Господин берейтор

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Господин берейтор

Город Звероград вырос в голой степи в пору поголовной коллективизации сельского хозяйства. Вокруг города расположились многочисленные животноводческие хозяйства: птицефабрики, свинофермы, конезаводы. Все они чем-то напоминали потемкинские деревни и отличались друг от друга по номерам: 2-я птицефабрика, 5-я свиноферма, 8-й зверосовхоз и т. п. Лишь конезаводы могли позволить себе роскошь называться именем маршала Буденного или 1-й Конной армии. Происходило это не из-за недостатка фантазии, а, скорее, по идеологическим мотивам. Не присваивать же, в самом деле, свиноферме гордое имя героя революции или члена Политбюро.

Интересы обитателей животноводческих поселков Звероградского района зависели от профиля предприятия и не отличались излишним многообразием. Поэтому и жизнь там текла тихо и спокойно.

Душной июльской ночью в одном из конезаводов имени маршала Буденного или 1-й Конной армии произошло событие, потрясшее местных жителей особой своей дерзостью и исключительным цинизмом. В течение последующих нескольких лет оно было основной темой для разговоров, обросло новыми подробностями, очевидцами и в конце концов стало поселковой легендой.

Если вам когда-нибудь доведется побывать в местном музее, вы наверняка увидите портреты участников знаменательного события, вас сводят на место происшествия и расскажут множество небылиц. Но не доверяйте этим рассказчикам, потому что настоящую правду знаю только я.

* * *

Конюх Василий родился в коннозаводском поселке, вырос с лошадьми и расставался с ними только на период службы в армии. Даже первый свой сексуальный опыт Василий получил в конюшне с гнедой кобылой знаменитой звероградской породы по имени Искра. Это очень повлияло и на выбор жены – выпускницы ветеринарного техникума Варвары, у которой даже тогда, в ее неполные девятнадцать лет, нижняя часть туловища не отличалась по форме и размерам от Искры. С возрастом эти достоинства отнюдь не уменьшились, и благодаря им Варвара в свои сорок лет была достопримечательностью коннозаводского поселка.

Но не только это отличало Варвару от других женщин поселка. Она по сравнению с женами других животноводов была образованна, читала журналы, интересовалась не только огородом и могла первой заговорить с мужчиной – в общем, вела себя вызывающе. Некоторыми это воспринималось даже как откровенное блядство, и Василий поколачивал жену, особенно когда бывал пьян. А поскольку он почти никогда не бывал трезв, Варвара частенько ходила с синяками и вынуждена была надевать черные очки. Это, в свою очередь, тоже воспринималось как блядство, и круг замыкался.

Семья потомственных коневодов Киреевых жила на соседней улице. Их сын Лешка к двадцати годам многое успел. Он был мастером по конному спорту, имел медали, тренировал верховых лошадей. Но основным достижением Лешки Кирея были двое замечательных сыновей. Первого он сделал, еще будучи учеником десятого класса коннозаводской средней школы. Как порядочный человек, узнав о беременности Светки, своей одноклассницы, Лешка сразу подал заявление в ЗАГС. Едва закончив кормить грудью первенца, Светка забеременела вторым. К тому времени, когда произошла эта история, Киреевы ждали третьего. При этом Лешка каждый раз недоумевал – как это вдруг могло получиться.

В пятницу конюх Василий справлял день рождения. Не надо обладать особой прозорливостью, чтобы догадаться – все третье отделение конезавода, включая лошадей, было, что называется, в дровах. Василия принесли домой лишь в воскресенье вечером и оставили во дворе, справедливо полагая, что до кровати он доберется сам. У Василия, однако, сил хватило доползти лишь до сеней, где он благополучно и уснул.

В это время вернулся из Зверограда Лешка. На выходные он с женой ездил туда за покупками, ночевал у тетки и пропустил торжественное мероприятие по случаю тезоименитства коллеги. Узнав о том, что на торжестве давался чистейший самогон недавней выработки, клубни картофеля и свежие фрукты, Лешка очень опечалился. Фактически выходные прошли зря. В расстроенных чувствах он достал из буфета бутылку водки, выпил полстакана и, закупорив остальное бумажной пробкой, поехал на велосипеде к Василию. Несмотря на то что было уже за полночь, он решил поздравить коллегу с днем рождения.

