В ОЖИДАНИИ БЕДЫ ИЛИ ВКУС ПОБЕДЫ
В ОЖИДАНИИ БЕДЫ ИЛИ ВКУС ПОБЕДЫ
В Полярных Зорях 2 февраля ветер достиг 25 метров в секунду. Кое-где повредились уличные фонари, вылетели стекла. В общем-то, ничего особенного не случилось…
Но в Мурманской области стихия разгулялась не на шутку. Ураган обрушился на линии электропередач, и они одна за другой начали отключаться. Возникло множество коротких замыканий…
А на АЭС работали все четыре блока.
Энергосистема постепенно выходила из строя. Отключались предприятия, комбинаты, города.
А атомная станция выдавала энергию — четыре ее блока работали на полную мощность…
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ АЭС: "На Кольской АЭС работают водо-водяные энергетические реакторы с водой под давлением, в которых теплоносителем, отводящим тепло от активной зоны реактора, и замедлителем нейтронов является обессоленная вода.
Цирк уляционный расход воды через реактор — 42000 кубометров в час. Объем воды первого контура — 230 кубометров. Основной конструкционный материал оборудования первого контура — нержавеющая сталь. Корпус реактора выполнен из термоустойчивой хромомолибденовой ст али.
Второй контур включает шесть парогенераторов, трубопроводы пара и питательной воды. Охлаждение конденсаторов турбин осуществляется водой из озера Имандра.
Надежность и безопасность АЭС обеспечивается комплексом систем, выполняющих аварийную остановку реактора, аварийное охлаждение, длительный отвод остаточного тепловыделения, защиту от превышения давления, ограничение выхода излучений и радиоактивных продуктов деления в окружающую среду и локализацию последствий аварии".
Развал энергосистемы на Кольском полуострове стал реальностью. Начальник смены АЭС получил распоряжение останавливать энергоблоки, переводить их в дежурный режим, так как энергию некуда было передавать.
Все четыре блока Кольской АЭС были остановлены.
— Но мы понимали, что через короткое время системы электропередач будут восстановлены, — говорит начальник смены
Юрий Гребенюк. Кстати, он начинал на Кольской АЭС с пуска первого блока… — И естественно, мы должны быть готовы включиться в работу. Мы знали, что без нашей энергии восстановить нормальную жизнь на полуострове просто невозможно.
Но события развивались иначе, чем предполагали атомщики. Ураган не стихал, линии электропередач не восстанавливались.
В городе — темнота. Выключилась и система теплоснабжения. И естественно, охранная сигнализация, чем сразу же воспользовались приезжие гастролеры ("собственных воришек у нас нет" — утверждает и доныне начальник милиции), они забрались в магазин "Спорттовары" и кое-что украли там из спортивных принадлежностей, в частности, рыболовные снасти. Как видно, на Севере и воровство имеет "специфический" характер.
Специалисты "Колэнерго" уже начали восстанавливать линии электропередач. В невероятно трудных условиях, в пургу и мороз, при жесточайшем ветре энергетики поднимались на десятки метров ввысь, карабкались по мачтам, каждую секунду рискуя жизнью, потому что прекрасно понимали, что без энергии ничего сделать нельзя, что погибнут люди и города…
Энергетики восстановили линию передач к АЭС, и диспетчер распорядился дать энергию на станцию, и это помогло поднять мощность атомных блоков…
Постепенно один за другим начали вступать в строй энергоблоки Кольской АЭС, и спасительная энергия потекла по Мурманской области, а затем и в Карелию.
Все началось в 23.30, а к утру энергоблоки АЭС уже работали на полную мощность.
Сразу же из Москвы прилетела специальная комиссия, которая тщательно проанализировала действия персонала станции, работу оборудования. Опыт борьбы со стихией нужен и другим станциям, а потому специалисты Кольской АЭС и члены комиссии из Москвы выработали "том рекомендаций", где рассказывается, как нужно действовать в экстремальных ситуациях.
Естественно, это еще одна грань безопасности работы атомных станций, а потому к событиям на Кольской АЭС во время урагана проявляют огромный интерес и норвежцы, и шведы, и канадцы…
— Это так? — интересуюсь я у Ларисы Глазовой, которая на Кольской АЭС "отвечает" за прием иностранных делегаций.
