Глава 5 Правда об Интерполе времен войны
Глава 5
Правда об Интерполе времен войны
(1939–1945 годы)
Знаменитый мобилизационный плакат Первой мировой войны изображает маленькую девочку, вопрошающую смущенного отца в гражданской одежде: «Папочка, а что ты сделал в этой войне?»
С полным правом этот вопрос можно задать Интерполу периода Второй мировой войны. И он вызовет немалое замешательство.
За пятнадцать месяцев, прошедших между Генеральной ассамблеей в Бухаресте и началом войны, Германия еще больше усилила контроль над организацией. Она прибрала к рукам все австрийские полицейские силы, искоренив тех, кто не сочувствовал национал-социализму. То же самое произошло и с кадрами штаб-квартиры Интерпола. Всех, кто не настроен пронацистски, будь он австриец или немец, заменили нужными людьми.
В мартовском выпуске журнала Комиссии за 1939 год, ныне переименованного в «Internationale Kriminalpolizei (International Criminal Police)»,[15] Генеральный секретарь Дресслер рекомендовал своим читателям книгу о германских расовых законах, написанную доктором Вильгельмом Штукартом. Этот ученый муж помогал Гитлеру при составлении недоброй памяти нюрнбергских расовых законов, направленных против евреев. Впоследствии, после победы союзников, он оказался за решеткой. «Забота о чистоте расы имеет огромнейшее значение в борьбе с преступностью», — поучал Дресслер.
Новоиспеченный член организации — Федеральное бюро расследований по-прежнему посылало в журнал объявления о розыске. Но когда Артур Небе написал Эдгару Гуверу, поддержав официальное приглашение Дресслера посетить предстоящую в Берлине Генеральную ассамблею, то даже в правоэкстремистских ушах шефа ФБР зазвонили предупреждающие колокольчики. Он поручил своему секретарю проработать этот вопрос и получил ответ: «В настоящее время Германия полностью контролирует Австрию, а в Комиссии определенно царит австро-германская атмосфера». Внутренний служебный меморандум ФБР касался «деликатной международной ситуации». И Гувер «с наилучшими пожеланиями» отписал Небе, что он уверен: конференция будет представлять огромный интерес для всех специалистов, в ней участвующих, но «я глубоко сожалею, бремя срочных дел здесь, в Вашингтоне, не дает мне возможности присутствовать на ней». Эта переписка спрятана где-то глубоко в архивах ФБР в Вашингтоне.
Пожар войны уже невозможно было остановить. 1 сентября Германия вторглась в Польшу, захватив страну за четыре недели. 3 сентября Великобритания и Франция объявили войну Германии, но были слишком слабы и неподготовлены для наступательных действий на континенте. В апреле 1940 года германские войска оккупировали беззащитные Данию и Норвегию. В мае 1940 года без предупреждения их танковые колонны «Панцеров» вошли, непобедимые, в Бельгию, Люксембург и Нидерланды и нанесли сильнейший удар по Северной Франции. 22 июня 1940 года Франция пала. Одна Великобритания отказалась от повиновения, а остальная Европа, кроме Италии, ухватилась за драгоценный нейтралитет.
Существует официальная точка зрения, согласно которой во время Второй мировой войны Интерпол не действовал. «Он прекратил функционировать», — уверенно заявлял в материале, подготовленном в 1971 году для газет, Центр подготовки полицейских детективов метрополии. «Во время войны организация практически не существовала», — вторили анонимные авторы в специальном выпуске журнала «Обзор международной криминальной полиции», посвященном 50-летию Интерпола в апреле 1973 года. «МККП по характеру была в основном европейской организацией и действовала только до начала Второй мировой войны», — говорилось в другой статье этого же журнала в июне 1986 года.
Даже весьма компетентный американский ученый-исследователь Майкл Фунер отмечал в своей монографии 1989 года «Интерпол, вопросы мировой преступности и международного уголовного права»: «В истории Интерпола Вторая мировая война считается периодом, в течение которого организация бездействовала».