Оставив велосипед у калитки, Лешка пошел в дом, но застал именинника валяющимся в бесчувственном состоянии прямо у порога. Лешка остановился в растерянности, держа в руках бесполезную бутылку.

Всем известно, что желание выпить можно подавить лишь алкоголем. У Лешки было и желание, и возможность его подавить, и даже хороший повод, но пить в одиночку – это уже алкоголизм. Поэтому он несколько раз толкнул Василия ногой, призывая составить компанию. В ответ Василий даже не перестал храпеть. В отчаянии незваный гость уже со значительной силой стал пинать хозяина в бока, сопровождая свои действия пусть не очень грубой, но все-таки нецензурной бранью. Не добившись результата, Лешка собрался было уходить. Однако не ушел, потому что случайно посмотрел в соседнюю комнату.

Думаю, что любой нормальный мужчина сразу догадается, если я его спрошу, какое желание может быть сильнее желания выпить. Вы правильно подумали, поэтому не буду распространяться на эту интимную тему.

Я уже упоминал о том, что та июльская ночь была душной. Такое обычно происходит перед грозой, когда природа сжимается и замирает в напряжении, как бы предвкушая оргазм. Лешка тоже замер и напрягся, потому что увидел лежащую на диване в развязной позе Варвару. Покрывало было уж очень откровенно откинуто в сторону, таинственный лунный свет из окна контражуром выделял из общей массы плавные линии той части Варвариного туловища, которая стала поселковой достопримечательностью.

«Это неспроста, – подумал Лешка, – она не спит!» Он вспомнил, как на прошлой неделе возле магазина Варвара кокетливо поздоровалась с ним и попросила подвезти на велосипеде тяжелую сумку. Уже у калитки Варвара пригласила его зайти в дом якобы попить холодного кваса. Тогда Лешка, дурак, не придал этому значения, отказался. Какого бы черта замужняя баба приглашала чужого мужика в дом, когда нет мужа? Сопоставляя этот факт с откинутым покрывалом, он окончательно укрепился в своей догадке. Варвара заманивает его!

Лешка на цыпочках подкрался к дивану и присел на краешек. Как ни странно, Варвара спала. Однако отступать было уже поздно, да и бессмысленно. Плавные линии были рядом, в буквальном смысле под рукой. Лешка осторожно положил ладонь на Варварину задницу. Она была теплой, гладкой, как у лошади, и слегка колыхалась, словно студень. Лешкино сердце стучало так, что заглушало храп Василия. Последняя здравая мысль, мелькнувшая в Лешкиной голове, была о том, как бы не разбить бутылку с водкой, все еще находившуюся в левой руке. Он поставил бутылку под диван, и после этого голова полностью отключилась. Лешка перешел в режим автопилота. Освободившаяся рука сама легла на мягкую поверхность и стала, как луноход, повторять плавные линии знаменитой части туловища. Правая же независимо от левой спустилась ниже, заползла под ночную рубашку и уже в новом качестве начала обратный путь. Дойдя до того места, где заканчиваются собственно ноги и начинается история человечества, рука остановилась. Свободный доступ в эту зону был перекрыт плотно сомкнутыми то ли еще ногами, то ли уже мощными половинками ягодиц.

В этот момент Варвара что-то промычала и перевернулась на спину. Лешка успел отдернуть руки и замер, словно дирижер, показывающий оркестру люфтпаузу. Это продолжалось лишь мгновение, и Варвара, глубоко вздохнув, снова равномерно задышала во сне. Ей снилось, что Василий, трезвый и возбужденный, как в молодости, склонился над ее истосковавшимся телом. Чем дольше они жили, тем реже это происходило, а последние два года муж ее вообще не трогал. Вернее трогал, но не в этом смысле. Однажды она после очередной драки в сердцах назвала мужа импотентом. Василий матерно сказал, что он по ее вине действительно импотент и чтобы она больше никогда с этим вопросом к нему не приставала.

О том, что Василий вовсе не импотент, знали в поселке два человека: он и разведенная Надька, дом которой стоял на окраине. Там Василий давал волю чувствам.

Во сне Варвара почувствовала, как рука Василия настойчиво пытается проникнуть в ее лоно. Она томно позвала мужа по имени и открыла глаза. Немая сцена…

Впрочем, нет. Тут я, увлекшись, соврал. Сцена была отнюдь не немая.

