реактор. Как только войдут в здание, прикройте отход. Блокируйте лестницы и коридор. Еще раз повторяю. Брать только внутри здания. И только живыми! Лейтенант, головой отвечаешь. Ты меня понял?

— Понял, товарищ полковник.

— Все. Я выезжаю. Свяжусь через пять минут из машины по рации.

Кнопку вызова машины он нажимал уже несколько раз, пока разговаривал по телефону. Давно полковник не одевался с такой стремительностью. Жена сидела в кровати, прижав сложенные руки к горлу. Она сразу поняла, что произошло что-то сверхважное. Полковник сунул пистолет в боковой карман. Излишне, наверное. Ладно, на всякий случай. Выбежал из подъезда в ночь. Шофер давал о себе знать включенными фарами. Карамышев бухнулся на сиденье.

— Митя, гони на объект. На полной скорости. И включи мигалку. Потянулся за трубкой от рации.

— Я — „Луна”. Прием.

— Я — „Ромашка”. Слушаю, товарищ полковник.

Машина уже сорвалась с места и как сумасшедшая мчалась в ночной тишине.

— Доложи обстановку.

— Подошли к зданию. Сейчас устанавливают лестницу в окно второго этажа. Со стороны моря. Участок в самом здании блокируем.

— Освещение там есть?

— Нет пока. Я еще не давал команду.

— Коровкин, не теряй времени. Уже пора. Дай команду на освещение, и начинайте захват. Головой отвечаешь…

Потом связался с постом Мартюшева в здании.

— Я — „Луна”. Прием.

— Я — „Гвоздика”. Слушаю, товарищ полковник.

— Кто дежурит?

— Я, сержант Митрохин.

— Митрохин, я — в пути. Еду к вам. Через минут десять буду. Дай команду, чтобы на всех КПП открыли ворота настежь. Чтобы нигде не было задержки. Номер моей машины знаешь, 00–08. Все. Отбой.

Лейтенант Коровкин решил действовать с помощью психологического шока. Он приказал включить не только освещение по этой оси здания, но и две мощные звуковые сирены. Как только темные фигуры скрылись в окне здания, запланированная, разработанная до мелочей операция „Захват” вступила в действие.

Под окном засели два автоматчика, отрезав путь к отступлению. На крайних лестничных клетках по оси были оставлены посты. Остальная оперативная группа, разделившись на две части, двинулась с разных сторон по коридору второго этажа. Некоторые помещения были без дверей, в строительном мусоре. В других уже стояли смонтированные шкафы контроля и сигнализации. В третьих — кучами валялись трубы мелкого диаметра и металлические прутки.

Один из оперативников прикрывал дверь стволом. Двое врывались в помещение. Потом осматривали внимательно каждый уголок. Оперативники двигались навстречу друг другу. Кольцо сужалось. Не могли они исчезнуть. Не могли провалиться сквозь землю. Где-то здесь…

Полковник Карамышев проскакивал в этот момент последний КПП и рвался к зданию. Запыхавшись, вбежал в дежурку.

— Где? — спросил.

— С южной стороны. Уже начали захват.

— Веди меня.

— Я не знаю туда дороги, товарищ полковник. Здесь настоящий лабиринт.

— Тьфу, черт! — снова выскочил на воздух. — Митя, давай тихо, с потушенными фарами, объезжай здание. Остановись со стороны моря.

Карамышев непроизвольно сунул руку в карман. Нащупал сталь. Снял с предохранителя. Только вылез из машины — резкий окрик за спиной.

— Стой! Кто идет?

Карамышев догадался, что это прикрытие.

— Свой, свой. Как дела?

— Здравия желаю, товарищ полковник. Извините, сразу не узнал.

— Ладно, докладывай. Что там? — он кивнул в сторону здания.

— Не знаем, товарищ полковник. Мы с Сергеевым — на хвосте. А что там внутри… — пожал плечами.

— Хорошо. Будьте начеку. До тех пор, пока не снимем. Полковник вернулся в дежурку. Рация вызывала его уже во второй раз.

— „Луна”! „Луна” — я „Ромашка”. „Луна”! „Луна” — я „Ромашка”. „Луна”!