Иная точка зрения — и это единственное и надежное свидетельство — содержится в загадочных высказываниях Франсуа Миттерана на церемонии открытия новой штаб-квартиры Интерпола в Лионе в ноябре 1989 года.
Кратко изложив историю организации, президент, герой французского Сопротивления, сказал: «Как и ожидалось, нацистское вторжение (в Австрию) привело к использованию этой организации в самых неблаговидных целях, вопреки желанию ее основателей и большинства ее членов… После войны у организации не было проблемы функционального восстановления, поскольку в годы войны МККП продолжала свою деятельность (подчеркнуто автором), и она была прервана лишь в 1945 году». Глубже анализировать этот факт президент не счел нужным.
Так кто же прав? Действовала организация или «бездействовала»? Какова же на самом деле правда об Интерполе времен войны? Нет ли здесь умышленного и массированного прикрытия истины со стороны новых послевоенных лидеров Интерпола? И если это так, то зачем?
Так же, как и другие заинтересованные лица, современные руководители Интерпола хотят знать правду. Вот почему Раймонд Кендалл предоставил в мое распоряжение все возможности библиотеки штаб-квартиры в Лионе, ничего не скрывая. Вот почему Райнер Шмидт-Нозен, глава западно-германского НЦБ в течение шести лет по апрель 1991 года, устраивал мне визиты в архивы германской Федеральной криминальной полиции (Bundes kriminalamt), или БКА, как ее еще называют.
Расследование вело меня в Лион и Париж, в маленький городок близ Нарбона на юго-западе Франции, в Гаагу, Висбаден, Кобленц и Вашингтон.
Но сохранилось не так уж много материалов в оригинале. Под рукой просто не оказывалось нужных документов. «Взгляните на наши архивы военных лет», — посоветовал Кендалл. Однако мадам Кэтрин Шеврие, работник библиотеки Интерпола, заявила мне, что у нее нет никаких материалов и она не знает, где они могут быть. Да и вообще, существуют ли они?
Журнал Оскара Дресслера «Международная криминальная полиция» продолжал выходить ежемесячно с сентября 1939 по апрель 1945 года. Уж с его-то помощью я докопаюсь до того, чем Интерпол занимался во время войны. Но в лионской библиотеке не оказалось ни одного нужного номера: копии официального журнала Интерпола завершались декабрем 1937 года и возобновлялись лишь в 1946 году.
«Я был уверен, что в библиотеке найдутся выпуски военных лет, — посочувствовал мне Жан Непот. Он помогал перестраивать Интерпол после войны сначала неофициально, а затем на посту Генерального секретаря руководил организацией вплоть до ухода в отставку в 1978 году. — Не могу понять, почему же у них не оказалось ни одной копии».
Лорен Грейлсамер, французский журналист, автор книги об Интерполе, рассказывал мне, что видел странные фотокопии страниц из журнала, но целый номер ему не попадался. А где я могу найти хотя бы одну копию? Он этого не знал.
Поразмыслив, я пришел к выводу: во время войны Дресслер каждый месяц рассылал свой журнал в НЦБ оккупированных Германией стран Европы, включая Францию и Нидерланды. Наверняка в их архивах должны быть копии этих журналов! Я отправился в парижское НЦБ, где комиссар Патрик Дибаер, второе по рангу лицо в полиции, вызвался помочь мне. Когда его ассистент дал отрицательный ответ, он проговорил: «Вы, конечно, понимаете, это были тяжелые годы». (Он поинтересовался, обращался ли я в Скотленд-Ярд, но я вежливо заметил, что от этого было бы не много пользы: Великобритания во время войны не была оккупирована. «О да, конечно!» — согласился он.)
Точно так же я вытянул пустышку и в архивах НЦБ в Гааге, но Эрнст Мексис, их пресс-атташе, дал мне полезный совет. Он обнаружил копию обложки одного из номеров журнала за 1943 год в какой-то книге по истории нидерландской полиции. Мексис не смог припомнить название книги, но заметил на фотокопии штамп с надписью на немецком языке: «Bundesarchiv». Что это за штука и где он находится?