— Обязательно спрашивают о том дне, — подтверждает Лариса…
Глазова приехала в Москву всего на три дня. При встрече она сказала:
— Хочу побывать в театрах, посмотреть новые постановки. Сходила бы на выставки, если они интересные… Но самое главное: очень хочу поехать в Электросталь, побывать на заводе, где делают стержни и кассеты, откуда мы получаем топливо. Меня об этом расспрашивают постоянно, а я своими глазами это не видела…
— А если придется выбирать? — спросил я.
— Начнем с Электростали…
Мне кажется, в этом вся Лариса Глазова, с которой судьба подарила счастье познакомиться на Кольской АЭС.
… У нее большие глаза, и она никогда не отводит их, потому что уверена — никто ее обмануть не может, ведь она относится ко всем так искренно и радостно, будто встреча с этим человеком так долго желанна.
Она знает английский, а потому зарубежные гости сразу же попадают под обаяние — она встречает их первой и прощается последней. Один из норвежских журналистов назвал ее "Мисс АЭС", и с тех пор, сначала в шутку, а потом уже по привычке, ее именуют так друзья. Мы с Игорем Романовским, режиссером фильма о Кольской АЭС и моим другом, тоже начали называть так Ларису, так как она стала для нас своеобразным "ангелом хранителем" Кольской АЭС. Она знакомила нас со станцией, помогала в съемках фильма, объясняла непонятное и даже в "спецзоне" чувствовала себя привычно и спокойно. Поначалу это удивляло нас, но потом мы поняли, что судьба подарила нам встречу с удивительным человеком…
Однажды Лариса Глазова показывала город. Мы бродили по Полярным Зорям, раскланивались со знакомыми (а здесь все знают друг друга) и разговаривали о жизни.
" Что для вас атомная станция?" — спросил я.
— Сегодня это мой родном дом, то место, где я провожу большую часть своей жизни, где я вижу приятные мне лица и это то место, где я чувствую себя полезной.
— Полезной?
— Да, ведь очень многим я могу рассказать о нашей станции, о том, почему ее не надо бояться.
— А вам самой не страшно здесь?
— Нет, мне здесь хорошо. Самое большое удовлетворение я получаю, когда гости уходят со станции и говорят, что им "теперь не страшно".
— Это правда, что вы первая и единственная пока женщина на планете, которая сидела на колпаке реактора?
— Я не знаю, как в мире… А у нас на Кольской атомной это было так. К нам приехали шведские журналисты. Они вообще были на атомной станции впервые. Я им показала центральный зал, затем подвела к колпаку реактора и показала им, что это не опасно… и села на колпак! Они тут же меня сфотографировали… Затем и они присели рядом, но в свою шведскую газету они поместили один снимок — вот так и родилась эта легенда!
— Лариса, расскажите, пожалуйста, о себе, о вашей семье, о том, как попали в атомную энергетику…
— Я из семьи атомщиков. Мои родители работали на одной из первых атомных станций России — Белоярской. Там я и родилась.
Роддом находился в полутора километрах от первого блока. После окончания школы я поступила в ВМТУ имени Баумана, училась на кафедре академика Доллежаля. У меня была возможность остаться в Москве, но я решила поработать на атомной станции. И вот уже 13 лет, как я здесь. В Полярных Зорях у меня родилась дочь — как видите, семейную традицию я не нарушила: главные события в моей жизни связаны с атомными станциями… Я надеюсь, что и моя дочь продолжит дело, начатое моими родителями и нами…
— А как вы здесь начинали?
— Я пришла в цех наладки и испытаний инженером лаборатории 1-го контура. Изучала все оборудование, которое относится к реакторной установке, проводила испытания, писала инструкции. То есть это была сугубо инженерная работа… Узнала станцию, изучила, какая она, потому что вуз не дает таких знаний — там скорее штрихи к работе… Надо было всего попробовать понемножку, чтобы стать специалистом, инженером по-настоящему…
— И что вам не нравится на АЭС?
— Так сразу я не готова ответить на этот вопрос… Мне так часто приходится говорить о разных аспектах работы станции, что я даже не знаю о плохом…
— Тогда я напомню вам… Помните май 86-го?
