Глава 1 Рождение идеи
Глава 1
Рождение идеи
(История до 1914 года)
С библейских времен, когда Каин убил Авеля, существует преступность. Вместе с жестокостью, похотью и завистью род человеческий с давних пор сопровождали убийства, изнасилования и кражи. Еще древние римляне чеканили фальшивые монеты, еще в Древней Греции грабеж считался преступлением, а в Лондоне в начале XIX века на каждых 22 жителя приходился один преступник. Нет и никогда не было народа, который бы обладал исключительным правом на добродетель. И тем не менее влоть до XVIII века власть не интересовалась преступностью. Франция, Германия, Австрия и Россия содержали собственную государственную полицию, используя ее для политических репрессий, в качестве оплота тирании, но только не для борьбы с уголовным миром.
Честь создания первых, действительно эффективных полицейских сил, сосредоточенных исключительно на борьбе с преступностью, принадлежит Соединенным Штатам. Это произошло в 1789 году, когда президент Джордж Вашингтон назначил тринадцать маршалов США и основал тем самым старейшее федеральное учреждение по охране правопорядка. Многие из нас представляют себе этих маршалов этакими вооруженными до зубов «крутыми парнями» в духе старомодных вестернов, но нынешние 3000 этих «парней» гоняются за беглыми преступниками по просторам Соединенных Штатов, а с помощью Интерпола — и по всему миру.
Наконец в начале XIX века и в Европе стали брать верх новые представления об обязанностях полиции. В 1817 году было создано парижское Сюрте,[2] а в 1829-м — лондонская Полиция метрополии, сотрудников которой называли пилерсами или бобби по имени ее основателя сэра Роберта Пила. Вскоре их примеру последовали почти все страны и крупные города мира. Так, в 1844 году появляется Полиция города Нью-Йорка с ее характерной восьмиконечной медной бляхой (отсюда кличка американских полицейских «коп», или «коппер»[3]); в 1862 году в Сиднее возникает Центральная полицейская организация; в 1873 году Северо-западная конная полиция (позже — Королевская канадская конная полиция) создается в Канаде. К концу XIX века в Берлине, Вене, Мадриде и Риме так же, как и в Сан-Франциско, Чикаго, Буэнос-Айресе, Монтевидео и Рио-де-Жанейро, уже действовали опытные, хорошо подготовленные полицейские силы.
Начало было положено. Позже первые шаги сделала криминалистика.
Впервые преступник был сфотографирован в Брюсселе в 1843 году. Сохранились также снимки полицейского обыска в Глазго в 1865 году и сделанная несколько лет спустя не очень четкая фотография подозрительного типа из Нью-Йорка, которого пытаются скрутить четверо мускулистых детективов. В 1874 году парижская полиция уже ввела досье с фотографиями преступников. В 1878-м при Полиции метрополии создается первый Отдел криминальных расследований. В 1889 году было проведено первое удачное опознание, когда лионский патологоанатом Александр Лакассань доказал, что выловленное в Роне почти полностью разложившееся тело при жизни принадлежало человеку, который хромал, страдал от опухоли лодыжки и водянки в колене. Это был труп Марселя Гуфля, парижского адвоката, исчезнувшего из дому много месяцев назад и, как было доказано впоследствии, убитого проституткой Габриэль Бомлар и ее сутенером Мишелем Эвро.
Уже в начале 90-х годов прошлого века начальник берлинской полиции мог с уверенностью утверждать: если свидетель в состоянии определить рост грабителя с точностью до трех дюймов, предъявите ему фотографии известных бандитов, имеющих рост в указанных пределах, и преступник будет установлен. А в Вене в эти же годы была разработана сложная система регистрации преступников, включающая малейшие детали, вплоть до религии подозреваемого. Наконец, было сделано крупное открытие XIX века в области криминологии — опознание преступника по отпечаткам пальцев на том основании, что во всем мире не найдется двух человек с одинаковыми отпечатками пальцев. Большинство считают, что впервые этот способ стал применяться в начале нашего века Полицией метрополии, руководимой выдающимся комиссаром сэром Эдвардом Генри. На самом же деле, Аргентина еще в 1896 году использовала его в качестве основы национальной системы опознания преступников после того, как местный шеф полиции Хуан Юсетич нашел в Буэнос-Айресе убийцу, идентифицировав его по кровавому отпечатку большого пальца, оставленному им на двери.