Двумя днями позже в Висбадене (Германия) герр Шмидт — Нозен объяснил мне, что это архив германской Федеральной криминальной полиции в Кобленце. По его просьбе сотрудник НЦБ созвонился с ними. Да, ответили нам, у них есть выпуски журнала за 1943-й и несколько номеров за 1944 год. На следующий день я отправился в Кобленц и с помощью Шмидт-Нозена получил фотокопии.
Был еще один ценный источник информации. И мне необходимо было его добыть. Я знал, что в 1943 году Дресслер издал в Берлине книгу об Интерполе военного периода под названием «D/e Internationale Kriminal polizeiliche Kommission und Ihr Werk».[16] Если бы мне удалось ее получить, я стал бы обладателем бесценной информации.
И тут наконец мне повезло. Посетив НЦБ в Вашингтоне, я открыл для себя, кроме всего прочего, Библиотеку Конгресса США. Симпатичная молодая женщина-библиотекарь объяснила мне, что после войны американские исследователи прочесали всю Западную Европу в поисках документов нацистов. Они просмотрели горы материалов, использовавшихся во время суда в Нюрнберге над нацистскими преступниками — и в здании германской Федеральной криминальной полиции во Франкфурте-на-Майне обнаружили экземпляр книги Дресслера. Мой помощник скопировал каждую из 123 страниц — весьма недурно для книги о бездействовавшей организации, — и я их тщательно перевел, как и все другие материалы военной поры.
Вот какая вырисовывалась картина:
20 июня 1940 года, за два дня до капитуляции Франции, скончался тяжело больной президент Интерпола, австрийский нацист Отто Штайнхаль. И тут же о своих претензиях на этот пост объявил Рейнхард Гейдрих, которому два года назад Дресслер советовал запастись терпением. Теперь уже не было нужды в такой деликатности.
Потому что весь мир увидел триумф не только Германии, но и нацистских бонз. Головокружительный взлет внутри гитлеровской полицейской иерархии совершил в это время и Гейдрих. Выше его стоял только Гиммлер. А он, шеф германской службы безопасности, — сейчас самое могущественное и самое страшное лицо в нацистском аппарате террора. Гейдрих уже не просто, как ранее, руководил Имперской службой безопасности, но был также и главой СД, небольшого, но элитного разведывательного подразделения службы безопасности. Он вырос до поста руководителя только что созданного РСХА (Главного управления имперской безопасности), в которое влились службы безопасности, СД, Криминальная полиция (бывший Отдел криминальных расследований при Артуре Небе) и — что самое главное — гестапо.
На этом ключевом посту Гейдрих под руководством Гиммлера контролировал все отделы германской полиции, концентрационные лагеря и карательные органы. Это был один из самых жестоких и беспощадных нацистских лидеров.
Гейдрих требовал не только президентства в Интерполе для себя. Он настаивал также, чтобы штаб-квартира Интерпола была переведена из Вены в Берлин. Хитрый и угодливый Дресслер (два года спустя, после убийства Гейдриха чешскими патриотами, он писал в своей книге о «трагической гибели обергруппенфюрера СС Рейнхарда Гейдриха, всеми уважаемого президента МККП») постарался прикрыть эти наглые притязания флером законности. Он обратился ко всем членам Интерпола с письмом, содержащим вопрос, согласны ли они с обоими предложениями Гейдриха, и — в разгар жестокой войны — дал им три недели сроку на размышления. Больше того, известил их, что отсутствие ответа будет рассматриваться как голосование «за».
«В Швеции мы могли только недоуменно пожимать плечами», — так бесстрастно комментирует это событие Харри Зодерман, предпочитая забыть (типичный пример избирательной памяти так называемого нейтрала), что среди пятнадцати стран, ответивших на письмо Дресслера в срок и утвердительно, была и Швеция. Это обнаружил Алексей Голденберг, собирая материал для докторской диссертации по юриспруденции (найдена для меня любезной мадам Шеврие в библиотеке штаб-квартиры Интерпола в Лионе).
