Дефлоратор
Дефлоратор
С детских лет мама учила Нину добиваться всего своим трудом и беречь честь.
Имея такую жизненную установку, Нина окончила школу с золотой медалью и поступила в университет на математический факультет. К третьему курсу выполнять мамины наказы стало сложнее. Все подруги уже давно имели близких, и даже очень близких друзей, а Нина хранила целомудрие. Это, в свою очередь, стало плохо отражаться на успеваемости.
Весной неожиданно вышла замуж последняя подруга, которая вместе с Ниной презрительно относилась к штанам. Нина перестала ходить на занятия и целыми днями бродила по улицам, глядя на штаны, с навязчивым отвращением думая о том, что под ними. Хотелось просто из любопытства испытать это отвращение до конца и доказать себе, подруге и всем остальным, что на это не стоит тратить время, жизнь и талант.
Вечером младший брат, вернувшись с очередной гулянки, уселся смотреть телевизор – давали восемьдесят седьмую серию бразильского сериала. Нина накинула куртку и, хлопнув дверью, вышла на улицу. Был конец апреля, время, когда кажется, вот-вот что-то начнется и хочется сменить гардероб. Но Нина ничего хорошего не ждала и к гардеробу относилась равнодушно. Ей было уже двадцать, и она осталась одна – лучшая подруга предала, мать не понимает, брат – дебил, математика осточертела. Но все же чего-то хотелось. Совершить такое, от чего содрогнулись бы все. Какую-нибудь гадость.
Дойдя до площади, где высился памятник основателю советского государства, Нина села на скамейку. Мимо нее несколько раз прошли одни и те же штаны. Затем они приблизились и остановились.
– Можно присесть? – спросили штаны.
Нина подняла глаза и увидела парня в пиджаке, надетом на голое тело. Она хотела нагрубить, но парень уже сидел рядом и особого отвращения пока не вызывал.
* * *
С утра Сычев с однокурсниками пил пиво в ларьке напротив общежития. После обеда он с мужиками из пивной пил водку в магазине напротив ларька. Обсуждали экономическую ситуацию в стране. Затем Сычев обнаружил себя лежащим на кровати в своей комнате. Вечер был явно не завершен, и тянуло на подвиги. В жизни всегда есть место подвигу, стоит только выйти на улицу. Их там целые толпы: и блондинки, и брюнетки, и толстые, и худые, и веселые, и грустные. Веселые Сычеву нравились, но не очень. Его больше привлекали грустные, интеллигентные и чтобы в очках. Чтобы сопротивлялась, когда он ее будет брать. А без этого – что за подвиг! Накинув на себя пиджак, Сычев вышел из общежития.
На скамейке сидела девица, призывающая своим видом к совершению подвига. На всякий случай Сычев несколько раз прошел мимо нее, проверяя реакцию, но девица даже не подняла головы. Сидела и грустила, уставившись через очки в одну точку.
* * *
Глядя на прижизненные фотокарточки потерпевших, я иногда задавался вопросом: чувствует ли человек приближение трагического конца? Я пытался уловить хоть какие-нибудь мистические знаки, какое-то особенное выражение лица. Ничего не улавливал—лицо как лицо. Человек фотографировался и не знал, что через какое-то точно определенное время он уже не будет жить. И его уже не спросишь о том, что он чувствовал.
Родители Нины тоже ничего не чувствовали. В последнее время дочка сильно изменилась. Она часами сидела неподвижно, с отсутствующим выражением лица, совершенно перестала за собой следить, могла ни с того ни с сего встать и уйти.
Когда Нина в первый раз не ночевала дома, был грандиозный скандал с битьем посуды и корвалолом. После пятого раза отец предположил, что у дочери тайный роман, а мать сдалась, проклиная современные нравы.
На майские праздники все собрались ехать на дачу. К утру Нина не появилась, и родители с братом уехали без нее. На кухонном столе была оставлена записка с восклицательными знаками.
* * *
В это время у стены студенческого общежития следователь с экспертом-медиком осматривал труп неизвестной женщины. «Труп лежит на спине, головой на запад, правым плечом прилежит к бетонному парапету… трупное окоченение ярко выражено во всех группах мышц… одежда на трупе отсутствует…» – буквы ровно ложились в протокол.