— Конечно.
— Где вы были тогда?
— В мае 86-го года нас, работников Кольской станции, отправили в Москву в 6-ю клинику. Туда привезли оперативный персонал и всех пострадавших во время аварии в Чернобыле, и мыза ними ухаживали…
— У вас на руках умирали пожарные, операторы?
— Да.
— И вам не было страшно?
— Очень… Но особенно остро я это почувствовала, когда вернулась сюда. К примеру, мне не хотелось заходить в "гермозону", подходить к работающим машинам… Возник какой-то барьер, и только со временем он исчез…
— Говорят, время лечит…
— Нет, я очень часто вспоминаю то время и 6-ю клинику… И особенно тех людей, которые тогда меня поразили. Я ухаживала за заместителем главного инженера по эксплуатации Анатолием Дятловым. Он излагал свою версию событий на станции, она отличалась от традиционной… Это были эксплуатационники, они нам как бы родные… Совсем другое — охранники, которые дежурили на станции. У них была совсем иная реакция. Некоторые проклинали атомную энергетику и все, что с ней связано. Некоторые относились к случившемуся, как к судьбе, чему-то неотвратимому… Я видела некоторых людей, которые были в страшном отчаянии… У одного должен был родиться ребенок, и он переживал, как чувствует жена, близкие… И я старалась как-то компенсировать им ту пустоту, что возникала у них в душе. Не всегда это удавалось, но я старалась… Я видела, как ждут писем и не получают их — и тогда я приносила цветы… Мы работали в 6-й клинике три недели…
— И после этого вы говорите людям, что счастливы, работая на Кольской АЭС?
— Да. И отношусь к этому абсолютно осознанно, потому что считаю, что у атомной энергетики современной России самое цивилизованное лицо. И что атомная энергетика достаточно безопасна, чтобы ее продолжать использовать.
— Уезжая в клинику, вы представляли степень опасности?
— Конечно. Пострадавшие являлись источниками излучений, и нам приходилось быть в "лепестках"…
— Непривычно?
— Почему? Здесь в "гермозоне" мы постоянно в них работаем… Сначала в 6-й клинике я была в отделении реанимации, потом в палатах…
— Вы же были тогда девчонками и почему именно на вас пал выбор!
— Мне тогда было 26 лет. У меня была двухлетняя дочка, я взяла ее с собой в Москву… Почему именно я? Там. в клинике были девушки, которые так или иначе были связаны с "гермозоной", знали правила радиационной безопасности… Были и такие, кто честно сказал: "Я боюсь", и они не поехали… Я уважаю тех, что так говорил… Однажды я возвращалась с работы с одним из операторов. И он сказал, что "никогда в жизни не отпустит жену убирать горшки за ними…" А если у нас случится такое? Если за вами никто не будет ухаживать! Тогда он промолчал, ничего не сказал… Сейчас он, наверное, забыл тот разговор — большим начальником стал… У каждого из нас спросили: согласна или нет? Требовалось личное согласие обязательно!.. Никого насильно, против его желания туда не посылали…
— Все уходили в 6-й клинике на ваших глазах… — Да.
— Я поражаюсь, что это вас не перепугало… Вы же никогда не сталкивались с этими боксами, с изоляцией, с постоянным ожиданием смерти?
— Первый раз посмотрели смерти в лицо… Ужасного было много… Случалось так, что те, кто умирал, и те, кто за ними ухаживал, учились в институтах в одних группах!.. Страшно это… А через несколько дней ощущение того, что ты ухаживаешь за чужим человеком пропадало — когда ты ему постоянно закапываешь облепиховое масло и выносишь горшки, то возникает какое-то родственное чувство…
— Почему именно облепиховое масло?
— А все слизистые оболочки сожжены…
— Лучевые ожоги страшны…
— Меня поразила там одна вещь: привыкание. То, что удивляло нас, никаких эмоций у врачей и медсестер подчас не вызывало — они это видели постоянно. Очевидно, иначе и нельзя — в такой клинике нужно быть хладнокровным, не столь эмоциональным…
— Оставим эти тяжелые воспоминания… Лариса, расскажите о своих родителях…
— Мой отец, Александр Егорович Сартин работал на станции, пускал ее, участвовал в ее наладке и монтаже оборудования. Он был большим специалистом по циркуляционным насосам, занимался их обслуживанием и ремонтом… Забавно, но его всегда выбирали делегатом разных партийных конференций, на которых он обязательно выступал и говорил все, что думал… Он ничего не боялся…
— Естественно, так как мало желающих идти на "ядерный остров", где стоят эти самые насосы, не так ли?