Мы оставили Лешку после люфтпаузы. Дальше было оркестровое тутти, финал с литаврами и группой медных духовых. Увидев перед собой не Василия, Варвара заорала громче труб и волторн. Подобно тромбону, она голосом сделала глиссандо от си-бемоль субконтроктавы до той ноты, на которой по утрам поет петух на заборе.

Какая там, к черту, Элла Фицджералд! Услышав в тот момент Варвару, старая негритянка ушла бы на пенсию от стыда. Сколько драматизма, сколько истинной страсти было в этом нижнем си-бемоль, вы просто не поверите! Но я пишу чистую правду.

Звуковой волной Лешку снесло с дивана, и он оказался у калитки. Одновременно проснулся и Василий. Когда трясущаяся от страха Варвара рассказывала мужу о случившемся, Лешка уже ставил велосипед в сарай своего дома. Руки его дрожали, зубы стучали, а в ушах звенело. Чтобы успокоиться, Лешка решил выпить водки, поискал глазами бутылку, но вспомнил, что оставил ее под диваном у Василия. Происшествие у дивана тотчас предстало перед его мысленным взором во всей своей неприглядности. Завтра они встретятся с Василием в конюшне… На этом мысль останавливалась. Лешка заглянул в комнату – жена с детьми спали, не подозревая о терзаниях отца семейства.

«Надо что-то предпринять», – думал Лешка, уже крутя педали велосипеда в сторону дома Василия и придумывая на ходу разумные объяснения. Разумных объяснений в голову не приходило, и Лешка решил просто извиниться, чтобы замять дело.

В доме Василия горел свет. Сам хозяин, одетый в сатиновые трусы с растительным орнаментом и кирзовые сапоги, курил, сидя на крыльце. Жена стояла рядом. Увидев стоящего у калитки Лешку, Варвара вскрикнула и бросилась в дом. Василий со второй попытки встал и пошел навстречу гостю.

– Вася, поздравляю тебя с днем рождения! – неожиданно для себя сказал Лешка.

Василий, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на Лешкином лице, покачивался из стороны в сторону. По большому счету, ему было наплевать на Варвару и на то место, куда залезал руками этот молокосос. С другой стороны, он понимал, что нужно как-то достойно отреагировать на происшедшее, сказать что-то значительное. Слова, приходившие в его голову, надолго там не задерживались и исчезали. Каждый раз, когда слово улетучивалось, Василий сокрушенно мотал головой и замирал в ожидании нового прилива вдохновения. Так, стоя друг напротив друга, коллеги провели около двух минут.

– Вот, значит. С днем рождения тебя, – не выдержал тягостной паузы Лешка, переминаясь с ноги на ногу.

Очнувшись от тяжелых раздумий, Василий воздел указательный перст к небу и с пафосом, присущим древнегреческим трагикам, произнес:

– Что ты совершил?! Ты понимаешь, сука, что ты совершил?! – Особое ударение Василий делал на слове «что», как бы подчеркивая этим беспрецедентную мерзость, гнусность и низость Лешкиного поступка. После этих исполненных праведного гнева слов вдруг грянул гром, сверкнула молния и подул сильный ветер. Душная ночь наконец разрешилась мощным летним дождем. Василий принял это на свой счет, решив, что именно таким образом небо отреагировало на его пафос. Чтобы усилить впечатление, конюх сделал широкий замах, намереваясь нанести Лешке равный по силе воздействия удар по морде. Но Лешка вовремя отскочил в сторону, и Василий, поскользнувшись на уже мокрой земле, рухнул лицом вниз. Наблюдавшая за сценой из окна Варвара, возможно, и была бы удовлетворена чисто словесным разбирательством конфликта, но, увидев лежащего на земле супруга, заголосила:

– Убивают! Помогите!

Соседи давно привыкли к подобным призывам Варвары и не вмешивались, полагая, что Василий опять учит свою блядовитую жену. Это дело святое. Значит, есть за что.

Видя, что Василий больше не поднимается, а Варвара продолжает кричать, Лешка понял, что разговора не получится, и уехал домой.

