Письмо королю и королеве с острова Ямайка[56]
Письмо королю и королеве с острова Ямайка[56]
Светлейшие, высочайшие и всемогущие государи, король и королева, наши сеньоры. Из Кадиса я дошел до Канарии{82} за четыре дня, а оттуда в Индии за 16 дней. Из Индий я отписал, что намерен ускорить плавание, пока мои корабли в хорошем состоянии и имеются люди и снаряжение, и что мой путь лежит к острову Ямайка.
Писал же я это на острове Доминика{83}. До того, как я прибыл на Доминику, погода не оставляла желать ничего лучшего. Но в ночь, когда я прибыл туда, разразилась буря, и притом большой силы, и с той поры непогода преследует меня постоянно.
Прибыв на Эспаньолу, я отправил письма и просил, чтобы оказали мне милость и за мой счет дали мне новый корабль, ибо один из моих кораблей стал непригодным для плавания и не мог нести паруса.
Письма эти были отправлены, и Ваши Высочества узнают обо всем, если упомянутые послания передадут в ваши руки.
Мне было приказано, от имени местных властей, не приближаться к берегу{84} и не высаживаться на землю. Люди, которые были со мной, пали духом, ибо они опасались, что я увлеку их дальше. Они говорили, что, если их постигнет опасность, никто не сможет оказать им помощь; более того — с ними дурно поступят. Каждый из них утверждал, что командор [Овандо]{85} желает удержать земли, которые мною будут открыты.
Буря была ужасная{86}, и в ту ночь она разметала все мои корабли. Люди дошли до крайности, потеряв всякую надежду на спасение, и ждали гибели. На каждом из кораблей думали, что все другие корабли погибли. Разве на моем месте любой смертный, будь он даже Иовом, не впал бы в отчаяние, видя, что в час, когда дело шло о моем спасении и о спасении моего сына, брата, друзей, запрещено мне было приближаться к земле, к гаваням, которые я промыслом Божиим приобрел для Испании в кровавом поту?!
Итак, скажу о кораблях, которые буря увела от меня, оставив меня в одиночестве. Господу угодно было возвратить их мне.
Упомянутый выше «небезупречный» корабль[57] отнесен был в море, и это оказалось для него спасением от гибели. У самого острова «Гальега» потеряла лодку, а все корабли — большую часть имевшихся на них запасов. Судно, на котором я находился, хотя его и швыряло во все стороны, Господь спас, и оно не потерпело никакого ущерба. На негодном для плавания корабле находился мой брат, и после Бога ему принадлежала честь спасения судна.
В эту бурю я с большим трудом добрался до Ямайки. Тут буря стихла, море успокоилось, и сильное течение увлекло меня к Саду королевы, причем земля не попадалась по пути. Оттуда при первой же возможности я направился к материку, где встретились противные ветры и сильные течения. Я боролся с ними 60 дней и все же прошел не более 70 лиг.
За все эти дни я ни разу не входил в гавани и не мог в них вступить, и буря не прекращалась, дождь, гром и молния продолжались непрерывно, так что казалось, будто наступило светопреставление.
Я достиг мыса Грасияс-а-Дьос [Благодарение Богу], и тут Господь мне послал благоприятные ветры и течения. Было это 12 сентября.
В течение 88 дней не прекращалась ужасная буря — такой силы, что от взора были скрыты и солнце и звезды.
Корабли дали течь, паруса изодрались, такелаж и якоря были растеряны, погибли лодки, канаты и много снаряжения. Люди поражены были недугами и удручены, многие обратились к религии, и не оставалось никого, кто не дал бы какого-либо обета или не обязался совершить паломничество. Часто люди исповедовались друг другу в грехах. Им нередко приходилось видеть бури, но не столь затяжные и жестокие. Многие из тех, кто казался сильным духом, впали в уныние, и так было в продолжение всего этого времени.
Болезнь сына, который находился со мной, терзала мою душу, и тем горше было мне сознавать, что в нежном тринадцатилетнем возрасте ему пришлось претерпеть в течение столь долгого времени большие невзгоды. Но Бог дал ему такую силу, что он воодушевлял всех прочих и вел себя так, как будто провел в плаваниях 80 лет. Он утешал и меня, а я тяжко захворал и не раз был близок к смерти. Из небольшой надстройки, которую я приказал соорудить на палубе, я направлял ход корабля.
Брат мой находился на корабле, которому угрожала большая опасность. Велика была моя скорбь, и испытывал я ее с особенной остротой, ибо взял я его с собой против его воли.
Такова уж моя доля — мало пользы принесли мне двадцать лет службы, проведенных в трудах и опасностях, ибо ныне я не имею в Кастилии крова над головой, и пищу мне негде обрести, разве только в корчме или в таверне, и зачастую не имею я ни гроша, чтобы заплатить по счету.