На четвертом этаже, как раз над трупом, находилось единственное раскрытое окно. Туда сразу же и направились сыщики.
Дверь долго никто не открывал, поэтому самый крепкий из сыщиков с разбега вышиб дверь ногой. В комнате на кровати лежал пьяный Сычев в пиджаке на голое тело и в ботинках. Проснулся он лишь после того, как на него вылили графин воды.
– Ты где вчера был? С кем? – Крепкий уже держал Сычева на весу за пиджак.
– Здесь был. С бабой, – промычал Сычев.
– Посмотри на свою бабу, студент, – кивнул Крепкий в сторону раскрытого окна.
Сычев подошел к окну и посмотрел вниз.
– Ё…ть! – Студент моментально протрезвел. – Что это с ней?
– Погулять вылетела, – пошутил Крепкий. – Знаешь ее?
Пока Сычев думал, что ответить, его уже вели вниз.
* * *
Никто из работников уголовного розыска и прокуратуры не сомневался, что Сычев убийца. Об этом свидетельствовали факты. Было установлено, что в половине одиннадцатого подозреваемый вышел из общежития один, а около нуля часов вернулся с девушкой. Вахтер опознала девушку, а уж Сычева она, слава богу, не первый год знает. В ту ночь один аспирант, проживающий этажом ниже, слышал шум скандала – ругались женщина с мужчиной. В опустевшем на праздники общежитии крики могли исходить только из комнаты Сычева. Сам Сычев дал подробные показания о том, как встретился с девушкой у памятника, как они гуляли и о чем разговаривали. Потом они зашли в ресторан, купили у официанта бутылку водки, курицу-гриль и пошли в общежитие. На столе в комнате Сычева действительно были обнаружены почти пустая водочная бутылка со штампом ресторана, останки курицы, женская одежда и очки под кроватью. Что еще надо? Все вроде бы сходится.
Вот именно – вроде бы. Сычев категорически отрицал причастность к смерти девушки. С ним и по-хорошему пробовали, и по-настоящему – все равно врал, что был очень пьян и потерпевшая, провозившись полчаса, так и не смогла вдохновить его на подвиг. Потом он уснул и больше ничего не помнит.
Сычеву было предъявлено обвинение в убийстве, сопряженном с изнасилованием. Однако, по заключению эксперта, девушка оказалась действительно девушкой. В ее крови отсутствовал алкоголь, и никаких телесных повреждений, кроме тех, которые образовались от падения с высоты, у нее не было.
Ладно, пусть будет не изнасилование, а покушение на изнасилование. Обвинение было скорректировано – убийство с целью скрыть другое преступление. Вот только указать имя потерпевшей пока было невозможно – его никто не знал. Безымянное лицо женского пола.
* * *
Любому адвокату обычно задают вопрос: как можно защищать убийц, насильников и прочих негодяев? На самом деле это не вопрос, а уже ответ, исполненный благородного негодования. Нормальный человек имеет право на благородное негодование, потому что он положительно характеризуется по месту жительства и работы, морально устойчив, любит животных. Он знает, как нужно поступать с негодяями.
Вот приходит нормальный человек после активного отпуска к венерологу, бледный, как спирохета, и с немым вопросом в глазах.
– У тебя жена есть? – отвечает ему Венеролог.
– Допустим, – недоумевает Нормальный.
– Куда же ты лез?! – благородно негодует Венеролог, потому что он тоже положительно характеризуется. Он не будет лечить негодяя.
И правильно. Он же не доктор.
А я – доктор, только по правовым вопросам. Поэтому мы с Сычевым о морали не говорили, а сразу перешли к делу. Если пациент говорит, что не убивал, будем лечить его от «не убивал». Ну-ка, голубчик, открой рот, пусть дядя посмотрит, что там у тебя внутри. Сычев открыл рот, и я услышал уже знакомый мне из протокола допроса рассказ.
Проверить слова Сычева все равно невозможно. Потерпевшую к тому времени уже похоронили под фанерной табличкой с номером, и следствие почти потеряло надежду установить личность убитой. На всякий случай дали объявление на телевидение.