Что и говорить, выглядит все это впечатляюще. Впору посочувствовать несчастному преступнику XIX века, вечно гонимому, отверженному тупице. Вот заявление сэра Генри Смита, комиссара полиции Лондона, проникнутое характерным высокомерием старшего офицера полиции поздневикторианской эпохи: «Преступники — да простят они меня за эти слова! — одержимы странным желанием повторяться. С удивительным и глупым постоянством карманник работает на одних и тех же маршрутах омнибусов, возвращается на те же самые улицы и ворует одни и те же вещи. Эти особенности у профессионалов более высокого уровня еще больше поражают. Грабители банков и фальшивомонетчики, словно завороженные, не изменяют своему стилю действий. В их головах нет. иных идей, кроме ограбления банка и подделки денег».
Деятели полиции удовлетворенно похлопывают друг друга: у них были законные причины поздравить самих себя с достижениями.
А через некоторое время незаурядные полицейские и юристы начали понимать, что за последние пятнадцать лет XIX столетия возник совершенно новый и опасный феномен: преступность стала международной. С преступниками уже нельзя было справиться в рамках законодательства отдельной страны.
Несомненно, появление железных дорог и паровых двигателей в середине XIX века послужило открытию мира, его расширению для нового поколения искателей приключений — как законных, так и незаконных. А интеллект этих новоиспеченных преступников был куда выше их предшественников-домоседов.
Одной из первых стран, осмысливших происходящее, стала Германия. Во введении к своему учебнику юриспруденции профессор Берлинского университета Франц фон Лист писал в 1893 году: «Мы живем в эпоху, когда профессиональный вор или мошенник чувствует себя как дома в Париже, Вене или Лондоне, когда фальшивые рубли выпускаются во Франции или в Англии и переправляются в Германию, когда банды преступников подолгу орудуют в нескольких странах сразу».
По всему миру в свое удовольствие передвигался преступник нового поколения. Поскольку аэроплан еще не был изобретен, он не имел преимуществ скоростного полета на лайнере, но тем не менее достаточно быстро перемещался, преследуя свои цели. Паспортов и виз в точном смысле этих слов еще не существовало (они были введены из-за всеобщей неразберихи после Первой мировой войны), так что границы еще не являлись преградой. К удовольствию многих преступников, это повторилось в Европе после 1892 года. Международный преступник конца XIX — начала XX века активно этим пользовался.
Сопротивлялась лишь полиция, да и то со связанными за спиной руками, потому что не имела полномочий действовать за пределами собственных национальных границ. Французский полицейский не имел права арестовать сбежавшего в Великобританию подозреваемого, и наоборот. Такое положение остается в силе и по сей день, но сейчас есть Интерпол — эффективный аппарат, позволяющий просить английскую полицию выполнить для французской стороны эту операцию.
Теоретически экстрадиция (высылка) возможна. Беглеца можно вернуть в страну, где он совершил преступление! Но прежде это был медленный, тягостный процесс, связанный с использованием дипломатических каналов и большим объемом бумажной работы. «Какие формальности! Какая потеря времени! — жаловался Леон Мукэн, почетный Генеральный директор префектуры полиции Парижа. — Правонарушитель может беззаботно сидеть утром за кофе со сливками и читать в местной газете о том, как полиция страны, где он совершил преступление, выследила его и направила необходимые документы в полицейские органы страны его нынешнего пребывания. Он даже не поперхнется во время завтрака. У него полным-полно времени вернуться в свой номер ленивой походкой, упаковать чемоданы и сесть на поезд в другую страну — и все это при отсутствии каких-либо проблем с пересечением границы».
А вот что говорит Анри Симар, еще один крупный чиновник полиции: «Существующее международное законодательство несовершенно, поэтому, несмотря на свое мужество и высокоразвитое чувство профессионального долга, офицеры полиции постоянно наталкиваются на почти непреодолимые трудности, вызываемые законами их стран».
Что-то неминуемо должно было произойти. Когда в небе появились первые аэропланы, а автомобили перестали быть игрушкой для богатых людей, кто-то в рядах полиции должен был попробовать что-то наконец сделать во имя координации полицейских сил мира в их борьбе со все более и более мобильным и неуловимым врагом. Человек, приступивший к решению этой задачи, был, возможно, наименее подходящей фигурой для этого. Речь идет о правителе одного из карликовых европейских государств — принце Монако Альберте I.