В список этих стран входили также: Германия, оккупированные нацистами Бельгия, Дания, Норвегия и Нидерланды, прогитлеровские государства Болгария, Венгрия, Италия, Испания, Португалия и Турция, Финляндия и Греция, а также Швейцария. Дресслер направлял письма и в Великобританию, Францию и Ирландию, но, как пишет Голденберг, германская почтовая служба не приняла их. Эдгар Гувер со своим ФБР благоразумно предпочел отмолчаться.
В августе 1940 года «единогласно», если верить Дресслеру, Гейдрих был избран президентом Интерпола, и начались поиски новых удобных помещений для штаб-квартиры в Берлине. Германия жестко контролировала ситуацию. «Умеренный нацист» шеф «Kripo» Артур Небе стал директором Международного бюро — этот пост был создан специально для него; а Комиссия официально интегрировалась в Главное управление имперской безопасности (РСХА). Она стала частью его Пятого отдела, занимавшегося уголовными расследованиями — гестапо же было Четвертым отделом.
Так Интерпол стал организацией, родственной гестапо.
15 апреля 1941 года организация переехала в великолепные здания в парковой местности на берегах Ваннзее, чудесного озера в западном пригороде Берлина. Нынешний адрес был: Кляйнен-Ваннзее, 16, на симпатичной загородной дороге, идущей вдоль берега озера.
Дресслер писал в своей книге: «С одной стороны, новое помещение было необходимо, так как требовалось больше места для размещения всей международной картотеки и обширнейшей корреспонденции, для плодотворной работы Генерального секретаря и его сотрудников. А с другой стороны, здание должно быть удобным для проживания и работы членов Интерпола во время их визитов в Берлин… В соответствии с установившейся в Комиссии традицией — уделять особое внимание личным взаимоотношениям между членами, создавая тем самым наиболее прочную основу для полноценного и успешного международного сотрудничества, — президент (Гейдрих) предоставил возможности для получения социального удовлетворения, создаваемого комфортной обстановкой и оборудованием здания, ибо в прошлом нехватка удобных комнат особенно бросалась в глаза. Сейчас можно утверждать со всей ответственностью, что новое здание отвечает самым современным требования, так что МККП теперь обладает всем необходимым для интенсивной работы на многие годы вперед в превосходных условиях».
Потому что, как писал со своей обычной обволакивающей лестью Дресслер, это чудесное здание было «предоставлено Комиссии ее новой страной пребывания — Германским рейхом абсолютно бесплатно». Он не упоминает, что Гейдрих просто конфисковал эту виллу у зажиточного еврейского торговца.
Было еще одно неожиданное следствие из этого переезда в Берлин: организация лишилась поддержки ФБР и Эдгара Гувера. Формально Соединенные Штаты и Германия стали враждующими сторонами только 11 декабря 1941 года, когда через четыре дня после Пирл-Харбора Германия и Италия объявили войну. Весь 1940-й и начало 1941 года ФБР продолжало, как обычно, сотрудничать с МККП, помещая в журнале объявления о розыске и иногда запрашивая в Национальном центральном бюро нужный материал на международных преступников.
И только лишь когда пришел такой же запрос от Дресслера в письме, датированном 23 сентября 1941 года с указанием нового берлинского адреса организации, помощник Гувера сообразил, что произошло нечто серьезное. В международном меморандуме от 22 ноября 1941 года он осведомился, будет ли ФБР и впредь продолжать поддерживать контакты с Комиссией, «так как, делая это, оно тем самым молчаливо признает факт, что Германия взяла в свои руки контроль над Комиссией. Даст ли это какие-либо основания для критики деятельности ФБР, пока неизвестно».
Таким образом, ответ был прямо подсказан шефу ФБР. И он вскоре последовал. 4 декабря 1941 года из канцелярии Гувера пришла бумага: «Желательно в будущем не направлять никакой корреспонденции в Международную комиссию криминальной полиции, чей нынешний адрес: Германия, Берлин».
23 сентября 1941 года честолюбивый Гейдрих присоединил еще один впечатляющий титул к уже имевшимся главы РСХА и президента Интерпола: протектор оккупированных Богемии и Моравии (ныне Чехия и Словакия). В этой новой роли он быстро подтвердил свою репутацию мясника. И это стоило ему жизни.
