Уроки

Уроки

Как Аркадий Иванович Чернышев сумел углядеть в худющем солдате хорошо замаскированные таланты?! Но на стадионе «Локомотив», что на Ново-Рязанской улице, этот «фитиль» в воротах в солнечный летний день 1948 года надолго задержал его внимание. Играли команды воинских частей, иначе говоря, райсоветов «Динамо». Яшин обратил на себя взор Чернышева сперва тем, что отработал «в рамке» два матча подряд. А получилось так. Отстояв «вахту» за третью команду, Яшин начал было переодеваться, но подошедший тренер, тот же капитан Матулевич попросил выйти на поле вторично:

– Выручай, брат, на разминке вратарь второй команды травмировался.

Версии открытия Яшина Чернышевым немного расходятся в деталях. По одной из них, и мною в предыдущих работах некритично использованной, Аркадий Иванович, гуляя с маленькой дочкой, забрел на стадион и случайно увидел начинающего вратаря в деле. Но, как я теперь знаю, жил на другом конце Москвы и вряд ли потащил бы малышку на край света. Да и не мог тренер случайно оказаться на стадионе в воскресенье – тогда это был единственный выходной и единый игровой день для низовых турниров. Если и не был занят с молодежной командой «Динамо», которую тренировал, то просматривал для нее игроков во внутридинамовских соревнованиях. Так что мог углядеть Яшина во время просмотра игр на первенство московского городского совета «Динамо».

Недавно Валерий Баскаков, известный арбитр 70—80-х годов (и отец не менее известного сегодня судьи ФИФА Юрия Баскакова), озвучил еще одну версию. Будто Аркадий Иванович получил «наводку» от Петра Теренкова, «футболившего» в одну пору с Чернышевым и даже забившего победный гол за «Локомотив» в первом финале Кубка СССР (1936). Став впоследствии тренером, «дядя Петя» был известен каждому мальчишке, посещавшему в послевоенные годы стадион на Рязанке, где с утра до вечера пестовал футбольную смену главной команде железнодорожников. А заметив в динамовских соревнованиях, проходивших на арендованном стадионе, нового вратаря, якобы позвал на смотрины старого коллегу. В таком возрасте игроков не было принято тогда переманивать, да и «вынуть» приглянувшегося новичка из воинской части у дяди Пети не существовало ни малейшего шанса. Но как бы то ни было, Яшин попался на глаза Чернышеву.

Будущий хоккейный триумфатор, слывший некогда заметным футболистом, а в дебюте тренерской деятельности хоккейные каникулы тоже посвящавший футболу, различил за очевидным старанием нескладного вратаря кое-какие киперские задатки. Понаблюдал-понаблюдал, да и предложил ему попробовать силы в молодежной команде «Динамо.

Когда солдат, радостно согласившись, вдруг помрачнел, сообразив, что не может распоряжаться своим временем, и наивно спросил, кто ж его отпустит, незнакомец ответил, что берет это на себя. Яшин не особенно верил, что тот выполнит обещание. Но через пару дней командир предъявил ему запрос и приказал отправляться на стадион «Динамо». Там в назначенный час его поджидал тот самый, теперь уже знакомый незнакомец, окруженный молодежью. Улучив момент, солдат спросил у ребят его фамилию. Так узнал, кто же его «крестный отец» в футболе.

Солдата регулярно отпускали из части на тренировки и игры. Однажды произошел курьезный случай. Очередная тренировка подходила к концу, и Яшин решился попросить своего благодетеля побить ему еще немного по воротам. Аркадий Иванович согласился, но в это время запыхавшийся посыльный просил его срочно зайти к какому-то динамовскому начальнику. Чернышев велел обождать, а до его возвращения поработать с мячом самостоятельно. Пока выполнял срочное задание, а ушло на него не меньше часа, тренер забыл, что его дожидается ученик. Но кто-то из футболистов команды напомнил. Аркадий Иванович, немедленно вернувшись на поле, извинился. Лев теперь уже и не думал сомневаться в тренере:

– А ребята говорят – не придет. Чудаки… – В тот раз они задержались до глубоких сумерек, оба жалели, что приходится считаться с темнотой и прекращать упражнения.

Молодежная команда «Динамо» успешно выступала в чемпионате и розыгрыше Кубка Москвы, Яшин закрепился в основном составе. В полуфинале Кубка столицы 1949 года турнирная сетка свела ее с первой мужской командой динамовского же клуба, за которую выступали порой заслуженные ветераны, а то и свободные от календарных встреч игроки команды мастеров. В тот день экзамен у «молодежки» принимали на поле собственный тренер Аркадий Чернышев и его давние сподвижники – ветераны Сергей Ильин, Василий Смирнов и продолжавшие выступать в чемпионате СССР Иван Станкевич, Василий Трофимов. За необычным матчем наблюдали динамовские руководители, а Малый стадион «Динамо» собрал столько народа, сколько теперь иной раз не увидишь на матче премьер-лиги. Молодежь обыграла «стариков» со счетом 1:0, Яшин отстоял успешно. Позднее считал, что эта игра предопределила его приглашение в команду мастеров, как он однажды выразился, «учеником вратаря».

Действительно, Чернышев рекомендовал своего воспитанника старому товарищу Михаилу Иосифовичу Якушину. Так осенью 1949 года в расположении главной динамовской команды впервые появился длинный угловатый парень в кургузой солдатской шинели, казавшийся еще более нелепым оттого, что она была ему явно коротка. Но поначалу лишь изредка тренировался с мастерами. Якушин руководствовался правилом: доверяй, но проверяй. Он верил в интуицию и опыт Чернышева, но прежде чем включить его в штат команды, все же сам хотел убедиться в пригодности Яшина для большого дела. А убедившись, в марте 1950 года взял на предсезонный сбор, на котором «Динамо» привычно располагалось в Гагре. Мало того, что Яшин нежданно-негаданно попал в компанию футбольных светил, так еще впервые увидел море, о чем тогда не смели и мечтать.