— Конечно… Он много читал, и у него прекрасная память. В общем, на станции он был "трибуном", и он активно участвовал во всевозможных идеологических спорах.
— Почему вы говорите в прошедшем времени?
— Он ушел на пенсию, отошел от активной работы. В 91-м году он сказал мне, что был и остается коммунистом, и что те идеалы, которым он поклонялся всю жизнь, были и остаются для него святыми…
— А когда он оказался здесь?
— В 72-м году, когда пускали первый блок. Сюда со всей страны собирали лучших специалистов…
— А мама?
— И на Белоярке, и здесь она работала в отделе рабочего снабжения, то есть всех нас кормила…
— А старшая сест ра?
— Мы с ней закончили один вуз — МВТУ, один факультет.
— Откуда у вас, у девчонок, такая страсть к технике?
— Недавно я нашла письма подруги. Мы очень любили физику в школе… Потом я уехала сюда, и мы переписывались… В 12 лет мы считали, что физика — это самое интересное, что может быть в науке!
— В 12 лет надо влюбляться, но в не в физику…
— А мы жили ей! Никогда не забуду, как в "Доме книги" на Арбате мы толкались среди бородатых и усатых дяденек в отделе философии. Нам надо было обязательно понять, что такое вещество, материя, и каковы ее формы… И в письмах моих к Людмиле и ее письмах ко мне очень много строк посвящено этим проблемам. Мы и книги соответственно подбирали: по молекулярной физике, философских проблемах физики, о Вселенной…
— Но поступить на спецфакультет МВТУ было очень сложно, тем более, что на девушек там посматривали косо…
— Что было, то было… Но поступать мне было легко, так как никаких особых знаний не требовалось… Куда было сложно поступать, так это на физфак МГУ. Мы так и разделились: часть моих подруг поступали в МГУ, а мы — в МВТУ.
— Час от часу не легче! И вас много было таких?
— Да. Мы учились в английской спецшколе, и была у нас учительница физики, которую мы запомнили на всю жизнь! На самом первом уроке физики она сказала так: "Изучим какой-то закон, а потом вы свои личные впечатления в тетрадь!" И я помню свою первую запись: "Да здравствует Ньютон и его первый закон!"… Рядом с задачами и формулами я должна была написать о том, что я думаю в этот момент. Было необычно это и очень интересно. А ведь нам было по 12–13 лет… Я так думаю: это отпечаток того, что мы жили рядом с атомной станцией, и влияние родителей, конечно… Да, и у моих задушевных подруг родители тоже работали на АЭС, более того, один был главным инженером, а другой — директором… Потом он сыграл определенную роль в моей судьбе. На Кольскую АЭС было очень трудно распределиться. Мы сидели у него дома, там была Света. Она первой закончила физфак МГУ, первой из всех! Она распределилась в ФИАН, там защитилась и уехала на стажировку в Англию и Америку…
— Значит, а вы "по блату" на Кольскую?
— Он меня спросил о том, куда я хотела бы поехать. Я назвала Кольскую АЭС… Он сказал, что это несложно и поможет мне это сделать…
— Да, странные времена, ес ли "по блату" выпускники устраиваются в Заполярье и на атомную станцию!
— Работа у меня была престижной — ведь я была в элитарном цехе…
— То есть?
— Кто может отладить, испытать и пустить блок? Только специалисты высочайшего класса… Иное дело на эксплуатации: четко выполняй инструкцию, не нарушай ее… Это, конечно, важно, но совсем иное дело, когда все вновь… В "Цехе наладки, испытаний и пуска" — все наши лучшие специалисты, и у меня появилась возможность перенимать их опыт, учиться у них!..
— Вы должны познать "характер" реактора?
— Не только его, но и всего оборудования.
— Что больше всего запомнилось в первые месяцы работы?