Утром 27 мая 1942 года во время поездки на открытой спортивной машине «мерседес» из загородной виллы в древний Градчанский Замок в Праге в него была брошена бомба, изготовленная в Великобритании. Машину разнесло на куски, а самому Гейдриху перебило позвоночник. Бомбу бросили два патриота из Армии Свободной Чехословакии, базировавшейся в Англии. Они были сброшены на парашюте с самолета Королевских военно-воздушных сил. Восемь дней спустя Гейдрих умер от ран.
Результатом этого стала кровавая резня. Подразделения СС окружили покушавшихся в церкви, где они укрывались вместе со 120 другими бойцами Сопротивления, и расстреляли всех находившихся там. Кроме того, согласно одному из отчетов гестапо, гитлеровцы казнили 1331 чеха, включая 201 женщину. Из «привилегированных» гетто в Терезиенштадт и далее на восток для уничтожения было отправлено 3000 евреев. В день покушения 500 из немногих оставшихся в живых в Берлине евреев были арестованы, а в день смерти Гейдриха 152 из них — расстреляны в знак «мести».
И, наконец, Лидице. Уничтожение этой небольшой деревушки неподалеку от места покушения вошло в мировую летопись как акт беспредельной жестокости. Без каких-либо причин, кроме одной — проучить покоренный народ, вся деревня была взорвана и снесена до основания. Все мужчины и мальчики старше 16 лет были расстреляны, а новорожденным младенцам перерезаны глотки. Несколько женщин было убито на месте, а остальных отправили в концентрационный лагерь Равенсбрюк. Детей отправили в другой концентрационный лагерь, где отобрали самых способных для дальнейшего воспитания их как немцев и под немецкими именами. Судьба других детей неизвестна. Лидице было стерто с лица земли — и все это, как и остальные зверства, — за смерть Рейнхарда Гейдриха.
Конечно же, Оскар Дресслер в своей книге о деятельности Интерпола в годы войны не упоминает об этом ни словом. «С его гибелью МККП понесла очень тяжелую утрату, — пишет он, макая перо в патоку. — Потому что вместе с ним ушел из рядов Комиссии человек, который в сравнительно короткое время овладел искусством быть президентом, позволил понять, каким могучим стимулом он был для нашей международной организации…
Имя президента навсегда будет внесено в Золотую книгу Комиссии».
Гиммлер не сразу назвал имя преемника Гейдриха. Некоторое время Артур Небе исполнял обязанности президента Комиссии, а Гиммлер взял на себя управление РСХА.
Позже, в январе 1943 года, главой Имперской службы безопасности и СД и также руководителем РСХА был назначен шеф австрийской полиции, старый нацист Эрнст Кальтенбруннер, таким образом автоматически ставший президентом Комиссии. Кальтенбруннер был высок, почти 7 футов роста, со шрамом на щеке, длинные руки придавали ему сходство с гориллой. Свою работу он любил, поэтому часто разъезжал по лагерям, нередко присутствовал при массовых казнях, во время которых смеялся и шутил с охраной.
Но Дресслер представил народу иное лицо своего хозяина. На обложке журнала за 10 июня 1943 года он поместил отретушированную фотографию «доктора Эрнста Кальтенбруннера» в нацистской форме, а в своей книге привел циркуляр нового президента членам МККП, возможно подготовленный самим Дресслером:
«Вследствие моего назначения начальником Имперской службы безопасности я оказался перед необходимостью взять на себя международные функции, которые переходят ко мне в соответствии с существующими правилами. Я считаю, что должен принять на себя президентское руководство МККП, так как она является поистине великим достижением цивилизации. Эту организацию я рассматриваю как бесценное наследие моего соотечественника Шобера.
Я приложу все усилия, чтобы поддерживать МККП в ее нынешнем состоянии, несмотря на все трудности, хранить старые испытанные традиции и вести ее в будущее, которое станет свидетелем расцвета и дальнейшего расширения этого международного института, столь важного с точки зрения цивилизации».
