VII. ИЗМЕНЕНИЕ СВАДЕБ

VII. ИЗМЕНЕНИЕ СВАДЕБ

ВЫШЕДШИЕ ИЗ ОБЫЧАЯ МНОГИЕ ОБРЯДЫ

Обряд свадеб боярских, дворян и простого звания был весьма долгое время единообразно общий и отличался только пышностию поезда и княженецким пиром: свадебное же веселие заключалось более в одних угощениях, ибо ни танцев, ни музыки тогда не знали еще. Не ранее половины XVII в. появились музыкальные забавы, и то при дворе. Правда, в половине XVI века встречаются гусельники и гудочники; но они веселили простой народ по праздникам. Когда Петр I ввел почти во все забавы музыку, тогда она появилась на свадьбах. В царствование Елизаветы изменились свадьбы еще более, а ныне дворянство и простое сословие отправляет их совершенно отдельно. Дворянство, особенно живущее в столицах и больших городах, заимствуя иностранные обыкновения, отчуждалось от своих отечественных, и тогда уже названия дружек, сватов, свах, князя и княгини уже исчезли. Вместо дружек ввелись шаферы. Венчание сопровождается пышным поездом, а свадьба заменяется нередко бальною музыкою и роскошным вечерним угощением. Тут все пирующие пьют шампанское за здоровье молодых с провозглашением им счастия на многие лета.

Музыка отвечает на поздравительное провозглашение тушем, и после угощения разъезжаются гости. Все роды танцев втеснились в брачное веселие. Польский занял первое место. Каравай, перепечь, жареный петух уже считаются простонародными. Каравай заменили сахарными хлебами, украшаемыми цветами и плодами. Варенья, конфеты и шоколад вытеснили медовые напитки. Хождение молодых в баню и кушанье каши в постели совсем изгнаны из употребления. Благословение молодых иконою и хлебом-солью посаженым отцом и матерью еще в употреблении. Посыпание хмелем и деньгами, опахивание соболями, спание в холодной комнате на ржаных снопах, оберегание новобрачной спальни дружкою, который целую ночь ездил верхом на лошади с обнаженной саблею, забыто во многих местах. Раздевание молодой в спальне в присутствии посаженой матери и некоторых подруг еще продолжается. В наше время уже считается неприличным давать свадебные пиры, называя это купеческим разгулом. По торжественном венчании съезжаются гости, как говорится, на одну чашку чая и потом разъезжаются. Это, однако, введено только в недавнее время. В хорошем обществе избегают утомительных свадебных веселий, и уже от воли молодых зависит, чтобы взамен свадебного пира дать бал или обеденный стол спустя несколько дней после свадьбы. Девичник, расплетение и заплетение косы, сопровождаемые пением песен, еще в употреблении в простом сословии. Надевание кики с фатою заменено между дворянами убиранием головы цветами и венками, и особым подвенечным покрывалом, а вместо цветного платья, в которое произвольно одевали молодую, ныне наряжают в белое, и весь наряд белый от головы до ног. Подруги молодой одеваются тоже в белое платье, а голову украшают цветами. Жених, если он военный, бывает в своей форме; гражданские же одеваются по общепринятому обыкновению. Само заплетение косы и уборка головы производится парикмахером за несколько часов до свадьбы, которая теперь по большей части происходит вечером. Венчание днем бывает весьма редко даже между купеческим сословием. В Петербурге обеды и пиры свадебные часто приготовляют по заказам.

Вообще едва остались следы прежних свадеб между дворянством, и должно сказать к чести купеческого сословия, особенно простого, что оно бережет еще предания старины.