— Рождение Насти… Это был 84-й год, заканчивались предпусковые работы на 4-м блоке. Полным ходом шла наладка, горячая и холодная обкатка, подготовка к физпуску. Для меня все было впервые… Но поскольку Настя давала о себе знать — она родилась через два месяца, то в полном объеме все узнать и увидеть тогда мне не довелось… Я сидела в одном помещении с начальниками смен станции. И многое в их работе стало для меня открытием — сколько им всего нужно было делать, и какая у них ответственность!..
— И таких специалистов молодых, как вы, много на станции?
— Конечно. Я — одна из многих. У нас работают из МЭИ, из других институтов. Правда, из МВТУ я была одна, но это потому, что в нашем институте девчонок вообще мало.
— А сестра где работает?
— Сначала в центральной лаборатории, потом в отделе… А сейчас семья уехала в Москву, так как сынишки выросли — оба учатся в университете, и на мой взгляд, они правильно решили, что надо быть вместе…
— Лариса, вы хорошо знаете станцию, а потому можете ответить на такой вопрос: у вас четыре блока, внешне один похож на другой, но на самом деле — они разные?
— Очень!
— И чем отличаются?
— Прежде всего по металлу корпуса… Когда сдали третий блок, то никакого опыта по "гермооболочке" не было, да и торопились очень, а потому все легко потом на эксплуатационников — вот они и "клянут" его. А по металлу — он лучший! По качеству металла корпус намного превосходит и первый, и второй… Отжиг был проведен прекрасно!
— Взять четыре брата — четыре богатыря. Что о них можно сказать?
— "Четвертый" — самый ухоженный, он доведен до полной кондиции! Этот блок по исполнению хорош, за многие годы мы научились пускать и эксплуатировать такие блоки, и это не могло не сказаться… "Третий" — "стряпали": быстрее, быстрее, лишь бы отчитаться перед руководством страны. "Четвертый" был сделан с любовью, опытными руками, а "Третий" стал пасынком…
— А "Первый" и "Второй"?
— Они сделаны "потом и кровью", я сказала бы так…Тогда только учились строить атомные энергоблоки, и поэтому в них все наши поиски и ошибки, которые теперь приходится поправлять. И это нормальный процесс!
— Только научились работать по-настоящему, и — стоп: новые блоки не строятся!
— Благополучной Германии нужно восемь лет, чтобы построить один блок. Представляете, сколько сил и времени уйдет на это у нас! А ведь нашему "Первому" осталось проработать пять с небольшим лет. Мы уже не успеваем заменять те мощности, которые выводятся из эксплуатации… Да, очевидно, сроки эксплуатации первых двух блоков АЭС будут продлены, но, тем не менее, это не может длиться бесконечно, а потому "замещающиеся мощности" нужно обязательно строить… Любопытно, что раньше говорили, мол, "неизвестно, проработает ли "Первый" отпущенные ему 30 лет", то теперь акценты смещаются: "мы еще посмотрим, будет ли он работать более 30 лет…" Прежде всего это зависит от корпуса реактора, и испытания его уже идут. -Лариса, а ваш муж чем занимается?
— Мы с ним закончили одну кафедру. Андрей в тот год, когда я получала диплом, уже защитил диссертацию. Он занимался установками, которые летают в космосе — у него была так называемая "третья специализация". У меня — "первая", то есть стационарные установки… Мы тогда вместе решили ехать сюда, а то у вас может создаться впечатление, будто я слишком уж самостоятельная…
— Но на Кольской АЭС нет "летающих установок"!
— Зато есть стационарные, к которым нужно прикладывать свои руки и голову… Мой муж — совершенно незаурядный человек, он — большая умница… Это я говорю как физик… Он прекрасный теплофизик. Был одним из любимых учеников Михаила Ивановича Солонина, который сменил на кафедре академика Доллежаля. Он диссертацию защищал у него, а я — диплом… Андрей работал на станции в отделе ядерной безопасности, был начальником отдела топлива и спектрометрии. Но два года назад Андрей уволился, и теперь он является генеральным представителем фирмы "Энергия" — это дочерняя фирма "Электростали" — в Мурманской области. Это топливо для ядерных установок.
— К сожалению, это очень больной вопрос..