Карамышев судорожно схватил трубку:

— Я — „Луна”. Докладывай.

— Все, товарищ полковник, операция закончена успешно. Сейчас спустимся к вам в дежурку.

Полковник расслабленно опустился в единственное кресло. Налил из графина воды, запил таблетку. И тут же закурил.

— Митрохин, узнай телефон Тимофеева. Надо срочно вызвать. Возможно, понадобится при первом допросе.

Через пять минут где-то вдали послышались гулкие голоса и приближающийся топот ног. Карамышев глубоко затянулся дымом.

— Слава богу. Все позади.

В дежурку ввалились пять автоматчиков во главе с лейтенантом Коровкиным и две женщины средних лет в темно-серых комбинезонах. Обе весьма приятной наружности и смертельно перепуганные.

— Русские? — был первый вопрос полковника.

— Конечно. Мы русские. Какие же еще?

— Что в сумке?

Женщины замялись. Карамышев построже повторил вопрос, давая понять, что с ними не шутят.

— Я спрашиваю, что в сумке?

— Белье, — промямлила одна.

Коровкин рывком расстегнул молнию. Внутри оказалось чистое постельное белье.

Пятнадцать минут спокойной беседы с „агентами” все прояснили… Идея организовать внутри здания публичный дом для обслуживания самых почетных зэков принадлежала Коляну-колхознику, который всю свою сознательную жизнь провел в разных тюрьмах и колониях. Идея родилась, вызрела и оформилась как-то случайно во время обеденного чифиропития в узком кругу нескольких авторитетов. Все должно быть оформлено порядочно. Никакого насилия. Оплата — немедленно, на месте, наличными. Деньги должны быть льготными, чтоб женщины сами захотели прийти на повторный сеанс. Женщин, Оксану и Лену, нашли на воле. У Оксаны муж шестой год был в заключении, где-то на севере. У Лены муж умер два года назад, оставив троих детей от двух до девяти. Солдата на вышке подкупили хорошими деньгами. Проход ночью в зону был обеспечен. На восьмом этаже, в одном из запущенных, отдаленных помещений оборудовали спальню, в соответствии с эстетическими представлениями Коляна и реальными возможностями. Ложе смягчили опилками и кусками поролона. Нашлись две синие подушки и шерстяной плед с цветными квадратиками. Будуар прикрыли от посторонних глаз двумя монтажными панелями с черными выключателями. В первый раз женщины провели в этом гостиничном номере около двух суток, обслужив около двадцати клиентов. Последних вызывали поочередно из разных концов здания. За сохранность женщин и культуру обслуживания отвечала бригада из трех человек. Женщинам давали время отдыхать, перекусить, сходить по нужде в соседнее помещение. Кормили горячей пищей. Конечно, зэки занимались любовью чересчур азартно, но это можно было понять. После первой вылазки женщины долго обменивались впечатлениями. За два дня они заработали больше, чем за два последних года. Одним словом, решили продолжить почетную работу. Оксана из зоны выносила кое-что для стирки в домашних условиях; заносила чистое, проглаженное…

Сейчас они сидели в дежурке зареванные, испуганные, пришибленные. Вскоре из города подъехал Тимофеев, который был лично хорошо знаком с Карамышевым. Полковник вывел его в коридор и, прогуливаясь по бетонным закоулкам, объяснил сложившуюся ситуацию. Тимофеев взорвался:

— Етти вашу… Я уже в третий раз поднимаю вопрос о выводе зэков из зоны строительства. Каждый день — новый балаган. То стянут что-то, то пульт управления разберут на части. Когда это все кончится, скажи мне?

— Анатолий Ефимович, — одернул его полковник, — ты на меня голос не повышай. Я тоже считаю — надо выводить. Вот вы и добивайтесь в Москве этого решения. Мне-то что, прикажут — завтра выполню. Ты же сам знаешь, кто за них держится — строители! Вот и нажимай на них.

— Ладно, я поеду, — успокоился Тимофеев, — досплю еще пару часиков.

— Будь здоров. Извини за декорацию.