Другое горе разрывало мое сердце — это забота о сыне моем доне Диего, которого я оставил в Испании сиротой, лишенного чести и достояния, отнятых у меня, хоть я и уверен, что справедливые и благодарные государи все возместят ему с лихвой[58].
Я достиг земли Кариай{87}, где задержался, чтобы исправить повреждения на кораблях, пополнить запасы продовольствия и дать людям отдых, ибо истомлены они были болезнями.
Сам я, как уже говорил раньше, не раз был близок к смерти. Здесь я узнал о золотых рудниках области Сиамба{88}, которую я разыскивал. Двое индейцев проводили меня в Карамбару[59], где люди были нагие и носили на шее золотые зеркала, не желая ни продавать, ни обменивать их. Мне называли много мест на побережье, где, как говорят, имеется золото и есть рудники. Последним из этих мест была Верагуа{89}, лежащая приблизительно в 25 лигах от моей стоянки. Я отправился в путь, намереваясь тщательно исследовать все эти места, но не прошел и половины дороги, как узнал, что на расстоянии двух дневных переходов отсюда находятся золотые рудники. Я решил послать туда людей для ознакомления. В канун дня святого Симона и Иуды, когда они должны были отправиться в поход, поднялось такое волнение на море, что я вынужден был плыть по воле ветра. Индеец, который должен был указывать дорогу к рудникам, все время был со мной.
Во всех местах, которые я посещал, я убеждался в правильности того, что приходилось мне слышать. Это утверждало меня во мнении, что есть страна Сигуаре, которая, судя по описаниям индейцев, лежит на западе, в девяти днях нашего пути. Они утверждают, что там золота без счета и люди в тех местах носят большие коралловые браслеты на руках и на ногах и покрывают мозаикой из кораллов столы, стулья и шкатулки. Они говорили также, что женщины в тех местах носят коралловые ожерелья, которые свешиваются у них с головы на плечи. Относительно всего, что здесь сказано, люди в этих местах были единого мнения и наговорили мне столько, что меня могла бы удовлетворить десятая доля всего сказанного ими.
Всем им знаком перец. В Сигуаре в обычае ярмарки и рынки. Об этом говорили мне здешние люди и показывали, каким способом там ведется меновой торг. Они говорили также, что на кораблях в той стороне имеются ломбарды, стрелы и луки, мечи и кирасы, и что люди там ходят одетые и владеют красивыми домами, и что там есть лошади и этими лошадьми они пользуются во время войны, и что многие из них носят богатые одеяния. Они передавали, что море омывает Сигуаре и что в десяти днях пути от нее протекает река Ганг. Как кажется, Сигуаре находится по отношению к Верагуа в таком же положении, как Тортоса к Фуэнтеррабии или Пиза к Венеции.
Когда я отправился из Корамбару и прибыл в те места, о которых идет речь, я обнаружил у здешних людей те же обычаи. Но золотые зеркала они отдавали за три погремушки, хотя по весу эти зеркала равны были 10—15 дукатам. Обычаи у этих людей такие же, как у жителей Эспаньолы. Они собирают золото различными способами, хотя все эти способы ничто по сравнению с теми, что применяются христианами.
Все, что я говорю здесь, я слышал своими ушами. Я знаю, что в 1494 году проплыл на линии 24-го градуса на запад{90} к пределу девяти часов и не мог совершить ошибку, потому что наблюдал затмения. Солнце было в созвездии Весов, Луна — в созвездии Овна. Все, что я слышал из уст людских, я узнал подробнее из книг. Птолемей полагал, что он правильно поступил, исправив Марина, а ныне утверждения последнего считают более близкими к истине. Птолемей помещает Катигару в 12 линиях от своего запада, который, по его мнению, расположен в 2 1/3 градуса от мыса Сан-Висенте в Португалии. Марин же включил Землю и ее пределы в интервал 15 линий. Марин полагал, что Эфиопия простирается за линию экватора{91} на 24 градуса, и ныне, когда португальцы стали плавать в тех местах, мнение его подтвердилось полностью. Птолемей говорит, что самая южная земля должна находиться на 15 1/3 градуса ниже. Мир мал. Из семи частей его — шесть заняты сушей, и только седьмая покрыта водой. Все это доказано теперь на опыте, и я об этом написал в других письмах со ссылками на Священное Писание и авторитеты святой церкви касательно местоположения рая земного. И я говорю, что мир невелик, вопреки мнениям людей несведущих, и что в одном градусе экваториальной линии содержится 56 2/3 мили. Это может быть очень легко доказано. Однако я оставлю это, ибо в мои намерения не входят рассуждения на подобные темы; я желаю лишь одного: дать отчет о моем тяжком и полном превратностей плавании, оказавшемся в то же время благороднейшим предприятием, сулящим огромные выгоды.