ВЫРАЖЕНИЕ СВАДЕБНЫХ ПЕСЕН

Простонародные свадьбы и свадебные песни, проникнутые сердечными излияниями чувств, выражают действие семейной радости или печальной разлуки. Тут каждое действие запечатлено особыми припеваниями и причитаниями. Сговор, девичник, расплетание косы, одевание и пр. напоминают каждой девушке будущую обязанность жены и хозяйки, счастливую и несчастливую ее жизнь, горесть и радость; одним словом, ей напоминают в жалобных песнях потерю счастливого ее состояния, когда она, бывало, лелеялась под крылом нежной матери; оставление ею родимого дома, отъезд в дальнюю сторону, которая в наших песнях называется чужою, ибо в старину оставить родительский дом значило жить на чужой стороне — все это было для невесты не свое, не родное. Сам жених, который в свадебных и хороводных песнях величается соболем, a невеста черною кунью или куницею, был для нее суждений или суженый, потому что он назначался родителями. Тогда же вошло в пословицу: «Суженого конем не объедешь», ибо кого избирали родители, тот был для нее уже не одним суженым, но и назначенным судьбою, и невеста не могла думать иначе, говоря: «Такова моя судьба!» Сам обряд венчания назывался в старину «Божьим судом». Это видно из самих свадебных песен, например:

Иванов конь резов (резвый),

Машеньку везет,

Ко Божьему суду,

Ко златому венцу.

Или:

Я возьму тебя по праву руку,

Поведу тебя к суду Божьему,

К суду Божьему, к златому венцу,

От злата венца к себе на двор.

Иные думают, что куничное и куница, употребляемые в старинных свадебных песнях, происходят от норманского слова копа или кипа, означающее женщину. Но почему куничное или куница обращены в символическое значение женщины — не объяснено словопроизводителями. Им хотелось только показать, что они знают норманское слово копа, не имеющее никакого смысла с куничным. У литовцев и даже во всей Европе было долгое время известно cunagium, и оно означало выкуп за девицу. Последнее значение более всего ближе к той истине, что за невест платили прежде, а это значило, что их приобретали покупкою. У нас было в обычае еще в начале X века, что каждый молодой вносил подать за свою невесту по черной куни, и это делалось им для того, чтобы освободить новобрачную проводить первую ночь со своим господином, следовательно, куничное или куница означало выкуп за невесту. В Литве и Малороссии был обычай наказывать девиц, нарушивших целомудрие: их сажали при дверях приходской церкви на железной цепи. Эти цепи в Литве назывались куницами и кунами, а в Малороссии кандалами, но и этот обряд со значением куничным никакого не имеет сходства.

Самые древние свадебные песни, какие дошли до нас, суть не ранее XVII века, по крайней мере древние их не знаем. Упоминаемые в них ладо, турь и лели, обращенные потом в люли, суть припевы, а не имена языческих славянских божеств, как многие об этом думали и доселе утверждают некоторые приверженцы старинных припевов.

ОБРЯД ПРОСТОНАРОДНОЙ СВАДЬБЫ ДО КОНЦА XVIII в.

Простонародные свадьбы совершались до конца XVIII в. почти как в старину[54].

Накануне венчания приглашался в дом жениха семи- или шестилетний мальчик для укладки в ларчик вещей, купленных для невесты, и в тот же вечер жених отвозил ей подарок, который состоял из башмаков, серег, опахала, пряжки, белил, румян, перчаток, иголок, ниток и ножниц. В тот самый день готовили баню для жениха и невесты: они ходили отдельно со своими знакомыми, последние разглашали о предстоящей свадьбе. От хождения молодых в баню вошло в поговорку «По рукам да в баню». При праздновании девичника садился жених с невестою на мохнатой шубе для изгнания чар и порчи. На другой день перед поездом в церковь тот же мальчик или брат с невестиной стороны обувал невесту в башмаки и продавал ее косу за гривну золотую. Чем дороже она продавалась, тем более было чести для невесты. Косу хранили родные, а иногда сама невеста, которая, при виде своей косы, всегда вспоминала о девической своей радости с горькими слезами. Расстаться девушке с косою значило расстаться со своей свободою.