Начальные впечатления о своем лучшем тренерском «произведении» Якушин суммировал, когда ему стукнуло уже 85 лет: «Впервые я увидел Яшина, когда он играл то ли за первую, то ли за вторую клубную команду «Динамо». Большой, нескладный, не похожий на футболиста. Правда, по-своему он был ловок, хорошо ловил мяч, однако достоинства его были не столько велики, чтобы я обратил на них внимание. А вот в русском хоккее он мне запомнился. Яшин играл нападающим. Неплохо катался на коньках, отлично владел клюшкой. Потом его почему-то перевели в хоккей с шайбой…».

Приняв «подарок» от Чернышева, поначалу Якушин отмечал больше прилежание застенчивого новичка, распекая его за безумные выходы далеко из ворот. Но работавший с дублем второй тренер Иван Иванович Станкевич, известный тем, что в 1945 году в Англии успешно противостоял самому Стэнли Мэтьюзу всячески поддерживал новобранца:

– Да не волнуйся ты. В дубле защитники неопытные, и покидать ворота опасно. Вот когда попадешь в «основу», там другое дело.

Тем не менее первые пробы отлучения с линии ворот относятся именно к играм за дубль. Думаю, Константин Крижевский не совсем прав, пытаясь объяснить выходы вперед скукой, которую Яшин испытывал, когда безучастно стоял на линии: «Яшин жил в воротах, как актер на сцене. Но разве можно жить, стоя на одном месте?» Сказал красиво, как играл, но если бы регулярно наблюдал его в дубле (а состоял тогда в команде ВВС), объяснение нашлось бы попроще. Насколько я могу судить, Яшина потянула вперед, как бы это ни противоречило тренерским наставлениям, незрелость собственных защитников. Слишком уж часто вратарь оказывался брошенным на произвол судьбы, вынужден был сражаться с превосходящими силами противника. И додумался до крамольного желания эти бесконечные набеги самолично пресекать на корню, а не пассивно дожидаться нанесения удара.

Поначалу одним своим внешним видом, развинченными движениями Яшин вызывал улыбку, а игрой – насмешки. В Гагре на предсезонном сборе, в тренировочной игре за дубль против сталинградского «Торпедо» (как тогда был переименован знаменитый «Трактор»), он выскочил из ворот так далеко, что мяч, сильно выбитый в поле вратарем соперников и подхваченный сильным порывом ветра, опустился прямо в сетку за спиной. Сидевшие на трибуне Константин Бесков, Василий Карцев, Александр Малявкин умирали с хохоту. О таком курьезном голе до поры до времени и слышать не приходилось – хоть заноси в Книгу рекордов Гиннесса.

Когда подобный казус приключился весной 2007 года в английской премьер-лиге, он неустанно демонстрировался телевидением, а просвещенные комментаторы отечественных СМИ тут же вспомнили эпизод яшинской биографии. Разница лишь в том, что происшествие случилось не с новичком, а с вратарем национальной команды Англии, правда, резервным (Беном Фостером из «Уотфорда»), который проглотил пилюлю от основного вратаря сборной (Пола Робинсона из «Тоттенхэма»).

Яшина же ждал конфуз и в дебютном матче за основной состав «Динамо» 2 июля 1950 года. Новый тренер Виктор Иванович Дубинин, который сменил подавшего в отставку из-за разногласий с лидерами команды Якушина, и не собирался его выпускать, но был вынужден: Вальтер (в динамовском обиходе Саша) Саная не залечил травму, а Алексей Хомич в ходе встречи со «Спартаком» тоже получил повреждение, и на 75-й минуте пришлось бросать в пекло Яшина. «Динамо» выигрывало 1:0, но нервные метания по штрафной нового вратаря не могли довести до добра – незадолго до конца игры он столкнулся со своим полузащитником Всеволодом Блинковым, а Николай Паршин добил отскочивший мяч. Получилась нежданная ничья – 1:1.

Еще больше начудила эта «каланча», как его тут же окрестили на трибунах, в следующем матче 6 июля с тбилисским «Динамо». Москвичи уверенно вели в ходе второго тайма аж 4:1, но несколько нелепых ошибок «в голу», и счет уже 4:4. Началось с того, что у нового вратаря нервы не выдержали, когда Николай Тодрия мешал выбить мяч в поле, и Яшин стукнул его мячом по голове. Арбитр Александр Щелчков указал на 11-метровую отметку. Вслед за этим вратарь опрометчиво выбежал далеко из ворот и получил еще одну «штуку». Не успели москвичи опомниться, как Борис Пайчадзе, сыгравший один из лучших матчей на склоне карьеры, блестящим ударом сравнял счет. И хотя Константин Бесков забитым мячом все же принес команде победные очки, Лев никогда не мог забыть, как глотал в раздевалке горькие слезы, а влетевший туда грозный милицейский генерал скомандовал тренеру: «Гнать сопляка! Чтобы глаза мои его больше не видели!».

Яшина в команде оставили, но, чтобы глаза генералам не мозолить, перевели в глубокий резерв. Решили, что еще может понадобиться. В 1950-м и особенно 1951 годах вратарская ситуация в «Динамо», как, впрочем, и «полевая», сложилась неблагополучная, если не сказать аховая. Ни Хомич, ни Саная не могли похвастать стабильностью и избавлением от травм. Внутренние распри, смена поколений в команде, заговор против Якушина и появление на тренерском мостике Дубинина сказывались на качестве тренировочного процесса и подготовки игроков.