* * *

Участковый по фамилии Пердуто был единственным представителем Министерства внутренних дел в данном животноводческом районе. Когда-то он работал во вневедомственной охране, но, пробыв пятнадцать лет старшим лейтенантом, понял, что ждать ему больше нечего, и попросился в провинцию – дожидаться пенсии. Не получилось у старлея карьерного роста – то ли из-за фамилии, то ли из-за отсутствия высшего образования, то ли по другим причинам. Теперь уже все равно. Хотя еще неизвестно, что лучше. В поселке у Пердуты был хороший домик, десятка два гусей, огород в двадцать соток. Птица и огород занимали почти полностью время и мысли участкового, поэтому, когда приходилось выслушивать жалобы и просьбы сельчан, на лице его отображалось невыразимое страдание. Жалоба могла лежать у Пердуты в папке и месяц, и полгода. Если жалобщик попадался слишком настырный, страж порядка составлял какую-нибудь бумагу и отправлял жалобщика в райцентр. Не слишком настырные отпадали сами.

В пятницу в райцентре проводили совещание участковых по итогам второго квартала. На Пердуту сыпались обвинения в бездействии, отсутствии результатов, снижении показателей и прочих милицейских грехах. Начальство понимало, что люди не могут не совершать преступлений и отсутствие преступности в поселке – это не заслуга участкового, а его недоработка. Если по итогам третьего квартала не будет выявленных преступлений, то до пенсии ему не дожить.

Размышляя об этой печальной перспективе, Пердуто в понедельник рано утром проходил мимо дома конюха Василия. Сам Василий уже ушел на работу, а Варвара возилась в огороде, низко наклонясь над грядкой.

Поскольку Варвара стояла лицом в глубь двора, то самая заметная ее часть оказалась как раз перед глазами участкового. Пройти мимо такого зрелища мог только эстетически неполноценный человек. Поэтому Пердуто остановился и представил себе, как бы это все выглядело, если бы Варвара стояла не в огороде, а он бы находился не у забора. Замечтавшись, участковый не заметил, как Варвара подошла к забору и поздоровалась с ним. Разговорились о том о сем. Пердуто пожаловался на то, что вот работает день и ночь, а начальство этого не ценит. Варвара рассказала о ночном происшествии. К утру она уже успокоилась, и в глубине души ей даже было лестно, что приглянулась молодому Кирееву.

– И смех и грех, – как бы возмущаясь, сказала она.

При слове «грех» Пердуто вдруг внимательно посмотрел на Варвару и задумался. Ему в голову, возможно впервые в жизни, пришла гениальная мысль. Он попросил Варвару еще раз, но уже с подробностями пересказать ночную историю. «Это же показатель! – подумал Пердуто. – Это же покушение на изнасилование!» Вот сейчас, буквально на голом месте, он сам не только выявил, но и раскрыл по горячим следам тяжкое преступление!

Удачу нельзя было выпускать из рук, и Пердуто взялся за работу. Первым делом он принял у Варвары заявление. Потом пошел – нет, скорее, побежал, полетел в опорный пункт и составил рапорт о том, что методом личного сыска им установлено, как Киреев с применением физического насилия и угроз… Нет, не так: угрожая убийством (так лучше), пытался совершить половой акт с гражданкой В. Лишь благодаря активному сопротивлению потерпевшей и ее мужа, пресекшего противоправные действия, замыслу Киреева не дано было осуществиться. Заканчивалось все фразой: «Полагал бы передать материал прокурору для принятия решения по существу». Эту фразу он, конечно, придумал не сам, а в свое время переписал из какого-то руководства и выучил наизусть. Пердуто привлекала изящная витиеватость фразы, исходящая от этого «полагал бы». В жизни Пердуто так не выражался, и, что должно было произойти для того, чтобы он действительно, без всякого «бы», полагал, Пердуто не знал. Но такую фразу положено было написать. А раз положено, то нечего и рассуждать впустую. Тем более что для рассуждений времени уже не было – в поселок из райцентра выехала группа захвата.

К обеду Лешку забрали прямо из конюшни.

* * *

Расследование уголовного дела по факту покушения на изнасилование Варвары ввиду его особой сложности и большого объема работы было поручено группе следователей прокуратуры. Дело получило широкий общественный резонанс.