— Да, из-за отсутствия топлива ядерный блок у нас стоит месяц! И даже если его завезут в ближайшие дни, то перегрузка будет идти минимум 20 дней…
Чрезвыча йное происшествие. На том самом "Четвертом" который так нравится Ларисе Глазовой и ее коллегам, случилось весьма неприятное происшествие. Я рассказываю о нем, чтобы продемонстрировать, насколько четкая и тщательная работа требуется от тех, кто эксплуатируе т и ремонтирует энергоблок.
9 марта 1997 года, когда плановый ремонт на 4-м блоке завершался и когда долгожданное топливо пришло на станцию, внутрь реактора случайно упала небольшая 20-граммовая металлическая деталь от топливной сборки…
Мы пытались достать ее штангами, но только глубже уронили, — рассказывает главный инженер Кольской АЭС Василийльчук. — Деталь оказалась на самом дне реактора и пропала из зоны видимости. Чтобы достать ее, пришлось выгружать и разбирать реактор. Для поиска была задействована подводная телекамера. Только ночью 24 марта деталь из реактора была извлечена. В этот же день начались работы по сборке реактора и загрузке в него свежего топлива. В итоге мы потеряли 14 дней чистого времени…
А мы продолжаем наш разговор с Ларисой Глазовой. Об этом происшествии она, конечно же, знает все, но сказала лишь одну фразу: "Такова цена небрежности!" Что к этому добавить!
Сегодня Лариса Глазова — инженер по работе с общественностью. А потому я спросил ее:
Что самое интересное в нынешней раб оте и почему вы ею стали заниматься?
— Мне по жизни очень повезло… Мне повезло с учителями в школе, а потом в институте — и я даже не знаю, кого мне благодарить за это…
— Судьбу…
— Возможно. А здесь, в моей работе встречаются очень интересные люди. Я вижу, что могу быть полезной им, — и тем самым я служу своему делу. Поэтому считаю, что опять повезло… Вчера приезжали экологи из Норвегии. Я знаю, как они к нам относятся. И вдруг одна из них мне говорит что теперь она не боится нашей станции. И я подумала, что это победа, хотя и маленькая, но моя… Пусть эта эколог о нас стихи сочинять не будет, но хотя бы не боится! А значит, и дурного слова о нас не
— С кем было тяжелее: своими "норвегами" шведами или американцами с японцами?
— Нет, трудно не было… Справлялась…
— Они хуже вас знают станцию, а потому не могут вас загнать в тупик?
— Есть такие вопросы, на которые я, конечно же, ответить могу. Но тогда прошу это сделать своих коллег по станции.
Это нормально… Явной агрессии я не встречала ни разу. Может быть, потому, что я женщина, и они как-то смягчали свой пыл, когда разговаривали со мной. "Зеленые" более агрессивны, если встречаются с мужчинами — это я замечала.
— Кто же у вас был такой хитрый, который решил поставить на самый трудный участок — работу с общественностью — такую красивую женщину?
— Не знаю… Официально моя должность называется "инженер группы внешних связей". Такие группы появились на атомных станциях сравнительно недавно. Я работаю в этой должности с 89-го года.
— А с кем прият нее всего бывать?
— Однажды у меня было восемь генералов. У них какое-то здесь было учение… Обычно приезжают журналисты. В машзале шумно, жарко, некомфортно. Они тут же врассыпную, по всем отметкам — и до них не докричишься. Даже с микрофоном… А генералам сказала: "Там, где я!", и они выстроились в шеренгу, и за мной… Это самый послушный народ!.. Потом мне рассказывали, что было очень забавно наблюдать, как впереди шагаю я, а за мной восемь мужчин в лампасах… Я никогда их не забуду, потому что за все время это была самая послушная команда у меня… Много студентов приезжает из Швеции. Группа вытягивается по машзалу по "ряду Б", где мы ходим, и я иду первой и, конечно же, не вижу, где идет двадцать пятый… И однажды у меня два студента потерялись. Находят меня по громкой связи, оказалось, они стоят у проходной — как туда добрались, ума не приложу… Вы представляете мое состояние: находимся на рабочем блоке, а я теряю людей!
— Вдруг диверсанты!