По окончании самого неудачного из послевоенных сезонов (вслед за сплошняком призовых мест – пятое в 1951 году) для руководства Центрального совета «Динамо» была составлена аппаратом аналитическая записка. Она полна идеологических штампов того времени, вроде отсутствия в команде «большевистской критики и самокритики», но есть и попытка разобраться по делу. В частности, приводится мнение Алексея Хомича (для любознательных будет интересна и тогдашняя лексика): «Игра вратаря требует не только физического, но и нервного напряжения. Бывают в игре срывы, были они и у меня. Но как старший тренер относился к этим срывам? Вместо того чтобы строго и объективно помочь устранить недостатки, он меня просто вывел из состава, никакой дальнейшей помощи, деловой критики я не имел. Когда появились срывы в игре товарища Саная, с ним поступили таким же образом. На фоне этого почти совершенно пропало внимание к молодому вратарю Яшину, который имеет большие способности и мог бы играть в основном составе. Только потому, что работа с вратарями пущена на самотек, что нет никакой специальной тренировки с нами, мы не растем…».

Яшин сам себя гонял на тренировках до умопомрачения, да и «классики» Василий Трофимов, Василий Карцев, Сергей Сальников были не прочь остаться после общекомандных занятий, чтобы постучать по воротам. Они молодого вратаря совсем не щадили, «расстреливали» убойными ударами, а тот не роптал – уж очень хотелось выучиться, смыть позор неудачного дебюта. Нашлись, как всегда, добровольные советчики, которые подзуживали Яшина искать счастье в каком-нибудь другом клубе, но он отказался, признаваясь самому себе, что правильно его отлучили от «основы» и рано еще ему доверять. Решил добывать право на исправление там, где начудил, – в самом «Динамо».

Тем временем наблюдавший со стороны «страдания молодого Вертера» Чернышев предложил ему испытать себя в других воротах – хоккейных. Он явно симпатизировал Льву – не потому, что тот был его протеже. Аркадию Ивановичу импонировала, как он выражался, «жадность увлечения», которой отличался его «найденыш».

В ту далекую пору футбольный сезон был короткий, и почти все футболисты значились совместителями – зимой выходили с клюшкой на лед. Яшин не был исключением, играл, как вы уже знаете, в русский хоккей. Но наступила эра канадского, которому и посвятил себя Аркадий Чернышев, став автором первой заброшенной шайбы в официальных соревнованиях и тренером первого чемпиона страны – «Динамо». Глубокой осенью 1950-го, года смазанного яшинского дебюта в большом футболе, встретившийся на динамовском стадионе грустному неудачнику «крестный» спросил, почти в точности как тогда на Ново-Рязанской:

Может, в шайбу попробуешь?

Да что вы – я эту шайбу в глаза не видел.

Это не беда. Не боги горшки обжигают.

Яшин потом признавался, что клюнул только на обаяние Чернышева – после футбольного конфуза немного угасла вера в то, что в лице симпатичного тренера явилась «госпожа удача».

Аркадий Иванович, отметив про себя способности Яшина в русском хоккее, предложил ему и на малом льду поиграть нападающим. Но Лев не пожелал, так как теперь не мыслил себя вне ворот, пусть и таких миниатюрных. Втайне надеялся, что игра хоккейным вратарем поможет отшлифовать навыки футбольного – уже тогда, выходит, твердо связал свое будущее с футболом. Длинный, в тяжелых доспехах, никак не мог справиться с крохой-шайбой. По футбольной привычке все пытался поймать ее. Ловушка тогда во вратарских рукавицах отсутствовала, и новичок, откидывая клюшку в сторону, норовил ухватить шайбу как мяч, двумя руками, и разбивал их в кровь. Да еще эта резиновая «пуля» не повиновалась, отлетала иногда рикошетом в ворота. Аркадий Иванович подбадривал, учил отбивать, а не ловить, выставлять клюшку перед собой.

Многому надоумил Яшина и основной вратарь «Динамо» эстонец Карл Лиив (тогда в столичные команды охотно приглашались прибалтийские игроки, потому что до вхождения в СССР эти страны канадский хоккей культивировали). Вратари делили на сборах одну комнату. Карл был молчун, Лев тоже не отличался словоохотливостью. Он невольно перенимал у нового товарища предупредительность в общении и хладнокровие на площадке. Думать не думал, что это пригодится в жизни и в футболе.

Когда Чернышев зазвал Яшина в канадский хоккей, для нас тот был трехлетним ребенком. Но быстро входил в моду, собирал все больше зрителей у Восточной трибуны стадиона «Динамо», где за отсутствием дворцов спорта располагалась главная площадка союзного чемпионата. В «канадских» воротах Яшин, наконец, вошел во вкус, через пару сезонов выиграв с «Динамо» серебряные медали первенства и Кубок страны. Мастером спорта стал, таким образом, раньше, чем в футболе.

В состав «Динамо» на финальный кубковый матч с ЦДСА 12 марта 1953 года попал неожиданно и для себя, и для болельщиков. Аркадий Чернышев оказался в зарубежной командировке, призванный возглавить сборную страны на Всемирных зимних студенческих играх в Вене, где решили ее опробовать, прежде чем выпустить на чемпионат мира. На время отсутствия попросил исполнять тренерские обязанности Василия Трофимова. Тот из канадского хоккея вот уже два года как вернулся было на просторы русского, но в 1953 году снова оказался в «коробке». Это Чернышев попросил его помочь, поскольку «Динамо» испытывало трудности. Василий Дмитриевич говорил мне, что «Адику отказать не мог». А на время командировки Чернышева пришлось срочно ввестись, как говорят в театре, на роль играющего тренера. Мало того, что сам блестяще отыграл финал, не ошибся и с включением в состав второго вратаря. Набиравший силу от игры к игре Лев Яшин Чернышевского «врио» не подвел.

После финального матча, выигранного динамовцами со счетом 3:2, радиокомментатор Николай Озеров прямо возле ледовой площадки брал интервью у Алексея Гурышева. Спросил, в частности, его мнение о «заместителе» Лиива.