Я приехал в Звероград, когда Лешка, арестованный с санкции прокурора района, уже третьи сутки томился в камере. Лешкина мама по пути рассказала мне все, что знала. Но, как выяснилось, знала она немного. Ее рассказ в основном был о Лешкиной жизни, начиная с его первых шагов и заканчивая третьей беременностью Светки. Что касалось собственно предмета моей поездки в Звероград, то кроме зловещих слухов, разошедшихся по поселку, после того как люди в масках, бронежилетах и с автоматами увезли сына в райцентр, ничего существенного мы не имели. Некоторые рассказывали, что Лешка, напившись, залез через окно в дом Василия и, угрожая обрезом, пытался забрать деньги, которые конюх собирал на мотоцикл с коляской. Другие утверждали, что Лешка приходил к Варваре, а Василий, увидев их вместе, достал обрез и пытался убить обоих. Лица, приближенные к Пердуто, клялись, что никакого обреза не было, хотя дело действительно имеет сексуальную направленность. Короче говоря, дурдом имени маршала Буденного!

При таком сложном анамнезе диагноз надо было ставить на месте.

Однако диагноз со всей определенностью уже был поставлен прокурором: покушение на изнасилование, соединенное с угрозой убийством, – и с неблагоприятным прогнозом от четырех до десяти лет лишения свободы. Вот что делают с людьми лунный свет и плохие показатели в работе.

Еще до нашей встречи Лешка дал показания о том, что пришел к другу на день рождения, а тот уже спал. Тогда он решил спросить у жены друга, когда можно будет прийти в следующий раз. Жена стала орать, и он, испугавшись, убежал. Однако экспертиза установила у жены множественные ссадины и кровоподтеки на лице и теле, что, конечно, было не в пользу Лешки. Кроме того, Василий, исполненный благородного негодования, жаждал крови за поруганную честь семьи. Это тоже значительно ослабляло Лешкину позицию.

За каждым членом следственной группы было закреплено отдельное направление в работе по этому громкому, запутанному делу. В частности, следователь Брыкин работал с подозреваемым. Месяц назад Брыкин окончил университет и был назначен в родной Звероград на должность стажера-следователя. Стажироваться предстояло на Лешке.

Моя первая встреча с подзащитным произошла прямо в кабинете Брыкина. Лешка был в накинутом на плечи черном ватнике и босиком. Этакий типичный представитель. Мне всегда нравился во внешнем виде человека свой стиль. У Брыкина тоже имелся свой стиль: круглые очки а-ля Берия, белая рубашка и, несмотря на жару, галстук. Тоже типичный представитель. Брыкин и Лешка, ровесники, сидели по разные стороны стола. В общем, принц и нищий, добродетель и порок, мартышка и, в конце концов, очки. Их объединяло лишь то, что и Брыкин, и Лешка впервые столкнулись с уголовным делом и не знали, как себя вести. Оценив обстановку, я понял, что буду помогать и тому, и другому.

– Ну что, Киреев, опять будешь сказки нам рассказывать? – начал с места в карьер Брыкин. Ему казалось, что так будет солиднее.

– Да я это… я че… я правду говорю, – ответствовал Лешка.

– А телесные повреждения у нее откуда? – выбросил Брыкин козырную карту.

– Да ее ж Васька каждый день бьет. За ейное блядство, – Лешка ухмыльнулся, искренне удивляясь тому, что в прокуратуре не знают таких общеизвестных фактов.

Видя, что стороны необходимо вогнать в процессуальные рамки, чтобы они не наговорили лишнего, я вмешался в беседу:

– Господин Брыкин, – тоном генерального прокурора произнес я, – а кто это вас учил обращаться к подследственным на «ты»?

Далее я рассказал Брыкину о том, как Совет Европы, принимая Россию в свои ряды, взял с нее обязательство соблюдать права человека, а такое обращение признается грубейшим нарушением Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, что в конечном итоге может поставить под угрозу членство России в этой организации. О последствиях этой угрозы лично для стажера Звероградской прокуратуры Брыкина мне просто страшно думать.

Тирада продолжалась около пяти минут, в течение которых Брыкин, встав из-за стола, два раза протирал вспотевшие очки, а Лешка от изумления сидел с раскрытым ртом.

– Прошу садиться, – завершил я тактический прием.