Итак, в канун дня Симона и Иуды понесло меня по воле ветра, и я не в силах был противиться ему. В одной из гаваней я укрывался десять дней, спасаясь от ярости моря и неба. Там я решил не возвращаться к золотым рудникам, считая, что они, в сущности, уже найдены. Когда я двинулся дальше, шли дожди. Я прибыл в гавань Продовольствия{92} (Puerto de los Bastimentos) и вошел туда не по своей воле — к тому вынудили меня буря и сильное течение, и они удерживали меня здесь 14 дней. Затем я отправился дальше, но погода по-прежнему была плохая. Не успел я пройти и 15 лиг, как ветер и течение с яростью стали гнать меня назад. Возвращаясь в гавань, откуда я только недавно вышел, я открыл по пути бухту Ретрете{93}, в которую вступил, когда мне угрожала большая опасность и когда я был в сильной тревоге; и я и люди мои крайне устали, да и суда были изрядно потрепаны.
Здесь я пробыл 15 дней, к чему меня принудила жестокая непогода; когда мне показалось, что буре приходит конец, она разыгралась с новой силой. Тут я изменил своему первоначальному намерению — возвратиться к золотым рудникам — и принял решение ничего не предпринимать до тех пор, пока погода не станет благоприятной для дальнейшего плавания.
Когда я, вновь пустившись в море, отошел на 4 лиги от бухты, разразилась буря, и она так истомила меня, что я не знал уже, что предпринять. Моя рана снова открылась. Девять дней я был словно потерянный, утратив надежду на то, что мне удастся выжить.
Никому еще не приходилось никогда видеть такое море — бурное, грозное, вздымающееся, покрытое пеной. Ветер не позволял ни идти вперед, ни пристать к какому-нибудь выступу суши. Здесь, в море цвета крови, кипевшем, словно вода в котле на большом огне, я задержался на некоторое время.
Никогда я еще не видел столь грозного неба. День и ночь пылало оно, как горн, и молнии извергали пламя с такой силой, что я не раз удивлялся, как могли при этом уцелеть мачты и паруса. Молнии сверкали так ярко и были так ужасны, что все думали — вот-вот корабли пойдут ко дну. И все это время небеса непрерывно источали воду, и казалось, что это не дождь, а истинный потоп. И так истомлены были люди, что грезили о смерти, желая избавиться от подобных мучений. Дважды теряли корабли лодки, якоря, канаты, и были они оголены, ибо лишились парусов.
С Божьего соизволения я вернулся в бухту Гордо[60], где как мог исправил повреждения на кораблях. Затем снова пошел в сторону земли Верагуа.
В этом плавании, хотя я и решился на все, до крайности досаждали мне противные ветры и течения. Я добрался уже было до тех самых мест, где побывал раньше, но тут снова мне помешали противные ветры и течения. Я вынужден был опять возвратиться в гавань, поскольку я не осмеливался больше дожидаться противостояния Сатурна и Марса — уже и так нас сильно потрепало у этого чреватого опасностями побережья. Противостояние же упомянутых планет в большинстве случаев влечет за собой бурю и непогоду.
В день Рождества, в час обедни, я вновь возвратился в то место, откуда недавно выбрался с таким трудом. Когда же миновал Новый год, я возобновил борьбу. И хотя к тому времени погода стала хорошей, корабли не в состоянии были продолжать плавание, много людей погибло, другие же лежали больные. В день Крещения я прибыл в Верагуа совершенно бездыханный. Там Господь послал мне реку и надежную гавань{94}; впрочем, у входа в нее глубина была не более десяти пядей. Я вошел с большим трудом, но уже на следующий день снова началась буря. Если бы буря застала меня за бухтой, я не мог бы войти в нее из-за мели.
Дождь шел без перерыва до февраля, так что не было возможности ни высадиться, ни пополнить запасы. И вот, когда я чувствовал себя уже в безопасности, 24 января внезапно вода в реке бурно поднялась. Разорваны были якорные канаты, разрушены места закрепления, и буря разметала корабли во все стороны; они никогда еще не находились в столь большой опасности.
Помог мне Господь, как он это делал всегда. Не знаю я, сыщется ли на свете человек, который претерпел бы бОльшие муки. 6 февраля в дождь я послал 70 человек в глубь страны, и в пяти лигах от берега они обнаружили много золота. Индейцы, которые шли с ними, провели их на высокий холм, и там, указывая на окружающую местность, сказали, что золото есть повсюду и что золотые рудники лежат на западе, на расстоянии двадцати дневных переходов, и перечислили названия всех городов и селений, и в какой стороне их много и в какой мало. Затем я узнал, что Кибиан, который дал этих индейцев, распорядился показывать нам только далекие рудники, принадлежащие его противнику, меж тем как в его же собственном селении любой человек мог при желании собрать за десять дней такое количество золота, которое едва ли был в силах унести ребенок. Я везу с собой индейцев, его подчиненных, свидетелей всего этого. Наши лодки дошли до места, где находилось селение. Брат мой возвратился с индейцами и с людьми, которых я послал на берег, и все они принесли золото, а собрали они его за четыре часа пребывания в этом селении. Количество было очень, очень большое, особенно если учесть, что никто из них [людей, посланных за золотом] не видел раньше не только золотых залежей, но и золота. Большинство были моряки, и все они служили на кораблях как груметы[61].