И это был тот самый человек, которого как-то однажды шеф гестапо и Четвертого отдела РСХА Мюллер спросил, что ему делать с 25 французскими проститутками, зараженными сифилисом? И тот без колебаний ответил: «Расстреляйте их!»
Взятый в плен в конце войны после перестрелки в доме своей любовницы, Кальтенбруннер стал одним из 20 главных обвиняемых на Нюрнбергском процессе вместе с Германом Герингом, Рудольфом Гессом и другими военными преступниками. Признанный виновным в «преступлениях против человечества», он был повешен в октябре 1946 года.
«Этот человек был свиреп и упрям, как бык, более благоразумным и сговорчивым он становился лишь напившись, — рассказывал английский адвокат Эйри Нив. — Я вручал ему приговор в Нюрнберге. Огромный австриец плакал, как дитя, вызывая у меня отвращение. Его руки тряслись, и он не мог взять документ. «И это человек, который одобрял пытки и казни и смотрел фильмы о казнях на частных вечеринках», — подумал я».
О том же человеке после назначения его в Комиссию Дресслер писал: «Новый президент дал членам заверения, что будет поддерживать международный и чисто неполитический характер МККП».
Как же повлияло на злосчастную организацию то, что она без каких-либо протестов со стороны Генерального секретаря оказалась в лапах нацистских преступников Гейдриха и Кальтенбруннера?
Книга Дресслера и журналы военного периода — мы увидим это в следующей главе — ясно свидетельствуют о том, что в годы войны Комиссия продолжала функционировать в обычном режиме как международная полицейская организация. И это было удивительно само по себе.
Но использовалась ли Комиссия в иных, жутких, целях? Ведь картотека Комиссии была уникальна в своем роде. Нигде в Европе, да и в мире тоже, не было ничего подобного: полная классификация международных преступников по профессиям с биографическими подробностями, сведениями об их специальностях, методах работы и вероисповедании. Напомним, что уже в 1933 году в картотеке международной преступности было не менее 3240 досье. Это число к началу 1940 года могло свободно утроиться и достигнуть, скажем, 9720. Если умножить последнее на три (включая двоих родителей данного лица, не говоря о супругах), то получится около 30 000 человек. И сведения об их местожительстве, расе, религии и сексуальных наклонностях могли попасть в распоряжение карательных органов, желающих «очистить» Германию от «сомнительных элементов».
Нацисты получили возможность быстро и четко выявить евреев, цыган и гомосексуалистов — три основные группы, на которые нацелились люди типа Гейдриха и Кальтенбруннера. Использовалась ли ими картотека Комиссии? Сэр Хартли Шоукросс, королевский советник, главный обвинитель в Нюрнбергском суде, писал мне: «Сожалею, но не могу припомнить, чтобы контроль Кальтенбруннера над Международной комиссией криминальной полиции сыграл какую-то роль в обвинениях против него. Я просмотрел раздел индексов по двум основным томам Нюрнбергского процесса над Кальтенбруннером, и в них нет упоминания этой организации. Поэтому вынужден дать Вам отрицательный ответ. Конечно, все это происходило давно, и вполне возможно, что Кальтенбруннер использовал досье МККП для охоты за антифашистами, но боюсь, что не смогу документально подтвердить это».
Еще более кратко комментирует факт Жан Непот: «Не имею ни малейшего представления, но не удивлюсь, если так и было — ведь это очень практично».
Мы вполне можем допустить такую возможность, помня, что Комиссия являлась неотъемлемой частью той же самой организации, которая породила гестапо и газовые камеры в концентрационных лагерях. И еще поразмыслим над словами приговора Нюрнбергского суда:
«Гестапо являлось важной и тесно сплоченной группой внутри Службы безопасности и СД. Эти последние сами были под единым командованием — вначале Гейдриха, а затем Кальтенбруннера; они имели единый штаб — РСХА, свои каналы управления и работали как одно целое как в Германии, так и на оккупированных территориях в том числе сразу за линией фронта. Те, кого направляли в Службу безопасности и СД, получали подготовку во всех филиалах: в гестапо, в криминальной полиции и СД.