Альберт относился к тому типу деятелей, которые стремятся при каждом удобном случае укрепить престиж своей страны. Благополучие крохотного Монако зиждилось на казино, созданном его отцом принцем Шарлем III. Как и его правнук принц Рене, Альберт был женат на красивой блондинке — американской наследнице, чье приданое даже превосходило богатства Рене. Еще в 1888 году известная в свете Алиса Хейн принесла Альберту восемь миллионов долларов, что несравненно больше двух миллионов Грейс Келли в 1956 году. Однако семейная жизнь завершилась разводом, и к 1914 году Альберт был одиноким мужчиной примерно шестидесяти шести лет.
Трудно понять, почему ему вдруг вздумалось заняться проблемами международной полиции. Писатель Франсуа Боваль, например, объяснил это довольно непристойно, но вполне допустимо в этом циничном мире, а именно, что Альберт закрутил роман с «некоей молодой и прелестной немкой», игравшей в казино со своим дружком. Она несколько раз посещала его во дворце, пробираясь в его личные апартаменты тайными ходами, минуя охрану. Как-то ночью, когда она развлекалась на садовой скамейке с одураченным принцем, ее сообщник тем же тайным ходом проник в покои Альберта и очистил их от дорогих вещей. После этого они вдвоем укрылись в Италии, и вследствие примитивного состояния законодательства полиция Альберта ничего не могла поделать с преступниками.
Каков бы ни был истинный мотив, в апреле 1914 года Альберт пригласил ведущих юристов, офицеров полиции и адвокатов со всего мира в Монако на претенциозно наименованный «Первый Международный конгресс криминальной полиции». Прибыло 188 делегатов (включая трех женщин) из 24 стран. Леон Мукэн сообщил им, что они «представляют почти все полицейские силы цивилизованного мира» — и он, несомненно, был прав, если исключить Великобританию и Соединенные Штаты Америки. Официальные делегации прибыли из Монако (естественно), Франции, Бельгии,
Дании, Германии, Италии, Австрии, Венгрии, Швейцарии, Испании, Португалии, Сербии, Румынии, Болгарии, царской России, Персии (Ирана), Египта, Турции, Мексики, с Кубы, из Сальвадора, Гватемалы и Бразилии. Среди ведущих западных держав лишь Соединенные Штаты Америки и Великобритания проявили минимальный интерес: первые были представлены единственным судьей из Дайтона, штат Огайо, а вторая — юристом из Хоува на побережье Сассекса и адвокатом и двумя стряпчими из Лондона. Все четверо англичан были столь непримечательны, что ни один из них не удостоился чести быть включенным в том «Кто есть кто» 1914 года.
И все-таки конгресс, без всяких сомнений, имел огромный успех. В течение шести дней, с 14 по 20 апреля, под председательством декана факультета юриспруденции Парижского университета проходили чрезвычайно интересные дебаты, произносились зажигательнейшие речи, а также нашлось время для приема в правительстве, гала-концерта в Опере, экскурсии в соседний Сан-Ремо в Италии и двух чудесных поездок на автомашинах по Французской Ривьере. Делегаты не только развлекались. Были приняты важные обращения, призывающие к созданию централизованного учета международной преступности (ныне существующего в штаб-квартире Интерпола в Лионе) и к упрощенной и ускоренной экстрадиции, одинаково обязательной для каждой страны цивилизованного мира, что еще до сих пор не реализовано.
На конгрессе было решено, что до того времени, когда эсперанто — международный язык, изобретенный польским лингвистом лишь за 17 лет до описываемых событий, будет повсеместно принят, избрать языком межнационального общения французский язык. Намечалось созвать следующий, Второй конгресс в августе 1916 года в столице Румынии Бухаресте.
Одна из газет Монако гордо заявляла: «Конгресс достиг своей первоначальной цели: установить более тесные контакты между руководителями полиции по всему миру и оказывать поддержку друг другу во все более осложняющейся борьбе с международными группировками правонарушителей. Что особенно важно, у них появится возможность и желание информировать друг друга о научном прогрессе, достигнутом в интересующих их областях при поисках преступников, располагающих мощными ресурсами.
Из пожеланий, высказанных конгрессом, самым очевидным и насущным стала необходимость при условии поддержки соответствующими правительствами создать единую организацию для централизации определенных видов информации, которая может быть использована полицией во всех странах».
Но три месяца спустя в один из жарких летних дней в Сараево убийца застрелил эрцгерцога Фердинанда и его жену, и в пламени и ужасах Первой мировой войны этот проект был положен в долгий ящик.