– Хорош! – ответил знаменитый бомбардир. – Помяните мое слово, у него большое будущее.

Гурышев оказался провидцем, только большое будущее ждало Яшина не на хоккейном, а на футбольном поле. В футболе же светлые горизонты могли предрекать ему, казалось, только отчаянные смельчаки. Но, как ни странно, они водились. Завсегдатаи матчей между дублерами все чаще напоминали это имя скептикам, которые после провального дебюта продолжали отмахиваться от него. Прорвало даже «Советский спорт». Практически не освещавшая чемпионат дублеров, газета вдруг, 25 сентября 1951 года, сделала исключение для резервистов ЦДСА и «Динамо». И не потому, что они шествовали во главе турнирной таблицы, а скорее всего для оценки эксперимента по обслуживанию матча двумя судьями в поле (внедрение парного арбитража обсуждается до сего дня – почти 60 лет спустя!). Но любопытно, что вместе с разбором судейского эксперимента в этот редчайший отчет о встрече дублеров попал 22-летний рядовой вратарского корпуса, разжалованный из основного состава: «В команде «Динамо» хорошее впечатление оставляет вратарь Яшин – смелый, решительный, с отличной реакцией игрок».

С каждой игрой Яшина признавали динамовские асы. От известного нападающего Ивана Конова слышали, например, что недалеко время, когда он станет лучшим вратарем страны. А Владимир Савдунин, хотя было не очень принято давать советы тренеру, теребил его, может быть, на правах парторга команды, чтобы быстрее выпускал Яшина в «основе». Сосланный в дубль, тот и в самом деле иногда поражал воображение, прежде всего редкостной реакцией. В частности, только за 1951 и 1952 годы отразил 12 пенальти!

Что творил Яшин в дубле, можно представить себе хотя бы по тому, что не взял столько 11-метровых даже за многие-многие годы последующей известности (два в чемпионате страны, да шесть в международных встречах, включая одну «выставочную»). Не раз читал в нашей и зарубежной прессе, что за карьеру он отразил то ли 100, то ли 150 пенальти, но эти цифры скорее всего принадлежат мифологии. Достоверно известно, что Яшин специалистом по 11-метровым не считался, во всяком случае, не значится среди рекордсменов ни за матч (два пенальти за игру отразить не довелось), ни за сезон (рекорд высшей лиги – четыре отраженных удара с «точки»).

Хотя взятые пенальти показательны для периода его становления, не знаю, имею ли право сопоставлять с годами зрелости. Противостояли-то Яшину не допризывники или сверхсрочники из дубля, а лучшие футбольные снайперы страны и мира, правда, как оказалось, и звезд калибра Роберто Баджо далеко не всегда миновала горькая чаша разочарования после проколов в важных, порой решающих матчах первенства мира и Европы.

Так или иначе, сразу вслед за ледовым финалом Яшин был вызван на предсезонный сбор футболистов «Динамо» в привычную уже Гагру где очередной старший тренер Михаил Васильевич Семичастный после двусторонних игр и спаррингов сказал ему:

– Вижу теперь ты больше готов играть за основной состав.

Как ни жаль было расставаться со своим «крестным отцом», Яшин пренебрег даже нарисованной ему перспективой попасть в хоккейную сборную, а был уже включен в черновой, расширенный список, заготовленный заранее для подготовки к дебюту советских хоккеистов в чемпионате мира 1954 года. Сделав хоккею ручкой, меньше через два месяца Яшин возник перед изумленной публикой из футбольного небытия – второе рождение состоялось в календарном матче с московским «Локомотивом» (3:1). Это был для него двойной праздник – ведь игра проходила 2 мая, когда дома, как повелось, собралась отметить майские праздники большая компания родственников и знакомых. Отметили заодно и удачное возвращение Левы в большой футбол.

А уже осенью вместе с товарищами по команде Яшин овладел вслед за хоккейным и футбольным Кубком. Правда, финальный матч против куйбышевского «Зенита», то бишь по-теперешнему самарских «Крыльев Советов» (1:0), состоявшийся там же, на Центральном стадионе «Динамо» 10 октября 1953 года, не доиграл из-за травмы. За полчаса до конца встречи, впервые, кстати, с довоенных проб (1940) проводившейся при электроосвещении, после жесткого столкновения с куйбышевским нападающим Виктором Бровкиным, его унесли с поля на носилках. Что называется, получил боевое крещение. Пришел в себя, когда в раздевалку с шумом и гамом ввалились светящиеся от счастья одноклубники. Так что полагавшийся круг почета по беговой дорожке не совершил, отложив этот незабываемый миг, оказалось, на целых 14 лет.

Окончательный выбор между футболом и хоккеем, как ни странно, не был для Яшина особенно сложным, хотя его положение в основном составе футбольного «Динамо» еще весной-летом 1953 года, когда большей частью играл Саная, оставалось довольно неопределенным. Я хорошо помню тогдашнего Яшина. В его акциях все больше сквозила уверенность, начисто перечеркивавшая конфуз 1950 года. Много позже злые языки утверждали, что Семичастный медлил с закреплением своего выдвиженца, поскольку кожей чувствовал давление Берии, якобы неравнодушного к Санае. Тем не менее Яшин предпочел туманность своего футбольного будущего уже зазвучавшему было переливу хоккейных медалей на груди и звонкой монеты в карманах.

Объяснение простое: футбол оказался для Яшина наваждением, от которого невозможно освободиться. Как для многих охотников играть и смотреть. Вроде тех, кто в послевоенные годы, заменяя недоступный из-за дефицита, да и цены кожаный мяч тряпичным, а то и пустой консервной банкой, в любую погоду гонял в футбол во дворе или на мостовой. Или вроде сегодняшних чудаков, которых родное телевидение (чтоб ему пусто было), оставив несколько лет назад часть прямых трансляций Лиги чемпионов только на платном канале, все равно заставляло бодрствовать посреди ночи, когда волей-неволей приходилось смотреть матчи в записи.