— Не шутите. Мы обязаны думать и заботиться обо всем. Не всегда к нам приезжают с добрыми намерениями…
История одной сенсации. И будто специально в подтверждение слов Ларисы случилась весьма неприглядная история.
В центре по работе с общественностью есть любопытные документы, свидетельствующие о том, какими подчас недобросовестными методами пользуются те, кто причисляет себя к "зеленым".
Итак, документ первый. Это письмо Координатора координационного экологического центра "Гея" Директору Кольской
АЭС. В нем, в частности, говорится: "С 25 по 28 сентября в Мурманской области будут находиться представители центральных средств массовой информации Норвегии. Поездка организована Норвежским центром природы в рамках деятельности Норвежского телевизионного фонда. Предметом интересов данной поездки являются проблемы энергетики…Просим Вашего разрешения на проведение 27 сентября в первой половине дня ознакомительной экскурсии для представителей средств массовой информации и общественных экологических организаций Норвегии". Далее шел список гостей, пожелавших посетить Кольскую АЭС.
Вполне естественно, "добро" было сразу же дано, и журналисты Норвегии побывали на станции.
А через несколько дней в газетах Норвегии появились отчеты об этом посещении станции. В основном, они были объективными и подробными, но среди журналистов, оказывается, были и такие, кто преследовал совсем иные цели…
ИТАР-ТАСС передал из Норвегии такую информацию: "Слабонервным в последние дни лучше было бы не читать норвежских газет. Из публикаций в крупнейших периодических изданиях "Афтенпостен" и "Верденс ганг" доверчивый читатель может сделать вывод, что российские АЭС на Кольском полуострове и под Санкт-Петербургом взорвутся уже завтра, и радиационного заражения Норвегии не миновать. Осталось крикнуть: "Спасайся, кто может". Кому в Норвегии надо держать население в неоправданном страхе перед "российской радиационной угрозой", которую здесь уже настолько затаскали, что ее пора назвать пресловутой. Ясно одно: налицо пропагандистская кампания в худших традициях прошлого, и разыгрывается она не без дирижера. Зачем по этому поводу недоумевает даже директор Норвежского института радиационной защиты Оле Харбитц, который сказал: "Норвежские газеты явно передергивают и преувеличивают. Это ведет к ненужному страху". Несколько дней назад "Афтенпостен" напугала норвежцев тем, что "в случае аварии" на Кольской АЭС радиоактивное облако достигнет Киркенеса — ближайшего к российской границе городка — через три часа, а Осло — через сутки. Правда, не было сказано, велика ли вероятность аварии, и каковы у газеты причины для такого беспокойства, А устами главного врача северной провинции
Финнмарк Бьерна-Инге Ларсена газета настоятельно посоветовала норвежцам спешно затовариваться иодсодержащими таблетками "поскольку надо заранее подготовиться к атомной аварии и иметь дома достаточный запас в 10 таблеток.
Главный норвежский эксперт в области радиационной зашиты опроверг также сообщение норвежских газет о том, что норвежцы якобы, не получают доступ к данным своих контрольно-измерительных приборов, установленных ими на Кольской АЭС в 1995 году по договоренности с россиянами.
Все таки я спросил Ларису: "А не тяжело вам будет работать с журналистами из Норвегии после случившегося?"
Нельзя обиду переносить на других людей — они не виноваты…С очень многими специалистами и журналистами Норвегии v меня сложились хорошие отношения, мы даже переписываемся, а потому случившееся я считаю случайностью…
— Вы не собираетесь уезжать из Полярных Зорь?
— На такой вопрос искренне отвечать трудно, так как не все зависит от меня… Одно могу сказать точно: в Канаду я не поеду!
— Почему именно в Канаду?
— Нас приглашают туда активно. Это, конечно, мужа зовут, я не меня Следовательно, я должна бросить свою работу и сипеть пома но это меня не устраивает… Съездить в Канаду и отдохнуть посмотреть на Ниагарский водопад — с удовольствием, но не более, чем на пару недель. А потом появляется ностальгия, тоска по Родине…
— Если вы принимаете какое-то решение, то вас трудно переубедить?
— Пожалуй.
— Вы — счастливый человек?
— Трудный вопрос. Но я отвечу, что "да", так как сама выбирала свою судьбу…