У меня имелось много материалов для построек и немало припасов. Я основал здесь поселение и щедро одарил Кибиана — так назывался властитель этих мест. Впрочем, я сознавал, что согласие между индейцами и моими людьми будет недолгим. Индейцы — дикари, наши люди — дерзкие, а я заложил поселение во владениях Кибиана. Когда он увидел, что мы построили дома и ведем оживленную торговлю, он решил сжечь селение и всех нас истребить. Однако дело обернулось совсем не так, как ему хотелось, — он сам попал в плен, а с ним вместе и его жены, сыновья и слуги. Кибиан, правда, недолго находился в заключении. Ему и его сыновьям удалось бежать, хотя он был поставлен под надзор человека, достойного доверия, а сыновья его поручены были особым заботам корабельного маэстре. В январе устье реки стало непроходимым из-за ила, а в апреле мы обнаружили, что обшивка кораблей оказалась настолько источенной червями, что суда уже не могли держаться на воде. В это время в устье реки открылся проход, через который с большим трудом удалось провести в море три корабля без всякого груза. Затем по реке возвратились лодки, чтобы запастись солью и пресной водой. На море же поднялось волнение, и стало море бурным, не давая возможности лодкам выйти из реки. Индейцы во множестве сбежались к тому месту, где находились лодки, и, напав на наших людей, перебили их. Мой брат, а с ним и часть наших моряков, находился на корабле, который остался на реке.
Только я один оставался на опасном берегу, мучимый жестокой лихорадкой, в состоянии полного изнеможения, потеряв всякую надежду избежать гибели.
Я взобрался на самое высокое место на корабле и, обливаясь слезами, дрожащим от волнения голосом, обращаясь во все стороны света, воззвал о помощи к военачальникам Ваших Высочеств. Но никто мне не ответил.
Стеная, заснул я и услышал полный сострадания глас, говорящий: «О глупец, нескорый в делах веры и в служении твоему Господу, владыке всего сущего! Свершил ли Господь больше для Моисея или для слуги своего Давида? С самого рождения твоего не оставлял Он тебя своими заботами. Когда же ты вырос и возмужал, что доставило Ему удовлетворение, Он сделал так, что имя твое стало звучать чудесным образом на земле. Индии — богатейшие части света — Он отдал тебе во владение. Ты разделил их так, как тебе было угодно, и Он дал тебе для этого полномочия.
Он дал тебе ключи от заставы Океана, скрепленной мощными цепями, и подчинил тебе столько земель, а среди христиан ты приобрел почет и славу. Разве Он больше сделал для народа Израиля, когда вывел его из Египта, или для Давида, когда превратил его из пастуха в царя иудейского? Обратись к Нему, и ты поймешь, в чем состоит твое заблуждение. Безгранично Его милосердие, старость твоя не помешает тебе совершить великие дела.
Аврааму было сто лет, когда он зачал Исаака, но ведь и Сара не была юной девушкой. Ты в неверии взываешь о помощи. Отвечай же, кто причинил тебе столько горестей — Бог или свет? Бог никогда не нарушает своих обетов и не отнимает даров своих. И не говорит он, после того как ему отслужена служба, что иными были его намерения и что по-иному он разумеет их ныне. И не заставляет он терпеть муки, чтобы проявить свою мощь. Ни одно слово его не пропадет даром — а все им обещанное выполняется с лихвой. Таков его обычай. Вот что совершил твой создатель для тебя и что он делает для всех. Ныне он указует тебе, каково воздаяние за труды и опасности, которые ты перенес на службе другим».
Точно в забытьи, внимал я всему этому, но не мог найти слов, чтобы ответить на столь правдивую речь, и только оплакивал свои прегрешения. И тот, кто так говорил со мной, закончил свою речь, взывая: «Откинь страх, верь: все эти невзгоды записаны на мраморе и имеют свою причину».
Я встал, когда оказался на то способным, и на исходе девяти дней наступила хорошая погода, хоть и не такая, которая позволила бы вывести корабли из реки. Я собрал всех людей, которые были на суше, и всех остальных, кого только мог собрать, ибо было их недостаточно, чтобы, продолжая плавание, оставить часть их на месте. Сам я остался бы со своими людьми, чтобы удержать за собой основанное здесь поселение, если бы можно было дать об этом знать Вашим Высочествам. Но я не мог отважиться на это из боязни, что корабли могут сюда не прийти, а также и из тех соображений, что помощь, в которой мы будем нуждаться, понадобится решительно во всем. Я отправился в путь с именем Святой Троицы в пасхальную ночь на прогнивших, сплошь дырявых и изъеденных червями кораблях. В Белене я оставил один корабль{95} и много снаряжения. Так же точно поступил я и в Бельпуэрто.