Футбол, этот ловец человеческих душ, из знаменитостей прибрал к рукам не одного Яшина. Василий Трофимов, на редкость успешный тренер по хоккею с мячом, более чем зрелым мужчиной с удовольствием откликнулся в 1963 году на трубный глас любимого футбола, призвавший занять совсем не амбициозную вакансию второго тренера сборной СССР. Всеволод Бобров в столь же солидном возрасте проявил охоту к перемене мест: в 1968 году оставил только-только приведенный к первенству хоккейный «Спартак» ради неясной перспективы в неблагополучном футбольном ЦСКА. И совсем начудил на старости лет фанатично влюбленный в хоккей Анатолий Тарасов, который почти через 30 сезонов разлуки с зеленым полем принялся тренировать в 1975 году тот же футбольный ЦСКА. Ничего не попишешь – такова уж манкость футбола.

Попался на эту удочку и Яшин, уже далеко не мальчиком, но мужем воспользовавшийся последним шансом проникнуть на священную территорию большого футбола. И как ни коварна аналогия устремлений игроков и тренеров, молодости и опыта, он оказался единственным среди этих незаурядных фигур, кому дался нелегкий футбольный перелет из обжитого уже, теплого хоккейного гнезда.

Другой, по-моему, более сложный вопрос, почему Чернышев, с которым Яшин очень считался, не стал удерживать его под своим крылом в хоккее, где у найденного им солдата начали пробуждаться заметные всходы таланта, а советовал все же искать счастье в футболе. В книге «Путь к себе» (1974) А.В.Тарасов, отведя немало строк своему коллеге по тренерскому содружеству в победоносной хоккейной сборной СССР 60-х годов, приводит ответ самого Аркадия Ивановича на этот вопрос, который напрашивался, разумеется, и у Анатолия Владимировича в ходе их долгих бесед на занимавшие обоих темы. Вот ответ Чернышева в изложении Тарасова: «Футбол был значительно, неизмеримо популярнее – там быстро приходила слава. Я понимал, конечно, что Яшину придется бороться за место в основном составе. Но с яшинскими-то данными…»

Московское «Динамо» в 1963 году стало 10-кратным чемпионом страны На снимке (слева направо): сидят – В.Кесарев, В.Фадеев, В.Царев, В. Маслов, И.Численко, В.Короленков, А.Николаев, стоят – старший тренер А.Пономарев, Г.Рябов, В.Беляев, В.Глотов, Г.Гусаров. Э.Мудрик, Л.Яшин, Н.Бобков, Ю.Вшивцев В.Аничкин, тренеры В.Павлов, В.Блинков

Сдается мне, однако, что Тарасов приводит слова Чернышева не совсем точно, несколько переиначив их на свой лад. Аркадий Иванович не мыслил категориями славы. Сам многие хоккейные годы живший под звуки фанфар, не заболел фанфаронством – на это было наложено решительное вето его воспитанием, культурой, твердыми жизненными принципами. Чернышев скорее мог говорить Тарасову не о славе, которую сулил футбол Яшину, а о самоудовлетворении, о признании со стороны людей. Такой оттенок ответа Чернышева больше сопрягается с тем, что он говорил по тому же поводу мне, когда, отклонившись от текущих хоккейных тем, я задал тот же вопрос.

– Интуиция, – промолвил Аркадий Иванович и, видно заметив на моей физиономии разочарование односложностью неопределенного ответа, после некоторой паузы предложил расшифровку. – Интуиция, кажется, подсказала мне, что Яшин сам больше тяготел к футболу. Мне-то, поймите, не хотелось отпускать от себя спортсмена до мозга костей, которого в нем узрел, но, видно, он сам ощущал, да и я заметил, что его физические данные, рост, длинные руки подходят скорее для больших футбольных ворот, чем для маленьких хоккейных. Хоккей потерял хорошего вратаря, каких много, а футбол приобрел превосходного, каких почти нет. Кто его знает, может быть, мне удалось разглядеть необычность вратарских приемов и уловок Яшина, пробивавшуюся сквозь нелепые ошибки, которые поначалу только смешили людей?

Меня подкупила не категоричность, а вопросительность последней фразы, словно Чернышев стеснялся выставлять напоказ собственные заслуги. И еще подкупили внимательность и интерес к собеседнику независимо от его возраста и положения – я-то был еще начинающим журналистом, а интервью брал для скромной газеты «Московская спортивная неделя». Когда договаривался с Аркадием Ивановичем по телефону, тот поинтересовался, удобно ли мне с ним встретиться там-то и тогда-то. Не то что Тарасов, однажды назначивший мне встречу у себя дома… в шесть утра и не особенно слушавший вопросы собеседника, предпочитая толковать лишь о том, что интересно ему самому.

С Чернышевской деликатностью я столкнулся позже в общении и с самим Яшиным, о чем не премину поведать. Но, помню, подумал тогда, в начале 70-х, о заметном родстве их душ. Скажем, в интеллигентной, мягкой манере разговора. У Чернышева она была аристократичней, у Яшина проще, но оба охотно слушали других, и их была охота слушать. Отношение Яшина к славе тоже было под стать Чернышевскому.