И все же, согласитесь, странно, что Сычев, решив скрыть покушение на изнасилование, выбросил потерпевшую с четвертого этажа, но оставил труп под своим окном. Даже Нормальный усомнился бы.
* * *
Понятно, что на дачу Нина так и не приехала, а когда все вернулись, записка с восклицательными знаками лежала на прежнем месте. Предположения о том, что Нина с однокурсниками рванула на море, отпали после того, как в университете возобновились занятия. Мать, продолжая проклинать современные нравы, себя и распутную дочь, стала звонить в милицию, больницы и еще какие-то места, о которых ей говорили знакомые. Но никого с фамилией Нины среди зарегистрированных не было. Учет у нас, слава богу, поставлен хорошо.
Как-то вечером брат-дебил привычно сидел у телевизора с пачкой чипсов. Давали девяносто пятую серию бразильского сериала. Герои продолжали диалог, начатый в восемьдесят седьмой серии, и было интересно, чем это закончится. В рекламной паузе показали портрет убитой девушки с неестественно распухшим лицом и закрытыми глазами, просили сообщить, если кто-нибудь ее узнает. Брат съехидничал по поводу того, что с таким лицом и мать родная не узнает, но вдруг почувствовал, как у него похолодели ноги.
Потом в прокуратуре родители опознали вещи дочери. С матерью случился инфаркт, поэтому на эксгумацию трупа отец ходил один. Он просил устроить ему очную ставку с Сычевым и оставить их наедине на пять минут. Ну хоть на одну минуту. Отказали.
* * *
А вы, наверно, хотели, чтобы Отцу разрешили увидеться с Сычевым наедине. Ну признайтесь – хотели бы? Хоть на одну минуту. Наверно, зубы вспотели от предвкушения. Только скажите, и я это устрою. Но тогда сюжет закончится через пару предложений вместе с героем. И на кой черт нам это следствие, этот суд, эти протоколы, экспертизы и прочая тягомотина!
Но вы мне ничего не скажете, потому что мы по разные стороны листа и не вы мои герои. Я могу поговорить на эту тему с Нормальным – тем, который положительно характеризуется, любит животных и, как мы узнали, еще и прекрасный семьянин. Он как раз сейчас рассказывает жене трогательную историю о том, как пошел с мужиками в баню, случайно надел чужие трусы, и вот… Или в речке купался, а там…
Услышав это, кое-кто из толпы крикнет: да за кого ты нас принимаешь?! Кому ты эти сказки рассказываешь?! Знаем мы, откуда и что берется!
В общем, все ясно. А если все ясно – повесить негодяя на ближайшем фонаре!
И повесили. Висит Нормальный, болтается на ветру. Но тут выясняется, что у Жены был любовник и как раз перед отъездом мужа в отпуск… Это она уже после обнаружила.
Вот, оказывается, в чем дело! Ошибка вышла. Начинаем искать того, кто кричал из толпы, но его нет. И лица у него нет, и примет никаких. Да и толпы уже нет. Есть лишь Жена и Нормальный на ветру.
Ну что – повесим Жену рядом или подождем, когда пройдет следствие, суд и прочая тягомотина?
* * *
Нельзя требовать от следователя объективности. Он ведь не ботаник, который препарирует растение, и у него есть свои симпатии и антипатии. Ну не нравился Следователю Сычев: эти водянистые глазки, жидкие усики и потные ручки.
Таких в детстве часто обижают, а в камере следственного изолятора – почти всегда.
С эстетической точки зрения я был согласен со Следователем, но по остальным пунктам мы находились в разных песочницах. Не все обладают хорошим вкусом, и, возможно, кому-то не нравится мой нос. Но это само по себе не означает, что я негодяй. У меня есть множество других недостатков, которые еще нужно отыскать. Вот Нормальный: обладал прекрасными показателями, а висит не хуже других.
По закону следователь самостоятельно направляет ход расследования. Он направил его в сторону, где обязательно должны быть доказательства того, что Сычев причастен к другим аналогичным преступлениям. Да и вахтерша намекала на то, что за Сычевым водятся такие грешки.