У меня осталось только два судна, да притом в таком же состоянии, что и те, которые были брошены, — без лодок, без снаряжения, а предстояло либо пройти морем семь тысяч миль[62], либо погибнуть в пути с сыном, братом и большим числом людей.
Пусть же теперь те, кто пятнали и поносили меня, задают мне вопросы, находясь в безопасности в Испании: «А почему вы поступили именно так, а не иначе?» Хотел бы я, чтобы они сопутствовали мне в этом плавании. Я твердо убежден, что им предстоит путешествие совсем иного рода — или вера наша бесполезна. 13 мая я прибыл в область Маго{96}, граничащую с землями Катая, и оттуда направился к Эспаньоле. Два дня плыл я в хорошую погоду, но затем погода переменилась.
Я избирал путь в обход многочисленных островов, дабы избежать трудностей у прибрежных мелей. Плаванию препятствовало бурное море, и меня погнало назад без парусов. Я стал на якорь у одного из островов, где внезапно потерял три якоря, а в полночь, когда, казалось, весь мир распадается на части, лопнули якорные канаты на другом судне, и оно налетело на мой корабль — только каким-то чудом он не разбился в щепы. Единственный якорь, на котором удерживался корабль, явился, если не считать, разумеется, Бога, причиной нашего спасения.
По прошествии шести дней, когда погода улучшилась, я снова пустился в путь, утратив все снасти на кораблях, изъеденных червями и похожих на пчелиные соты, и с людьми, утратившими мужество и павшими духом. Я прошел чуть дальше того места, куда доходил раньше, когда буря заставила меня повернуть назад, и на том же острове нашел довольно надежную гавань. Спустя восемь дней я вновь пустился в путь и в конце июня прибыл на Ямайку, причем ветры все время были противные, а суда находились в еще худшем состоянии. Тремя насосами, горшками и котелками нельзя было даже с помощью всех людей справиться с водой, которая просачивалась внутрь корабля, а устранить зло, причиняемое червями, не было никакой возможности.
Я взял курс, который позволил мне как можно ближе подойти к Эспаньоле (от нее мы были на расстоянии 28 лиг), но лучше бы мне было не начинать этот переход. Другой корабль, почти затонувший, отправился на поиски гавани. Я же упорно пытался держаться на море, невзирая на бурю. Корабль мой затонул, и Бог чудесным образом доставил меня на сушу.
Кто поверит тому, что я здесь пишу? А между тем в этом письме я не рассказал и сотой доли случившегося, и люди, которые были с Адмиралом, это могут засвидетельствовать. Если Вашим Высочествам угодно будет оказать мне милость и прислать на помощь корабль водоизмещением около 64 тонелад[63] с двумястами кинталами сухарей и некоторыми другими припасами, этой помощи было бы достаточно, чтобы доставить меня и моих людей в Испанию. От Эспаньолы до Ямайки, как я уже говорил о том, не более 28 лиг, но на Эспаньолу я не отправился бы, даже если состояние кораблей позволило бы совершить этот переход; я ведь уже говорил, что мне было приказано от имени Ваших Высочеств не подходить к Эспаньоле. Бог знает, какую пользу принес этот приказ. Это письмо я отправляю через индейцев; великим чудом будет, если оно дойдет по назначению. Касаясь моего путешествия, скажу, что со мной вышли 150 человек, и среди них было много способных пилотов и славных моряков. Ни один из них не может отдать себе отчет, куда я направлялся и в какие места пришел. А причина тому простая: я отправился из пункта, находящегося выше гавани Бразиль, что на острове Эспаньола. Буря не дала мне возможности следовать тем путем, каким я желал идти, и я вынужден был плыть по воле ветра. Как раз в это время меня одолел недуг. Никто еще не плавал в этих местах; когда же море успокоилось и спустя несколько дней буря сменилась затишьем, течения были очень сильные. Я пристал к берегу острова, который назвал островом Колодцев{97}, а оттуда совершил переход к материку. Никто не мог бы составить себе отчетливое представление об этом пути, потому что я шел много дней, повинуясь течению и не видя земли. Затем я следовал вдоль берега материка, — тут я прибегал к помощи компаса и своих знаний мореходного дела. Не было на кораблях никого, кто мог бы сказать, под какой частью неба мы находились; и когда я от материка направился к Эспаньоле, пилоты думали, что мы у берегов острова Сан-Хуан, а между тем это была земля Манго, расположенная в 400 лигах дальше к западу, чем они полагали. Пусть скажут, известно ли им, где находится Верагуа. Вот я и говорю, что они только и могут сказать о ней, что это земля, где много золота, и подтвердить сие. Но им неведом путь, следуя которым можно вновь пройти к берегам Верагуа. Чтобы снова достичь берегов Верагуа, необходимо вторично открыть эту землю так, как если бы она была впервые открыта. Для этого нужен точный расчет и знание астрологии. И кому ведома астрология, тому больше ничего и не требуется. Все это подобно пророческому откровению.