Воцарилось молчание. В тишине я услышал звук, похожий на тиканье часов. Я оглядел кабинет и стол Брыкина, но часов не увидел. Оказалось, что звук доносился из-под стола. Заглянув под стол, я увидел, что Лешка нервно постукивает босой ногой об пол, и тиканье, а точнее сказать цоканье, происходит при соприкосновении пола с ногтями на Лешкиной ноге. Для того чтобы отрастить такие ногти, нужно было не стричь их не менее полугода. Это, видимо, тоже был элемент стиля. Как раз для европейского сообщества.

Я понял, что Брыкин – мой. Пока он не пришел в себя, нужно ему еще раз помочь как молодому специалисту.

– Да вы не стесняйтесь, господин Брыкин, продолжайте допрос, – я показывал полную лояльность и понимание ситуации. Мол, если что не так, я, как старший товарищ, поправлю.

– Спасибо! – искренне ответил Брыкин и, уже обращаясь к Лешке: – Алексей Алексеевич, сейчас я буду допрашивать вас в качестве обвиняемого. Ознакомьтесь, пожалуйста, с постановлением.

Алексей Алексеевич не сразу понял, что обращаются к нему. Он перестал барабанить ногтями по полу и испуганно переводил взгляд с Брыкина на меня, пытаясь понять, к кому обращается следователь. Так его еще никто в жизни не называл.

Теряем темп. Я вывел Лешку из оцепенения:

– Алексей Алексеевич, твою мать, – прошипел я, – ты что, оглох?

Услышав понятную речь, Лешка взял в руки постановление и стал пристально вглядываться в буквы, пытаясь составить из них слова. Видя, что моя помощь теперь требуется подзащитному, я взял у него постановление и стал вслух с выражением читать:

– Киреев А. А., находясь в состоянии алкогольного опьянения и имея умысел на совершение насильственного полового акта…

– Это я, что ли? – вслушиваясь в официальный текст, удивился Лешка.

– Вы, Алексей Алексеевич, – поспешил прокомментировать Брыкин.

– …засунул правую руку во влагалище потерпевшей… – я продолжал с выражением декламировать, видя перед собой заскорузлую Лешкину руку с черной каймой вокруг ногтей. Вот этой самой рукой он залез туда, в святая святых, по самый локоть… – однако не довел свой преступный умысел до конца по независящим от него причинам…

Следующие полчаса ушли на кропотливое, с высунутым языком, заполнение бланка протокола допроса. Боясь ошибиться, наш стажер несколько раз звонил по телефону и справлялся, в какой графе что писать. Получив указания, он продолжал:

– Место работы и должность? – спрашивал Брыкин, управившись с предыдущей строкой.

– Конезавод, берейтор, – отвечал Лешка.

– Это что такое? – Стажер спрятал язык.

– Берейтор. Тренер лошадей…

Где-то там, за синей рекой, гуляют по зеленому лугу аристократические животные с золотыми гривами. Берейторы и жокеи учат их стипль-чезам и аллюрам, пиаффе и пируэтам. Красивые слова, красивая работа, но по колено в навозе и с грязными ногтями. А мальчики с ухоженными руками в белых рубашках сидят в душных кабинетах и занимаются грязной ерундой. Такое вот несоответствие формы и содержания.

Лешка обожал лошадей и говорил с ними на одном языке. Поэтому они любили своего наставника и без хлыста, лишь почувствовав на себе теплую руку, безропотно выполняли все, о чем он их просил. Второго такого берейтора на конезаводе не было. Лешка представил, что увидит своих подопечных лишь через десять лет, и затосковал.

Виновным он себя, конечно, не признал. Мы расстались, заявив ходатайство о проведении следственного эксперимента для установления того, возможно ли с учетом размера руки обвиняемого, а также ширины и глубины того места, куда он эту руку предположительно засунул, совершить действия, которые вменяются ему в вину. Я пообещал парню, что он скоро увидит своих лошадей.

* * *

Василий, несмотря на косые взгляды соседей, ходил по поселку с гордо поднятой головой. Он чувствовал себя настоящим рыцарем, вставшим грудью на защиту чести и достоинства своей дамы. С каждым днем в его памяти всплывали новые детали гнусного Лешкиного поступка. Вот он разжимает сомкнутые на горле жены грязные руки берейтора. Мощным ударом отправляет его в нокаут. Накрывает дрожащие плечи жены теплой шалью. Какой же надо быть скотиной, чтобы покуситься на святое?! Василий благородно негодовал и категорически отказывался встречаться с Лешкиной матерью.