Крепкий хорошо поработал, и в деле появились два новых эпизода изнасилования, призванные подтвердить мысль о том, что Сычев убил Нину не просто так.
Оба эпизода были студентками старших курсов педагогического института. За одной из них Сычев прошлым летом два дня ухаживал и наконец настиг в кустах на пляже. Вторая попалась ему перед Новым годом на дне рождения приятеля. Объединяло обеих то, что они были принципиальными девственницами и за помощью к Сычеву по этому вопросу не обращались. Не обращались они и в правоохранительные органы, считая это своим личным делом. Однако Крепкий пошел на хитрость. Он взял от потерпевших объяснения, в которых указал, что Сычев угрожал девушкам убийством. При таких обстоятельствах заявления потерпевшей не требовалось, и возбуждение уголовного дела находилось в компетенции государства.
Я разделял любопытство Следователя по поводу того, как Сычеву удавалось находить столь редкие в наше время экземпляры. С таким чутьем ему бы в брачном агентстве работать.
Попутно я спросил Сычева, ожидать ли еще сюрпризов. Сычев, как всегда, стал мычать о том, что все бабы суки, а строят из себя святых. Если Следователь начнет искать тех, с кем Сычев бывал, то до пенсии будет расследовать это дело.
Всем, кто не умеет профессионально врать (как, например, адвокаты или журналисты), нужно сначала вспомнить реальную ситуацию, а потом пересказать версию. Поэтому непрофессионалы врут медленнее, вязнут в деталях или умышленно пропускают самое существенное, нарушая ритм. Опытное ухо это сразу улавливает.
Рассказывая, Сычев от памятника основателю до двери своей комнаты бодро маршировал, а дальше начинал кружиться вальсом. Я не призывал клиента говорить правду – просто советовал не сбиваться с избранного ритма.
И вдруг этот дефлоратор перестал мычать и заговорил ритмично. Оказалось, что у него алиби.
* * *
Сычев ногой открыл дверь комнаты и пропустил Нину вперед. Девушка без остановки говорила, говорила, говорила, смеялась, плакала и снова говорила о предательстве подруги, брате-дебиле и непонимающей матери. Сычев слышал это уже в пятый раз, поэтому не старался поддержать разговор, а молча разодрал курицу и разлил водку по стаканам.
Чокнулись за знакомство, но Нина к водке не притронулась. На вопросительный взгляд Сычева ответила, что это необязательно. Она знает, зачем ее сюда привели, на все согласна, и можно сразу приступать к делу. Попросила выключить свет. Потом стала раздеваться, уронила очки, когда снимала майку, долго не могла справиться с молнией на джинсах. Наконец легла на кровать в позу покойника и загробным голосом сказала: можешь, мол, меня брать.
Все это время Сычев стоял неподвижно с отвисшей от изумления челюстью. Такому сексуальному насилию он не подвергался уже давно, пожалуй, с двенадцати лет, когда вожатая в пионерском лагере затащила его на себя. Сволочь очкастая. Он потом плакал и никому не мог пожаловаться, потому что было стыдно. Сычев этого стыда не забыл.
А с этой что делать? Да она просто больная, и, возможно, не только на голову. Температура ниже пояса стала нулевой и поползла в минус. Опомнившись, Сычев вылил в себя не тронутую Ниной водку и, матерясь, выбежал вон.
* * *
Дверь захлопнулась, и Нина осталась одна в темноте, на чужой несвежей постели. Господи, да что же это такое?! Она никому не нужна… Где очки? Где одежда? Где тут выключатель? Никому не нужна… Дверь заперта… Где очки? Где выход?
Нина выглянула в окно. Слева, метрах в двух от окна, – пожарная лестница. До нее можно добраться по карнизу и бежать отсюда. Стыдно, страшно, отвратительно. Черт с ними, с очками. Главное – не смотреть вниз.
* * *
Школьники, которые получали пятерки по физике, на юрфак не поступают. Туда поступают те, кто считает, что законы гравитации приняты Государственной думой Федерального собрания, и поэтому они тоже что дышло.
Скорость падения тела вычисляется по соответствующей формуле. Это физика.