Если корабли в Индиях не могут плавать иначе как при ветре в корму, то объясняется это не тем, что построены они плохо или тяжелы на ходу. Сильные течения, которые имеются здесь, точно так же как и ветры, не позволяют кораблям следовать по курсу на булине[64]. За день они теряют то, что проходят за семь дней. Это относится даже к каравеллам с латинскими парусами. Именно поэтому они ходят не иначе, как при ветре в корму и, дожидаясь такого ветра, простаивают в гаванях порой шесть или восемь месяцев. И это не диво — такие же случаи часто бывают в Испании.
Здесь были встречены люди, которые, судя по некоторым приметам, похожи на тех, что описываются у папы Пия II{98}, но лошади с седлами и уздечками из золота в этих местах не обнаружены. И в этом нет ничего удивительного, ибо на берегу моря живут одни только рыболовы, да и, кроме того, страну эту я осмотрел мельком, так как шел с большой скоростью. В Кариае и в окрестных землях имеются великие волшебники, внушающие сильный страх. Говорю это с чужих слов, ибо я не задерживался здесь ни на один час.
Когда я прибыл сюда, тотчас же ко мне прислали двух девочек, ярко разодетых. Старшей по виду не было и одиннадцати лет, младшей лет семь, и обе держались так вольно, что казались непотребными девками. У них был с собой колдовской порошок, и эти девочки скрывали его от нас. Когда они пришли, я приказал дать им некоторые наши украшения и тотчас же отправил их на берег.
Здесь я видел гробницу, расположенную на горе, большую, как дом, и разукрашенную. В ней покоился набальзамированный труп. Говорили мне и о других, еще более великолепных произведениях искусства. Здесь немало различных зверей, крупных и мелких, весьма отличающихся от наших.
Я получил в дар двух свиней, с которыми не отважился бы померяться силами ирландский пес. Один лучник подстрелил тварь, очень похожую на обезьяну, но бОльшую, нежели это животное; морда ее подобна была человеческому лицу. Стрела пронзила ее насквозь от шеи до хвоста, и, так как тварь эта была очень свирепая, пришлось отрубить ей переднюю и заднюю лапы. Свинья при виде этого животного ощетинилась и обратилась в бегство. Увидя это, я приказал подбросить «богаре» (так называют здесь подобных тварей) к свинье. Когда «богаре» очутилась около свиньи, она, несмотря на то что находилась уже при смерти, со стрелой, вонзенной в тело, крепко обвила хвостом морду свиньи и уцелевшей лапой стала бить ее по холке, как будто перед ней был враг. Это удивительное зрелище и заставило меня дать ее описание.
Местные жители имели много домашних животных, но все они в то время, когда мы находились здесь, околели от «барра».
Видел я немало очень больших кур с перьями, подобными шерсти, а также львов, оленей, ланей и разных птиц.
Когда, испытывая лишения, мы плавали в этих морях, некоторым моим спутникам пришла в голову еретическая мысль, будто мы околдованы; и доныне многие из них в этом убеждены. Я обнаружил также людей, которые едят человеческое мясо — об этом свидетельствует их безобразная внешность.
Говорят, что здесь много медных рудников — из меди делают здесь топоры и другие вещи, обрабатывая, куя и расплавляя этот металл. Здесь есть кузницы со всеми инструментами и горны.
Ходят тут люди одетые. И я видел в этом краю хлопчатые ткани, одни тонко и изящно выделаны, другие искуснейшим образом разрисованы кистью в разные цвета.
Говорят, будто в глубине страны, в землях, лежащих на пути к Катаю, имеются златотканые материи. Ознакомиться со всеми этими землями и с тем, что имеется в этой стране, с надлежащей быстротой нельзя было, так как у нас отсутствовал толмач.
В каждом селении, несмотря на то что они расположены очень густо, говорят на языках, настолько отличающихся один от другого, что одни индейцы так же плохо понимают других, как мы — жителей Аравии. Думаю, что это свойственно лишь дикарям, населяющим морское побережье, но не обитателям внутренних частей страны.
Когда я открыл Индии, я утверждал, что это богатейшие из всех существующих на земле владений. Я говорил о золоте, жемчуге, драгоценных камнях, пряностях, о ярмарках и рынках. А когда все это не могло быть открыто незамедлительно, то меня сочли обманщиком. И, памятуя сие, вынужден я теперь говорить только то, что я слышал от уроженцев этих земель. Об одном только осмеливаюсь писать утвердительно, потому что имею множество свидетелей, а именно, что в Верагуа я увидел в первые два дня больше признаков золота, чем за четыре года на Эспаньоле, и что не может быть ничего прекрасней земель этого края и полей, возделанных лучше, и людей более робких, чем местные жители. Здесь и превосходная гавань, и великолепная река, и все возможности защитить открытые земли против всего света.