Кроме того, он надеялся получить крупную сумму в качестве компенсации морального вреда. Размер суммы он для себя еще не определил, но по предварительным расчетам ее должно было хватить на подержанный автомобиль вместо мотоцикла с коляской. Во всяком случае, так говорил Пердуто, а он знающий мужик. О происхождении у Варвары ссадин и кровоподтеков они с Пердутой, по умолчанию, как бы не догадывались.

Видя перемены в поведении мужа, Варвара не могла нарадоваться. Целую неделю Василий почти не пил. Разве что чуть-чуть после работы, но в домашней обстановке. Не было бы счастья, как говорится, да несчастье помогло. Ради этого счастья Варвара готова была подтвердить все детали, всплывавшие в памяти Василия, и во всем с ним соглашалась.

На следующий день была назначена очная ставка между Варварой и Лешкой.

– Ты ему прямо в глаза смотри! – учил ее Василий. – Пусть знает, что он натворил!

Нарядно одевшись, Варвара с Василием на Пердутином «запорожце» поехали в райцентр.

Когда Лешку привели в кабинет, ей на секунду стало жалко мальчишку. Он похудел, осунулся, выглядел как испуганный птенец. Если бы у нее был сын, он был бы такого же возраста. Может, забрать к черту это заявление? В тоске она посмотрела в окно. У крыльца прокуратуры нервно курил Василий в яркой майке с иностранной надписью на груди. Нет, Пердуто правильно говорит – отступать нельзя, а то еще и ее посадят за ложный донос.

Рядом с Лешкой сидел какой-то городской мужичина в очках.

– Это адвокат. Он защищает Алексея Алексеевича, – сказал Брыкин.

– Кого это? – переспросила Варвара.

– Вот его, – следователь указал пальцем на Лешку.

«Надо же, – подумала Варвара, – как все серьезно». Она слышала, что адвокаты задают всякие хитрые вопросы, запутывают людей и заставляют их на черное говорить белое. Но с ней такое не пройдет.

– И нечего на меня так смотреть! – Продолжая свою мысль вслух, Варвара смерила адвоката презрительным взглядом. – Ничего у вас не получится.

– Ну что вы, Варвара Степановна, – я наклонился к уху потерпевшей. – Просто мне очень нравятся красивые женщины. Такие, как вы, сейчас большая редкость.

– Я сама знаю, – после некоторой паузы ответила Варвара, поправляя прическу. Ее агрессия исчезла. – Но вы должны понять – я такое пережила. Такое! Врагу не пожелаешь.

– Как я вас понимаю, Варвара Степановна, вы себе даже не представляете!

Начался второй стипль-чез. Я думаю, что любой следователь со стажем работы более года может смело занимать должность редактора газеты. Вместо простого ответа «нет» следователь почему-то считает необходимым написать: «По существу заданного мне вопроса о том, находился ли я на работе двадцать пятого числа, я, осмотрев предъявленные мне в ходе настоящего следственного действия табели выхода на работу за период времени с двадцать третьего по двадцать шестое число, а также журналы учета рабочего времени за тот же период, могу откровенно заявить, что затрудняюсь ответить на этот вопрос». Коротко и ясно.

Когда Брыкин стал заниматься редактированием, я ему указал на требование процессуального закона записывать показания по возможности дословно. Снова напомнил о Европейской конвенции.

Опасаясь исключения России из Совета Европы, стажер Брыкин действительно стал писать дословно, буквально стенографировать все, что выходило из уст участников очной ставки.

Эффект превзошел мои ожидания. Текст выглядел примерно так:

Вопрос адвоката: «В котором часу вы легли спать тем вечером?»

Ответ Варвары: «Вы о душе подумайте!» Вопрос адвоката: «Наносил ли Киреев вам удары?» Ответ Варвары: «Вы что думаете, если живете в городе, так вам все можно?»

Вопрос адвоката: «Был ли Василий в тот вечер пьян?» Ответ Варвары: «У меня тоже среднее образование, и я кое-что понимаю в жизни».