В интервью Валерию Березовскому, которое при составлении календаря-справочника «Футбол. 1979» я попросил коллегу взять у Яшина, Лев Иванович так ответил на вопрос, что ему дал футбол: «Что видят прежде всего? Славу видят, почести, награды. А что слава? Я не отмахиваюсь от того, что было – дружеские объятия, автографы, толпы людей у стадионов и отелей, где мы жили, пресс-конференции и интервью, вспышки блицев и стрекот кинокамер, восторженные глаза мальчишек и милые улыбки девушек – все, что принесла с собой слава. Но если я отношусь к ней спокойно? Если она приятна, но не волнует так, чтоб спирало грудь? Нет, футбол дал мне кое-что более дорогое. Он дал мне уважение людей. Позволил и к самому себе относиться с уважением… Подумайте, мог ли я, парень от станка, мечтать о том, чтобы облететь и увидеть весь мир? Мог ли мечтать познакомиться со многими замечательными людьми?…»

Не сама по себе обрушенная на его голову слава действовала на Яшина, а прок, который приносил стране и команде, и самое дорогое – уважение людей. Как сформулировала Валентина Тимофеевна, «Лев не любовался славой, не был тщеславным, по крайней мере никогда это не показывал, никогда и нигде не козырял своим именем». К тому же славу свою запросто обращал в шутку. Как-то, уже после прощального матча, спросил жену:

Думала ли ты в 20 лет, что будешь жить с лучшим вратарем мира? – приспособил к своей ситуации известную байку. А Валентина, посвященная в нее, не замедлила с присоленным, вполне адекватным ответом:

А ты в свои двадцать, когда наглухо засел в дубле (четыре года!), за спиной таких корифеев, как Хомич и Саная, думал, что будешь спать с женой известного во всем мире вратаря?

Но шутки шутками, а Валентина, одобряя, что свою безбрежную славу не холил, не лелеял, не использовал почем зря, как-то заметила: «Думаю, что в душе он все же гордился собой. Но потому, что приносил пользу стране, и люди его ценили». Я же многие десятилетия не устаю удивляться, сколько же колючих терний царапало Яшина на пути к этому уважению и самоуважению, сколько пришлось вынести этому человеку, чтобы ему «спирало грудь» от теплого отношения людей.

И снова не постесняюсь заимствовать мудрое слово полного тезки Яшина – Лев Иванович Филатов умел как никто проникнуть в самую глубь явлений: «В 24 года многие футболисты уже знамениты, а ему позднее начало сохранило юность, так, может быть, именно благодаря этому он продолжал как ни в чем не бывало играть в 40 лет? Три года невидимого миру труда, скорее всего, и сделали Яшина великим вратарем».

Филатов представляет читателям свое резюме осторожно, включив оборот «скорее всего». В данном случае я более категоричен, потому что опираюсь на бесспорную фактологию. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: ссылка в дубль вслед за дебютной неудачей 1950 года принесла Яшину неоценимую и мало еще кем оцененную пользу. Именно там он получил необходимую закалку, отточил реакцию, приобрел психологическую устойчивость, прочувствовал себя в роли хранителя ворот. В начале 50-х основной-то состав «Динамо» не располагал сильными защитниками, а дубль тем более. Так что Яшину только и приходилось выручать команду, прерывая бесконечные выходы один на один и парируя в бросках по углам удар за ударом. Он накопил такую уверенность, что свободно вышел с ней на большую аудиторию чемпионата и Кубка страны, осмелел в продвижении новой, динамичной манеры, означавшей вратарский контроль всей штрафной площади. Словом, ускоренно вырастал в того Яшина, который покорил мир.

Представляете, какой нужен был запас терпения, чтобы пойти наперекор обстоятельствам и ждать нового шанса эти самые три, а отсчитывая от первых тренировок с дублем, почти четыре года действительно «невидимого миру труда» (зачтенного ему только горсткой партнеров, тренеров, завсегдатаев тренировок и дублерских игр). Он терпел, ждал и добился своего.

Это как любовь с первого взгляда, на которую так опаздывал ответ. К слову, чтобы услышать короткое «да» от любимой девушки, ухлопал те же четыре года, прежде чем настойчивое ухаживание завершилось свадьбой с Валентиной Шашковой. И это время стоило потратить, чтобы на оставшиеся десятилетия сложить крепкую семью с двумя дочерьми, а потом и внуками, ставшую для Льва Ивановича прочным тылом, непроницаемым убежищем от профессиональных невзгод и давления внешнего мира. Лишь дома, да еще, вероятно, на любимой рыбалке находил он умиротворение и покой, что могли только сниться в его ответственном и жестком, а то и жестоком деле.

В деле же этом ответ на любовь с первого взгляда, хоть и с существенной задержкой, все же пришел: футбол отреагировал на столь упорное «обольщение» взаимностью на долгие годы, блестящей репутацией надежнейшего из вратарей, одарил счастливыми мгновениями больших и малых побед, друзьями на всю жизнь, знакомством и общением с массой людей, благодарностью болельщиков, путешествиями по десяткам стран.

Все это, однако, не могло предотвратить «мильон терзаний», моральных и душевных травм, физических страданий – на долю Яшина их выпало столько, что никому не пожелаешь. Эта счастливая, во всяком случае, многие годы приносившая ему самому удовлетворение спортивная судьба складывалась и заканчивалась драматически, хотя непосвященным долго (пожалуй, до всполошившей всех потери ноги) казалась совершенно безоблачной. А все потому, что советская реальность по своей жесткости, в отношении Яшина в частности, совершенно не соответствовала вываренности его биографии в пропагандистском сиропе.

Поначалу (точно так же, как в концовке, после ухода с поля) было труднее всего превозмогать непонимание. Оно, ясно, преследовало «сырого» Яшина, но Михаил Якушин, с лета 1950 года отсутствовавший в столичном «Динамо» три сезона, по возвращении тоже обнаружил более чем прохладное отношение окружающих к персоне вратаря, на то время, с его точки зрения, возмужавшего и созревшего для серьезного дела. Неприятие спецов вызывал отказ кипера от канонической привычки красоваться только на линии ворот.