Все это — залог безопасности для христиан, свидетельство прочности владения, все это направлено к грядущей славе и возвеличению христианской веры.
Путь же туда столь же короток, как и к Эспаньоле, ибо в ту сторону можно идти по ветру. И Ваши Высочества — такие же владыки этой страны, как и земель Хереса или Толедо, а корабли Ваши могут приходить к этим берегам, как к себе домой. Отсюда будут вывозить золото; между тем, дабы стать хозяевами в других землях, необходимо овладеть ими, или корабли будут возвращаться порожняком, а внутри страны придется доверяться дикарям.
Обо всем прочем я не желаю говорить ничего, и выше я объяснил, почему вынужден поступать таким образом. Вот почему я не упоминаю и шестой доли того, что когда-либо говорил и писал, и не осмеливаюсь утверждать, что я нахожусь у первоисточника. Генуэзцы, венецианцы и все, кто обладает жемчугом, драгоценными камнями и иными драгоценностями, готовы доставлять их на край света в обмен на золото. Золото — это совершенство. Золото создает сокровища, и тот, кто владеет им, может совершить все, что пожелает, и способен даже вводить человеческие души в рай.
Когда в области Верагуа умирают владетели этих земель, то вместе с их телами закапывают и золото. Так здесь говорят.
Соломону принесли однажды из одного путешествия 166 кинталов золота, помимо того количества, которое доставили купцы и моряки, и того, что было получено в Аравии. Из этого золота он велел изготовить 200 копий и 300 щитов и покрыть массивным золотом спинку трона и украсить его драгоценными камнями. Приказал он также сделать много иных золотых вещей и отлить немало больших ваз, украшенных драгоценными камнями. Об этом пишет Иосиф{99} в своей хронике De Antiquitatibus [О древностях]; о том же говорится и в Книге Царей и в Паралипоменоне. Иосиф считает, что золото это было добыто в Аурсе. Если это так, то я утверждаю, что золотые рудники Ауреи{100} — те же самые, что рудники Верагуа, которые, как я уже говорил выше, лежат в 20 днях пути к западу и находятся на равном расстоянии как от полюса, так и от экватора, — Соломон скупил все это золото, драгоценные камни и серебро, и вы можете, когда пожелаете, дать приказ собрать его.
Давид отказал по своему завещанию три тысячи кинталов золота из Индий Соломону для постройки храма, и, по словам Иосифа, это золото было именно из этих самых земель. Иерусалим и гора Сион должны быть восстановлены рукой христианина. А кто должен быть этот христианин, о том Бог говорит устами пророка в 14 псалме.
Аббат Хоакин{101} полагает, что человек этот будет родом из Испании. Святой Иероним{102} указал путь к этому святой женщине.
Император Катая в недалеком прошлом повелел мудрецам наставить его в христианской вере. Кто же отдастся этому делу? Если Господь приведет меня в Испанию, я обязуюсь именем Бога доставить их [мудрецов] туда в сохранности. Люди, сопутствовавшие мне, испытали невероятные опасности и лишения. Умоляю Ваши Высочества, соблаговолите тотчас же уплатить каждому из них причитающееся, ибо они бедны, и оказать им милости, сообразно их достоинствам; заверяю Вас, что, по моему мнению, они принесут Вам лучшие из всех когда-либо доходивших до Испании вестей.
Хотя Кибиан в Верагуа, а также и другие индейцы в этой области, судя по полученным сведениям, владеют большим количеством золота, мне казалось, что было бы дурно взять это золото путем грабежа и что подобное не послужило бы на пользу Вашим Высочествам. Мирные отношения позволили бы избежать неприятностей и дурной славы и привели бы к тому, что все золото до последнего зерна поступило бы в казну.
При хорошей погоде я закончу свое плавание в один месяц. Из-за недостатка кораблей я не могу надеяться на то, что удастся возобновить плавание, во всем же, что касается службы Вашим Высочествам, я полагаюсь на того, кто меня создал, если только я буду в добром здравии. Я полагаю, что Ваши Высочества припомнят, что я желал соорудить корабли новым способом. Краткость времени не позволила мне сделать это, хотя я предвидел все, что в действительности произошло.
Я считаю, что торговля в этих краях и рудный промысел имеют гораздо большее значение, чем все, что до сих пор было сделано в Индиях. Край этот не следует уподоблять сыну, отдаваемому на воспитание мачехе. Об Эспаньоле, Парии и других землях я не могу вспомнить без слез. Я думал, что их пример пойдет на пользу другим, а между тем эти земли ныне пребывают в запустении, и хоть и не настал час гибели их, но недуги, которые они испытывают, неизлечимы или весьма длительны.
