III Чем мог бы быть 1852 год

III

Чем мог бы быть 1852 год

Но без этого чудовищного Второго декабря, «необходимого», как говорят его соучастники и повторяют за ними обманутые глупцы, что было бы во Франции? А вот что.

Вернемся немного назад и припомним вкратце положение, в каком находилась страна до переворота.

Партия прошлого, которая именовала себя «партией порядка», сопротивлялась республике, иными словами — сопротивлялась будущему.

Сопротивляйся или не сопротивляйся, но республика, независимо от каких бы то ни было иллюзий, — это близкое или далекое, но неизбежное будущее народов.

Как возникает республика? Она может возникнуть двояко: либо в результате борьбы, либо путем прогресса. Демократы хотят прийти к ней путем прогресса; их противники, люди прошлого, поступают так, словно хотят достигнуть ее борьбой.

Как мы только что напоминали, люди прошлого оказывают сопротивление. Они упираются. Они подрубают дерево, воображая, что таким путем они остановят движение его жизненных соков. Они пускают в ход силу, ребяческое упрямство и злобу.

Не будем поминать горьким словом наших прежних противников, павших ныне вместе с нами, в тот же день, что и мы; многие из них пали достойно, с честью. Напомним только, что в борьбу, о которой мы говорили, вступило большинство Законодательного собрания Франции с первых же дней его возникновения, с мая месяца 1849 года.

Эта политика сопротивления — гибельная политика. Эта борьба человека против бога не может дать никаких плодов. Но, ничтожная по своим результатам, она чревата катастрофами. То, что должно быть, то будет, то, что должно течь, течет, что должно упасть, падает, что должно родиться, родится, что должно вырасти, растет. Попробуйте поставить препятствия этим естественным законам! Сразу же начнется смута, возникнет беспорядок. К сожалению, этот-то беспорядок и был назван порядком.

Перевяжите вену — вы вызовете болезнь. Перегородите реку — поднимется наводнение. Преградите будущее — начнутся революции.

Если вы будете упорно хранить в вашей среде, как живое, это мертвое прошлое, вы вызовете какую-нибудь страшную моральную эпидемию. Зараза распространяется, она в воздухе, все дышат ею. Целые слои общества, хотя бы, например, чиновники, начинают разлагаться. Оставьте эти трупы в ваших домах — эпидемия неминуема.

К несчастью, такая политика обладает свойствам ослеплять людей, которые ее проводят. Эти люди, именующие себя государственными деятелями, не понимают, что они сами, собственными руками, с невероятными усилиями и в поте лица своего, вызвали те ужасные события, на которые они сейчас жалуются, и что катастрофы, обрушивающиеся на них теперь, — дело их рук. Что сказали бы вы о крестьянине, который перегородил бы реку около самой своей хижины от одного берега до другого, а потом, видя, что река вышла из берегов и, хлынув потоком, повалила стены его хижины и сорвала крышу, вдруг стал бы кричать: «Проклятая река!» Политики прошлого, мастера строить всякие преграды поперек течения, только и делают, что кричат: «Проклятый народ!»

Уберите Полиньяка и июльские ордонансы, иначе говоря плотину, — и Карл X мирно умер бы у себя в Тюильри. Преобразуйте в 1847 году избирательный закон, то есть опять-таки снимите преграду, — и Луи-Филипп умер бы на троне. Разве это означает, что республика могла бы не наступить? Нет. Республика — наше будущее. Она пришла бы, но шаг за шагом, успех за успехом, как мирно текущая река, а не как наводнение, затопляющее все вокруг. Она пришла бы в свое время, в свой час, когда все было бы уже готово, чтобы принять ее; она пришла бы, конечно, не более живучая — ибо она и ныне несокрушима, — но более спокойная, без угрозы реакции, без подстерегающих ее принцев, без переворота за спиной.

Политика препятствия человеческому движению — подчеркнем это — отличается тем, что она создает искусственные катаклизмы. Так, она ухитрилась сделать из 1852 года страшное бедствие — и все тем же способом, с помощью искусственной преграды. Представьте себе железную дорогу: через час должен пройти поезд; бросьте на рельсы бревно — и поезд превратится в щепы: вот вам Фампу! Уберите это бревно до прихода поезда, — он пройдет, и никому даже в голову не придет, что здесь могла произойти катастрофа. Это бревно — закон 31 мая.

Лидеры большинства в Законодательном собрании бросили этот закон поперек 1852 года и кричали при этом: «Вот тут произойдет крушение общества!» Левые говорили им: «Уберите ваше бревно! Уберите бревно! Дайте свободно пройти всеобщему голосованию». В этом вся история закона 31 мая.

Эти вещи мог бы понять и ребенок, но «государственные мужи» не понимают.

Ответим теперь на вопрос, который мы только что поставили: не будь Второго декабря, что произошло бы в 1852 году?

Уничтожьте закон 31 мая, уберите эту преграду на пути народа, отнимите у Бонапарта его рычаг, его орудие, его предлог, оставьте в покое всеобщее избирательное право, уберите бревно с рельс — знаете ли, что произошло бы в 1852 году?

Ничего.

Выборы.

Нечто вроде мирного празднества, на которое народ пришел бы голосовать — вчерашний труженик, сегодняшний избиратель, завтра снова труженик, всегда властелин.

Нам возражают: «Выборы! Хорошо вам говорить! А что, если бы в результате этих выборов получилась «красная палата»?»

Но разве нам не угрожали, что Учредительное собрание 1848 года будет «красной палатой»? Красные палаты, красные пугала — все эти предсказания стоят одно другого. Те, кто, насадив на палку эти призраки, размахивает ими перед ошеломленными обывателями, знают, что они делают, и посмеиваются, спрятавшись за страшный лоскут, которым они машут в воздухе. Под длинным красным балахоном призрака, которому дали имя «1852 год», виднеются ботфорты переворота.