Гестапо и Служба безопасности использовались в преступных целях, включающих преследование и уничтожение евреев, жестокость и убийства в концентрационных лагерях и на оккупированных территориях, реализацию программ рабского труда, жестокое обращение с военнопленными и их убийства.
Обвиняемый Кальтенбруннер, входивший в эту организацию, был среди тех, кто использовал ее в этих целях».
Углубиться в архивы Комиссии, добраться до святая святых Службы безопасности было бы самым идеальным выходом из положения: это прямая дорога к сути геноцида.
Кое-что из моих поисков, несмотря на незначительность, наводило на размышления. В номере журнала «Международная криминальная полиция» от 30 марта 1944 года напечатана пространная и невероятно скучная статья доктора Бруно Шульца, старого коллеги Дресслера по полицейской службе в Вене (вслед за Дресслером он переехал в Берлин). Шульц рассказывает о своей личной деятельности со времени последней Генеральной ассамблеи в Бухаресте в июне 1938 года. Но есть в ней один момент, достойный внимания: Шульц провел статистические исследования по 1886 объявлениям о розыске, опубликованным Комиссией за период с 1929 по 1940 год.
Он отмечает, что в Берлине за 1929–1932 годы неуклонно росло число карманников, достигнув в последнем году пика в 412 человек. Но в 1933 году (год прихода Гитлера к власти) это число резко снизилось — до 52, а затем — до 25 и в конце концов упало до одного в 1939-м, а затем и до нуля в 1940 году.
И вот какой вывод делает Шульц: «Очевидно, что энергичные и эффективные меры против профессиональных преступников, принятые в Германском рейхе в 1933 году, сработали и позволили подавить активность международных карманников, особенно из евреев и (больше всего) поляков. Они перестали планировать свои поездки в Германский рейх».
Другими словами, начиная с 1933 года евреям приходилось в Германии так туго, что еврейские преступники из-за границы вынуждены были задуматься, въезжать ли вообще в страну. А теперь и Комиссия, используя досье, готова выслеживать людей по их религиозной принадлежности — просто ради полицейской статистики! Что говорить тогда о таких фанатиках, как Шульц и Дресслер, и об их немецких хозяевах — разве не были они рады выслужиться, занимаясь куда менее похвальными делами?
Вы когда-нибудь слышали о совещании в Ваннзее? Это постыдно известная конференция, которую созвал Рейнхард Гейдрих 20 января 1942 года, чтобы обсудить в деталях акцию, которую можно назвать одной из самых леденящих фраз всей нацистской эры — «окончательное решение еврейского вопроса». За шесть месяцев до этого Герман Геринг, второе лицо в рейхе после Гитлера, отдал Гейдриху письменный приказ: «завершить все приготовления для… окончательного решения еврейского вопроса на территориях Европы, находящихся под германским влиянием».
И вот 15 высокопоставленных нацистов, в том числе гестаповский чиновник среднего звена Адольф Эйхман, который вел протокол, расположились за круглым столом в удобных креслах в кабинете Гейдриха и менее чем за два часа до вкусного обеда, обильно политого бренди и сдобренного сигарами, спланировали механизм уничтожения около шести миллионов человеческих существ. 29 лет спустя Эйхмана разыскали и тайно вывезли из Южной Америки израильские спецслужбы. Как это ни удивительно, он единственный из участников совещания предстал перед судом и понес заслуженное наказание (повешен). Вот некоторые выдержки из материалов суда над Эйхманом:
«Эйхман: Мне известно, что господа собрались на совещание и очень просто и откровенно (не тем языком, которым я пользовался, работая над протоколом), не стесняясь в выражениях, обсуждали вопрос, ничего не смягчая. Сейчас я уже не могу точно припомнить, как было на самом деле, но я был поражен: «Посмотри-ка на этого Штукарта,[17] законопослушного бюрократа, всегда такого пунктуального и угодливого, а сейчас — совершенно другой, резкий тон!» Он объяснялся совершенно другим языком, но в соответствии с буквой закона. Могу добавить, что это единственное, что мне четко запомнилось.