В связи с неадекватным поведением потерпевшей на очной ставке (это видно даже из текста протокола) мы попросили назначить ей психиатрическую экспертизу для ответа на вопрос о том, способна ли она отдавать отчет своим действиям и руководить ими.

Возможно, кто-то обвинит меня в цинизме. Но при этом надо учесть, что задница Варвары, даже при ее внушительных размерах, не стоила ни четырех, ни десяти лет человеческой свободы, ни подержанного автомобиля, ни даже Пердутиной пенсии. Если муха сидит у кого-то на голове, то убивать ее кувалдой нельзя, и это должно быть понятно любому человеку. Если, конечно, этот человек отдает отчет своим действиям и руководит ими. А если не отдает и не руководит, то не надо обвинять меня в цинизме и превращать эту муху в слона. Вы со мной согласны?

* * *

Обычно в такого рода уголовных делах напряженным бывает лишь первый этап. Потом производство приобретает вялотекущий характер: экспертизы, справки, характеристики, дополнительные допросы. Именно так произошло в истории с Лешкой.

Из Зверограда его перевели в центральную областную тюрьму. С учетом наличия двух малолетних детей и беременности жены суд освободил его из-под стражи на время следствия, и он уехал в родной поселок. Варвара же, наоборот, уехала из родного поселка в областной центр на психиатрическую экспертизу с криками о том, что она нормальная.

Но это оказалось не бесспорным. Врачи посоветовали ей пройти небольшой курс лечения с целью коррекции психического состояния. Только в ходе этой коррекции Варвара узнала себе цену. Живя в городе, она, что называется, заягодела: чуть ли не вдвое похудела, сменила весь гардероб, стала одеваться как городская, посещала концертные залы и выставки. На одной такой выставке она встретила настоящего англичанина, который в свои шестьдесят пять выглядел лучше, чем ее Василий в сорок пять. Варвара не знала английского, он не знал русского, и на каком языке они общались, неизвестно. Но понимали друг друга с полуслова, потому что у любви один язык.

Когда виза англичанина заканчивалась, он предложил ей руку, сердце и жизнь в пригороде Лондона. Июльская ночь, Василий и конские болезни казались далеким прошлым и не имели теперь никакого значения. Варвара вылечилась от этого и полностью отдавала отчет своим действиям.

Приехав в поселок, для того чтобы уладить всякие формальности, она больше всего боялась объяснений с Василием. Но оказалось, что он давно уже живет у Надьки и в ожидании компенсации морального вреда пропил будущий мотоцикл с коляской и собственной печенью.

Как ни уговаривал ее Пердуто не отказываться от заявления, что ни говорил о чести, достоинстве и справедливом возмездии, Варвара написала в прокуратуру письмо с просьбой не наказывать Лешку и забыла обо всем. Лишь приусадебный участок в пригороде Лондона иногда напоминал ей об их с Василием огороде. Но никакой печали эти воспоминания у нее не вызывали.

Через месяц действия Лешки квалифицировали как мелкое хулиганство, и дело утонуло в архиве Звероградского суда.

* * *

Однако в самом начале мы говорили о местном музее с портретами участников тех событий, и было бы неправильно оставлять дело в пыльном архиве.

Через год, в таком же жарком июле, Лешка повез лошадей знаменитой звероградской породы в Англию на выставку. Одну лошадь купили для конюшни Ее Королевского Величества, а Лешке предложили поработать в этой конюшне берейтором. Сначала полгода, затем еще год. Потом к господину берейтору приехала Светка с тремя детьми.

На деньги от проданной лошади, выращенной и обученной Лешкиными мозолистыми руками, конезавод имени маршала Буденного или 1-й Конной армии построил такие конюшни, в которых не нужно было стоять по колено в навозе. Еще открыли музей коневодства. Остальные деньги, как водится, потихоньку разворовали.

Недавно Лешка прислал мне по электронной почте фотоснимок – его дети с членами королевской семьи держат под уздцы великолепную тонконогую скаковую лошадь.

Лешка и Варвара – мои герои, и я могу делать с ними все что угодно. Поэтому туманным осенним вечером они снова встретились недалеко от Вестминстерского аббатства. Но не узнали друг друга. Она – благообразная дама бальзаковского возраста, а он – преуспевающий отец семейства в дорогом костюме и начищенных до солнечного блеска ботинках.