Пятница, 27 января

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пятница, 27 января

В больнице Шанталь морг расположен на том же уровне, что и парковка. Припарковав машину, нет никакой возможности миновать его. Как же это нездорово. Сегодня я впервые иду на химию Шан.

– Страшновато, да? Что однажды я туда спущусь?

Это точно. Помня об этом, мы заходим в вестибюль перед радиологией. Настроение у меня так себе. Можно представить, что чувствует Шанталь.

Она на удивление спокойна. Как будто заключила мир со своим смертельным приговором. А пока у меня такого приговора нет, каждое сканирование превращает меня в комок нервов. Мне, наверное, даже страшнее, чем Шанталь, которой уже вынесен окончательный вердикт.

Но мы не прячем головы в песок. За все то, что мы потеряли, нам воздалось сторицей. Покойный голландский писатель Карел Гластра ван Лон называл этот феномен “второй жизнью”. В “Неизлечимом оптимизме” он писал, что, когда болел раком, чувствовал себя более счастливым и цельным человеком. Я знаю это по себе и по Шанталь, но нам все равно страшно. Страшно умирать в одиночестве.

* * *

Вернувшись домой, я меняю парики и изучаю в зеркале свои глаза. На этой неделе ресницы отросли на пару миллиметров. Я приклеиваю длинные фальшивые ресницы с золотистыми блестками и иду за Умой. Она настолько бесстрашна, что я ничего не могу с собой поделать и чувствую себя такой же уверенной, как и она. Это должно производить впечатление.

Сидя в Finch, я хлопаю ресницами, чтобы привлечь внимание любимого бармена. Он подходит и кладет руки мне на плечи.

– Мятный чай? – спрашивает он.

– Да, пожалуйста, – когда бармен убирает руки, он случайно задевает Уму. Мой парик съезжает до половины спины, обнажая младенческий пушок на голове. Я краснею. Бармен помогает мне быстро вернуть парик на место. Никто ничего не заметил, и мы оба вдоволь насмеялись.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.