Эксперт-физик вычислил, что начальная скорость падения Нины была больше нуля. Кто-то придал телу ускорение. Ее толкнули.
Эксперт пользовался только формулами и не знал, что прямо под окном Сычева был железобетонный козырек, наполовину прикрывающий ступеньки черного входа в общежитие. Если бы Нина упала из этого окна, она лежала бы на козырьке. Но ее нашли на ступеньках между окном и пожарной лестницей. Это видно на фотокарточке к протоколу осмотра. Следователь формул не знал, но протокол видел.
Чтобы попасть туда, где ее нашли, девушке нужно было бы пролететь одиннадцать метров вниз и еще два метра вбок, презрев законы гравитации. Возможно, толчок и был, но еще до встречи с Сычевым, и эти одиннадцать метров стали последним этапом полета. У Нины не было точки опоры. Это уже не физика.
* * *
Похолодало. Сычев поднял воротник пиджака и пошел в сторону соседнего общежития. В окнах было темно – все разъехались по домам. Сычев домой не ездил. Там нет ничего, кроме убожества, нищеты и пьяной матери с очередным спутником жизни.
На первом этаже в библиотеке зажегся свет. Сычев подошел и заглянул в окно. Спиной к нему за столом сидела хромая библиотекарша и читала, помешивая ложкой чай в стакане. Всегда тихая, вежливая, глаз не поднимает. Мышь серая. Наверно, хочет, как все, но кто ж на нее такую упадет.
Сычев постучал в окно, уже зная, что будет. Мышь узнала Сычева, открыла окно. Поговорили. Потом он оказался внутри. Температурный столб медленно пополз вверх. Одной рукой Сычев держал Мышь за волосы, прижимая к горячей точке, а в другой была чайная ложка, которой он грозил выковырять глаз в случае чего. Бери, сука!
Бывают у жизни такие гримасы: одна говорит – бери, а он не хочет; другая не хочет, а он говорит – бери. И объясните мне, почему это проще, чем законы гравитации.
Вот это алиби! Не алиби, а геморрой на полголовы – сам не посмотришь и другим не покажешь.
* * *
С учетом особенности дела вопрос: а судьи кто? – не был праздным. Судьи ведь тоже люди, а не ботаники. Представьте: в центре стола сидит красивая блондинка в судейской мантии, перетянутой крест-накрест пулеметными лентами, с флангов – народные заседательницы с шашками наголо, а впереди, у станкового пулемета, расположилась государственный обвинитель с длинными ногами и дочерью пубертатного возраста. Не сычевского калибра противник.
Подсудимый все три дня судебного заседания стоял молча. Говорить он не хотел, а сидеть не мог. Не спрашивайте – почему.
Но я не молчал. Мы выяснили, что аспирант обратил внимание на шум скандала потому, что ему мешали смотреть телевизор: начиналась та самая восемьдесят седьмая серия того самого бразильского сериала. Брат подтвердил, что Нина в этот момент только вышла из дома. А ругались соседи Сычева, уехавшие через полчаса. Они это подтвердили и билеты показали. И еще мы всем составом суда выходили на место происшествия с рулеткой – замеряли ширину лестницы, в парапет которой упирался труп. Оказалось, что расстояние от стены до места обнаружения трупа почти вдвое меньше того, которое указано в протоколе. Значит, расчеты физика неверны и толчка не было.
Про Мышь мы ничего не сказали. В совокупности со студентками пединститута это выглядело бы нескромным.
Но студентки в суд не явились. Одна вышла замуж и даже слышать не хотела о суде. Другая уехала учительствовать за Уральский хребет. Поскольку, кроме их показаний, никаких доказательств не было, Сычева по этим эпизодам оправдали.
Что же касается убийства Нины, то суд был полностью согласен с государственным обвинителем.
– Вы негодяй, Сычев, – глаза ее горели благородным негодованием. – Это я говорю как женщина!
В общем, все ясно. Вешать надо таких на ближайшем фонаре.
И повесили…
Висят Сычев с Нормальным рядышком, покачивая ботинками, и ведут неспешный разговор о том, можно ли защищать негодяев. К единому мнению они еще не пришли.