Существовали, правда, среди вратарей исключения. В 1952 году Якушину пришлась по вкусу линия поведения, которой засветился в Москве страж рубежей сборной Болгарии Апостол Соколов, смело покидавший ворота и действовавший в поле на манер заправского защитника. «Помню, сидел я на «Динамо», – вспоминал Якушин через 40 с лишним лет, – и глаз не мог от него отвести: Соколов все время выходил в штрафную, постоянно двигался и, когда ошибались защитники, раньше всех оказывался у мяча».

В игре Яшина еще в 1950-м, когда Михею прислал свой «презент» Адик Чернышев, просматривались аналогичные замашки. Но тогда в исполнении нового динамовского вратаря они выглядели сомнительно, а временами даже карикатурно. Однако Яшин 1953 года напрочь отметал сомнения Якушина возросшей (хотя и не гарантировавшей от осечек) продуманностью охвата всего прямоугольника штрафной и близлежащего пространства. Именно тогда закладывался первый камень в основание фирменной конструкции яшинских действий.

Этот непривычный вратарский почерк диктовался, как подметил Михаил Иосифович в книге «Вечная тайна футбола» (1988), психофизическими особенностями вратаря и получил там же наиболее взвешенную и емкую характеристику: «Из-за высокого роста (185 см) Яшин был несколько тягуч. И спринтерским стартом не обладал. Но с лихвой компенсировал все это умением выбрать позицию. Хорошо читая игру, Яшин чувствовал, где в скором времени может возникнуть самая горячая точка игры, и поспешал туда заранее, чем облегчал себе дальнейшие действия. Если бы он не выходил из ворот и не вмешивался в события, чуть позже ситуация уже могла быть критической».

В одном из своих последних интервью (1995) Якушин развил это наблюдение: «Чтобы играть на выходах, надо обладать навыками полевого игрока и точно чувствовать ситуацию. Ни на мгновенье ни упуская из виду мяч, в то же время следить за тем, как располагается противник, т. е. читать игру своей обороны. Для этого необходим природный футбольный интеллект. И в этом Яшин превосходил даже такого прекрасного вратаря, как Алексей Хомич. Саная меня устраивал больше, чем знаменитый Тигр, но и он вряд ли сумел бы овладеть новой манерой. Саная был слишком горяч, мог броситься на приманку, а при игре на выходах это крайне опасно. К тому же в технике владения мячом он уступал Яшину, который, обрабатывая мяч, одновременно оглядывал поле, решая, кому сделать передачу. Ну и наконец, Яшин еще до того, как я вернулся в «Динамо», пытался играть по-новому, поэтому кое-что у него было уже наработано».

Между тем многим другим специалистам непривычные нововведения, как часто бывает, оказались не по нраву. Якушин вспоминал, как реагировал на них председатель Всесоюзной секции футбола Валентин Александрович Гранаткин, сам в прошлом известный вратарь:

Кончайте этот цирк, Михей. Весь народ смеется.

Какой цирк?

Как какой? Что это он у тебя выбегает куда-то, головой играет? Что это такое?

В определенной степени можно даже понять отказ вратарей старой школы принять такую манеру. Каждого учили заниматься своим делом, не мешать партнерам выполнять их работу. Примерно так рассуждал «дедушка» или «прадедушка» Яшина – первый вратарь сборной страны Николай Евграфович Соколов, игравший на 30 лет раньше. По его мнению, даже такой деликатный и милый человек (точно сказано!), как ведущий бек страны Александр Старостин заявил бы вратарю решительный протест, вступи тот в игру у границы штрафной площади, где обязана была хозяйничать защита. Так что и для Соколова новшество выглядело подозрительным, но он оговаривается, что эти сомнения не относятся к «вратарю экстра-класса Льву Яшину». Ветеран понимал, что он-то не мешал, а помогал товарищам делать свое и общее дело.

Правда, говорено это было уже в 60-х, когда все встало на свои места, десятью же годами раньше выволочке, устроенной Якушину возбужденным Гранаткиным, согласно кивал присутствовавший при этом зампред Спорткомитета СССР Константин Александрович Андрианов. Пришлось Михаилу Иосифовичу вежливо, но несколько дерзко возразить начальству:

– Нет, товарищи, это не цирк, а новая, современная игра вратаря. Мы от нее не откажемся.

Якушин не оставался в одиночестве. Находились и другие, но буквально единицы знатоков, кто за новой манерой видел будущее вратарской игры. Среди них был и популярнейший вратарь 30—40-х годов Анатолий Акимов, первым публично оценивший Яшина. Он писал в «Советском спорте»: «Основная задача вратаря – защита ворот, но это ни в коей мере не означает, что он должен играть только в воротах… В связи с этим должен быть значительно расширен круг спортивно-технических навыков вратаря. Он обязан умело бить с обеих ног, производить резкий, скоростной рывок, играть обеими руками, обладать отличной физической выносливостью, мгновенно реагировать и иметь хорошую прыгучесть. Вратарь должен уметь активно играть вне пределов ворот, что во многом исключит ненужные падения в ноги и избавит от ушибов в столкновении с игроком. Это, безусловно, необходимое качество, однако пользоваться им следует только тогда, когда вратарь достаточно подготовлен… Отрадно наблюдать, как молодой вратарь московского «Динамо» Л.Яшин, обладая в основном необходимыми навыками для такой игры, смело и успешно их применяет. А бояться ошибок и даже грубых просчетов не следует – они неизбежны при освоении нового».

Обращает на себя внимание дата публикации – 1 августа 1953 года. К этому времени Яшин сыграл лишь восемь календарных матчей, из которых в трех первых допускал погрешности на выходах, а избавляться от них начал, когда твердо сменил в основном составе Санаю, т. е. совсем незадолго до одобрительного отзыва Акимова. Стало быть, наметанный глаз ветерана очень быстро уловил и правоту самого подхода к вратарскому делу, и персональную перспективу.