Перед поездом в церковь садился жених с невестою рядом на какой-либо мех; свахи чесали им головы, обмакивая гребень в мед или в вино, которое держал нарочный в ковше. Потом осыпали их осыпалом, т. е. деньгами, хмелем и зернистым хлебом; тут бывали брачные свечи весом иногда по пуду; их зажигали богоявленской свечою. В церковь возили с собою вино в склянице, которое священник давал пить жениху и невесте; за третьим разом жених разбивал скляницу об пол и топтал ее ногою. В церкви, во время венчания, подстилали молодым под ноги камку Вили ковер, а поверх их соболя, куницы или другой какой-либо мех. После венчания молодой должен был взять за руку свою молодую и вести ее к иконам, не опуская ее руки, иначе вечное будет между ними несогласие. Если при венчании не надевали венца на голову невесты по причине ее головного убора или кто-либо из дружек только держал венец над ее головою, то замечали, что тот брак будет несчастлив и жена непременно будет иметь многих мужей и любовников. Кто же из молодых первым ступал на ковер, подстилаемый под ноги, тот будет иметь власть вo всем доме. По этому предрассудку каждый из молодых старался стать прежде на ковер, и без ссоры выходила ссора.

При входе невесты в дом жениха ее встречали тесть и теща с благословением и хлебом-солью. Она же со своим молодым падала им в ноги три раза; их столько же раз поднимали и потом сажали на почетное место и угощали. Гости пели радостные песни, величали князем и княгинею. После шумной веселости раздавались иногда нескромные песни.

Город Торопец (Псковской губ.), кажется, отличался особым нарушением приличия. Там жених и все его домашние нарочно приглашали девок, чтобы встретить не-весту, когда она входила в дом жениха таким образом: девки, стоя на крыльце, приветствовали ее: «Нам чил бы Василисчишка во трех шубах! Ажно она беремена. Ты несешь ли люлечку? Ты ведешь ли нянечку? Оглянись-ка ты назад, полюбовники стоят, да по грамотке держат»[55].

Новобрачных вводили в свадебную комнату при пении; их сажали под образами за дубовым столом, покрытым браными скатертями[56]; после почивали их медом и перепечью; гости предавались во весь день веселостям и угощались дружкою и свахою. Потом открывали обеденный стол, на коем между многими хлебами, калачами, перепечью, медовыми и слоеными пирогами стоял богатый каравай. Когда подавали на стол жаркое, тогда дружка, обвернув блюдо с жарким калачом и солонкою верхней скатертью, относил в сенник и ставил на столе у постели. По разрезании каравая подносили первый кусок молодым с чаркою вина и потом уводили их в холодный сенник. Пирующие оставались в свадебной комнате и продолжали петь и плясать под звук труб и бубнов, а иногда органов и волынки, до самого рассвета.

В головах постели ставили брачные свечи, воткнув их в кадь с пшеницею, которую не снимали в продолжение всего года. Сенник приготовлялся с особыми обрядами: по всем четырем стенам покоя вешали образа, а в головах постели, над окнами и дверьми, ставили по Воздвизальному кресту; по четырем углам втыкали по стреле, на ней по соболю или кунице; недостаточные же вешали простые меха и втыкали по калачу; на лавках расставляли по углам оловянники с медом.

Отец посаженый сдавал новобрачную в дверях сенника нареченному ее мужу и говорил: «Иди на дело благословенное».

Молодой садился на постель, а молодая снимала с него сапог; в то время он бил ее три раза по спине плетью. Тысяцкая, надев на себя две шубы, одну как должно, а другую навыворот, осыпала молодых осыпалом и кормила их жарким на постели. Всю ночь ездил дружка на коне около сенника с обнаженной саблею. Поутру приходили свахи, тысяцкая и дружка, чтобы разбудить молодых, и поднимали одеяло стрелою. В случае нецеломудрия невесты подносили ее матери стакан со скважиною, наполненный пивом или медом. Когда мать брала стакан в руки, питье текло через скважину, которую сваха, прижав пальцем, скрывала ото всех… Благополучных молодых водили в мыльню; после их кормили в постели кашею; молодая дарила своих гостей платочками, лентами, полотенцами и плодами. Когда молодой находился со своею женою в мыльне, тогда теща присылала ему новое платье в подарок. Родные новобрачных делали от их имени обед для знакомых, которые взаимно угощали их, и таким образом протекала вся неделя на радостях. Первый месяц новобрачных именовался медовым, и это название произошло от того, что молодых потчевали одним медом, угощали и веселили их. В наше время первый месяц молодых принят в превратном смысле, а потому любят поговорить на их счет.