Пусть же тот, кто довел их до такого состояния, и найдет средства для излечения, если он может это сделать и знает к этому пути. Разрушать же — каждый большой мастер. Благодарность и возмещение обычно всегда достаются на долю людям, подвергающим себя опасностям. Несправедливо поэтому, чтобы всеми благами пользовался тот, кто столь упорно противодействовал моему предприятию, и его сыновья.
Люди, покинувшие Индии и сбежавшие от работы, поносившие и новооткрытую страну, и меня, возвращались обратно, получив должности.
То же самое происходит и в Верагуа — дурной пример, вредный для дела и несообразный со справедливостью.
Страх перед этим злом, а также веские соображения, ясные для меня, побудили меня просить Ваши Высочества до того еще, как я отправился открывать эти острова и материк, оставить за мной управление ими от вашего королевского имени. Вам это было угодно, и мне были даны эти привилегии и договор, скрепленный печатью, и вы пожаловали мне титул вице-короля и Адмирала и главного правителя всех земель и отметили их границы по линии, которая проходит от полюса к полюсу в ста лигах к западу от Азорских островов и островов Зеленого Мыса, и предоставили мне обширные полномочия по отношению ко всему, что будет открыто в дальнейшем. Весьма подробно об этом говорится в документе[65].
Другое, еще более важное дело громко возглашает о себе и остается мне непонятным до сих пор. Семь лет я пробыл при королевском дворе, и, с кем я ни говорил о своем предприятии, все считали это шуткой, а ныне даже портные и те просят допустить их к открытиям.
Не иначе как они направляются туда только для грабежей, и если им дают на это право, то лишь в ущерб моей чести и во вред делу. Богу — Богово, а кесарю — кесарево. Это правильное и справедливое изречение.
Земли, что здесь подчинены Вашим Высочествам, богаты и обширнее всех других христианских стран. После того как по Божьему соизволению я передал эти земли в ваше высокое владение и готов был к сбору огромнейших доходов, как раз в ту пору, когда я, радостный и полный уверенности, ждал кораблей, чтобы прибыть к высоким владыкам с победой и с великими вестями о золоте, я был внезапно, без суда и следствия, схвачен и брошен на корабль нагой с двумя моими братьями, и нас заковали в кандалы и обращались с нами дурно.
Кто мог бы поверить, что бедный чужеземец мог восстать в тех краях против Ваших Высочеств без всяких поводов к тому и без поддержки другого государя, один среди Ваших вассалов и туземцев, зная, что его дети остались при вашем королевском дворе? В 28-летнем возрасте я вступил в службу, и ныне волосы мои уже седы, тело измождено болезнями и силы иссякли; а все, что у меня осталось от этой службы, было у меня, равно как у моих братьев, взято и продано, вплоть до последней рубашки, без моего ведома и в мое отсутствие, к моему великому бесчестию. Должно полагать, что это не было сделано по вашему королевскому приказу.
Восстановление моей чести, возмещение понесенного ущерба и наказание тех, кто это совершил, повлечет за собой повсеместное прославление Вашего благородного королевского имени. Должен понести наказание тот, кто похитил у меня жемчуг, и тот, кто нанес ущерб моим правам Адмирала{103}.
Беспримерна будет слава Ваша, когда Вы поступите так, и в Испании останется блестящая память о Ваших Высочествах, как о государях благодарных и справедливых.
Бескорыстная преданность, которую я всегда проявлял на службе Ваших Высочеств, и незаслуженная обида, причиненная мне, не позволяют мне хранить молчание, как бы я того ни желал. Умоляю Ваши Высочества простить меня. Я сокрушен вконец — о том уже я говорил. До сих пор я проливал слезы за других, ныне же пусть небо явит милосердие и земля оплачет меня. Утратил я мирские блага, и у меня не осталось ни гроша, чтобы воздать за блага духовные.
Одинокий, больной, томимый печалью, каждый день ожидая смерти, окруженный множеством дикарей, наших врагов, преисполненных жестокости, и настолько отрешенный от святых таинств церкви, что если покинет моя душа телесную оболочку, будет предана она забвению, я пребываю здесь, в Индиях. Пусть же восплачет обо мне всякий, кто отличается справедливостью, милосердием и любовью к правде. Я не ради почестей и прибылей отправился в это плавание. Это ясно, ибо надежда на то и на другое уже умерла во мне. Я пришел к вашим высочествам с чувством преданности и истинным рвением и не лгу вам. Смиренно прошу Ваши Высочества, в том случае, если угодно будет Богу извлечь меня из этих мест, соблаговолить разрешить мне направиться в Рим и совершить другие паломничества. И да сохранит и продлит Святая Троица жизнь и высокое положение Ваших Высочеств.
В Индиях, на острове Ямайке
VII июля одна тысяча ССССС.
(Перевод Я.М. Света)