Но сам-то Яшин в 1953-м и даже 1954 году, когда уже начал выступать за сборную страны, все еще ловил косые взгляды, нутром чувствовал недоверие. И только с середины 50-х наступил перелом, потихоньку сдался и Гранаткин. То самое, что сперва не принял, позже считал главным достоинством вратаря «Динамо»: «Много раз я следил за Яшиным, когда на его ворота только надвигалась атака. Он всегда предугадывал следующий ход форварда и уже заранее начинал двигаться в ту же сторону, выбирая место».

В сотнях, может быть, тысячах статей, интервью, воспоминаний о Яшине отзывы о его вратарской силе и оригинальности сводятся к выбору места и выходам из ворот. Размышляя о Яшине, эти знаки различия и превосходства обойти действительно невозможно, и мы с вами еще отдадим им дань. Но за десятки лет никто, пожалуй, не пытался раскрыть затаенную природу, если хотите, загадку вратарской натуры Яшина. Один только Лев Филатов незадолго, видимо, до своей кончины (1997) отважился на проникновение в тайны этого победительного отхода от привычного стереотипа. Статью или, возможно, заготовку для книги обнаружила, когда его уже не стало, вдова Филатова. Там есть прелюбопытные наблюдения.

«Одну из загадок яшинской вратарской одаренности я вижу, – писал Филатов, – в его неординарной внешности, в особенностях его телосложения. По всем своим данным – росту, длине рук, широкому шагу – он словно бы дополнял, завершал собой ворота, если их рассматривать как скульптурную композицию. Есть прекрасные вратари, но из-за нехватки нескольких сантиметров роста под вечным сомнением оставались верхние уголки их ворот: дотянутся ли, когда нужно будет? Другие – плотно сбитые, мускулистые, крупноплечие, как-то они себя проявят в отчаянный момент, когда спасти может лишь не поддающийся учету ящеричный изгиб? Или уж очень высокие двухметровики, сложатся ли они пополам, упадут ли в мгновенье ока поперек невидимому мячу? Яшин в воротах никаких сомнений не вызывал, воротам он был впору, от бога вратарь».

Между прочим, совершенно независимо от советского журналиста, «Франс футбол» тоже сделал вывод, что «природа от рождения заложила в нем прекрасные морфологические данные: длинные руки, длинные ноги и широкие ладони». Сам Яшин посмеивался, что до вторжения футбола в его жизнь стеснялся и своего роста, и своих большущих рук, не знал, куда их спрятать, вжимал голову в плечи, чтобы казаться ниже.

Превосходным слогом, как, впрочем, всегда у Филатова, выхвачен заведомый антропометрический перевес Яшина, но это заключение, вполне подходящее для эпохи, когда он играл, и еще, может быть, следующей, сегодняшняя футбольная жизнь безжалостно корректирует. Наступила вратарская акселерация. Вместе с полевыми игроками намного подросли, раздались в плечах и современные вратари. Теперь это в основном гиганты под два метра и сотню килограммов. А какие-то 60 лет назад рост Яшина соответствовал определению «высокий», теперь же со своими 185 сантиметрами, да худощавым телосложением он вполне мог быть отсечен, не добравшись до команды мастеров. Правда, Игорь Акинфеев с теми же данными, напротив, быстро проник в основной состав, но его талант был виден невооруженным глазом. При этом считается, что рост – его единственный недостаток. Ну, положим, не единственный, во всяком случае, ему еще предстоит нарабатывать взаимодействие с защитниками, нечасто еще выручает Игорь в тяжелых матчах, но в чем-то превосходит самого Яшина, скажем, в игре ногами. Так или иначе, растущая плотность и жесткость схваток в штрафной востребовала более рослых и мощных киперов. Они и пополам складываются, и гибкость с пластичностью предъявляют зрителям. Внешность некоторых почти двухметровых вратарей (вроде, извините за вынужденный каламбур, чеха Чеха из лондонского «Челси») впору воротам не хуже тогдашней яшинской. Так что особенности телосложения представляют одну из разгадок исключительности Яшина для своего времени. Что ж, уже немало. Но ему не зря ведь присвоен общественным мнением высший ранг вратаря на все времена.

Еще одну разгадку яшинского феномена Филатов обнаруживает в двигательной легкости, раскрепощенности: «Едва он приходил в движение, как становилось очевидным самое ценное – его расслабленность в плечах, в поясе, в кистях рук, в коленях, та расслабленость, которая одаряет вратаря ощущением свободы, легкости, власти над мячом и в плоскости ворот, и в штрафной площади. Понаблюдав за ним не в деле, не в воротах, не в спортивной спецодежде, а где угодно – на лестнице, в машине, за оживленным разговором, смеющимся, танцующим, тоже нельзя было не заметить, как он раскован, волен, походка у него была неуловимая, с наклонами, веселая, словно он постоянно готов к чему-то непредусмотренному».

Спасибо мэтру нашей футбольной журналистики, что с приведением этих слов я избавлен от нужды набрасывать внешний облик Яшина – все равно лучше бы не сумел. Но в этом наблюдении он еще и близок к истине в извлечении искомого вратарского секрета. Достаточно упомянуть, что лучшие знатоки мирового футбола видят непобиваемый козырь бразильцев в их мышечной свободе, природной расслабленности, в способности к мгновенному, как выстрел, телесному напряжению, чтобы получить зрительный и спортивный эффект.

Жена Валентина чуть критично оглядывала шарнирную фигуру мужа, подтрунивала над ним, ставила в пример стройность и выправку того же Виктора Царева с абсолютно прямой спиной. Но Царев, футболист хороший, мировой величиной не стал. А разбросанные, нескладные движения Яшина, на первых порах воспринимявшиеся смешными и даже не совсем спортивными, сослужили ему самую добрую службу на пути к мировому признанию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.