Председательствующий: Что он говорил по существу дела?
Эйхман: В частности, господин председатель, я хотел бы…
Председательствующий: Не в частности, а в общем?
Эйхман: Разговор шел об убийствах, о массовом уничтожении евреев».
Сейчас нас интересует вопрос: где же проходила конференция? В каком именно здании Берлина находился кабинет Гейдриха, в котором состоялась эта ужасная дискуссия?
Джеральд Райтлингер в своей классической книге «Окончательное решение», увидевшей свет еще в 1953 году, совершенно определенно заявляет, что это было «здание Международной комиссии криминальной полиции «am Grossen Wannsee 56/58», последняя фраза является прямой цитатой из немецкого текста протокола Эйхмана, где «на Гроссен-Ваннзее, 56/58» означает название дороги. Многие авторы с готовностью приняли точку зрения столь уважаемого ученого, как Райтлингер, и послушно писали, что Ваннзейское совещание состоялось в штаб-квартире МККП. Это — общепринятая, но неверная точка зрения.
Посмотрим на адрес: штаб-квартира Комиссии находилась на Kleinen Wannsee, 16. «Гроссен-Ваннзее» означает «Большое Ваннзее», а «Кляйнен-Ваннзее» — соответственно «Маленькое Ваннзее». Карта улиц Берлина подтвердит, что это — две разные дороги или, скорее, одна длинная дорога с пересечением. По одну сторону от пересечения — Гроссен-Ваннзее, а по другую — Кляйнен-Ваннзее. Более того, нумерация тоже разная. Это примерно то же самое, что Верхняя Риджент-стрит и Нижняя Риджент-стрит в лондонском Вест-Энде.
В штаб-квартире Интерпола Ваннзейское совещание не проходило, но именно туда Гейдрих адресовал приглашения. Доказательство содержится в примечаниях к книге Геральда Флеминга «Гитлер и окончательное решение», изданной в 1985 году. Мистер Флеминг приводит текст официального приглашения Гейдриха одному из гостей, заместителю Госсекретаря Мартину Лютеру: «Приглашаю Вас принять участие в совещании, после которого последует завтрак,[18]9 декабря 1941 года в 12.00 в штаб-квартире Международной комиссии криминальной полиции в Берлине, на Гроссен-Ваннзее, 56/58».
Дата позднее была заменена на 20 января 1942 года, и когда я поинтересовался, точен ли перевод Флеминга этой жизненно важной фразы «… в штаб-квартире Международной комиссии криминальной полиции…», он вспыхнул от негодования. «Я вас уверяю, что в моем переводе нет ни единой ошибки, — сказал он. — Это именно то, что Гейдрих написал в своем приглашении».
Но тогда почему? У Геральда Флеминга есть свое предположение: «Может быть, Комиссия использовала этот дом как своего рода «конспиративную квартиру», которой пользовались для проведения специальных встреч, желая уйти от обычной рабочей атмосферы».
До некоторой степени это подтверждается в статье корреспондента газеты «Лос-Анджелес тайме» Тайлера Маршалла, опубликованной в мае 1990 года, в которой он сообщает о памятном совещании, проведенном Всемирным еврейским конгрессом: «Эта вилла, редко использовавшаяся для отдыха старшими (элитными) офицерами СС, была избрана местом проведения встречи из-за того, что имела отношение к предмету дискуссии».
В той же статье Тайлер цитирует администратора мемориальных мест правительства Западного Берлина, заявившего, что и у Гейдриха, и у Эйхмана были предчувствия, что кто-нибудь из участников совещания может возражать против такой жуткой повестки дня.
Теперь мы знаем, что не было никаких оснований для таких предчувствий: нет сомнений, что Интерпол времен войны — его дела, сеть, кадры, в общем, все — был полностью в распоряжении этих дьяволов, занимавшихся «окончательным решением еврейского вопроса». И можно с уверенностью сказать, что Гейдрих специально использовал «крышу» МККП, созывая это совещание.